Нравственные основы норм уголовного права о преступлениях против личности. Глава 2. Нравственное содержание норм уголовного права о преступлениях против жизни и здоровья человека (С. В. Тасаков, 2008)

§ 1. Нравственные основы уголовно-правовых норм о преступлениях против жизни

Посягательства на жизнь человека являются наиболее опасными и осуждаемыми с точки зрения нравственности преступлениями, ибо при таком преступном посягательстве последствия необратимы, ведь жизнь человека не имеет реального эквивалента. По справедливому утверждению Гегеля, жизнь – это основное благо человека, «основа бытия личности». Все остальные блага и ценности имеют второстепенное значение.[112]

Защита жизни является одной из важнейших задач государства. Жизнь в самом широком ее понимании представляет собой одну из форм существования материи, закономерно возникающую при определенных условиях в процессе ее развития. Однако для раскрытия этого понятия необходимо рассматривать его не только в философском, но и в социальном, нравственно-этическом, биологическом и юридическом аспектах. Жизнь должна защищаться правом как биосоциальное единство.

В последние годы число убийств растет. В 2004 г. на 100 тыс. населения России приходилось 22 убийства. В первом полугодии 2005 г., по сравнению с первым полугодием 2004 г., число убийств и покушений на убийства увеличилось на 1 %, насильственных преступлений против личности в целом – на 9 %.[113] Это самый высокий показатель в мире.

В 2005 г. зарегистрировано 30,8 тыс. убийств и покушений на убийство (22 490 человек осуждено)[114], 18 тыс. человек погибли в результате причинения им тяжкого вреда здоровью, 20 тыс. человек пропали без вести, обнаружено 40 тыс. трупов людей, личность которых установить не удалось. Всего же в 2005 г. зарегистрировано 140 тыс. криминальных смертей, а 50 тыс. человек покончили жизнь самоубийством. Эта информация была обнародована в 2006 г. в ходе организованного по инициативе Думского комитета по безопасности «круглого стола» под названием «Истоки насилия и жестокости в обществе, меры их законодательного предупреждения». Если в 2004 г. мировое первенство по этому показателю было за Колумбией, а Россия находилась лишь на 5-м месте (31,6 тыс. убийств и покушений на убийство), то за один год Россия обогнала не только Колумбию, но и ЮАР, Ямайку и Венесуэлу[115] Для сравнения, в 1992 г. число жертв убийств и покушений на убийство составляло 23 тыс. человек, т. е. их число выросло на 7,8 тыс. человек.[116] Лишь в 2006–2007 гг. количество зарегистрированных убийств несколько снизилось. Так, в 2006 г. зарегистрировано 27 039 убийств и покушений на убийство, а в 2007 г. – 21 896.[117]

Официальные статистические данные демонстрируют некоторую стабилизацию криминальной обстановки, однако реалии повседневной жизни не дают оснований для успокоения.

Как справедливо отмечает В. П. Малков, причинами роста числа убийств является ревизия нравственных ценностей в обществе, пропаганда с экранов телевидения и в других средствах массовой информации культа насилия и наживы, распространение пьянства, падение материального уровня жизни широких масс и создавшаяся в связи с этим в обществе психологическая напряженность и неуверенность в завтрашнем дне.[118] Негативные тенденции обусловлены обострившимися социальными противоречиями, резким экономическим расслоением.

Нельзя не отметить и резкий переход от прежнего социалистического стабильного прошлого к дикому непредсказуемому рынку сильно повлиявший на психологию людей. Социальное расслоение принимает уродливые, противоестественные формы. А это препятствует снижению преступности, в первую очередь, корыстно-насильственной. Поэтому приоритетом в борьбе с преступностью в целом является повышение благосостояния всех социальных категорий россиян.

Особенная часть УК открывается статьями, предусматривающими уголовную ответственность за различные виды убийств (ст. 105–108). Уголовный кодекс РФ предусматривает уголовную ответственность за убийство без отягчающих и смягчающих обстоятельств (основной состав убийства – ч. 1 ст. 105), за убийство с отягчающими обстоятельствами (ч. 2 ст. 105) и за убийство при смягчающих обстоятельствах (ст. 106–108). Несмотря на значительное количество исследований, преступления против жизни по-прежнему остаются объектом тщательного исследования.[119]

Объектом убийства является право человека на жизнь. И, конечно же, важным моментом является определение начала жизни человека. По этому поводу в последние годы ведутся многочисленные дискуссии.

Действительно, наиболее сложным и дискуссионным является вопрос определения начала жизни, имеющий решающее значение в уголовно-правовом аспекте. Проблема жизни человека изучается представителями различных наук – генетики, физиологии, психологии, социологии, философии, медицины, юриспруденции. Такой разносторонний подход до сих пор не привел к выработке единого и универсального понимания данного вопроса. Ни одна из наук не в состоянии дать всеобъемлющую характеристику жизни человека. Как справедливо отмечает А. Н. Головистикова, любая из наук есть своего рода определенная абстракция, оперирующая лишь необходимыми инструментами и гранями явлений, и только в таком виде они пригодны для использования в пределах одной науки.[120]

Конституция РФ, в ст. 20 провозгласив право на жизнь в качестве приоритетного права человека, не раскрывает его содержания. Она больше внимания уделяет гарантиям реализации этого личного неотчуждаемого права. Если же исходить из текста ст. 17 Конституции РФ, согласно которой «основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения», необходимо признать, что правом на жизнь человек обладает с момента рождения.[121]

Следует согласиться с точкой зрения М. П. Авдеенковой и Ю. А. Дмитриева, которые обоснованно считают, что право на жизнь включает в себя правомочия не только сохранять свою жизнь и требовать от иных субъектов права не нарушать право на жизнь, но и правомочие распоряжаться своей жизнью в любых формах, не представляющих опасности для окружающих.[122] Однако реализация данного права вызывает множество дискуссий, в первую очередь касающихся момента возникновения такого права.

В последнее время получает все большее распространение мнение, согласно которому человеческая жизнь начинается с момента зачатия и аборт представляет собой не просто прерывание беременности, а преднамеренное убийство. В частности, Л. Н. Линик отмечает, что по смыслу Конституции РФ началом жизни должен считаться момент зачатия.[123] Данная точка зрения не нова. Начало человеческой жизни моментом зачатия определяли еще в древности. Церковь рекомендовала женщинам, которым стало известно о своей беременности, не употреблять спиртного, чаще ходить в храм.

С точки зрения современных биологии и эмбриологии, человек как биологический индивидуум формируется сразу же после слияния родительских половых клеток, когда образуется неповторимый набор генов. По биологической структуре и генетически эмбрион не тождествен никакому женскому органу он представляет собой человеческое существо, растущее в теле женщины.

На сессии Совета Европы по биоэтике в декабре 1996 г. некоторые ученые утверждали, что эмбрион является человеком уже на 14-й день после зачатия, приводя конкретные факты уникальных операций по спасению детей, находящихся еще в утробе матери. В австрийском городе Линце хирурги провели уникальную операцию по спасению жизни девочки, которой предстояло появиться на свет только через 13 недель.

