День 2
Крисстал очнулся в сильном исступлении. Только он пробудился и понял, что он это он, то сразу заметил в каком не комфортном состоянии он оказался: у него сильно болела голова, в животе было неприятное тупое покалывание, во рту все пересохло, а горло побаливало. К тому же Крисстал за ночь сильно вспотел, но никакого облегчения это не принесло, поскольку это был холодный мерзкий пот, пропитывающий одежду и вгоняющий в состояние некоего переосмысления.
Все эти физические неудобства, ставшие последствием вчерашней пьянки в баре, нашего героя особо не волновали. Он прекрасно осознавал, что никуда не торопится и может сегодня отлеживаться хоть целый день. Он даже это успел обдумать, но это приятное понимание вдруг стало вгонять его в совсем отвратительную зацикленность на том, что нужно что то предпринять. И Криссталу было особо неважно что именно, ему просто хотелось применить свои усилия и получить от этого какой-то результат.
«Слишком долго продолжается мое бессмысленное существование, – подумалось ему, – от думы этой сердце в груди предательски заболело, а легкие стали трудом перегонять воздух, – самое главное, что я ничего не предпринял, дабы выпутаться из всей этой грёбаной реальности, в которой я просто ничего не значу. Да и как я могу что-то значить, если от моих действий не зависит ровным счетом ничего?».
Все эти пугающие рассуждения, мучающие его голову, несомненно были не просто неприятным результатом похмелья, но и следствием того тяжелого вопроса, который священник Ольсон посмел еще вчера ему задать. Поэтому теперь Крисстал себя терзал и получал при этом какое-то мазахистское удовольствие; он ворочался в бреду, мучился, страдал, но желание встать, пойти в туалет или даже просто открыть глаза, у него попросту не было. Теперь это казалось ему бессмысленным, и он продолжил лежать, пытаясь направить свой поток мыслей в сторону того, как изменить свою жизнь. Мысль о том, что больше никаких поздних пьянок и свободолюбивых разговоров быть не должно, появилась в его голове. А после этого Крисстал неожиданно вспомнил о своих родителях, которых обещал себе навестить еще неделю назад. Тут нашего героя снова начало мучить угрызение совести, которое давлело над ним и мешало даже спокойно дышать. Потом у него вдруг начали болеть ноги, руки замерзли; Крисстал же не обращая на это никакого внимания, продолжал пытаться выйти из бредового похмелья и заставить себя придумать идею, которая должна перевернуть его маленький мир.
Вспомнил он вдруг и про Мишель. На этот раз он подумал о ней без всякой злобы и если раньше он с презрением представлял ее, как молодую распутную девку, готовую на все ради денег, то теперь он видел в ней заблудшего человека с тяжелой судьбой. Крисстал даже не по своей воле представил себя на ее месте, но тут же ужаснулся и еще больше стал видеть в ней глупую мученицу, которую всю жизнь экплуатируют чужие руки как какой-то товар.
Мысли гуляли в голове Крисстала, а он, словно искатель клада, выбирал среди них какие- то по-настоящему ценные, а потом пытался за них зацепиться, отбросив все лишнее. Легче от этих разбирательств в голове, ему не становилось, а поэтому он выбрал единственный выход: применить усилие, поднять свое уставшее измученное тело и донести его до ванной комнаты. Так Крисстал и сделал; не открывая глаза, он переместился сразу в ванную. Но и вид воды землистого оттенка его нисколько не пробудил; у нашего героя было такое ощущение, что он и вовсе все ночь не спал, а был ковром, по которому прошла мириада людей.
В зеркале он увидел опухшее бледное лицо; от больших серых глаз остались маленькие щелочки, веки набухли, а щеки раздулись. Все это ощущение излишней жидкости на лице болезненно воспринималось Криссталом и он решил включить воду самой комфортной для организма температуры. Стоять под струей в душе у него не было сил, и он просто сел приятно расслабившись. От воды становилось уже легче: возвращался здравый ум, циркуляция крови по всему телу нормализовалась и Крисстал уже начал чувствовать прилив сил. И вот от этого приятного чувства у него появилось даже убеждение, что погорячился он заканчивать с походами в бар.
Уже через тридцать минут Крисстал находился в комнате, а его сердечко снова начало убого поддаваться сильному чувству страха, который непонятно откуда возник. И вроде бояться то было нечего, но все же Крисстал буквально вырывал из своей головы какую то фобию, и со всех сторон ее рассматривал. И уже под действием всего этого совсем другая мысль пришла ему в голову: " Быть может и не совесть ко мне пришла, а что-то посерьезней? Может страх этот позорный – есть сигнал к чему-то более страшному?»
Но мысли эти скоро он с трудом отогнал и пошел на кухню. Там он выпил литр воды, считая, что жидкость лучше выводить обильным питьем. Потом он немного, без аппетита, перекусил яблоком и кашей. Взбесившись на все тело, ставшее в последнее время слабым и немощным, он принялся отжиматься и делать подъем туловища. При этом он не переставал думать, и ему становилось все легче и легче; голова стала соображать намного лучше и уже более эффективно выбирала витающие мысли.
Крисстал понял, что окончательно пришел в себя и, посмотрев в окно на каких-то молодых людей, принял сиюминутное решение сегодня же навестить своих заждавшихся родителей. Однако перед этим он возложил на себя миссию посетить заблудшую Мишель! Все это он захотел сделать как можно быстрее, предполагая, что потом будет вершить другие более важные дела.
К полудню Крисстал опять сильно вспотел, измотав свое тело физическими упражнениями. Он снова пошел в душ, смыл пот, еще побрился и почистил зубы; на чистое свежее тело он надел такое же чистое белье. В зеркале он увидел, насколько изменилось его лицо всего за пару часов. Одев чистую белоснежную рубашку и строгие темные брюки, а сверху накинув пальто, он с волнением направился к выходу, уже обдумывая, как он себя поведет и что скажет этой Мишель.
Потом, Крисстал прислонил левую ладонь к электрозамку и, когда дверь открылась, вырвался в прохладный коридор. Он сразу постучался в дверь Томаса, но никто долго не открывал и Крисстал подумал, что никого нет. Вскоре, однако, он услышал монотонный голос робота из прямоугольной стальной коробки электрозамка:
– Здравствуйте, что вам нужно?
Крисстал сначала возмутился тем, что его не пускают соседи, которые еще вчера его угощали и так мило с ним беседовали; он даже подумал, что они держат обиду за некоторые из его высказывании.
– Это Крисстал, ваш сосед, – неуверенно сказал он.
Никакого ответа он не услышал и только спустя минуту машинный голос произнес:
– Посмотрите вверх, пожалуйста.
Крисстал так и сделал, а уже через секунду дверь открыла улыбающаяся Роузи.
– Ой извините пожалуйста, – вежливо проговорила она, – я вас сегодня и не узнала; подумала, что вы посторонний. Проходите. Мужа моего нет, а старшенький в садике.
Выглядела Роузи очень неплохо, ее прекрасную форму вновь подчеркивала откровенная одежда: тоненькая маячка с зоной декольте и обтягивающие штаны. Крисстал это сразу заметил, ведь ему нравилась Роузи с какой стороны не посмотреть, а слова о том, что дома нет мужа, он вообще воспринял с каким-то недвусмысленным намеком. Однако, поглядывая на эту привлекательную фигуру, он совсем не забывал, зачем сюда заявился.
– Видимо это пальто мне не идет, – сквозь зубы сказал Крисстал.
– Идет, вы сразу взрослее и мужественнее стали.
Крисстал чуть засмущался и, почесывая шею, сказал:
– Я ведь пришел по одному вопросу. Помните, вы говорил о том, что в нашем доме проживает дама легкого повеления, ее, по-моему, Мишель зовут. Так вот не сочтите за наглость, но не скажете ли вы, в какой квартире она располагается?
– Вам это зачем? – посмотрев на Крисстала с некоторым порицанием в своих лазоревых глазках, спросила она. – Неужели решили связаться?
– Нет, нет, – начал открещиваться Крисстал, – вы не так поняли…
– С такой женщиной не связывайте, а лучше проходите, и поговорим на этот счет, – продолжала Роузи.
– Да вы не так поняли, – наконец достучался до Роузи Крисстал. – Спасибо за предложение, но времени у меня нет на разговоры. Мне ещё родителей навестить… Да и к тому же я решил узнать ее номер, так как долго мучился этим, и тут появилось желание у меня жалобу написать одному знакомому из Комитета Расследований.
Такую версию сказал Крисстал тоько для того, что бы долго не объяснять странные причины, побудившие его связаться с этой Мишель.
– 11 квартира у нее. Живет она не одна, а с ребенком. А ночью спит со всеми, – с недовольной гримасой проговорила Роузи.
