7
Отель «Le 1815» стоит на окраине поля. Номера имеют названия «Сульт», «Ней», «Камбронн», сюита в конце коридора называется «Веллингтон». Поскольку я был единственным постояльцем, остановившимся на ночь, девушка на ресепшен сделала мне честь и поселила в номере «Наполеон». У коридоров и номеров вишнево-красные стены и желтые, под золото, светильники. На тумбочке у кровати телефон с бумажкой, у которой буднично отклеился уголок, а на бумажке совсем небудничные номера для вызова. Чтобы позвонить герцогу Веллингтону, следовало набрать 21, Тилеман 22, Ней 23, Камбронн 24, Сульт 25, Эрлон 32, Груши 33. Утром в пустом ресторане за завтраком я обратил внимание, что ложечки украшены вензелем с буквой N. Такой же вензель был на посуде Наполеона.
В этот же самый час, когда я завтракал йогуртами и подогретыми тостами в отеле «Le 1815», в пяти километрах и ста девяноста шести годах от меня Наполеон завтракал со своими маршалами и генералами. Даже в походе его образ жизни сохранял изысканность и не был лишен роскоши. Камердинер Маршан торжественно устанавливал в его комнате большой походной несессер с откидной крышкой, а другие слуги распаковывали сундуки с дорогими серебряными тарелками и винным сервизом, состоявшем из набора рюмок с изображениями маршалов и двух графинов с изображениями Наполеона и Марии Луизы. За столом, накрытым белоснежной скатертью и украшенном серебряными столовыми приборами, сидели два маршала, Ней и Сульт, и четыре генерала, Друо, Гурго, Рей и Бертран. Дождь закончился, и всем – англичанам, французам и особенно семи людям, собравшимся за столом – было ясно, что битва теперь состоится. Дождь был последним и единственным основанием для того, чтобы избежать резни или хотя бы перенести ее на другой день. Резня состоится, но это обстоятельство не должно мешать завтраку. Вышколенные, тихо ступающие слуги подавали еду и убирали тарелки. Внесли горячий кофе в серебряном кофейнике. Снова вошел и вышел Маршан, имевший прямую спину, говорившие о большом человеческом достоинстве бакенбарды и внешность носителя графского титула, который он в конце концов получит за свою верность на острове Святой Елены. За окном, во дворе, происходила обычная суета места, по которому проходит большая армия: звучали команды офицеров, солдаты трясли головами, вытряхивая солому из волос, и спешно становились в строй, в распахнутые ворота влетали всадники и у самых дверей крестьянского дома спрыгивали с коней с той профессиональной легкостью, которая дается тем, кто по двадцать часов в сутки сидит в седле и носится под огнем по проселочным дорогам или вовсе без дорог.
В утреннем разговоре за завтраком, как и в вечерней светской беседе, солировал Наполеон. Снова обратим внимание на одну особенность разговора семи профессиональных военных: ни слова о возможных потерях и ни намека на то, что сегодня кто-то будет убит. То, что является самым важным для тысяч людей, не может быть темой их разговора. Возникает вопрос, не слишком ли долго они тут завтракают? Стрелки часов тикают, отнимая у французов секунду за секундой в том кровавом забеге на время, который скоро начнется с первым залпом французских пушек. Странна эта неторопливость Наполеона, вальяжно рассуждающего о разных предметах за утренним столом, словно он и не подозревает о том, что часы и минуты сегодня – его главный ресурс. Холодная ветчина, кофе, хлеб… все спокойно, размеренно и неторопливо. Но во сколько полководцу следует вставать и пить кофе? В какой час начинать битву? Следует ли затягивать время, беседуя за завтраком о философии стоиков, или необходимо немедленно прыгать в седло и нестись к войскам? Когда самое лучшее время для того, чтобы убить как можно больше врагов? Какое время дня лучше всего подходит для того, чтобы пустить в сторону людей, о которых ты не знаешь ничего, первые сто ядер? Аустерлиц начался в семь утра, Йена началась в шесть (кто рано встает, тому Бог подает), однако прерывалась туманом, который периодически окутывал окрестности. Но туман в районе Йены не помешал Наполеону прикончить герцога Брауншвейгского, который совсем недавно грозился расставить виселицы по всей Франции, так почему же ему должен помешать дождь в районе Ватерлоо?
