Глава четверая
Зацепка
– Тимофеевич, а ты, что в гостинице нашей остановился или где на квартире? В гостинице холодина, бр— бр, как на улице! Коммунальники два года назад, отрезали её от отопления за неуплату. Так они там свою кочегарку пристроили.
– Я Вань, пока еще нигде не остановился. Я, как приехал, так сразу на кладбище, а там к вашему голове на совещание попал. Время еще есть, так я попробую, что ни будь подыскать подходящее, – сказал Тимофеев, рассчитывая на теплый и сытный ночлег.
– Давай Тимофеевич, ко мне! Я сегодня баньку истоплю, попаришься, кости свои столичные прогреешь, да и мозги освежишь. После бани пивка выпьем с лещом, вот там и покумекаем, и наметим точки нашего соприкосновения. Нам же теперь по одному делу придется работать, – сказал Иван.
– Ладно, ты меня Васильевич, уговорил. Поглядев на часы, Тимофеевич, продолжил разговор: – Вот, до конца рабочего дня, осталось чуть больше часа. Давай – ка мы с тобой прокатимся домой к убиенному. Мне хотелось бы на месте, ознакомиться с обстановкой, да сориентироваться, что почем. Может вы, что пропустили ценное? – сказал Тимофеев, сомневаясь в профессионализме местных сыскарей.
Машина Тимофеева стояла во дворе администрации района. Это был черный БМВ пятой серии. Вся внутренняя обшивка машины была выполнена из чистейшей кожи, высочайшего качества. Селезнев, неуверенно влез в машину и присел на край роскошного сидения, словно боялся что— то испортить или испачкать.
– У тебя Тимофеевич, тачка видно не с отечественного конвейера сошла? – Спросил Иван, с издевкой, боясь даже прислониться к спинке сиденья.
– Да, машина хорошая, адаптированная под наши дороги. Движок так 250 «кобыл» с турбо наддувом, да инжектор. Приёмистость, как у реактивного самолета, чуть придавил, и ты уже в воздухе. Устойчивость, как у настоящего танка. Я люблю эту модель. Её в авиационном концерне в трубе продували. Да и безопасность, не хуже чем у Вольво, – обыденно сказал Тимофеев, прогревая двигатель.
Селезнев с чувством легкой зависти покряхтел и сказал:
– Дорогая видно тачка— то? Небось, тысяч сорок стоит?
– Да ты прав сорок четыре тысячи зеленых отдал! – Ответил Тимофеев хвастаясь.
В голове Селезнева, вдруг замелькали цифры, подобно тому, как они мелькают в калькуляторе. Он умножал, делил, прибавлял, пока не выскочила окончательное число. После того как все арифметические действия были закончены, он с удивлением констатировал:
– Это, что братец получается, на наши деньги больше миллиона?!
– Ну, братец не больше миллиона, а миллион триста, – спокойно сказал Тимофеев, будто бы это была не машина за тридцать тысяч долларов, а простая бытовая кофемолка.
Иван, снова включил калькулятор, перемножая должностной оклад, пайковые, премиальные боевые за Чечню, еще раз помножив это все на годы своей работы. И через определенное время своего умного молчания он выдал вердикт.
– Тимофеевич! Мне, чтобы такую машину купить, нужно пятнадцать лет не кушать, водки не пить, по девкам не ходить. А все это время откладывать, откладывать и откладывать! Я удивляюсь, откуда у вас москвичей, такие деньги?! Вы, наверно все там поголовно взяточники и коррупционеры? Ты тоже, наверное, берешь, как полагается? Говорят, вам даже Собянин дал добро и сетку тарифную открыл на взятки?
Тимофеев выслушав Ивана, засмеялся, и шуткой ответил на его шутливый вопрос:
– Ты мне Селезнев, скажи, где эта тарифная сетка лежит? Я её приколю на двери своего кабинета, чтобы народ знал, что по чем?! Ты Вань, сейчас абсолютно не прав. Ты думаешь в столице все «оборотни» что ли? Скажи, а я имею права продать квартиру своей покойной бабушки в центре Москвы? Могу я получить за неё 300 тысяч долларов? Могу я, хоть раз в жизни, позволить себе купить такую хорошую тачку, чтобы потом в старости в качалке и возле камина вспоминать эти счастливые дни? – с негодованием говорил Тимофеев.
– У нас Тимофеевич, самая дорогая хата в городе, от силы стоит десять— пятнадцать тысяч долларов – сказал Иван, закуривая.– Немец во время войны стер город с лица земли. Семьдесят лет прошло, а восстановить пока в прежнем виде не можем.
– А я, наверное, в твоем городке себе домик то и куплю на лето! Хорошую можно сделать дачу. Да и городок, ваш мне очень понравился. Уютный такой, ухоженный и тихий! Похожий на западный. Видать его всякие иностранцы строили?
– Ага, евреи! У нас их тут было больше чем в самом Биробиджане! Поляки, литовцы всякие, тоже приложили свои руки к его возведению. Только потом пришел немец и все сровнял с землей. А на месте руин, наш русский Иван, возводил свои хоромы из бревен немецких землянок. Ты если хочешь, то покупай себе дом. Тут продается столько – мама не горюй!