– Спасибо. Боюсь оказаться невежливым, но мне пора идти. Благодарю вас, – сказал он и тут же пошел медленными шагами по светлому коридору к лестнице, одновременно обдумывая слова, которые стоит сказать Мишель.
В коридоре яркие лучи солнца доходили сквозь маленькое окошечко и заливали стены феноменальным лучезарным светом, от которого Криссталу становилось совсем не по себе. Наш герой повернул налево и начал спускаться по серой крутой лестнице. Там он попытался выстроить в порядок свои дальнейшие действия, а также уловить в потоке мыслей некоторые слова и построить из них предложения.
«Сейчас постучусь, а потом скажу, что пришел по делу, – подумал он, – главное вовремя остановиться и спросить у нее о жизни. Может, она очень одинока?.. Нет, она наверняка очень одинока! Никто не захочет слушать душевные переживания проститутки – такого низа. Всем просто нужно ее тело. Стоит сказать ей об этом…»
Дойдя до первого этажа, Крисстал шагнул в коридорчик, через который он проходил каждый день. После он стал взглядом искать номер 11.
– 9, 7, – приговаривал он, осматриваясь по сторонам.
В этот момент в дом вошла ярко одетая женщина средних лет и сразу исподлобья немного злобно глянула на, стоявшего посреди коридора, Крисстала. После этого, она со злобным сморщенным лицом вошла в 10 квартиру, которая находилась прямо напротив 11.
Тогда Крисстал расслабился и стал медленными шагами приближаться к заветным темным цифрам на фоне белой двери. И чем ближе он к ним приближался, тем больше сомнений появлялось в его голове, насчет этих действий. И вот уже, когда он стоял и понимал, что сейчас, возможно, несколько человек за ним наблюдают из своих квартир, и что нужно уже постучать в эту проклятую дверь – его начали мучить дурацкие размышления, от которых он не мог двинуться с места, словно истукан.
«Да зачем же я вообще сюда явился? Дурак проклятый внутри меня надоумил на такую дурость, – все отчетливей и громче внутри его головы проговаривал внутренний порицающий голос, – свой нос в чужие дела сую и, поэтому не хватает смелости и решимости дверь мне открыть эту заколдованную.»
Потом очень быстро, словно молния, промелькнули в его голове эти облегчающие слова: " Надо бы идти уже своим путем. Пора на свое законное место вернутся.»
В таком раздумье Крисстал стоял с минуту, хотя для него этот отрезок продлился как целые полчаса. И еще неизвестно как бы он поступил, если бы его молчаливое отрешенное стояние у порога не нарушил скрип двери. Одиннадцатая открылась и, Крисстал увидел перед собой маленькую, очень приятную на вид, девушку с темными волосами и красивым молодым немного детским лицом. Такую Мишель он увидеть не ожидал; она была слишком красива в его глазах, что бы заподозрить такой вздор.
– Вы так и будете здесь стоять у моего порога? Может вам что-то нужно? – нежно спросила она, пытаясь прервать уединение Крисстала в мире своих мыслей, эмоций, впечатлений. Но у нее это не вышло и Крисстал смог лишь бессознательно всматриваться в ее милое лицо; в её яркие карие глаза, правильные черты лица, малый ротик с чуть пухлыми губками, небольшой и немного курносый нос; при этом все лицо её было молодо свежо и очень походило на лицо прекрасной девицы лет 15.
После долго торможения Крисстал все-таки собрался и заявил:
– Я просто по делу пришел, – неровно и, запинаясь, произнес он.
– По какому вопросу? – проговорила она также мило, как и выглядела. Ее голос был необычайно чувственен женственен и нежен. Им она словно загипнотизировала нашего героя и от этого взгляда, он вдруг понял, что даже не знает, как ответить на ее неудобный вопрос; вроде бы и были в его голове кое-какие варианты, но вот выбрать среди них стоящий Криссталу было трудно.
– Наслышан, что вы оказываете кое-какие услуги за деньги и мне бы хотелось с вами об этом поговорить, – очень неуверенно произнес Крисстал.
Однако, ему самому почему то понравились эти сдержанные и очень нерезкие слова.
– И о чем же вы хотите поговорить? – спросила Мишель, посмотрев на нашего героя взглядом искусительницы.
Крисстал сразу задумался над тем, сколько погубленных мужских душ стало жертвой этого греховного змеиного взгляда. Потом Мишель посмотрела чуть по-другому, явно ожидая услышать четкий ответ на свой вопрос, но Крисстал, как загипнотизированный стоял и не мог ничего сказать.
Заметив его заторможенность, она очень нежно произнесла:
– Ладно, проходи дружок.
И он прошел. Прошел, не отрывая от нее пристального взгляда. Какая восхитительная фигура предстала его взору! У нее была восхитительная талия, красиво обернутая в облегающие шорты, чуть загорелые стройные ножки и небольшая упругая грудь, виднеющаяся из под светлой маячки. Перед этой девицей, казалось, невозможно было устоять, но Крисстала в момент ее созерцания опять начало мучить сердце, которое предательски начало болеть и отдавать куда-то в желудок; и опять, тот же страх и мысли о том, что нужно менять свою жизнь начали довлеть над ним; снова происходило внутри него какое то переосмысление, которое и на миг не давало ему спокойно наслаждаться жизнью. Именно из за этого Крисстал отвлекся от девушки и начал осматривать прихожую, которая выглядела шикарной, но чрезмерно яркой. Ярко в ней было все, начиная от красного дивана и заканчивая вишневыми обоями. При этом все выглядело богато и, было сразу заметно, что хозяин данной каморки ни в чем себе не отказывает. Вокруг лежали всякие дорогие безделушки: бесполезные сувениры, средневековые вазы, мраморные статуэтки. На пурпурной стене висела большая картина. Кругом было и много всякой одежды, причем только женской. Все это было наполнено сдержанной ноткой шика и умеренного богатства. Крисстал даже начал завидовать Мишель, заглядевшись на убранства ее квартиры. Ну а верхом его изумление стал момент, когда он увидел на деревянном столе ключи от машины…
Дело в том, что иметь транспортное средство для жителя Мёрджина было престижно по той причине, что мало кто мог позволить себе такую роскошь, ведь на авто был огромный налог. Его ввели еще десять лет назад, да бы прекратить губительное действие транспорта на окружающую среду и заставить жителей пересесть на электрокары и велосипеды; такая мера позволила избежать смога и потери пресной воды. А ведь эти явления стали основной причиной ухудшения жизни в промышленно развитой части Азии.
Крисстал снял кожаные туфли и отправился в комнату, которой он уже успел налюбоваться издалека.
– Присаживайся, – сказала Мишель, показывая на мягкое удобное кресло.
Крисстал подчинился. Комната была маленькой, пунцового цвета, с большой и высокой кроватью. Освещение было слабым и, Крисстал сразу догадался, что это та самая комната, в которой Мишель принимает своих клиентов. С некоторым отвращением он посмотрел на малиновое покрывало и розоватые наволочки подушек, представляя, сколько уже мужских тел побывало в этой комнате разврата.
– Так зачем ты пришел? – ласково улыбаясь, спросила она.
На душе у Крисстал от ее приветливого милого вида стало гораздо легче. И это было даже несмотря на его догадки о том, что Мишель, возможно, подумала о нём, как о простом клиенте, желающем получить от неё час удовольствий.
Просмотрев ее прекрасное тело, Крисстал на мгновение действительно захотел стать простым клиентом, но потом оставшаяся частичка рассудка вдруг сказала ему, что, если он подчинится воле своей плоти, то непременно потом пожалеет об этом.
Поэтому Крисстал сделал мрачное лицо и спросил:
– Вас зовут Мишель?
– Да, но какая разница?.. Ты такой смешной задумчивый нерешительный и ты мне так нравишься, – она подошла к нему уже совсем близко и Крисстал уже смог почувствовать ее прекрасный запах.
– Я просто хотел с вами поговорить о том, чем вы занимаетесь.
– Вот сюда, – она показала на небольшой моноблок, лежащий на столе, – 30 юнитов.
И тут Крисстал уже полностью решился атковать, ведь 30 юнитов для него было слишком большой ценой за час сомнительного блаженства. Надо отметить, что наш герой не был расточителен.
– Я пришел не затем, что бы с вами чем-то заняться, а только, что бы поговорить. Мне стало известно о вашем роде деятельности и признаться, я считаю, что вы абсолютно несправедливы к себе, занимаясь столь унизительной и мерзкой работой.
Тут лицо Мишель скривилось, а губы ее злобно сжались. В глазах же ее Крисстал заметил вдруг возникшую апатию и безразличие.
– Если вы пришли со мной просто говорить, то убирайтесь, – громко произнесла она.
После этих слов она улыбнулась и сказала:
– Как я не смогла увидеть в вас сумасшедшего фанатика, помешанного на всякой чепухе?!