Единственным человеком во время этого последнего завтрака императора перед битвой, полностью и безусловно уверенным в победе, был сам Наполеон. Увидим его округлый жест, лежащую на лбу серповидную прядь и светскую улыбку. Остальные находились в сомнениях разной силы и степени. Мудрый Друо, лучший артиллерист Великой армии, полагал, что почва по-прежнему вязкая и надо еще подождать. Но сколько же еще можно ждать и, главное, чего? Двое за столом, Ней и Сульт, имели дело с Веллингтоном в Испании и знали его манеру прятать войска на обратные скаты холмов. Что он там запрятал на этот раз? Рыжий двухметровый Мишель Ней в рассуждения философии и тактики за завтраком не лез, к тому же он находился в том состоянии духа, которое лучше всего назвать сумасшествием, но об этом позже. Маршал Сульт, ровесник Наполеона, человек с волевым подбородком и опущенной на лоб челкой, за шесть лет проделавший путь от солдата до генерала революционной армии, сказал Наполеону (второй раз за последние сутки, что было почти что невежливостью в разговоре с императором), что надо срочно звать на помощь идущего вслед за Блюхером Груши. Наполеон выслушал соображения Сульта с той светской полуулыбкой, которая ясно говорила о том, что он не принимает ни эти соображения, ни самого Сульта (человека с огромным военным опытом) всерьез. «Вы считаете Веллингтона сильным полководцем лишь потому, что он смог победить вас, – сказал Наполеон за кофе и ветчиной. – А я говорю вам, что он слабый полководец и что у англичан плохая армия. Мы с ними быстро разделаемся. – Надеюсь, что это так», – ответил маршал Сульт, оставаясь в рамках вежливой почтительности перед гением сражений. Остальные за столом без слов опустили глаза.
Кофе был допит, Наполеон встал первым. Стоя у стола, с которого вышколенные слуги мгновенно убрали дорогую посуду и ловко расстелили большую карту, Сульт, Ней, Рей и Друо слушали, что им уверенно и безапелляционно говорил их вечный предводитель. Плохую карту, кстати. В те времена, заметим для непосвященных читателей, отсутствовали не только навигаторы GPS и GLONASS, но и хорошие карты, что приводило к тому, что великий полководец путал названия городов и периодически не знал, где находится. Это не мешало ему прокладывать маршруты для своей армии, используя циркуль, отмерявший дневные переходы. Во всех остальных подробностях организации маршей пусть разбирается исполнительнейший начальник штаба Бертье по прозвищу «Жена императора», в любой момент дня и ночи знавший по памяти, где находится любой из многочисленных полков Великой армии. Но Бертье этим утром не было с ними за столом, восемнадцать дней назад он выбросился из окна в маленьком немецком Бамберге, когда внизу по улице в сторону Франции колоннами проходили пруссаки. Но ни говорить, ни думать об этом печальном событии было совсем не к месту в десятом часу утра 18 июня 1815 года. «Господа, если вы будете безукоризненно выполнять мои приказы, мы будем сегодня ночевать в Брюсселе».
Однако предусмотрительность не помешает, особенно когда речь идет об ужине. Наполеон заказал поварам на ужин баранью лопатку. К вечеру этот провидец и гений предвидел у себя хороший аппетит. Массивный кусок мяса, приготовленный с чувством и толком, должен был утолить его аппетит после дня, проведенного на свежем воздухе, в деятельном руководстве безумием, в гениальной организации массового смертоубийства. Когда он уехал из захваченного на время крестьянского дома, повара тут же принялась за работу: ступкой мельчили чеснок, мешали его с красным перцем, готовили маринад, священнодействовали с лавровым листом и розмарином.