Современные исследования позволяют утверждать, что уже на 18-й день после зачатия у плода начинается сердцебиение, приходит в действие собственная система кровообращения и формируются основы нервной системы, а с 12-й недели беременности у плода функционируют все системы организма.[124]

В настоящее время, благодаря достижениям в области реанимации и интенсивной терапии, выживают даже дети, родившиеся до 28 недель, в то время как нормальная беременность длится 40 недель. Британский телеканал Channel 4 в 30-минутном документальном фильме «Мой зародыш» в апреле 2004 г. полностью показал процесс аборта и его жертву – мертвый эмбрион.

В США тем временем набирает новые обороты компания против абортов. В ст. 4 Американской конвенции прав человека декларируется, что жизнь начинается в момент зачатия. А недавно президент США Джордж Буш подписал «Акт о защите нерожденных жертв насилия», в котором зародыш признается человеком и имеет такие же права, как и новорожденный.

В соответствии с § 125.00 УК штата Нью-Йорк убийством считается причинение смерти еще не родившемуся ребенку, если беременность женщины составляет более 24 недель. И действительно, плод в утробе матери имеет все признаки жизни, кроме того, что он не живет самостоятельной жизнью, являясь частью организма матери. В УК штата Иллинойс (ст. 5/9-2.1) убийством считается умерщвление неродившегося жизнеспособного ребенка, а не плода, еще не способного жить вне чрева матери. По российскому же уголовному законодательству субъективные права возникают лишь у реально существующего субъекта. Между тем, и по мнению отечественных ученых, в частности А. Н. Попова, человеческая жизнь начинается с момента зачатия.[125]

В Ирландии, где аборты запрещены, за исключением тех случаев, когда жизни женщины объективно угрожает опасность, государство признает право нерожденного на жизнь.[126] Согласно ст. 15 Конституции Словацкой республики человеческая жизнь достойна охраны еще до рождения.[127]

С биологической точки зрения оплодотворенная яйцеклетка, несомненно, является живой субстанцией. Однако плод становится жизнеспособным именно с момента родов, которые свидетельствуют о том, что плод созрел для внеутробной жизни.

В российской уголовно-правовой науке существуют различные точки зрения на момент начала жизни. Причем многие из них были высказаны еще в начале прошлого века. Так, И. Я. Фойницкий началом жизни считал момент, когда ребенок «отделился от чрева матери», и «начало дыхательного процесса».[128] В. Д. Набоков под началом жизни понимал появление из утробы матери какой-либо части тела ребенка.[129]

Однако в настоящее время, в связи со стремительным развитием медицины, генной инженерии и различных биомедицинских отраслей знаний появляются и иные, отличные от вышеуказанных точки зрения. Например, Р. Шарапов начало жизни человека связывает с началом жизни мозга, т. е. с появлением оформившейся массы мозговых клеток, делающих плод жизнеспособным. Мозг же формируется к 5-му месяцу беременности.[130]

Данную точку зрения разделяют и другие авторы, которые отмечают, что поведение плода в этот период дает основание считать его человеком и встречаются случаи, когда дети, рожденные на этом сроке беременности, выживают.[131] На наш взгляд, данные авторы отождествляют жизнь человека и жизнь плода, которая, безусловно, возникает еще в утробе матери. Плод же становится способен к внеутробной жизни именно в момент начала родов, и лишь тогда можно говорить о начале жизни человека.

Учитывая, что аборт при беременности свыше 22 недель допускается лишь по медицинским показаниям, его производство в их отсутствие является, безусловно, глубоко безнравственным поступком, и должно влечь суровое наказание. Однако расценивать его в качестве убийства, как предлагает Р. Шарапов[132], на наш взгляд, нельзя.

Необходимо регламентировать правовой статус эмбриона и отграничить посягательства на жизнь эмбриона от аборта и убийства. Учитывая вышеизложенное, нельзя приравнивать аборт к посягательству на жизнь эмбриона, равно как и аборт к убийству. Это безнравственно.

Н. С. Таганцев, рассматривая данный вопрос, справедливо отмечал, что изгнание плода можно было бы считать убийством только при наличии гарантий его жизнеспособности. Поскольку таких гарантий нет, нет и убийства.[133] На наш взгляд, необходимо включить в УК РФ норму, разграничивающую аборт и убийство при рождении ребенка. Это прервало бы затянувшийся спор в доктрине уголовного права. Например, в УК Индии предусмотрено, что «причинение смерти живому ребенку в утробе матери не является убийством. Но причинение смерти живому ребенку, если какая-либо его часть появилась из утробы, хотя бы ребенок и не начал дышать или не полностью родился, может рассматриваться как убийство».[134]

В июле 2004 г. Европейский суд по правам человека в Страсбурге вынес решение, в соответствии с которым аборт не считается убийством новорожденного человека, а является просто операцией.

Важнейшим элементом родов является жизнеспособность плода. Жизнеспособным плод, как правило, становится после 28 недель беременности, при весе не менее 1000 граммов и росте не менее 35 см. Под жизнеспособностью следует понимать способность новорожденного жить вне утробы матери. Как отмечает В. М. Смольянинов, под жизнеспособностью подразумевается способность новорожденного продолжать жизнь вне материнского организма в обычных условиях.[135] Действительно, ребенок становится жизнеспособным еще задолго до отделения от утробы матери. Однако прерывание беременности на поздних сроках не считается посягательством на жизнь и находится вне поля деятельности правоохранительных органов. Констатация жизнеспособности не свидетельствует о предстоящей живорожденности, т. е. того, без чего невозможна уголовно-правовая защита жизни.

Согласно Инструкции «Об определении живорождения, мертворождения, пеританального периода» (утв. Приказом министра здравоохранения РФ от 4 декабря 1992 г. № 318) ребенок считается живорожденным при наличии хотя бы одного условия: наличие дыхания; наличие сердцебиения; произвольные движения мускулатуры; пульсация пуповины. Плод в утробе матери имеет все эти признаки, но еще не живет самостоятельно, являясь частью организма матери, и не является субъектом права на свою уголовно-правовую защиту, поскольку в момент родов могут возникнуть различные непредвиденные ситуации, не зависящие от воли посторонних лиц.

Россия, как и большинство государств, не признает права на жизнь за эмбрионом. Такое право возникает у человека с момента его рождения.

Момент смерти определяется в Законе РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» от 22 декабря 1992 г.[136] В ст. 9 данного Закона закреплено, что заключение о смерти дается на основе констатации необратимой гибели всего головного мозга (смерть мозга), установленной в соответствии с процедурой, утвержденной Минздравом РФ.[137] Наступление смерти с момента органических изменений в головном мозге и центральной нервной системе признается бесспорным. До наступления данных изменений смерть называется клинической. Отличие такого органа, как мозг, от органов дыхания и сердца состоит в том, что именно мозг интегрирует работу других органов человека.

Согласно Приказу Минздрава РФ «Об утверждении Инструкции по определению критериев и порядка определения момента смерти человека, прекращения реанимационных мероприятий» от 4 марта 2003 г.[138] констатация смерти человека наступает при смерти мозга или биологической смерти человека (необратимой гибели человека). К критериям, наличие которых обязательно для установления диагноза смерти мозга, относятся: полное и устойчивое отсутствие сознания (кома), антония всех мышц; отсутствие реакции зрачков на прямой яркий свет; отсутствие ряда рефлексов; отсутствие самостоятельного дыхания и др.