Крисстал от такой реакции не просто покраснел, а даже побагровел; и при этом с трудом мог проговорить хоть что-то.
– Послушай меня, давай выясним, – попытался он направить разговор в правильное русло, но Мишель была настойчива и тотчас, размахивая своими руками, возразила:
– Ты попусту тратишь мое время.
– Да я могу заплатить, если ты о деньгах.
– Пошел из моего дома, – злобно сказала она, а потом вплотную подошла к Криссталу с недовольной гримасой, но ничего не смогла сделать.
Крисстал встал с кресла и посмотрел ей в глаза. Воцарилась неловкая пауза и, они стали заглядывать в глаза друг друга, словно ожидая, кто первый произнесет слово. Тишину конечно же прерывал нетерпеливый Крисстал:
– Разве вам не хочется поговорить о том, как изменить свою жизнь?
– Я вызову полицию, – почти крича произнесла Мишель.
Вдруг из другой комнаты послышался детский крик. Мишель тотчас рванула из комнаты, а Крисстал смог лишь выкрикнуть ей вслед:
– Ты поступаешь несправедливо к самой себе. Неужели ты этого не поймешь?
Оставшись один в этой дурацкой комнате, походившей на клетку, Крисстал во всю начал вкушать эту неприятную болезненную горечь, которую своими словами и жестами принесла ему эта презренная девица. После ее недоброжелательного поступка только одна мысль осталась у него в голове: «И кто я такой, что бы судить или советовать этой девице? Я ведь своих родителей то полгода не навещал». Вспомнив о родителях, он расстроился и, его душу тотчас стала разъедать совесть; она будто говорила ему, что ты слишком отвратителен, тем, что пытаешься решить чужие проблемы, при этом совсем позабывая о проблемах собственных. Поэтому Крисстал исступленно захотел поскорее выбраться из этого развратного дома и отправиться к родным.
Но просто уйти он не мог, все та же совесть не давала ему это сделать. Он зашел в комнату, откуда на всю квартиру раздавался противный детский крик и откуда был слышен мягкий спокойный голос Мишель. Там он увидел бледного худенького мальчика с редкими волосиками, который лежал на кровати и безумно кричал; Мишель же гладила его по головке, целовала, а он только лежал и кричал, хлопая выпученными глазами; она так пыталась его успокоить, что совсем не заметила стоящего посредине комнаты Крисстала. А вот мальчик, как только заметил большой силуэт незнакомого мужчины, сразу же успокоился и перестал истошно реветь.
После этого Мишель все-таки заметила Крисстала и сердито сказала:
– Говори уже и убирайся.
– Наедине, без твоего сына.
– Я же с ребенком.
– Я подожду, – сказал Крисстал и тут же шмыгнул из комнаты.
Он вышел в прихожую и стал пристально рассматривать там красивую картину, на которой были изображены двух обнаженные девицы, распластавшиеся в шатре, в прекрасном солнечном саду. Темно- зеленые и желтые краски как фон для изысканных белоснежных тел красавиц переносили нашего героя в какое-то неведомое место, где царило спокойствие и свобода от страха и боли. Крисстал вдруг даже вспомнил про тот рай, который, по мнению Роузи, вот-вот должен прийти с приходом Мессии.
Когда Мишель пришла в прихожую и увидела Крисстала, созерцавшего прекрасную картину, она мягким тоном произнесла:
– Давай говорить, о чем хотел…
Крисстал перевел на нее свой сверлящий взгляд и не увидел в лице Мишель никакого сходства с этой роскошной райской картинкой. Теперь наш герой легко смог заметить уставшее лицо этой девушки и ее совсем безразличные апатичные глаза, в которых была видна усталость от жизни.
– Тебе нужно изменится, – твердо проговорил Крисстал.
– В смысле? – с совсем глупой гримасой спросила она.
– Перестать заниматься такой мерзкой деятельностью. Ты губишь себя и тех, кто к тебе ходит.
В ответ она посмотрела на него какими-то полубезумными и в тоже время притягательными глазами. А потом таинственно сказала:
– Странно, а ты сначала показался мне приятным парнем и, я думала, что ты хочешь просто удовлетворить свою страсть. Так ведь ведут себя все нормальные парни – они все хотят от меня только удовлетвориться. Но ты какой-то другой – ненормальный, шизоидный. В твоей голове творится не пойми что. Это меня пугает! Я тебя боюсь, ты ведь можешь убить меня. Я знаю: ты способен на убийство… Эти холодные глаза – они смотреть сквозь этот мир и, они будто совсем безразличны к переживаниям этого мира… В твоих глазах живет неистовая звериная злость, но ты сам этого даже не понимаешь.
Крисстал выслушал это с непроницаемым лицом и, будто бы согласившись со всем, что сказала Мишель, продолжил гнуть свою линию:
– Скоро с тобой начнут бороться и с такими, как ты… Не слышала про указ Короля? Создается новый департамент, он может заняться тобой в ближайшее время. Знай, что перед ликом системы все мы бессильны, а поэтому может прийти время и никто тебе не поможет.
– Да мне плевать! Мне не привыкать к этому унижению. Через эту грязь я иду всю жизнь. А занятие свое я не брошу. Что бы ты от меня поскорее отстал, скажу, что сын мой болен и без лекарств не проживет и недели. А вот правительство не собирается оплачивать его лечение.
Тут на лице у нашего героя появилась гримаса сострадания и он очень мягко спросил:
– Что с сыном и чем он болен?
– Его зовут Мик, ему 7 лет. В своей бурной молодости я вела такой зажигательный образ жизни, что тебе и не снилось, – сказал она очень ярко, будто бы возжелав разжечь в сердце Крисстала огонь зависти. – Ты даже представить этого не можешь, потому что таких как ты уже отучили от простой парнухи… Жизнь казалось мне кладезью удовольствий и, я не заметила, как забеременела… Я пила алкоголь, снималась в запрещенных фильмах и при этом вынашивала плод своего мальчика. Однажды, отдыхая у одного друга, я почувствовала сильную боль в спине. Вызвали врача, отправили меня в больницу. Там мне сказали, что я на восьмом месяце. Об аборте не могло быть и речи; да и легче было бы родить, а потом убить ребенка. В общем: потом роды и очень нездоровый мальчик. Куча всяких болезней у него, ходить он не может и при этом постоянно болеет. У него все болит и живет он с рождения в сильном мучении. И на всем этом лежит моя вина.
Эта печальная история совершенно выбила Крисстала из колеи в том плане, что он не знал как стоит лучше ответить, да бы посеять хоть какую то светлую надежду в сердце Мишель.
– Грустно это, – сказал он, понимая, что нужно хоть что-то сказать.
– Тебе это сложно понять.
– Нет, я понимаю, – совсем скупо, без эмоции и как бы на автомате, сказал Крисстал.
Но Мишель, видимо, обладала острой интуицией и заподозрила его во лжи.
– Да как ты же можешь меня понять? Ты мне даже незнаком!.. В каждом его крике я чувствую свою вину. Это невыносимо! Это словно какое-то безумие. Первое время после родов я жила в каком то неведомом трансе, не осознавая, что происходит. Все стало каким-то мрачным, темным и я подумала о том, что вот оно – наказание за все мои смертные грехи. Пошла в церковь, откуда и ты наверное пришел, но вскоре в ней я разочаровалась, стала материалисткой …Хотя, один раз я так плохо себя чувствовала, что даже подумала о сильном проклятии… И конечно мне хотелось покончить с собой, но потом я встретила хорошего психолога и, он помог мне вылечиться, помог уменьшить мое чувство вины за искалеченную жизнь ребенка.
Крисстал посмотрел ей в глаза и все равно не мог понять, искренне ли она рассказывает всё это или что-то недоговаривает и передергивает факты; он на секунду подумал, что истина в этом случае где-то посередине.
Мишель, заметив, как нагло и вульгарно, Крисстал пытается разглядеть в ней что-то секретное-то, что лучше было не знать, тут же бросила:
– А теперь убирайся отсюда! Ты выслушал всё, что я могла тебе рассказать. Не думаю, что тебе надо знать больше
Крисстал машинально стал надевать туфли, думая над тем рассказом, который ему поведала Мишель. Потом он выпрямился, посмотрел в последний раз на прекрасную картину с двумя девицами в саду и с опущенной головой вышел за дверь. Прощаться с Мишель он не стал, посчитав, что это только поставит формальную точку над его пораженческим приходом.
Уже стоя в коридоре, он почувствовал неведомое почти блаженное чувство сопереживания незнакомому человеку и, в этот самый момент будто бы сама жизнь стала для него интимно близкой.