За разговорами, незаметно подъехали к дому. Остановив машину, вылезли на улицу. На калитке и дверях хаты, были наклеены бумажные полоски с синими печатями прокуратуры. Иван, открыв дом, вошел. Следом за ним московский гость. Иван вновь очутился в хоромах убитого Афанасьева, стараясь вспомнить подробности прежних посещений. При жизни хозяина ему доводилось много раз бывать в этом доме. В памяти Селезнева, невольно всплыли некоторые детали, которые он первоначально упустил из вида, по причине душевного шока. Сев на стул, Иван долго и пристально вгляделся в лежащие на полу разбросанные вещи. Вдруг, его осенило. В доме покойного Афанасьева, не хватало его архива. Все документы, фотографии раньше лежали на полке меблированной стенки в большой старинной папке со шнурками. Отсутствие её сразу насторожило. В этих папках, Петрович хранил все сведения по розыску. Фотографии, карты и выписки из боевых донесений. Много было материалов посвященных немецкой оккупации. Всевозможные материалы, связанные с деятельностью немецких карательных команд
– Слушай Тимофеевич, а знаешь, я что— то не наблюдаю в этом доме архива Афанасьева. Раньше я не один раз был у него в гостях. Покойный любил хвастаться добытыми материалами. У него было много фотографий нашего города, снятых с немецких разведывательных самолетов. Кроме этого, была часть немецкого архива, который фрицы потеряли при отступлении. Черт побери, из дома исчезли документы, – сказал Иван, открывая все подряд шкафы и ящики. – Возможно, что это и стало поводом для его убийства.
– Возможно Васильевич, это еще одна версия, ведь у моего покойного клиента Солдатова, из дома тоже пропали документы. Я ведь тебе говорил, что на данный момент, это один из доходных бизнесов после наркоты, оружия и проституции.
– Тимофеевич, я, конечно, понимаю, что этот бизнес стоит немалых денег, но зачем из— за этого убивать людей? – спросил Селезнев, вдаваясь в философские размышления.
– Вань, а вот ты сам посуди, немецкий «Тигр», стоит миллион долларов. Самолет в хорошем состоянии от двухсот, до пятисот тысяч. А вот простой жетон летчика, может стоить столько, сколько ни ты, ни я ни весь ваш РОВД за всю жизнь не заработает. Летчики «Люфтвафе», страховали в швейцарских страховых компаниях. За шестьдесят лет, на страховых счетах, накопились огромные проценты. Теперь жетон с личным номером любого летчика, стоит не менее миллиона долларов. А теперь представь, найти в болоте, экипаж бомбардировщика? Это два пилота, стрелок радист, штурман и все, по миллиону баксов. Теперь Ваня, тебе понятен состав преступления? Даже если родственники этих фашистов возьмут половину денег, то я думаю тебе около двух миллионов, было бы солидным прибавком к пенсии. Это такой вот бизнес, от которого еще долго будет литься кровь. Сам посуди, Гитлера уже нет шестьдесят лет, а его бомбы мины и патроны, до сих пор уносят сотни людей. Его шестерки, во время войны, перли из России миллионы рублей золотом, картины, бриллианты, янтарную комнату тоже вывезли? Ведь её никто не нашел, да и вряд ли когда— нибудь найдут. На данный момент её оценочная стоимость равна пятидесяти миллионам долларов. Теперь ты понимаешь, сколько лет сто будет продолжаться эта вакханалия, и лет сто будут погибать люди.– Сказал Тимофеев, продолжая мысль Селезнева.
– Знаешь Тимофеевич, я знал, что мы дремучие провинциалы, но чтобы на столько! У— у— у!!! Я просто не представляю! Да у нас в шестидесятых годах, немецкие каски детям вместо горшков давали. На каждом столбе, любого забора они висели, чтобы столбы от дождя не гнили. А теперь, что получается, что все это дерьмо стоит огромных денег?
– Сейчас каска немецкая, стоит на базаре, от двухсот рублей до полутора тысяч. Вот это бизнес! – сказал москвич, рассматривая своим профессиональным взглядом холодный и пустой дом.
– Да Тимофеевич, теперь я понимаю, что за такие деньги и привалили майора?! Я вот что надумал – закуривая, сказал Селезнев.– Ты там проверь по архивам, какими материалами последний раз пользовался покойный? В каждом архиве, сохраняются данные на интересы абонемента. Лет пять назад, он так же ковыряясь в бумажках и с точностью до метра, вычислил, где наш генерал попал под немецкий обстрел. Из боевых донесений, его парни установили то место, и нашли ржавые части от машины. А рядом, откопали останки генерала, и всей его свиты. Вот тебе и следопыт!!! А таких случаев было довольно много, – сказал Селезнев, делая акцент на увлечения покойного.
Тимофеев встал с табурета, и, подойдя к выключателю, включил свет.
– Темно, что— то стало. Ты Васильевич, допросил родственников? Может жена, дети, что знают? Опроси соседей, может они кого видели, что— то слышали?! – сказал Тимофеев.
– Ладно, Тимофеевич, я вчера занимался этим вопросом. Поехали домой, баню протопим, тебя на постой определю. Вот дома и пообщаемся почитаешь протоколы допросов. Знаешь, иногда после баньки, да под пивко, хорошие мысли приходят, – сказал Селезнев, зная, что хорошая баня раскрывает всю человеческую сущность.
Селезнев вышел, пропустив вперед столичного гостя. Закрыв хату на замок, он проследовал за Тимофеевым в машину. Селезнев молчал. После того, как москвич поведал ему о деньгах вращающихся в сфере трофейного бизнеса Иван потерял покой. Он погрузился в глубокое раздумье и старался осмыслить информацию.