В ряде стран – Италии, Франции, некоторых штатах США изданы специальные законодательные акты, в которых смерть человека констатируется с момента установления смерти мозга.[139]

Традиционно выделяются два вида смерти: клиническая и биологическая. В момент прекращения деятельности сердца и дыхания наступает клиническая смерть. В данном состоянии человек остается субъектом права, поскольку иногда после наступления клинической смерти человека удается реанимировать. После же смерти мозга наступает биологическая смерть других органов и тканей, т. е. состояние необратимой гибели организма как целого, и именно в этот момент наступают все правовые последствия смерти индивидуума.

Общественная опасность различных видов убийств существенно разнится. С учетом степени общественной опасности убийств варьируется и наказание: от 2 лет лишения (ограничения) свободы (ч. 1 ст. 108 УК) до лишения свободы на срок от 8 до 20 лет, пожизненного лишения свободы и даже смертной казни (ч. 2 ст. 105 УК).[140] Для бытовых убийств определяющей чертой является их ситуативный характер. Для убийств при отягчающих обстоятельствах характерен, как правило, заранее продуманный умысел. В таких случаях, как справедливо отмечает С. Абельцев, преступники нередко переходят тот предел жестокости и насилия, который в конкретной ситуации был вполне достаточен для достижения цели преступления.[141] Любое убийство является глубоко безнравственным явлением, но степень безнравственности зависит от вида убийства.

В истории российского законодательства в разные его периоды наиболее тяжкими признавались лишь некоторые виды убийств. По Русской Правде, например, это «убийство в разбое», по Уголовному уложению – убийство путем отравления, по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. – родственное убийство.

В современном уголовном законодательстве предусмотрено 12 квалифицированных видов убийства (ч. 2 ст. 105 УК РФ), за совершение которых предусмотрена одинаковая санкция.

Одним из убийств при отягчающих обстоятельств является убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии (п. «в» ч. 2 ст. 105 УК). Жестокость людей по отношению к себе подобным, оказавшимся по воле судьбы в беспомощном состоянии, не поддается рациональному объяснению и является глубоко безнравственным явлением, вызывающим протест большинства населения.

Категория беспомощного состояния потерпевшего в уголовном праве до конца не изучена. В частности, не изучен вопрос о месте и роли признака «беспомощное состояние потерпевшего» в составе убийства, недостаточно используются современные достижения в изучении психофизиологии лиц, находящихся в состоянии сна, гипноза и в других подобных состояниях. Именно поэтому данной проблеме в последние годы уделяется большое внимание.

Под беспомощным состоянием следует понимать такое физическое или психическое состояние лица, когда оно не может оказать адекватное сопротивление нападающему. Лицо, совершающее убийство, осознает беспомощность потерпевшего, что и объясняет повышенную общественную опасность данного вида убийства.

Под беспомощным состоянием судебная практика признает малолетний либо престарелый возраст потерпевших, тяжелую болезнь, либо такое психическое состояние, когда потерпевший не мог осознавать характера осуществляемого посягательства. На это ориентирует и постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)».[142]

Если же лицо приводится в беспомощное состояние в процессе посягательства, то данный квалифицирующий признак отсутствует ввиду того, что виновный таким образом реализует свой умысел на убийство.

Так, по приговору Мурманского областного суда Беличенко и Шматов признаны виновными в краже, умышленном уничтожении и повреждении чужого имущества путем поджога и в убийстве Мартьяновых, заведомо для виновных находившихся в беспомощном состоянии. В приговоре отмечено, что, имея прямой умысел на убийство Мартьяновых и умышленное уничтожение и повреждение их имущества, Беличенко и Шматов подожгли вещи на полу комнаты и в шкафу. Понимая, что потерпевшие могут покинуть квартиру, они путем нанесения ударов привели потерпевших в бессознательное состояние, после чего покинули квартиру. Поскольку потерпевшие были приведены в беспомощное состояние преступными действиями Беличенко и Шматова, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ обоснованно исключила их осуждение по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ.[143]

К категории беспомощных лиц могут быть отнесены, очевидно, и малолетние дети. Однако ни в УК, ни в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. не определен возраст, до достижения которого ребенка следует считать малолетним. На практике этот вопрос решался на основе постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 апреля 1992 г. «О судебной практике по делам об изнасиловании», где малолетним признавалось лицо, не достигшее 14 лет.[144] Вновь принятое постановление Пленума Верховного Суда РФ № 11 от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации» вообще не объясняет, кого считать малолетним.[145] Это, видимо, связано с тем, что возраст малолетних устанавливает ст. 28 Гражданского кодекса Российской Федерации – несовершеннолетние, не достигшие четырнадцати лет.[146]

На наш взгляд, не совсем верно увязывать беспомощное состояние потерпевшего исключительно с количеством прожитых им лет. Необходимо учитывать физическое состояние потерпевшего, разницу в физических возможностях посягающего и потерпевшего. Поэтому в отдельных случаях находящимся в беспомощном состоянии следует признавать и лиц, уже достигших 14-летнего возраста, а в других и 13-летнее лицо вряд ли возможно причислить к категории находящихся в беспомощном состоянии.

Противоречиво складывается судебно-следственная практика и по применению понятия «беспомощное состояние» в отношении лиц, находящихся в состоянии сильного опьянения. Лицо, находящееся в состоянии наркотического или алкогольного опьянения, не признается лицом, находящимся в беспомощном состоянии.[147] Такой подход сужает рамки уголовной ответственности.

Точка зрения Верховного Суда РФ по данному вопросу постоянно менялась. Первоначально существовала позиция, в соответствии с которой убийство лица, находящегося в состоянии сильного алкогольного опьянения, признавалось квалифицированным убийством. В настоящее время прослеживается иная тенденция в решении данного вопроса. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», как указывалось выше, разъясняется, что к лицам, находящимся в беспомощном состоянии могут быть отнесены тяжелобольные и престарелые, малолетние и страдающие психическими расстройствами.

Лицо, находящееся в состоянии сильного опьянения, здесь не названо, что, на наш взгляд, вряд ли справедливо. В некоторых случаях, находясь в состоянии тяжелого алкогольного или наркотического опьянения, лицо не в состоянии даже самостоятельно передвигаться. И виновный, совершающий убийство лица, находящегося в таком состоянии, вряд ли заслуживает такого же общественного порицания, как, например, тот, кто совершил убийство в драке. В рассматриваемой ситуации виновное лицо осознает, что другое лицо не может оказать ему достойного сопротивления в силу особого физиологического состояния, вызванного алкоголем или наркотиками. Поэтому при нахождении потерпевшего в состоянии опьянения, следует выяснять степень опьянения и в отдельных случаях признавать потерпевшего находящимся в беспомощном состоянии.

Определяющим моментом является осознание виновным беспомощности жертвы в момент совершения убийства. Между тем состояние беспомощности существует независимо от осознания его потерпевшим; в противном случае признак беспомощного состояния будет отсутствовать при лишении жизни психически больного.