После, полностью осознав, что его прибытие к этой девушке закончилось полнейшей катастрофой, Крисстал рассердился на свою слабость, слабохарактерность, мнительность. Он немного себя потравил в голове; поиздевался над собственной гордостью, над своей самооценкой и с мыслью, что стушевался перед презренной проституткой, машинально пошел на выход, уже не замечая абсолютно ничего вокруг. Ему захотелось просто вырваться на улицу и в раздумьях побродить по городу пешим ходом. Еще ему хотелось вдоволь надышаться свежим осенним воздухом.
Но это был очень душный день и Крисстал, оказавшись на улице, сразу это почувствовал своими легкими: он стал задыхаться, потеть, чувствовать себя очень некомфортно и плохо. К тому же над ним давлели те переживания, которые ему удалось испытать только что.
Он, шатаясь, шел по улице, совсем на автомате и ни обращал на других прохожих никакого внимания. Он даже чуть дважды не врезался: один раз в велосипедиста, а другой в мусорный бак. А один раз он все-таки задел плечом прохожего, но тотчас машинально извинился.
После, он, совсем не думая, свернул на очень людную и шумную улицу, где толпы прохожих гуляли по освященному солнцем тротуару. Улыбки на их лицах прохожих заставляли Крисстала нервно содрогаться. Среди прохожих на этой улице были молодые юноши со своими девушками, дети с родителями, пожилые пенсионеры, темнокожие и бледнолицые – в общем, все они были в этот солнечный день такие красивые, веселые. И напролом чрез них, никого не замечая, рвался Крисстал. Он будто был отшельник, изгой, который различен от всех не только тем, что идет против всех, но и своим задумчивым видом и какой-то особенной энергетикой. Лицо его было полно нервного напряжение и казалось, что вот-вот оно покраснеет, скривится и низвергнет со своих губ несколько слов от боли. Крисстал постоянно смотрел только вперед и мелькание чужих лиц, красивых и молодых, не давало ему возможности сконцентрировать поток своих размышлений на чем-то одном. Тут и яркое раскаленное солнце, объединившее сотни людей на улице, стало нашего героя раздражать своим ослепительным светом все больше и больше. Немного пройдясь в нервном напряжении, Крисстал почувствовал усталость, головокружение и теперь он уже с отвращением подумал какая же отвратительная сегодня погода и как же неприятен это проклятый свет, не дающий привести рассудок в порядок.
Наконец, пройдя сквозь оживленный поток людей, он вырвался на пустую улочку и с облегчением пошел дальше. Неожиданно его взору предстал огромный билборд, на котором был изображен самый разыскиваемый террорист Мёрджина – Скайдо Хезли, а посредине фотографии была эпическая надпись большими красными буквами: " Злодей пойман! Спешите узнать все подробности на Площади Восстания».
От волнения Сердце Крисстала забилось сильнее и это несколько облегчало его самочувствие. Он вдруг вышел из своего аутичного раздумья и, даже смог вспомнить вчерашнюю новость, которую в баре огласил Ольсон. Вмиг Крисстал сообразил, зачем такой поток людей собрался вместе и куда-то идет. Он подумал, что они идут туда – на площадь Восстания, что бы узнать все о поимке этого негодяя, который столько лет мешал им крепко спать, а их детям спокойно выходить на улицу.
В момент такого понимания событий, Крисстал испытал блаженное чувство своей избранности и несхожести со всем остальным; он будто вознес себя над всем другими людьми, когда вспомнил о своем старом знакомстве с Хезли, о том, что тот был его хорошим старшим приятелем, но лишь до того, как пошел вершить историю своими руками и потерпел фиаско. Хотя, как фиаско? Хезли уже вошел в историю! Он стал почти легендой и хоть плохой, но легендой. Теперь о нем напишут в учебниках истории, а его именем будут пугать непослушных детей и уж точно никто не назовет своего ребенка таким отрицательным словом, как Скайдо. А может это вскоре вообще станет не имя, а просто оскорбительное прозвище, означающее свирепого зверя – людоеда.
Конечно Крисстал своего старого заблудшего приятеля не считал прям таки зверем, но для остальных людей, для этих милых улыбающихся прохожих, Хезли навсегда останется именно свирепым и кровавым зверем.
«Интересно, а если бы я согласился тогда пойти вместе с ним, то кем бы сейчас был? – задался риторическим вопросом Крисстал».
И, конечно, он знал, что в лице других стал бы таким же террористом – анархистом, но его мучил другой вопрос: а было бы столько дурной славы о нем, сколько сейчас о Хезли? Хотя это уже не имело бы никакого значения, ведь для Крисстала Хезли все равно проиграл. Проиграл потому что умер раньше своих врагов, раньше режима и короля. Крисстал вынес ему смертельный приговор еще тогда, когда отказался сражаться против правительства; тогда, когда революционные идеи показались ему проигрышными и ведущими к полной разрухе. И вот теперь произошло подтверждение прогнозов нашего героя – настал конец Хезли! И хоть этот великий человек, попытавшийся изменить мир, вошел в историю, он все-таки проиграл.
И Крисстал, смотря на красную надпись на белом фоне, произнес свой печальный и одновременно жуткий вывод:
– От тебя мой друг оставалась лишь фотография, а теперь ты и вовсе исчез навсегда.
Набрав в легкие чистого воздуха и расправив плечи, Крисстал пошел дальше, немного расстроенный и угрюмый. А уже через двадцать минут он оказался на большом вокзале, где то и дело ходило множество поездов. Вскоре пришел и его поезд с номером Е 253; тут же к дверям этого стального красавца выстроилась очередь и Крисстал смиренно встал в нее, будто бы позабыв о своей избранности. Через томительные минуты ожидания наш герой, наконец, добрался до дверей поезда; там он поднес свою левую руку к красному идентификационному дисплею и, услышав тихий разрешающий голос робота, прошел в поезд.
Он присел на свое место и тут же обратил внимание на большой плазменном экран, на котором показывали очередное бессмысленное ток-шоу, вгоняющее в тоску и уныние. Такая реакция на шоу была и у большинства пассажиров, за исключением немногих, кто обращал свой заинтересованный взгляд на телеэкран.
Поезд тронулся и стремительно развил огромную скорость. Крисстал стал внимательно смотреть вслед унылому Мёрджину, который все больше и больше удалялся из виду, оставляя после себя лишь маленькое серое пятно, украшенное тусклыми блеклыми огнями. Дальше взору Крисстала предстали сухие пожелтевшие деревья и черная земля, мимо которых очень быстро пролетал поезд.
Крисстал вдруг заметил, что по телевизору начались новости и, он тут же стал ожидать главную сенсацию – задержание особо опасного террориста.
Однако, молоденький диктор в иссиня – черном костюме начал свою передачу не с рассказа о поимке беглого Хезли, а с другой, не менее примечательно новости – со встречи Председателя союза европейских религий и Духовного правителя Великой Азиатской Империи. Видимо эта встреча была на самом деле так важна, что перекрывала сенсационную новость о задержании суперизвестного на весь мир преступника, который несколько лет держал режим и его поданных в самом свирепом страхе.
После вступительных слов ведущего начался, по словам самого ведущего, исторический и грандиозный репортаж. Сюжет начался с того, как у невысокой черной трибуны толстый узкоглазый старичок, одетый в шафрановый азиатский балахон, пожал руку солидному высокому европейцу в классическом костюме. Вокруг были толпы людей: среди них извилистые фотографы, озабоченные журналисты и важные политики в строгих костюмах. Однако главные выделяющиеся фигуры были те двое представителей духовенства, которые жали друг другу руки; а остальные же просто составляли фон из смеси огромных белокурых европейцев с их брутальными скулистыми лицами и маленьких, похожих друг на друга, азиатов. Тут ведущий репортажа проговорил о том, как это историческая встреча поможет создать основу для слияния двух полюсов, двух миров, в единое космополитическое пространство. После этого, те важные особы, вместе, словно сладкая парочка, прошлись к большой черной машине и под сопровождением охраны поехали через радостную толпу ликующих людей; через толпу, которая неистово кричала и приветствовала своих героев. Видеокамера с вертолета показывала, насколько много всех собралось; сверху такое скопление масс напоминало большой человеческий муравейник. Большинство в этой толпе – китайцы, похожие друг на друга как две капли воды, они оделись специально в яркие красочные одеяния, да бы создать своим видом особую атмосферу грандиозности и торжественности. Все они с улыбкой на лице исступленно махали своими ручками, будто бы искренне видя в этой исторической встрече пролог к взаимовыгодному сотрудничеству с большой Европой.
Потом стали показывать, как черная машина остановилась у огромного императорского дворца с колоннами. Из машины под пристальным присмотром огромных охранников, вышли два важных переговорщика, а потом тут же направились в роскошный золотистый дворец, излучающий всем своим светлым видом богатство и величие Азии. Тут картинка сменилась на высокий величественный зал из золота и драгоценных камней – там под дулами фотоаппаратов оба переговорщика о чем-то мило побеседовали за столом, а потом стали подписывать какие-то важные документы; сразу же диктор начал говорить о том, какие выгодные договоры о взаимном сотрудничестве и укреплении двух великих идеологий подписаны, а потом стал их перечислять.
