Отчина не досталась
Земельная, имущественная, легендарная, плодами которой питалась бы наша ветвь родового древа, не досталась. Ни старинный замок с привидениями и художественными портретами достославных родичей, ни сундуки с кованными петлями и замками, набитые ветхозаветным барахлом, ни рукописные завещания, ни наперстные кольца и бриллианты… Отчина не досталась не потому, что обошли завещанием, а – не была писана. И не за отсутствием стряпчих не была писана, но лишь потому, что нечего было наследовать. Не досталась от отца, а ему от дедов, вынужденных переселиться в начале XX века на сибирские просторы. Деды по отцовской ветви древа выехали из малоземелья отчих краев Белоруссии (Могилевская губерния) в Сибирь, в дремучие малообжитые края, по устоявшейся легенде представлявшиеся богатыми, не паханными и плодородными землями. Сулящими, как минимум, сытную и вольную жизнь.
Не досталась отчина от дедов по матери, унаследовавших от своих родителей лишь вековечную нужду да зыбкую мечту о лучшей доле. Предки этой ветви древа покинули в начале XX века Пензенскую губернию. Переселились в ту же заманчивую Сибирь, на землю урожайную, в просторы вольные, необозримые.
Дед по отцу, Борис Дмитриевич Болотников, с женой Ольгой Ильиничной, – белорусские крестьяне, наивно-верящие в лучшую долю, напитавшиеся баснословными слухами о богатеющей Сибири, вывезли из Могилевщины семью с четырьмя малолетними детьми. Вывезли во мглу неизвестности, в не обетованные края, в несусветное «авось» – в поисках своей лучшей доли. Земледелец, бондарь и бортник, дед Борис мечтал на новых землях обрести более счастливую жизнь, обеспечить таковой и наследников своих.
И окромя узлов с нательным хламом да проходного переселенческого свидетельства, являвшегося актом последней связи с вотчиной, никакого имущества на новое обзаведение не получил. Отчины от отца своего не наследовал. Ничего не обрел в Сибири, но лишь рассеял по извечной русской круговерти остатнее – семейное гнездо, птенцы которого разлетелись по городам и весям – не по их воле, не в исполнение семейных надежд.
Дед по матери, Федор Филиппович Филатов, с женой Марией Ивановной и четырьмя же малолетками, в таком же звании расейских крестьян, обманутых мифическими проектами столыпинщины, воцарились в сибирских просторах, нимало помыкавшись по географическим пунктам. Обжились на тесинской земле, приноровились к её правилам и людям. Здесь же, на промозглом погосте, мой дед по матери вкупе с женой своей и несколько детей их, сложили прах свой. Остатные дети их тоже не испытали счастья или обетованной свободы: и также рассеялись по городам и весям, не помня пути к родным могилкам.
У них, детей и дитятей детей, и мужнего и женского пола, на сибирских землях, или на расейских просторах тоже не нажилось отчины, сколько-нибудь годной для передачи в наследство многочисленному потомству. А если что и осталось – лишь многоликая и событийная история семейной жизни, тесно соединенная с историей многострадального отечества. Никем не записанная. Не запомненная. Следовательно – не существующая.
Недоставшаяся мне отчина не сокрушила. Чувство досады не грызло ни единый день. И тому нет объяснений… Впрочем, возможно, полное отсутствие горечи и утраты сопряжено с ментальностью бывшего советского человека. Как результат отчуждения последнего от частной собственности, в полном соответствии с идеологией социализма, под сенью которой родился, вырос, возмужал, состарился… Не успело привиться чувство собственника?.. Или напрочь успело выветриться из генетического кода? Или вытравили его в процессе построения «развитого социализма»?
Словом, отчина не мерещилась вчера, не жаждется здесь и сейчас, не блазнится в обозримой перспективе.
Отчина не досталась, но взамен в душе угнездилось новое состояние: гордость за подвижническую сущность моих дедов. Гордость и восхищение их натурами. Они умели мечтать! Несмотря на гнет и нужду в существующей яви, обрели душевную потребность менять пагубную традицию, строить новую архитектуру жизни.
Очевидно, натуры дедов были мятежными. Не мирившимися с доставшейся долей. Подверженными риску… Словом, доступные счастью.
Не эти ли чувства – гордость и восхищение – обуревают, потрясают воображение? Не они ли настойчиво воодушевляют меня на поиск жизненных путей моих дедов, на разыскание и осмысление всяческих сведений о их детях, внуках, правнуках…
Оказалось, я мало и неточно осведомлён, слабо информирован о судьбах своих пращуров. Не знаю многих дат, имен, подробностей семейных историй. Не имею в семейном архиве многих правоустанавливающих документов, возвеличивающих грамот и свидетельств, старинных фото… Не помню легенд и преданий. Все это – стыдно и обидно. Но – пытаюсь наверстать упущенное, крепко вцепившись в фабулу этой книги.