Так, Московским городским судом по п. «в» ч. 2 ст. 105, ч. 3 ст. 30, п. «а», «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ по факту убийства потерпевших, которые в состоянии сильного алкогольного опьянения спали, осужден Бычков. Однако Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РФ его действия были переквалифицированы на ч. 1 ст. 105 УК РФ в связи с тем, что по смыслу закона факт сильного алкогольного опьянения или сна потерпевших не может рассматриваться как беспомощное состояние.[148] По данному основанию был отменен и приговор Тверского областного суда по делу Худзитова, осужденного по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ, и его действия переквалифицированы на ч. 1 ст. 105 УК РФ[149], а также приговор Челябинского областного суда по делу Сопельцева.[150]

На наш взгляд, вопрос о беспомощном состоянии потерпевшего должен решаться в каждом конкретном случае с учетом всех обстоятельств дела. Как справедливо отмечает А. Е. Меркушов, по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ надлежит квалифицировать умышленное причинение смерти потерпевшему, неспособному в силу физического или психического состояния защитить себя, оказать активное сопротивление виновному, когда последний, совершая убийство, сознает это обстоятельство.[151] Поэтому, на наш взгляд, беспомощным состоянием в отдельных случаях следует считать и состояние сильного алкогольного опьянения. Кроме того, по этому же признаку в некоторых обстоятельствах квалифицировать убийство лица, достигшего возраста 14 лет. Вряд ли человек, находящийся в тяжелой степени опьянения и неспособный самостоятельно передвигаться, может оказать более достойное сопротивление, нежели 13-летний подросток. Как верно отмечают Д. Володин и А. Попов, убийство потерпевшего в состоянии алкогольного опьянения должно признаваться совершенным в отношении лица, находящегося в беспомощном состоянии, когда была исключена возможность защиты со стороны потерпевшего.[152] Существующее же положение вещей в высшей степени несправедливо и безнравственно.

Неоднозначно в литературе решается вопрос по поводу того, свидетельствует ли сон о беспомощном состоянии потерпевшего.

Судебная коллегия Верховного Суда РФ исключила из приговора Тверского областного суда осуждение Павлова по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ, указав следующее. Квалифицируя действия осужденного как убийство лица, заведомо для него находящегося в беспомощном состоянии, суд сослался на то, что потерпевший в момент совершения в отношении него преступления находился в сонном состоянии, отягощенном сильной степенью алкогольного опьянения. Между тем по смыслу закона данное обстоятельство не свидетельствует о беспомощности потерпевшего.[153]

На наш взгляд, это справедливо. Убийство спящего не должно признаваться убийством лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, поскольку виновный осознает, что потерпевший в состоянии сна будет разбужен начавшимся посягательством и сможет оказать ему сопротивление. Кроме того, сон является жизненно необходимым и физиологически обоснованным состоянием человека.

Но и Верховный Суд РФ не выработал единой точки зрения по данному вопросу. Так, в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ № 75-097-19 по делу Ревина отмечается, что убийство спящего потерпевшего обоснованно квалифицировано по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ как убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии.[154]

В то же время нельзя не отметить, что в судебной практике сложилась парадоксальная ситуация, когда состояние сна и сильного алкогольного опьянения при изнасиловании признается беспомощным состоянием[155], а при убийстве – нет[156]. Мы полагаем, что признак беспомощности налицо в тех случаях, когда потерпевший лишен возможности правильно воспринимать происходящее либо оказывать сопротивление посягающему лицу.

Не вполне логичной представляется точка зрения Т. Н. Нуркаевой, по мнению которой убийство лица, которое фактически находится в беспомощном состоянии (сон, обморок), но не осознает характера угрожающей ему опасности, нельзя относить к квалифицированным составам.[157] Однако основанием для отнесения данного состава к квалифицированным служит осознание беспомощного состояния виновным, а не потерпевшим. Речь не идет об особой жестокости убийства, когда потерпевший должен испытывать мучительные страдания, наряду с осознанием этого виновным. Не случайно данные квалифицирующие признаки выделены в УК РФ в качестве самостоятельных. Общественная опасность рассматриваемого состава преступления в том, что сон, а равно алкогольное опьянение жертвы увеличивают шансы преступника на достижение цели убийства, поскольку риск сопротивления сводится практически к нулю.

Убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности (п. «г» ст. 105 УК), также представляет повышенную общественную опасность. Основанием повышения уголовной ответственности за убийство женщины, находящейся в состоянии беременности, является то, что наряду с лишением жизни женщины уничтожается и будущий ребенок. При этом срок беременности значения не имеет.

Это глубоко безнравственное деяние, и повышение ответственности за него вполне обоснованно. Хотя в России убийство матерью зародыша не рассматривается как преступление, насильственное прерывание беременности иным лицом рассматривается как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью.

Как уже отмечалось выше, нельзя уравнивать жизнь эмбриона и жизнь родившегося человека. Безусловно, эмбрион человека – свидетельство зарождения новой жизни, но пока человек не родился, можно вести речь о жизни именно эмбриона. Даже в рамках медицины делается различие между внутриутробной жизнью, возникновение которой отождествляется с моментом зачатия, и внеутробной, когда новорожденный начинает существовать автономно.[158] Однако жизнь эмбриона должна стать объектом уголовно-правовой охраны при условии введения в уголовный закон соответствующих норм.

Определенные проблемы в следственной и судебной практике возникают и при квалификации убийств, совершаемых с особой жестокостью (п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ). Специфика проблемы заключается в отсутствии единого подхода как к содержанию субъективной стороны данного преступления, так и к определению самого понятия «особая жестокость». Жестокость до сих пор остается нравственно-этическим феноменом, не имеющим точного определения. Как справедливо отмечает В. И. Иванов, в каннибальской охоте дикого человека на себе подобных не было жестокости в современном смысле этого понятия. Первочеловеку еще не приходило на ум, что процесс охоты, расчленения и поедания агонирующего сородича – явление ужасающее, в высшей степени противоестественное и безнравственное. Нравственное осознание бесчеловечной сущности целенаправленной агрессии человека против другого человека стало формироваться по мере социализации общественного и индивидуального сознания людей, а также развития в их мировоззрении этики, утверждающей человеколюбие в противовес бесстрастности гомоцидальной психологии.[159]

Введя данное понятие, законодатель не определил критерии, которыми следует руководствоваться при квалификации убийства, совершенного с особой жестокостью. Это понятие оценочное, а оценку, которая может значительно разниться от случая к случаю, дают конкретные правоприменители. Обусловливается она как уровнем нравственного развития общества в целом, так и особенностями личности.

В практике под особой жестокостью понимаются случаи, когда перед лишением жизни или в процессе совершения убийства к потерпевшему умышленно применялись пытки, истязания либо ему причинялись особые страдания путем нанесения большого количества телесных повреждений или использования мучительно действующего яда, сожжения заживо, длительного лишения пищи, воды.[160]

Понятие «особая жестокость» относится как к способу совершения убийства, так и к желанию лица причинить особые страдания потерпевшему. Именно то обстоятельство, что данное понятие оценивается правоприменителем, и вызывает определенные судебные ошибки. Выработка критериев определения особой жестокости жизненно необходима.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. разъясняется, что установление особой жестокости связывается как со способом убийства, так и другими обстоятельствами, свидетельствующими о проявлении особой жестокости. Однако в данном постановлении не содержится какого-либо определения особой жестокости, а из судебной практики, в том числе и Верховного Суда РФ, видно, что далеко не всегда, например, нанесение большого количества телесных повреждений свидетельствует об особой жестокости.