После этого слово дали экспертам и самые влиятельные специалисты в области политики, культуры и религии произнесли пафосные речи, о том насколько это встреча важна на пути всеобщего братского объединения и укрепления единого духа гармонии во всем мире. Все они были едины в том, что эта встреча поистине грандиозна в своем величии и значимости, а последний эксперт – старый седовласый мужчина, лицо которого было покрыто какими-то пятнами, оспинками и болячками, вообще заявил:
– Это шаг для создания единого пространства, не имеющего никаких границ на территории всего земного шара. Этим историческим визитом разрушена последняя стена между двумя великими цивилизациями и это пролог для настоящего объединения. Поистине, мы стоим на пороге новой цивилизации, не имеющей аналогов в истории человечества. Наше сотрудничество с Азией должно стать шарниром времени. Мы входим в новую реальность космполитического единого государства под знаменем обновленной духовой идеологии.
На этом сюжет, который продлился минут десять, благополучно завершился. Никакого интереса у Крисстала встреча европейского министра по делам религий и какого-то азиатского монаха – супербогача, не вызвала, поскольку очередная попытка сблизиться двух полюсов рассматривалась им, как ошибка, аберрация; не верил он в соединение этих идеологически противоположных цивилизаций и рассматривал такую встречу не как великое историческое событие, а скорее как банальную имитацию какой-то важной рабочей деятельности. Невозможно, по мнению нашего героя, было взять и смешать в один котёл дохлых узкоглазых азиатов и мощных брутальных европейцев, а потом из всего этого получить что-то общее с какой-то духовной приправой; или получить было можно, вот только Крисстал не знал, что именно, а поэтому и относился к этому не серьезно и слушал весь репортаж между позевываниями, совсем не вдумываясь в значение тех слов, что сыпались изо рта диктора. Но вот когда диктор с серьезной гримасой на лице заявил, что в западном Мёрджине задержали целую группу террористов из КРС, Крисстал тут же навострился и в его глазах появился блеск заинтересованности.
А диктор с все той же серьезностью продолжил:
– Итак, по данным Комитета Расследований среди террористов оказался сам Скайдо Хезли – особо опасный убийца и преступник, он считается лидером террористической организации Комитет Радикального Сопротивления.
Крисстал оживился, он приготовился увидеть что-то поистине захватывающее и интересное. А на большом экране тотчас появились давно забытые кадры, на которых группа вооруженных автоматами мужчин в балаклавах бегают по плохо освященному туннелю метро и расстреливают всех, кого встречают на своем пути. Под эти кадры ведущий репортажа проговорил, что сейчас зритель может воочию узреть всю звериную сущность той организации, лидером и основателем которой считается пойманный Хезли. Потом на экране появляется сам ведущий репортажа – выхолощенный, отличающийся худобой, молодой человек, который со страхом вцепился в большой микрофон. Стоял этот ведущий на фоне большого синего фасада главного здания Комитета Расследований и говорил о том, что, возможно, еще совсем недавно здесь допрашивали отпетого негодяя, унесшего так много невинных жизней. После ведущий проговорил, что вероятней всего Скайдо до судебного заседания отправили в самую охраняемую тюрьму Деладор, в которой содержат самых опасных преступников. Закончился же репортаж торжественной речью высоченного стройного мужчины в белой форме с красными погонами – Скота Литарда, председателя КР:
– Скайдо Хезли арестован и сейчас дает признательные показания. В самое ближайшее время будут проведены необходимые следственные действия, будет собрана мощная доказательственная база, и тогда мы сможем по всей строгости наказать этого страшного человека, который годами наводил на людей смертельный ужас только своим именем. Если вина Хезли будет доказана, а в этом я не сомневаюсь, ему грозит высшая мера наказания, то есть публичная смертная казнь с применением огнестрельного оружия, – спустя небольшую паузу он завершил, – остальные участники также уже дают признательные показания насчет своей преступной деятельности в КРС.
На этом репортаж бесславно закончился и у Крисстала тут же возникли серьезные подозрения к правдивости всех сведений, которые передали с экрана. Ведь, ни живого Хезли, ни даже того места, где его задержали, не показали!
«А не грамотно ли это выстроенный политический ход? – тут же задался вопросом Крисстал. – А жив ли вообще наш герой? И стали бы патрульные задерживать его, зная, как много проблем он может принести? Скорее бы убили, да 90 процентов, что так и сделали! Скайдо явно не был безоружен и уж, конечно, стал бы сопротивляться. Да и спать в таком небезопасном месте он бы не стал – не его это уровень. А значит – точно убили. Сейчас. А может давно, но объявили о задержании сейчас, сделав мощный рекламный ход. Но почему именно сейчас?».
Плешивый мужчина в очках с глазами на выкате, сидевший рядом с Криссталом, в это время неистово торжествовал :
– Поймали наконец негодяя. Теперь можно хоть спокойно ездить на поезде и за жизнь свою вовсе не опасаться.
Но вот Крисстала эта новость нисколько не успокаивала; и даже не столько из-за своего скептического отношения к ней, сколько по причине того, что деяний своего старого приятеля Скайдо и его организации, он никогда нисколько не опасался. Почему-то наш герой никогда не боялся, что его жизнь может изменить или вообще забрать какой-нибудь акт террора; он к этому относился как – то проще, будто бы вовсе игнорируя вещи, которые происходят не по его воле и одновременно веря в то, что судьбу по большому счету изменить нельзя, а поэтому стоит просто с ней смериться. Из-за этого Крисстала зачастую терзали не переживания насчет того, что его жизнь вдруг может прервать злобное действо КРС, а думы о каких либо незначительных мелочах. Однако сам он относился к таким мелочам или пустякам очень серьезно и считал их чрезвычайно важными хотя бы из-за связи исключительно со своей персоной. Поэтому подумав немного, о Скайдо, он с тревогой переключился на размышления об отношениях со своими родителями; как будто это было намного важнее, чем такое историческое событие, как поимка Скайдо. И так ведь было на самом деле, по причине того, что отношения со своими «пращурами» были для него сугубо личными, а вот Скайдо уже давно отдалился…
О предстоящей встрече с родителями Крисстал думал с тревогой, а иногда он даже впадал в оторопь от своих дум; только он представлял, как его отец, а еще хуже мать, узнают, что его отчислили из Академии по подготовке кадров для КР, то сразу внутри него что-то болело. Но Крисстал как всегда это стоически терпел и на лице его эта боль нисколько не проявлялась. Хотя, пожалуй, взгляд его был чрезмерно напряжен, а брови так сомкнуты, что поверх них появились ровные морщины. Но все это было мелочи по сравнению с тем, что происходило в его душе.
А тем временем поезд летел с бешеной скоростью, сотрясая пыль со стальных рельс; уже через пять минут он должен был добраться деревеньки, где проживали родители Крисстала. А пока из окна поезда виднелись маленькие симпатичные домики приятных тонов на фоне желто – зеленой листвы и деревьев. Весь осенний пейзаж излучал спокойствие безмятежность и эту опасную дьявольскую пустоту.
Когда поезд наконец остановился у платформы, Крисстал быстро вырвался из душного вагона и сразу почувствовал всей своей широкой грудью знакомый свежий воздух своего детства, напоминающий о незабываемых моментах прошлого, которые уже невозможно вернуть. Тут же на Крисстала нахлынули воспоминания о детстве, родном доме, родителях, а вместе с этим он почувствовал не только блаженную радость, но и в тоже время грусть и едкое разочарование. Чуть расстегнув свою рубашку, он, словно заезжий скиталец, пошел, осматриваясь по сторонам.
Казалось, что ничего в этом городе не изменилась: все те же белые двухэтажные домики, украшенные превосходными ставнями и аккуратными садами, узкие переулки и сплошные пешеходные улочки. Здесь, как и много лет назад царила атмосфера сельской местности: жители предпочитали машине велосипед, а стильной элегантной одежде удобную и практичную. Но все же определенные изменения в жизни города были внесены и Крисстал это заметил как только вышел из вагона. Это были все те же вездесущие дроны, рассматривающие своим всевидящим оком каждого приехавшего. Крисстал отнесся к ним абсолютно индифферентно, так как не счел, что они не смогут омрачить своим присутствием такую прекрасную атмосферу, которая царила в этом милом тауне.
Не торопясь пройдя минут десять Крисстал оказался на большом пересечении дорог, посреди которого величественно стоял большой фонтан, который являясь главной достопримечательность деревушки, низвергал из множества каналов прозрачную чистую воду. Крисстал жадным взглядом посмотрел на роскошно льющуюся воду и, задумавшись о том, насколько же мучает его жажда и насколько это прозрачная вода не пригодна для питья, он зашел в темный переулок и через минуту вышел к небольшому двухэтажному домику с каменной облицовкой, огражденному невысоким деревянным забором. Это то и был родной дом нашего героя в котором он прожил аж до 17 лет.
