6
С утра сто девяносто шесть лет назад по узкой Брюссельской улице шли английские колонны в красных мундирах. Иногда по обочине, припав к шее лошади, ударяя ее ногами в высоких заляпанных грязью сапогах, пролетали офицеры, имевшие приказы командующего передовым частям, уже выходившим на поле и занимавшим позиции в соответствие с точной диспозицией. Я прошел еще сотню метров и увидел длинный белый двухэтажный дом с флагами по фасаду. Дом был с двумя рядами окон и дверью с полукруглым верхом на каменном крыльце. В те времена тут был постоялый двор. В тот день тут был штаб герцога Веллингтона.
И тоже шел дождь. Как сейчас. Мелкий, моросящий. К ночи он усилился, забарабанил со страшной силой. Никто тогда еще не знал, что этот дождь имеет всемирно-историческое значение. Веллингтон вышел из тяжелой деревянной двери с полукруглым верхом, напротив которой я сейчас стоял, внимательно рассматривая ее, спустился по высоким ступенькам крыльца, размашистыми шагами длинных ног перешел улицу и вошел в собор святого Иосифа. Собор находится прямо напротив постоялого двора. Портик в четыре колонны, красноватые стены, зеленоватая от старости крыша, башенка на мощном куполе, украшенная стрельчатым окном и увенчанная тонким высоким крестом, золотая латынь на портике и два грузных черных льва с зелеными мшистыми гривами… но какой смысл подробно и с вниманием к деталям описывать архитектурные шедевры в наше время, когда миллионы «мыльниц» фотографируют все и вся, чтобы тут же выложить в Интернет.
Я наискосок пересек улицу и медленно прошел по аккуратным каменным квадратам площади перед собором, считая шаги. Сорок девять шагов прошел Веллингтон от постоялого двора, где разместился его штаб, до собора, который никак не изменился с тех пор и все также осенял тихий дождливый вечер своей молчаливой красотой. Офицеры ждали его вот тут, на вымощенной камнем площадке. Они глядели на розоватые, расширяющиеся книзу колонны и на немой черный проем двери, в котором исчезла фигура командующего. Я последовал за ним. Герцог молился в темной гулкой тиши. Я бродил по пустынному храму, читал вырубленные в камне слова, напоминающие об офицерах английских полков, и видел у алтаря высокую коленопреклоненную фигуру. Узкая темно-синяя, почти черная спина, узкие, заостренные подошвы сапогов, завитки волос сзади, на шее, ложившиеся на воротник редингота. Никто не знает, какие слова он тут произносил в тот день, только Бог хранит их до сих пор в своем неограниченном сетевом хранилище. Хранилище запечатано, у человечества нет к нему доступа, историки не могут работать в этом гигантском архиве, сохраняющем молитвы и мысли людей. Но все спецхраны рано или поздно открываются.
Сразу за дверями, на входе в собор св. Иосифа, на сером матерчатом стенде кнопками были приколоты четвертушки и половинки цветной бумаги с напечатанными на принтере объявления о том, что община проводит сбор денег в помощь голодающим в Африке, и скоро будет концерт духовной музыки, и воскресная школа, и что-то еще, скромно-честное и чистое, чего я не запомнил, но что создавало в душе ту нотку трогательной нежности, которая всегда возникает в католическом храме. Из продолговатых ячеистых окон лился сероватый свет, и где-то очень высоко уютно шуршал о старый купол дождь. Я бродил по пустому темному собору и читал слова, выбитые на белых мраморных досках. Это были окаменевшие поминальные списки британской армии. Все эти колонели, капитаны, лейтенанты, первые лейтенанты, все эти двадцатитрехлетние Джоны и двадцатипятилетние Ричарды в красных мундирах и высоких, забрызганных грязью сапогах, все эти люди со светлыми глазами невероятной честности, выросшие в обширных поместьях на берегах Темзы и Эйвона, евшие мясо с кровью и пившие крепкий эль, все эти люди с длинными и твердыми британскими подбородками пришли на поле в сознании своей правоты, для того, чтобы встать здесь насмерть и спасти свою старую добрую Англию.
Встреча Веллингтона и Блюхера перед битвой при Ватерлоо. Художник Роберт Александр Хиллингфорд.