Данный признак имеет место, когда убийство совершено способом, который заведомо для виновного связан с причинением потерпевшему особых страданий (нанесение большого количества телесных повреждений, сожжение, использование мучительно действующего яда и т. д.).

Так, А., Е. и К. в составе организованной группы насильно посадили потерпевшего Б. в автомашину и, угрожая убийством и применением насилия, потребовали выдать вещи, деньги и ценности. Потерпевший, опасаясь угроз, согласился с требованиями нападавших и впустил их в свою квартиру, откуда А., Е. и К. похитили ценности. После совершения разбойного нападения потерпевшего несколько часов удерживали в подвале гаража, а затем, с целью убийства, вывезли в лесной массив, где в целях сокрытия совершенных преступлений А. и Е. нанесли потерпевшему несколько ударов ножом в сердце и, совместно с К. облили потерпевшего бензином и подожгли. От полученных телесных повреждений Б. скончался на месте происшествия. Действия А., Е. и К. квалифицированы судом по п. «а», «б» ч. 3 ст. 162, ч. 3 ст. 126 и п. «в», «д», «ж», «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ.[161]

Особая жестокость имеет также место, когда перед лишением жизни к потерпевшему применялись пытки, истязание, глумление, а также тогда, когда убийство совершено в присутствии близких потерпевшему лиц. В последнем случае об особой жестокости свидетельствует надругательство над чувствами близких потерпевшему людей, в присутствии которых совершается убийство. Это преступление представляет повышенную общественную опасность; оно является глубоко безнравственным и всегда осуждалось в цивилизованном обществе.

Н. И. Загородниковым было высказано мнение, что расчленение трупа потерпевшего следует считать проявлением особой жестокости[162], однако, на наш взгляд, это вряд ли верно. Глумление над трупом само по себе не может расцениваться как обстоятельство, свидетельствующее о совершении убийства с особой жестокостью. Неприемлемой также является позиция В. Ф. Антонова, который считает, что расчленение трупа либо глумление над трупом, если они совершены непосредственно после совершения убийства и являлись неотъемлемой составной частью преступления, также характеризуют убийство как совершенное с особой жестокостью.[163] Особая жестокость здесь отсутствует, ведь человек уже мертв и не испытывает никаких страданий. Это осознает и виновный, понимая, что издевается над трупом, а не над человеком.

К такому же выводу пришел и Пленум Верховного Суда РФ в п. 8 своего постановления «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» от 27 января 1999 г.

В США суд присяжных приговорил к 1070 годам тюремного заключения Джеффи Дамера – сексуального гомоцидомана, людоеда, в 1988–1991 гг. убившего 15 человек и известного как «милуокский мясник». Однако понятие «особая жестокость» трудноприменимо при квалификации подобных гомоцидальных преступлений. При убийствах, совершаемых гомоцидоманами-имитаторами, как правило, потерпевшие погибают, так и не догадываясь о намерениях убийцы. Гомоцидоманы-имитаторы в завершающей стадии нападения стремятся привести потерпевших в бессознательное состояние. Именно то обстоятельство, что жертвы приводятся в бессознательное состояние, не чувствуют осуществляемых с ними манипуляций, ставит в особую плоскость юридическую квалификацию преступлений, совершаемых гомоцидоманами. Потерпевшие не предвидят страданий и, находясь в бессознательном состоянии, не осознают происходящего и не ощущают боли, а значит, не испытывают нравственных и физических страданий.

Об особой жестокости свидетельствует и наличие множественных ранений. На наш взгляд, это справедливо, ведь многочисленные прижизненные ранения причиняют особые страдания. Действительно, иногда ранения наносятся с целью лишения жизни, а не с целью доставления особых мучений потерпевшему. Но если исходить из того, что данное преступление совершается как с прямым, так и с косвенным умыслом, то виновный не может не понимать, что он причиняет жертве особые страдания. При нанесении потерпевшему многочисленных ударов на протяжении определенного времени с целью убийства, виновный осознает, что причиняет потерпевшему особые страдания своими действиями. Поэтому мы не можем согласиться с С. Питерцевым, который отмечает, что о желании и цели преступника причинить жертве перед смертью или во время убийства особые мучения и страдания могут свидетельствовать лишь повреждения, характерные для пытки, истязания.[164]

Данный подход необоснованно сужает сферу действия анализируемой статьи. Достаточно осознания виновным факта причинения потерпевшему особых мучений и страданий. К сожалению, в судебной практике по данному вопросу нет единого подхода. Нередко суды исключают признак особой жестокости, несмотря на многочисленные повреждения, указывая, что виновный преследовал лишь цель лишения жизни потерпевшего, а не причинения особых мучений и страданий.

Так, судом первой инстанции установлено, что Андриянов и Птушкин с целью убийства избивали потерпевшего руками и ногами по различным частям тела, а затем Андриянов нанес потерпевшему множественные удары ножом в грудь, а Птушкин – удар ножом в шею. Присоединившийся к ним Кривоножкин отнес потерпевшего к контейнерам, после чего стал бить его обломками досок по голове и туловищу.

Судом данные действия осужденных квалифицированы по п. «д», «ж», «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ оставила приговор без изменения. Президиум Верховного Суда РФ исключил из приговора осуждение указанных лиц по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ, посчитав, что сама по себе множественность причиненных потерпевшему телесных повреждений не свидетельствует об особой жестокости убийства, поскольку признак особой жестокости наличествует только в том случае, если убийство совершалось способом, который заведомо для виновного связан с причинением потерпевшему особых страданий, и если умыслом виновного охватывалось совершение убийства с особой жестокостью.[165]

По этому же основанию отменен приговор Верховного Суда Чувашской республики в отношении Гуляева. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, исключая осуждение по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ, отметила, что все многочисленные колото-резаные ранения потерпевшей причинены в короткий промежуток времени и каких-либо объективных доказательств, свидетельствующих о причинении потерпевшей особых мучений и страданий, в деле не имеется.[166]

Убийство, совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой (п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ), относится к квалифицированным видам убийств в силу того, что у потерпевшего существенно уменьшается возможность оказания сопротивления преступникам, т. е. потерпевший обретает определенную беспомощность перед лицом нескольких человек, осуществляющих посягательство, что облегчает совершение данного преступления.

Значительная часть таких убийств остаются нераскрытыми. Более того, о многих из них даже не становится известно, они маскируются под «естественную» смерть, самоубийство, безвестное исчезновение и т. д.