Пройдя через забор и тусклый газончик, Крисстал постучался в старую деревянную дверь, а потом увидел в окно свою мать, одергивающую штору, что бы посмотреть, кто пришел.
Она открыла ему дверь, а потом скупо сказала:
– Ну здравствуй сынок.
Мать никогда не была щедра на радость, восторг и улыбку, а поэтому встретила сына лишь словесным приветствием; при этом своим худощавым лицом она нисколько не выразила никаких эмоций.
– Привет, как поживаешь? – отвечая таким же бедным на эмоции выражением лица, спросил Крисстал.
– Неплохо, совсем неплохо, – ответила мать, невольно сделав совсем грустное лицо.
Никаких объятий, поцелуев, нежных родственных приветствий после этого не последовало. Так уж было заведено в их семье – холодность и расчет текли по их венам.
Когда Крисстал зашел в дом и посмотрел сверху вниз в лазоревые глаза своей матери, то увидел в них усталость, слабость и тоску. Сама мать выглядела не так хорошо как раньше. Все-таки сказывался возраст и к тому же у нее появились новые морщинки. Но при этом она оставалась в хорошей физической форме, у нее не было, ни лишнего веса, ни больших мешков под глазами.
Мать улыбнулась и весьма серьезно, но без лишних эмоций произнесла:
– Мы давно тебя ждали. Думали, ты приедешь неделю назад. Я каждый день сидела у окна, ожидая, что ты появишься. Ждала так дня три и каждого, кто приходил к нам, я принимала за тебя. И теперь ты вернулся, когда мы уже не надеялись, что ты приедешь, – мать сделал небольшую паузу, – ты не представляешь, как я по тебе соскучилась… Сложно было без тебя.
Она проговорила такие сентиментальные чувственные слова и при этом не показывала свою эмоциональность ни интонацией, ни выражением лица.
– Мне тоже было сложно и я тоже скучал, – сказал Крисстал, выдавливая из себя эти слова, будто бы насильно заставляя свой рот говорить.
Возможно, так было потому, что на самом деле по своей матери он вовсе не скучал. Крисстал вообще не знал, что значит скучать по своим родителям и даже, наоборот, вдали от них чувствовал себя намного лучше. Он и сам так считал, что истинная любовь к родителям появлялась у него, когда он с ними расставался.
– Пойду разбужу отца, а ты иди на кухню. Будем пить чай, – сказала мать и тотчас поскакала по деревянной спиральной лестнице на второй этаж.
Крисстал пошел на кухню, осмотрелся, присел, а потом налил из прозрачного графина стакан воды и тотчас утолил свою жажду приятной жидкостью.
– Вот оно: возвращение блудного сына, – сказал отец Крисстала, входя с высоко поднятой головой на кухню вперед матери.
Отец сразу же доброжелательно протянул сыну свою мощную руку, которая в отличии от руки сына имела толстые и очень мощные пальцы. Сам отец выглядел довольно старым человеком: у него были седые помятые волосы, круглое морщинистое лицо и огромная покладистая борода, этакая бородища Маркса, которую отец носил сколько себя помнил. Она тоже стала отдавать сединой и вкупе с уже большим торчащим вперед животом сильно старила отца.
– Ну давай рассказывай, как тебя угораздило вылететь из академии? – без особой злобы, но с насмешливой язвительностью спросил отец.
И тут все о чем предполагал Крисстал сошло на нет, так как они уже все знали! Родители каким-то образом знали. Но откуда, подумал Крисстал. Этот вопрос стал проноситься в его голове и он вдруг начал ощущать себя, ничего не понимающим, дурачком.
– Да ладно, можешь ничего не говорить. Пусть это останется тайной, – сказал отец, совсем запутав своего сынка.
Мать язвительно добавила:
– Сейчас скажет, что это из-за мерзкой тётки, которая перешла дорогу от своей гнилой натуры.
После этих слов мать стала наливать чай.
– Почему так долго не появлялся? Мы ведь волновались о тебе, а ты даже не соизволил отписаться, – спросил отец сев напротив Крисстала и заставив тем самым своего сына чуть засмущаться.
– Теперь я не пользуюсь компьютером, – невнятно проговорил Крисстал.
– Мог бы просто приехать. Час пути, – сказал отец, – мы все ждали, когда ты приедешь. Думали, гадали, когда же твой запал вольного сосунка кончиться? И наконец дождались…
– Я ведь приехал просто дом родной навестить, а завтра уже вернусь в Мёрджин, – стесняясь ответил Крисстал.
– Значит запал не закончился, – насмешливо сказала мать.
Отец бодро произнес:
– Ты не расстраивайся насчет Академии. В жизни часто так случается, что дело твоей жизни поганит какой-нибудь ничтожный человечек. Но время расставит все на свои места. Злость то твоя уймется; она то ведь есть в твоем сердце, ее то не может не быть. Я ведь сам это вижу, вижу как ты ее скрываешь, но родного отца не обманешь… Но потом может поймешь, что к лучшему это все и даже поблагодаришь злую судьбу за то, что свела со всяким гнильём. Главное нос не вешай… Не становись неудачником и смотри в будущее.
Отец сказал именно те слова, которые Крисстал услышать очень хотел и при этом меньше всего ждал. От удивления Крисстал даже немного изменился в лице: напряжение спало, скулы расслабились, а брови разошлись. Будто бы наш герой вновь оказался в зоне комфорта, вновь почувствовал теплоту домашнего очага.
Мать положила на стол чай, а потом стала накладывать из большой кастрюли суп от запаха которого у Крисстал сразу начали течь слюни. А вот отец по-прежнему продолжал говорить, подбадривая своего сына:
– В моей жизни ведь тоже были свои вредители. Да знаешь сколько их было? Захочешь всех упомнить, так и не упомнить уже. А все по тому, что жизнь у меня слишком насыщенная и пакастников, желающих меня уничтожить была целая свора. Сколько я из-за них потерял в свои годы? И ведь даже под стражей был из-за их лживых слов, но теперь даже лиц их не вспоминаю и злоба вся прошла…
Крисстал с радостью понял, что родители с пониманием относятся к его трудному положению и всеми силами стараются его поддержать. Такое хорошее отношение делало его более открытым и искренним. Теперь он уже говорил совершенно откровенно, не боясь ничего скрыть или утаить. Он сказал:
– Приятно слышать, что вы меня понимаете. Но все же я хотел бы знать о там, как вы узнали о моём отчислении. Ведь я же стыдился этого первое время и скрывал…
– Да как же такое скроешь? – удивленно спросила мать, положив Криссталу тарелку с супом, – о таком даже в журналах пишут.
– Да брось ты его путать, – басом проговорил отец, – когда ты не стал отвечать на звонки, мы сразу забеспокоились и начали звонить в Академию. Вот там то нам и сказали такую новость. Мы друзьям твоим начали звонить после этого и они рассказали про эту гадкую Ясоу и я сразу все понял.
Мама наложила тарелок с супом на всё семейство и все медленно начали трапезу.
Неловкую тишину, которая продлилась совсем недолго, прервал отец своими словами:
– Я ведь знаю, что это за мерзкая змея по имени Ясоу.
Крисстал не обратил на это никакого внимания и продолжал есть, а вот отец отошел от супа и продолжил говорить:
– И как же это возмутительно! И ты хоть и злость свою уйми, так как она тебе не помощник, но такой вздор никогда не забывай. Ибо это преступление, как и всякая ложь. А преступление должно быть наказано. Или мы зря молодость свою отдали на служению делу великому? Или наши братья погибли ради того, что бы всякая Ясой себе позволяла такое самоуправство..
– Сынок, ты лучше расскажи чем она тебе так навредила? – спросила мать, нарочно перебивая яростный порыв отца.
– Обвинила меня в том, что исследовательская работа моя чистый плагиат и при том даже никаких доказательств не привела. Это для бывшего работника КР край глупости и непрофессионализма. Хотя я усмотрел в ее поступке какую-то личную неприязнь лично ко мне..
– Ну значит был плагиат, – уверенно произнесла мать, заставив Крисстала оторопеть от удивления. Он насупил брови, сделал серьезный взгляд, разозлился и немного обиделся.
– Я же сам писал, так значит это моё. Я все пишу сам, – шипящим голосом ответил он.
– Станет она к тебе по пустому поводу лезть. Этакий ты особенный у нас, – сказала мать, – просто схалтурничал, признавайся… А то выдумал тут нам…
– Да мое это было, – злобно ответил Крисстал в раздражении от того, что мать сочла его лжецом.