Советская идеология напрочь отринула понятия отчины, родословной истории. Мало кто из детей Советского Союза помнил историю своего рода до 4—5 колена… И вел разыскания, и составлял родовое древо. Зачем? Вживлялось сознание того, что разношерстное население стран СССР должно составить новую общность «советский народ», свободную от «пережитков прошлого». Родовые имения, наследование, сословные привилегии… – эти понятия должны отмереть вместе с частной собственностью. Человек советский, который «будет жить при коммунизме», покончит с категорией отчуждения.
Новый век возвращает нас к понятиям рода, родословия, родословного древа. Возвращение болезненно.
Переселенческие мытарства привели-таки Болотниковых в Сибирь, в обширные, студеные и малообжитые места. Здесь, в Канском уезде, в 1917-м родился мой отец Константин, а в 1918-м – его младший брат Алексей. И уже, прикипев к новому месту, завели кое-какое хозяйство. Старшие дети дедов – свои семьи. Вытерпели нелегкие годы коммунарской жизни и тяготы колхозного строительства. Выстояли, выжили. Обрели ли обетованное счастье? Всех не оставила худая участь…
Когда началась Великая Отечественная война, оставшееся семейство Болотниковых жило в с. Тесь Минусинского района Красноярского края. Старшие дети, обзаведясь семьями, покинули гнездо. В 1941 году, 24 ноября, умер дед Борис Дмитриевич. Старший сын деда – Аким Борисович – жил в Теси, в Минусинске, а умер в Красноярске по причине необъяснимого несчастного случая. В семье сохранился минимум сведений о нем и о его семье. Второй сын, Евмен Борисович, был призван на фронт Великой Отечественной войны новобранцем из Енисейска, по более правдоподобным слухам – из Северо-Енисейска. Хотя до того жил, по слухам же, в поселке №9 г. Черногорска (Хакасская АО). С началом войны ушел на передовую. Никаких сведений с фронта семья не получала. По домыслам (мол, «трактористом был») знали, что служил в танковых частях. Вести о его фронтовой эпопеи не дошли до родителей и братьев-сестер. И не совсем ясны по сегодняшний день. Евмен не вернулся с войны. Скупые поиски в советские годы ничего не дали. Семье не довелось познакомиться с его женой и родившейся дочерью Клавдией (?). И лишь в начале XXI века, в 2016-м году появилась новая легенда о его судьбе. Однако и эту версию ещё следует подтвердить документально.
Константин Борисович был пятым ребенком в семье переселенца. Учился в техникуме. Не обошла и его фронтовая участь. Уже женатого и имеющего дочь, после окончания Ачинского техникума Совторговли, командировали к месту работы, на о. Сахалин. А в 1943 год призвали на службу в Советскую армию. Здесь он быстро переучился и служил в подразделении связи телефонистом, а когда началась война с Японией (с 9 августа 1945 г. по 3 сентября 1945 г.) в составе 695 отдельного батальона связи участвовал в военных действиях. Имеет правительственные награды: медаль «За победу над Японией», орден Отечественной войны II степени. Позднее получал юбилейные награды.
Вероятно, родные ничего не знали бы о его военном прошлом, если бы Константин Борисович тщательно не записал свои фронтовые будни на страницах солдатского дневника. И не только дневниковые его записки унаследовала семья…
О его жизни мы поведаем отдельной книгой «ОТЕЦ».
Младший брат Алексей Борисович ушел на фронт добровольцем, приписав себе четыре года – для взрослости. Ещё летом 1939 года он женился на Анне Семеновне Михеевой, девушке из Малой Нички Минусинского уезда. Через год родился у них сын Виктор. В 1941 году Алексей Борисович появился в Минусинске, у брата Акима, а затем в Ачинске, у брата Константина. Константин проводил брата на станцию. Алексей уехал на запад навсегда. Он сообщил брату, что уезжает в армию добровольцем, будто бы парнем 1914 года рождения – так и записано в военкомате. В 1941-м Алексей Борисович был призван на переподготовку и сразу же направлен на фронт. И пропал без вести. Разнородные слухи – один нелепее другого – доносили, что попал в плен, бежал, воевал в партизанах… После войны мать Ольга Ильинична получала за него пенсию. Жена Анна Семеновна с сыном Виктором жили отдельно от Болотниковых. И поддерживали с тесинцами лишь редкую письменную связь.
Время и обстоятельства разрознили моих родственников по городам и весям… К ним ещё обратимся, всему свое время. А пока задумаемся о том, кто такие мы есть, Болотниковы? Какого рода-племени? Откуда появилось фамильное имя? Что стоит за именем тем?