Дореволюционное уголовное законодательство России не содержало такого отягчающего признака убийства, как совершение его группой лиц. Известный правовед С. В. Познышев отмечал, что на вопрос, во всяком ли случае групповое совершение преступления следует признавать квалифицирующим обстоятельством, необходимо отвечать отрицательно, так как значение соучастия всегда индивидуальное.[167]

Уголовные кодексы РСФСР 1922, 1926, 1960 гг. также не содержали такого квалифицирующего признака. Впервые совершение убийства по предварительному сговору группой лиц как отягчающее обстоятельство было введено Законом РФ от 18 февраля 1993 г. № 4510-1 в п. «н» ст. 102 УК РСФСР. УК РФ 1996 г. предусмотрел повышенную ответственность уже за все виды группового убийства, что, безусловно, является правильным шагом законодателя.

Подавляющее большинство ученых исходит из того, что убийство признается совершенным группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, если хотя бы два человека, выполняющих объективную сторону данного преступления, обладали признаками субъекта преступления. Так, В. С. Комиссаров считает, что если из всех лиц, непосредственно участвовавших в совершении преступления, только один является его субъектом, содеянное не может быть квалифицировано как совершенное группой лиц.[168]

Разноречивую оценку в среде ученых и практиков вызывает квалификация убийства, сопряженного с иными преступлениями (п. «в», «з» или «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

В п. 16 постановления № 11 от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации» Пленум Верховного Суда РФ отметил, что при совершении убийства в процессе изнасилования или насильственных действий сексуального характера содеянное виновным лицом подлежит квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных п. «к» ч. 2 ст. 105 и ч. 1 ст. 131 или ч. 1 ст. 132 УК РФ либо по соответствующим частям этих статей при наличии квалифицирующих признаков.

По этому пути идет и судебная практика. Так, по п. «к» ч. 2 ст. 105 и ч. 1 ст. 132 УК РФ осужден Н., который совместно с П. проник в квартиру к Ч. Воспользовавшись тем, что Ч. находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения, Н. снял с нее одежду, связал руки и совершил в отношении потерпевшей насильственные действия сексуального характера. После этого Н. и П. нанесли Ч. удары ножом в левую половину груди и живот. Свои умышленные действия, направленные на причинение физического вреда здоровью потерпевшей и ее убийство Н. продолжил и после совершения насильственных действий сексуального характера. В связи с этим суд квалифицировал его действия как убийство, сопряженное с насильственными действиями сексуального характера.[169]

Однако в результате фактически необоснованно завышается общественная опасность преступлений путем двойного учета их признаков. По существу, игнорируется конституционный императив и основополагающая идея уголовного права, которая воплощена в ч. 2 ст. 6 УК РФ – никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление. Несмотря на то, что данные преступления взаимосвязаны, вместе с тем это совершенно самостоятельные преступления. Безнравственно дважды учитывать сопряженность с другим преступлением как отягчающее обстоятельство.

Кроме того, данное разъяснение противоречит ст. 17 УК РФ, согласно которой содеянное полностью охватывается п. «к» ч. 2 ст. 105 УК и дополнительной квалификации по ст. 131 или 132 УК не требует.

Обоснованной представляется точка зрения М. Бавсуна и Н. Вишняковой, которые предлагают исключить признаки других составов из ч. 2 ст. 105 УК РФ.[170] Данной позиции придерживается и А. С. Павлов.[171] При этом квалификация убийства должна осуществляться по совокупности с другими преступлениями без учета признака сопряженности, т. е. по ч. 1 ст. 105 УК РФ и по соответствующей статье Особенной части УК РФ (например, ч. 1 ст. 131 УК). Факт взаимосвязи данных преступлений не может повышать их общественную опасность. Квалификация же только по соответствующему пункту ч. 2 ст. 105 УК РФ не отражает объективной стороны преступления, сопряженного с убийством (например, изнасилования), и поэтому не может быть признана верной.

К сожалению, не вносят в ситуацию ясности и соответствующие разъяснения Пленума Верховного Суда РФ. Так, например, Пленум предлагает квалифицировать изнасилование, повлекшее заражение венерической болезнью, только по п. «г» ч. 2 ст. 131 УК РФ, без совокупности с преступлением, предусмотренным ст. 121 УК. Однако если изнасилование было сопряжено с убийством, то виновному, по мнению Пленума, необходимо вменить совокупность – ч. 1 ст. 131 и п. «к» ч. 2 ст. 105 УК, с чем трудно согласиться.

На наш взгляд, должен быть выработан единообразный подход, и предпочтительнее является квалификация по одной статье УК, так как сам факт сопряженности с иным преступлением (изнасилованием, похищением человека, разбоем и т. д.) уже является отягчающим обстоятельством и предполагает отнесение соответствующего преступления к квалифицированным видам. Квалификация же убийства, сопряженного с изнасилованием, по ч. 1 ст. 131 и п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ, на наш взгляд, недопустима в силу того, что это, как указывалось выше, необоснованно ухудшает положение осужденного.

В качестве отягчающего убийство обстоятельства предусмотрено его совершение по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы (п. «л» ч. 2 ст. 105 УК). В сложившейся социально-политической обстановке, когда в некоторых регионах России достаточно широко действуют экстремистские группировки националистического или шовинистического толка, включение данного обстоятельства в качестве отягчающего убийство вполне оправданно.

Ограничение в правах по признаку расы, религии, национальности означает дискриминацию и требует правовой защиты личности и восстановления принципа равноправия. Нарушение данного конституционного принципа ведет к конфликтам, человеческим жертвам, дестабилизации общественного порядка и безопасности. Убийство человека по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды в связи с этим имеет повышенную общественную опасность. Данное преступление посягает также на государственно-правовое устройство общества. Именно национальное, расовое, религиозное равноправие граждан – основа современного цивилизованного общества, общественной безопасности всех звеньев государственной системы.

Нельзя забывать и то, что религиозные принципы нередко оказывают на человека и его мировоззрение гораздо более сильное влияние, нежели запреты, налагаемые государством.

Дела данной категории в судебной практике встречаются достаточно редко, поскольку бывает достаточно сложно доказать, что в качестве ведущего мотива совершения преступления выступала именно национальная, расовая или религиозная ненависть или вражда, но это не умаляет значимости данной правовой нормы, которая играет значительную превентивную роль.

Статья 29 Конституции РФ в равной степени запрещает как национальную, расовую, религиозную, так и социальную вражду и ненависть. В связи с этим вполне оправданным является внесение Федеральным законом № 211-ФЗ от 24 июля 2007 г. в Уголовный кодекс РФ соответствующих изменений, устанавливающих уголовную ответственность за убийство по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.

В современном российском обществе национальную, расовую и религиозную ненависть или вражду нередко порождает социальная ненависть, основанная на чувствах зависти и злобы к представителям иных национальностей, которые имеют большие доходы. Произошедшее в российском обществе в результате хищнической приватизации социальное расслоение граждан породило нелюбовь к богатым со стороны беднейших слоев населения и совершение последними на этой почве преступлений, в том числе и убийств.

Так, в поселке Медное Тверской области в ночь с 26 на 27 марта 2006 г. с особой жестокостью были убиты два предпринимателя, братья Вакулюковы, которых местное население возненавидело за их экономическую активность. Убийц многие жители поселка назвали «народными мстителями».[172] И данный случай далеко не единичный.

Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. из УК РФ исключен такой квалифицирующий признак убийства, как неоднократность (п. «н» ст. 105 УК РФ). На наш взгляд, это вряд ли верно. Одно дело, когда речь идет о краже, а другое – об убийстве. Принцип «семь бед – один ответ» сводит на нет все декларации о ценности человеческой жизни и является глубоко безнравственным. Применение совокупности преступлений в данном случае не отвечает в полной мере принципам справедливости.

На это справедливо указывает В. П. Малков, который подчеркивает, что исключение понятия неоднократности преступлений не лучший вариант законодательного решения, поскольку оно повлекло за собой также существенное усложнение уголовно-процессуальной деятельности лиц, производящих дознание, следователей и судей. Им теперь необходимо не только описывать объективные и субъективные обстоятельства совершения каждого преступления, но и отдельно давать правовую квалификацию несколько раз по одной и той же статье.[173]

Отказавшись от неоднократности, мы должны признать рецидив обстоятельством, отягчающим уголовную ответственность. В противном случае неоправданно смягчается участь виновного. Признание рецидива в качестве отягчающего убийство обстоятельства, как справедливо отмечает А. Н. Попов, предотвратит несправедливость при квалификации преступления против жизни и назначении за него наказания.[174]

Кроме того, есть и другие отягчающие убийство обстоятельства, которые, на наш взгляд, должны быть включены в УК. Скажем, в российском уголовном законодательстве не предусмотрено такого отягчающего обстоятельства, как убийство родителей. Это неверно, поскольку данное преступление нарушает самые священные законы природы и общества.

Между тем у многих народов данное обстоятельство признается самым тяжким из отягчающих убийство в силу своей глубокой безнравственности. Оно свидетельствует о глубокой аморальности виновного, о его пренебрежении к родителям, давшим ему жизнь. Убийство родителей свидетельствует об особой жестокости, циничности, безжалостности преступника, что, соответственно, повышает степень его общественной опасности. Определенный социальный статус родителей и негативное его восприятие детьми не дают им права лишать родителей жизни.

Концепция ужесточения ответственности за совершение насилия в семье нашла отражение в действующем уголовном законодательстве ряда зарубежных стран. Так, ст. 200 УК Японии в качестве отягчающего убийство обстоятельства предусматривает убийство родственника убийцы или его супруга по восходящей линии. Данное преступление наказывается смертной казнью или бессрочным лишением свободы с принудительным физическим трудом.[175]

Статьи 499, 500 УК Турции отягчающим обстоятельством признают убийство жены, мужа, приемных родителей, тещи, свекрови, зятя, снохи и родственников по прямой восходящей линии, предусматривая в качестве наказания пожизненное заключение.[176]

Данное обстоятельство признается отягчающим и в уголовном законодательстве Болгарии, Румынии, Франции.

В соответствии со ст. 24 УК Испании обстоятельства признаются отягчающими вину, если потерпевший является супругом или лицом, находящимся в близких отношениях подобного характера с виновным, а также в состоянии родства по восходящей или нисходящей линии по происхождению, усыновлению или свойству.[177]

Уголовное уложение 1649 г. предусматривало смертную казнь «безо всякия пощады» за убийство человеком матери или отца. Торговой казни подвергались дети и за целый ряд других преступлений против родителей: побои, грубость, непочитание, отказ кормить и т. п. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. убийство отца или матери также признавалось наиболее тяжким преступлением против жизни.[178] Это полностью соответствовало сложившейся в дореволюционной России системе ценностей.

Между тем почитание родителей, которые дали жизнь человеку, должно сохраняться в любом государстве, на любом этапе его развития, в том числе и в современной России. На наш взгляд, данный квалифицирующий признак должен быть введен в УК РФ, тем более, что такая попытка уже предпринималась в одном из проектов УК.

Большое значение имеет определение отношения законодателя к проблеме эвтаназии. Она тесно связана с реализацией права на жизнь. Проблема эвтаназии имеет не только юридическую, но и нравственную сторону, и рассматривать ее в уголовно-правовом аспекте нельзя без оценки ее нравственного содержания. Она находится на стыке ряда наук и раскрывается в литературе также в социальном, религиозном, медико-биологическом и других аспектах.

Повышенный интерес к данной проблеме обусловливается, в частности, тем, что большинство стран постсоветского пространства переживает период пересмотра социальных ценностей и общественных приоритетов. К числу наиболее полных монографических исследований указанной проблемы в последние годы следует отнести диссертацию «Эвтаназия как социально-правовое явление (уголовно-правовые проблемы)», представленную О. С. Капинус на соискание ученой степени доктора юридических наук[179].

С древнейших времен проблема жизни и смерти является предметом философского и правового осмысления. Еще античные философы пытались разрешить вопросы отношения к жизни и смерти, рассматривая данное отношение как важнейшую проблему личного существования. Сократ, Платон и другие античные философы признавали допустимым убийство тяжело больных людей даже без их согласия. Более того, Сократ и Платон считали, что если человек из-за своей слабости становится обузой для общества, то совершить самоубийство – его моральный долг. Позже, в 1516 г., Т. Мор в «Золотой книге» писал, что «если болезнь не только не поддается врачеванию, но и доставляет постоянные мучения и терзания, то священники и власти обращаются к страдальцу с такими уговорами: он не может справиться ни с какими заданиями жизни, неприятен для других, в тягость себе самому и, так сказать, переживает уже свою смерть».[180]

Слово «эвтаназия» в переводе с греческого означает «хорошая смерть». Впервые этот термин был использован английским философом Фрэнсисом Бэконом (1561–1626) для обозначения легкой, безболезненной смерти. Он отмечал, что долг врача не только в восстановлении здоровья, но и в облегчении страданий и мучений, причиняемых болезнью, когда уже нет никакой надежды на спасение и уже сама эвтаназия является счастьем.[181]

В современных публикациях можно встретить не менее 4 вариантов этого слова: «эвтаназия», «эфтаназия», «эйтаназия» и «эутаназия». В юридическом словаре эвтаназия определяется как убийство из милосердия, практика лишения жизни с целью освободить больного от неизлечимой болезни или невыносимого страдания.[182] В Декларации об эвтаназии от 5 мая 1980 г. под эвтаназией подразумевается всякое действие или, наоборот, бездействие, которое, по своей сути или намерению приводит к смерти, имеющей целью устранение боли и страдание.

Эвтаназию в уголовно-правовом значении определяют как умышленное лишение жизни безнадежно больного человека для избавления его от страданий. Эвтаназию по способам применения делят на активную (позитивную), заключающуюся в осуществлении определенных действий по ускорению смерти безнадежно больного человека, и пассивную (негативную), суть которой сводится к отказу от мер, способствующих поддержанию жизни такого больного.

Стремительное развитие цивилизации, научно-технический прогресс, достижения современной медицины в области реаниматологии заставляют юристов, философов, медицинских работников по-новому смотреть на разрешение различных проблем социального характера, в том числе и на проблему эвтаназии. Эта древнейшая, тысячелетия назад поставленная проблема в настоящее время наполнилась новым содержанием. Возросший интерес к эвтаназии объясняется не только достижениями медицины в эпоху научно-технического прогресса, но и изменениями в системе нравственных и духовных ценностей, приоритетом гражданских прав и свобод человека. Проблема эвтаназии имеет не только юридическую, но и нравственную сторону. Разрешение данной проблемы имеет огромное практическое значение, так как позволит обеспечить соблюдение прав и законных интересов граждан.