– Твое было бы, так и не стала бы она к тебе лезть с претензиями, – холодно сказала мать.
– Я говорю мое, а ты вообще, почему мне не веришь? Или тебе она ближе, чем я…
Отец хотел вмешать, но мать перебила:
– Тебе сынок только дай волю, так ты такого насочиняешь. Станет ли такая женщина так предвзято к тебе относится? Дам ведь одни профи сидят, а не дурочки какие-то. А ты то у нас мальчик с особенностями и никогда особо в лидерах не был замечен.
– Вот так значит! – исступленно бросив взгляд на мать, произнес Крисстал. – Может ты скажешь еще, что я вовсе твоих надежд не оправдал и в этом целиком моя вина? Я же такой слабак, что не дожал эту Ясоу, что не прошел через нее. Ты же меня винишь больше чем всех остальных. Так скажи же, что совсем мною недовольна и, я вовсе не оправдал твоих надежд. Быть может ты и вовсе заяви, что жалеешь о том, что меня родила или о том, что я вырос таким. Из глупой куклы таким… Так знай, что не просил тебя об этом. А бремя свое я несу не по своей воле и тебя разочаровываю вовсе не из-за своей прихоти.
Мать нисколько не отреагировала на такой яростный выпал сына и продолжила есть, а отец решился и сказал:
– Ну что ты такое говоришь, сынишка? Да это же твоя мать, которая тебя вырастила, которая тебе жизнь дала, а ты… Она ведь просто видит в тебя ребеночка до сих пор и поэтому полностью…
– Извини, – резво сказал Крисстал, а потом неловко дотронулся до плеча матери, – все-таки я вспылил, переборщил. Я это с понимание признаю. Слишком уж расстроило то, что не хочешь ты верить своему сыну, а вместо этого веришь какой-то женщине, которую ты даже не знаешь.
Мать нисколько не отреагировала, а отец вмешался:
– Надо жалобу было накатать на нее, а то вздумала такое творить. Я тебе сейчас покажу, как мы в свое время все свои проблемы решали. Только нужно будет на чердак подняться. Там много изменений обнаружишь.
Мать опустила голову, бездумно посмотрела в суп и никак не отреагировала на слова отца. Крисстал же без удовольствия продолжал есть суп.
– Ты ешь, подкрепляйся, а то тебе нужны силы. Стал таким доходягой, что смотреть на тебя больно. Будто тебя голодать заставляют.
– Ты сам молодой был куда худощавей, – возразила мать, нарушив своё безмолвие.
– Так это и было во времена голодные, а сейчас…
– А сейчас тоже голодные. Еды то много, а нормальной и не сыскать – сказал Крисстал, улыбаясь, – так ещё и воды нет нормальной.
– Приезжай сюда и кормись, набирайся сил и решай чем тебе в ближайшем будущем заниматься. Отчислили, ну и плевать на это! Во всем есть свой знак провидения. Вот у меня в свое время тоже была возможность в полицию поступить, и теперь бы уже лежал в гробу, наверное; то было бы, если бы судьба не вмешалась, не сделал меня революционером.
– Ну что ты такое говоришь? Какая еще полиция? – улыбаясь, спросила мать а отец лишь махнул рукой.
Крисстал доел суп, не обращая на слова отца никакого внимания; уж слишком много переживаний бурлило в его душе после выпадка гнева против матери и эти переживания, которые он старательно сдерживал, никак не давали ему спокойно слушать своего отца.
Мать же подхватила речь отца и решила его поддержать. Однако сделала она это по своему, по-женски, то есть выразилась не совсем корректно:
– Твой отец был среди первых, кто поддержал Короля и режим. Еще он поддерживал переход к традиционному обществу. И, между прочим, в прокламации о праве низов свой след оставил.
– Серьезно? – с удивлением спросил Крисстал, как только распознал смысл слов матери.
– Не все верно! – поправил отец. – Я ведь не короля поддержал, а будущее великой Европы. Идеи у нас тогда были поистине грандиозные. Причем настолько, что коммунизм Маркса в сравнении с ними можно считать идеологией скотской… Мы бились за великое царство, власть над которым будет принадлежать лишь закону Господнему. А вот Король уже потом пришел как некий символ. И мы вообще-то его не звали… Что ж, лично я к нему равнодушен, – подытожил отец.
Крисстал досыта наелся и, молча, слушал говорливого отца, производившего на него не такое-уж большое впечатление. Так было из-за того, что отец рассказывал о своих революционных похождениях и раньше, но при этом всегда разбавлял свои интересные рассказы кучей заумных идей, которые приземленный Крисстал считал просто философской бредятиной, выдуманной какими-то хитроумными мошенниками, стремящимися запудрить голову простому народу. Поэтому ко всему этому идеализму отца наш герой относился скептически и больше верил в силу рока, чем в какую-то человеческую волю, способную созидать и преобразовывать.
– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – произнес отец с особой важностью. Встав со стула, он тут же рванул к лестнице. Мать стала говорить о том, что нужно сначала доесть, но отец резко ответил:
– Сейчас вернусь и поем.
Крисстал пошел за отцом. Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, они подошли к небольшой дверке, спрятанной за ширмой. Отец раздвинул ширму, открыл дверь и тут же пошел вверх по крутой деревянной лесенке, ведущей на чердак.
Чердак был весьма просторный, но в тоже время низок; там было чисто, прибрано, а беспорядок и хаос царил только на большом столе, напротив маленького окошечка – там лежала куча книг, тетрадей и листов с рукописью.
– Теперь это моё место уединения, – торжественно произнес отец, разводя руками.
– Ничего себе! – воскликнул сын, удивляясь увиденному.– Ты и впрямь здесь постарался. Помнится мне, что ничего такого раньше здесь не было.
А раньше здесь был простой заброшенный чердак, в котором хранились всякие ненужные вещи. Но за последнее время отец сделал из него свой уютный тихий кабинет, в котором он мог спокойно поразмышлять над прожитой жизнью и усердно поработать над своими мемуарами.
Отец подошел к стене, что была чуть ниже самой кровли и, Крисстал уже увидел его держащим в руках автомат. Отец передернул затвор и стал играючи прицеливаться куда-то в окно.
– Вот этим мы раньше и устанавливали порядок и справедливость. Брали такую вот винтовку и восстанавливали себя в правах, проливая кровь, – с улыбкой до ушей, сказал отец. – А что делать было? Иначе никак. Разве путь к свободе может быть легким? Разве комфортом добьешься чего-то? А эта поганая Ясоу тогда бы умоляла у тебя прощение за свою ложь… Эх, ты только представь себе эту картину: вина и возмездие – справедливость! Она солгала и сразу получила сполна. А теперь о таком и мечтать нельзя. Тотальный контроль убил справедливость, равенство, братство. Даже оружие – сакральный символ нашей великой победы над погаными либералами, запретили. Эх, родненькая винтовка моя, – произнес он, красуясь с этим грозным металлическим оружием в руках, – теперь тебе лишь пылиться на чердаке, а раньше я бы передал тебя сыну.
Смотрелся отец в этот момент воистину очень грозно и воинственно: лицо его украшала роскошная седая борода, а тело черная как смоль рубашка, в руках же был опасный автомат. При этом, оружие будто молодило отца, сделало его совсем похожим на живого энергичного революционера.
– Именно этой винтовкой я вбивал гвоздь в гроб нашего либерализма, нашего греховного потворства, нашей слабости. Видел бы ты меня тогда: молодой статный атлет с густой черной бородой.
– Да ты и сейчас смотришься круто, – совершенно искренне заметил сын.
– Да брось! Я сейчас старый и дряхлый домосед. Сижу тут, вспоминаю свою жизнь и пописываю мемуары о своей молодости. О тех временах, когда был революционером. О том, как вершил историю своими руками и оставил свой след в прокламации европейского братства.
– Да ты великий. Мне есть, чем гордится.
Отец повесил автомат на стену, а сам присел за стол, говоря:
– Как я уже говорил, тебе обязательно сейчас нужно чем-то заняться сынок. Эта кажущаяся статика в политике нашей не более чем пролог к великим историческим событиям. И ты должен во всем этом участвовать. Это самое главное, это цель твоей жизни. Не просто наслаждаться жизнью, словно животное, есть, пить и спать – так ты будешь подобен либералам, а именно участвовать в великих свершениях. Это твой экзистенс – твоя главная цель. А просидев в своей коморке всю жизнь, к концу ты будешь словно старый несчастный младенец… Так что доверься воле судьбы и иди вперед к новому миру.
Крисстал серьезно смотрел на отца, который через небольшую паузу продолжил:
– Сейчас ты даже не думаешь об этом… А если я расскажу о тех предположениях насчет того, что будет лет через 10, то ты мне не поверишь. Но я ведь прожил уже многое и знаю, как быстро все меняется и те идеи, которые казались нам фантастическими сейчас воплощены в реальность…
– Так за это вы так рьяно боролись? – спросил Крисстал из желания прервать, наконец, этот благой порыв отца. – За тотальный контроль и за власть одного человека над всеми нами вы воевали?