Организация движения за разрешение эвтаназии началась в 1935 г., когда в США С. К. Миллером было создано «Общество эвтаназии». Проблема эвтаназии в современной России начала обсуждаться в последние 15–20 лет и вызывает острую дискуссию в кругу философов, медиков и юристов. К сожалению, и сейчас ей уделяется недостаточно внимания. Это одна из причин того, что в уголовном законодательстве страны не содержится статьи, которая бы предусматривала ответственность за данное деяние, в силу чего эвтаназия квалифицируется по ст. 105 УК РФ, что вряд ли можно признать правильным.

Отношение к эвтаназии далеко не однозначно. Например, И. И. Карпец отрицает возможность любой эвтаназии в условиях отечественного здравоохранения.[183] А. Я. Иванюшкин также считает, что позиция допустимости эвтаназии порождена абстрактным ужасом перед страданием как таковым и что ее применение нарушит связи бытия, а врачи, допускающие эвтаназию, ошибочно принимают ее за проявление гуманизма.[184] По мнению С. В. Бородина и В. А. Глушкова, применение как насильственных, так и ненасильственных методов эвтаназии, недопустимо, поскольку не имеет под собой ни этических, ни психологических, ни каких-либо иных оснований. В то же время в виде исключения они допускают применение пассивной эвтаназии ввиду бесперспективности лечения и тяжелого состояния больного, но лишь в случае единогласного решения консилиума специалистов и при наличии просьбы больного либо его законных представителей.[185]

В отличие от нашей страны, в других странах мира проблема эвтаназии обсуждается достаточно давно. Большинство стран мира эвтаназию квалифицируют как преступление, считая, однако, данный состав привилегированным.

Активная эвтаназия в отношении неизлечимо больных была осуждена Нюрнбергским международным трибуналом как преступление против человечности. Всемирная медицинская ассоциация (ВМА), неоднократно рассматривая вопрос об эвтаназии, всегда находила ее недопустимой и категорически осуждала. Декларация об эвтаназии ВМА 1987 г. подтвердила, что «эвтаназия как акт преднамеренного лишения жизни пациента, даже по просьбе самого пациента или на основании обращения с подобной просьбой его близких, не этична».[186] Следует отметить, что речь идет лишь об активной эвтаназии. Пассивная эвтаназия законодательно разрешена более чем в 40 государствах мира. Отдельными штатами США узаконен документ «Воля при жизни», в котором человек сам определяет меру помощи, которую он хотел бы получить, оказавшись в безнадежном состоянии.[187] В штате Калифорния хронически больным людям разрешено прибегнуть к пассивной эвтаназии после подписания завещания при двух свидетелях.[188] Число сторонников эвтаназии, считающих, что каждый человек имеет право на достойную и легкую смерть, неуклонно растет. А 10 апреля 2001 г. Парламент Голландии утвердил закон, освобождающий от уголовной ответственности врачей, помогающих уходить из жизни страдающим безнадежно больным людям. Таким образом, Голландия стала первой страной в мире, где узаконена активная эвтаназия.

Помимо Голландии в настоящее время эвтаназия разрешена в Бельгии, в штате Орегон (США), в Испании, Дании, Колумбии, Швеции (пассивная эвтаназия), Швейцарии (пассивная эвтаназия). Пассивная эвтаназия находится за пределами уголовного преследования также в Германии и Финляндии.

В частности, 23 сентября 2002 г. Парламент Бельгии принял закон, согласно которому эвтаназия стала легальной при соблюдении условий, идентичных тем, что установлены в законодательстве Голландии. Согласно этому закону право на эвтаназию имеют лица, достигшие 18 лет. Если же лицо не может высказать свою просьбу, то по его выбору просьбу об эвтаназии может внести иное лицо, достигшее совершеннолетия. По сообщениям СМИ, Франция также легализовала эвтаназию в 2006 г.

Отдельно хотелось бы сказать о Швейцарии. Швейцарское законодательство достаточно лояльно относится к эвтаназии. Хотя в швейцарском законодательстве процедура эвтаназии четко не прописана, в нем отмечается, что помощь в самоубийстве не противоречит закону, если речь идет о «терминальной стадии» смертельной болезни и если человек, помогающий больному умереть, действует не из корыстных побуждений. Однако врачи долгое время не брали на себя такую ответственность, выписывая безнадежно больных домой, где они и умирали. В связи с этим в Швейцарии появилось множество частных организаций, специалисты которых за определенную плату в присутствии ассистента вводили больному смертельную дозу яда. И вот с января 2006 г. руководство Университетской больницы в Лозанне разрешило проводить эвтаназию в своих стенах для своих пациентов. При этом больной должен находиться в последней стадии неизлечимой болезни и быть в состоянии самостоятельно просить об уходе из жизни. Данное решение было одобрено Швейцарской медицинской ассоциацией и Национальным комитетом по вопросам этики.

Специальная процедура осуществления пассивной эвтаназии существует и в Колумбии и Японии.

Орегон – единственный штат США, где Федеральный суд США утвердил закон, разрешающий совершение самоубийства при содействии врачей. Данный Закон носит название «Death with Dignity Act» («Закон о смерти с достоинством»). Согласно данному Закону лицо, желающее прервать свою жизнь путем эвтаназии, должно получить заключение хотя бы 2 докторов о том, что жить ему осталось не более 6 месяцев, а также дважды попросить врача выписать рецепт на смертельную дозу – смесь химических препаратов, вызывающих быструю и безболезненную смерть, которую больной должен принять самостоятельно. Врачам это делать запрещено. Свое волеизъявление больной должен выразить в письменной форме в присутствии двух свидетелей, один из которых не должен являться родственником, должен отсутствовать в его завещании на получение денег или имущества и не работать в медицинском учреждении. Закон о смерти с достоинством долго не мог вступить в силу из-за последовавшего после его принятия в 1994 г. судебного разбирательства. И это несмотря на то, что в 1997 г. в пользу этого закона высказались 60 % жителей штата. Доводы противников эвтаназии о том, что возможны злоупотребления со стороны родственников, желающих получить наследство, были парированы орегонцами тем, что их закон включает множество предохранительных мер, в том числе и многоступенчатый путь к самому акту принятия смертельной «дозы». На сегодняшний день долгий путь данного Закона завершился полной победой над противниками эвтаназии в федеральном апелляционном суде.

Интересен тот факт, что из 9 смертельно больных людей, участвующих в судебном разбирательстве по защите Закона о смерти с достоинством, несколько человек предпочли эвтаназии естественную смерть. Однако знание о том, что у них есть возможность безболезненно уйти из жизни, если бы она стала совсем невыносимой, давало им силы на остаток жизни.[189] Как отмечал еще в древности Аристотель, мудрец должен искать не наслаждений, а отсутствия страданий.[190]

Конец ознакомительного фрагмента.