– В том то и дело, что нет. Мы никогда не шли умирать за короля. Мы умирали за идею нового мира, за идею победы над смертью. Мы желали торжества божественного духа. Но наше великое дело – не завершено. Наоборот, оно встало на полпути, на жесткую грань, на ребро. Нужен шаг и тогда победа или крах.
– То есть нужна еще одна революция? И теперь нужно к чему стремиться? К всеобщему благу во имя чего?
– Мы мечтали дать людям смысл жизни, великую идею, ради которой стоило бы умирать. Наши головы мыслили эсхатологически и мы хотели донести до других людей это знание. За это мы и воевали. Мы были революционеры, радикалы, партизаны. Нас всех объединяло безудержное стремление к иллюминации всего существующего миропорядка. Но зло, которое мы отправили в бездну, вскоре было заменено Королем… Не знаю почему, но любая власть на этой грешной земле оказывается порочной, безнравственной и преступной. Это странно. Еще я заметил, что каждый безбожный народ стремиться заменить Бога Истинного на бога лживого. И как многобожник высекает из камня презренного истукана, что бы потом ему поклоняться, так и целые народы заменяют свое естественное стремление к вере на глупость – на веру в своего вождя. Так, весь народ без руководства Божьего всегда будет искать себе деспота – тирана, который скажет ему что делать. Ибо жить человек без приказа не сможет и пусть деспот народ унижает, презирает и возвышается над ним, но только тиран этот умрет, народ сразу скажет:" верните нам его. Он покажет нам путь и вернет справедливость.» Но это все лирика…
Крисстал с изумлением слушал, как отец поносил и оскорблял тирана, но по сути самого короля; тем самым отец совершал уголовное преступление.
Крисстал очень тихо, будто бы боясь, что кто-то его прослушивает, произнес:
– Я и не знал, что ты так настроен против нашего монарха.
– Он выскочка! Появился вдруг откуда-то и прибрал к рукам власть. Иногда, я вообще думал, что он ставленник либералов и хочет нас просто обмануть. Но все оказалось гораздо страшнее: к власти пришла неведомая доселе, по своей жестокости, сила. Сила диктатуры, основанная на тотальном контроле, чипизации и полнейшем порабощении человека, как свободного индивида.
Крисстал усмехнулся:
– Диктатуры? Свободного индивида?.. На что боролись на то и напоролись. Но как же все эти божественные догмы, заложенные в основы строя?
– Прикрытие. Ширма. Уютное покрывало для иерархичной кучки клерикалов, заменившей закон Божий на службу своим богатым хозяевам.
– Я с тобой во многом согласен, но в чем смысл говорить про это? Пока в сознании людей не сработает какой-то сдвиг, и они не поймут, что власть не так уж хороша, то не восстанут они вновь и ничего не изменится.
Отец почесал свой морщинистый лоб, задумался и сказал:
– А как же Хезли и его КРС? – отец с блеском в глазах посмотрел куда-то в сторону, – ух, та маленькая группа людей, рискующая своими жизнями во имя великой идеи. Сколько дел они уже натворили?!
На это Крисстал так сильно расхохотался, что его громкий смех стал слышен даже на улице. Смеялся он искренне – по-настоящему. А все потому, что в его голове сразу всплыла свежая новость о поимке Скайдо Хезли.
– Хезли, хезли. Взяли нашего героя, и теперь ждет его эшафот унизительный.
– Да не может быть! – воскликнул отец, – Его же недавно еще везде показывали, мол разыскивается преступник. На всех плакатах его физиономия торчала.
В лице отца все больше проявлялась эмоция разочарования, которая будто убивала в его глазах надежду. Крисстал наоборот взбодрился, ему, будто нравилось поражать отца такими новостями. Он уверенно сказал, глянув на встревоженного отца:
– Разыскивали и разыскали… Он с группой лазил через эпохальную стену, а потом задержали… Хотя может, и нет. Может его убили давно, а теперь крутят и рейтинг делают из него. В любом случает такая громкая фигура, в которой больше рекламы, чем качества, выгодна для правительства.
– Террористического качества имеешь в виду? – с задумчивым видом спросил отец.
– Скорее качества борца против режима. Я ведь общался с ним о многом, и он ведь реально был фанатично настроен сместить власть, а на деле стал простым уличным разбойником.
Отец разочарованно посмотрел в сторону стены и с умным лицом стал говорить:
– Да я же его знал, когда ему 10 лет отроду было. Такой хороший мальчишка, умный, во всем разбирался и за свою честь всегда горой был. И отца я его знал – такой же человек чести. Так что ты не особо смейся то, Хезли не так уж плох, как о нем молвят.
– Может быть. Мне он ничего плохого не сделал, но для других радикалов он пример явно не положительный пример – детоубийца, террорист. Эх, чего только про него сейчас не говорят, даже вспоминать все эти помои неприятно…
– Ну а ты хотел, что бы о нем оды стали петь хвалебные? Он враг режима, а режим контролирует все, и очернить человека, превратить его в негодяя, – не составляет для них никакого труда. С этим лицемерием я столкнулся, как только из под маминой юбки стал вылезать. А сейчас все вообще сильно запуталось и лишь истинный профи может весь этот мир, в котором мы живем раскусить.
– Ты ли такой профи? – улыбаясь, спросил сын.
– У меня опыт, я все насквозь вижу и ни чему не верю. А вот так, что бы сразу втиснутся и раскусить – это не многим под силу.
Отец перестал говорить, а Криссталу не захотелось продолжать беседовать; вместо этого, он решил насладится прекрасными секундами тишины, которая длилась и длилась. Отец сидел задумавшись, а Крисстал расслабленно стал осматривать все вокруг.
Потом, однако, Крисстал решил нарушить свое молчание:
– О чем хоть пишешь-то?
Отец покачал головой и медленно стал отвечать:
– Да мемуары. О молодости, о войне и все такое.
– Это понятно. А конкретнее? Мне бы подробностей разузнать.
– Не буду ничего говорить, даже тебе. Поскольку отношусь к этому делу с особым трепетом и любовью. Это ведь как какое-то сакральное сотворение – оно в таинстве должно быть и никому неизвестно… Но когда все будет готово, так и начитаешься досыта сынок.
– Интересно, – сказал Крисстал, позевывая.
– Спать что ли, желаешь? Так иди, выспись. Здесь воздух то чистый, не то, что у вас в городе.
– Я был бы не против поспать.
– Так иди в свою комнатку – там ничего не изменилось с твоего отъезда.
Крисстал медленно вышел из чердака, а потом отправился в свою старую добрую комнатку, в которой он провел 17 лет своей жизни и которая, кажется, за столько лет успела пропитаться энергетикой нашего героя. Комната была маленькой, со скучными светлыми стенами и обшарпанными изрисованными обоями. Справа была небольшая кровать, а слева стоял небольшой деревянный столик, который уже давно состарился и стал похож на настоящую рухлядь. Впереди было небольшое квадратное окошко, открывающее вид на задний дворик и большой трёхэтажный дом.
Когда Крисстал зашел в комнату, на него сразу нахлынули теплые воспоминания о детстве, проведенном в этой каморке. Крисстал с грустью посмотрел на стол, за которым он, будучи совсем юным школьником, сделал так много домашних заданий. Потом он глянул на свою кроватку и сразу вспомнил о тех сонных и бессонных ночах, проведенных в давно ушедшие годы прошлого. Глянул Крисстал и в небольшое окошко, а потом с грустью вспомнил, как когда – то на заднем дворике он играл с друзьями, с другими детишками, многие из которых выросли совсем не дружественными ему. Тут Крисстал припомнил и настырного заносчивого мальчишку с длинными волосами и суровым пронзительным взором; мальчишку, которого все ласково называли Скаи и говорили, что он небесный юнец с красивыми лазоревыми глазками. Кто бы знал, что из такого мальчугана вырастет человек-террор, подумал Крисстал. От такого, возникшего внезапно, когнитивного диссонанса наш герой даже начал все больше и больше вспоминать призрачные моменты, оставшиеся в памяти, которые были связанны со Скайдо. Припомнил он, как они вместе играли, словно в какой то сказке; как вместе бегали в тьму под дождем и всегда проводили вдвоем свободное время летом. Вспомнил Крисстал и маленький деревянный домик, в котором жил Хезли и который был раньше на месте большого трёхэтажного дома напротив.
Крисстал всерьез призадумался над этим временем, потом прилег, словно в детстве, на свою кроватку и предавшись размышлениям и мечтам, которые приносили много грусти, стал просто лежать. Уснул он лишь через несколько часов таких раздумий.