Глава 5
Ожидание
Доктор рассеянно снял пальто и принялся очищать его от пыли и грязи. Он мысленно представил тяжелую цепь, лежавшую на полу в соседней комнате. Хотя Бирн не отличался любопытством или склонностью к сплетням, но, если бы кто-нибудь предложил ему рассказать историю этой цепи за тысячу долларов, в тот момент он счел бы подобную цену смехотворно низкой.
Затем Рэндалл спустился к накрытому обеденному столу, одним глазом косясь на Бака, а другим на Кети. Но если он рассчитывал узнать что-нибудь из разговора за столом, то ему пришлось разочароваться. Дэниелс ел с таким видом, который отметал всякие намеки на болтовню, а девушка сидела с принужденной улыбкой и отсутствующим взглядом. Время от времени Бак поглядывал на Кети, но потом снова с какойто мрачной решимостью обращал все свое внимание на тарелку. За весь обед прозвучало не больше дюжины слов.
Насытившись, они отправились к больному. Джо не изменил позы, худые руки по-прежнему оставались скрещенными на груди. Густые брови опустились так низко, что глаза спрятались в глубокой тени. Посетители встали полукругом, глядя на больного. Бирн мрачно вспомнил виденную им картину: три волка ожидают, пока лось увязнет в снегу. Они тоже ждали смерти. Однако казалось, что смерть уже пришла, во всяком случае, вряд ли ее приход сделал бы Джо более неподвижным. На фоне стены профиль больного выглядел странной гравюрой. Лампа ярко освещала нос и лоб, остальные части лица скрывались в относительной тени.
Сходство с покойником подчеркивала и застывшая улыбка на губах. Но когда Кети передвинула лампу, чтобы получше осветить отца, Бирн увидел, что больной усиленно сжимал губы. Рэндалл вдруг понял, что молчаливый человек на кушетке изо всех сил борется против взрыва эмоций. Капельки пота выступили на лбу доктора, так как такая полнейшая безмятежность содержала в себе более сильные страсти, чем крики, стоны или схватка. Молчание действовало подобно кислоте, сжигая все без огня. И Бирн осознал всю ценность того, что утратил хозяин ранчо. Кислота горечи и тоски глубоко проела тело Джо и сейчас подбиралась к сердцу. Девушка сказала, что отец угасает уже шесть месяцев. Шесть месяцев! Шесть месяцев непрерывных аутодафе!
Джо безмолвно ждал; его смирение означало, что он предчувствовал скорую смерть, которая посетит его намного раньше, чем предмет его желаний. Тишина воцарилась в комнате. Молчала дочь, и ее глаза потемнели от горя, хотя она по-прежнему не смотрела на отца. Бирну пришло в голову, что не только умирающий отец является причиной ее горя, ведь взгляд Кети устремился скорее мимо, чем на больного. Она тоже ждала? Придавала ли ей печальную серьезность некая тайна?
И Бак Дэниелс. Он тоже не проронил ни слова. Только с поразительной ловкостью одну за другой скручивал сигареты и выкуривал их за полдюжины титанических затяжек. Мысли его вовсе не отличались сложностью. Он любил девушку, и эта любовь наложила печать на его лицо. Бак отчаянно желал Кети; его желание напоминало муки Тантала, слишком сильные, чтобы их когда-либо было можно удовлетворить. Однако он тоже чаще смотрел не на любимую, а в пространство. Дэниелс тоже ждал!
Камберленд что-то почувствовал и встревожился, сейчас он больше напоминал радиолюбителя, собиравшего информацию из мирового эфира.
Так что Бирн не слишком удивился, когда посреди этого угрюмого созерцания старик предостерегающе поднял указательный палец. Кети и Дэниелс замерли на стульях, а Рэндалл вздрогнул. Конечно, ничего не случилось. Ветер, сотрясавший дом после обеда, теперь усилился и дул все с большей яростью; вероятно, старик услышал его завывания и представил, что до него доносится некий ожидаемый звук.
Но палец снова поднялся, рука выпрямилась, отчаянно дрожа, и Джо посмотрел на посетителей вспыхнувшими от исступленной и болезненной радости глазами.
– Слышите! – воскликнул он. – Опять!
– Что? – спросила Кети.
– Говорю вам, я их слышу.
Губы девушки побелели и приоткрылись, но Кети сдержалась и медленно оглянулась, словно взывая о помощи. Темно-бронзовый цвет кожи Бака сменился на болезненно-желтый, на его лице отразился несомненный страх. Затем Дэниелс подошел к окну и резко его распахнул. Ветер ворвался в комнату, дунул на пламя в очаге, и огромные тени внезапно метнулись по стенам, а стулья качнулись, словно при землетрясении. Даже люди вдруг показались нереальными. Бирн испугался, что его может унести в никуда. Какое-то мгновение доносился только шум ветра, плохо закрепленная картина ударилась о стену, зашелестела газета. Но затем Рэндалл различил и другие шумы.
Вначале раздался короткий звук, происхождение которого он не смог определить. Музыкальный, хотя и диссонирующий звук подействовал как порыв ледяного ветра.
Однажды Бирн стоял в коридоре пирамиды Хеопса в Египте, вдруг в руке гида погас факел. Откуда-то из черных глубин до них донесся смех, превращенный эхом во что-то нечеловеческое, и он увидел мумий, выползавших из саркофагов.
Но с этим звуком ничто не могло сравниться – слишком дикий и странный.
Бирн снова прислушался, затаив дыхание, чувствуя покалывание в спине. Так кричат улетающие на север дикие гуси. Рэндалл представил себе серый клин в холодном небе, посылающий человеку неразборчивое сообщение.
– Я был прав! Я был прав! – выкрикнул больной.
Бирн повернулся к нему и увидел, что старик сидит в постели с застывшей улыбкой триумфа на лице. Девушка жутко вскрикнула, а Бак приглушенно выругался, захлопывая окно.
Едва стих ветер и снова ровно загорелось пламя в лампе, глубокое молчание опять воцарилось в комнате. Все снова ждали. Бирн подумал, что становится тепло, слишком тепло. Что-то давило на него, что-то совсем рядом, в комнате. Словно кто-то невидимый спрятался в углу. Доктор почувствовал сродство с человеком, умевшим читать мысли. Более того, он догадывался, что остальные в комнате испытывают то же самое. Рэндалл увидел, что старик лежит с горящими глазами и приоткрытым ртом, словно радостное ожидание опьянило Джо. Бак стоял, положив руку на оконную раму, с такой нестерпимой мукой в глазах, что казалось, сердце вот-вот разорвется в груди ковбоя. А Кети все еще сидела закрыв глаза и улыбаясь. Бирна не испугала радость Джо и страх Бака, но он ужаснулся улыбке и закрытым глазам девушки.
Молчание продолжалось. В комнате витало присутствие пятого человека, что, очевидно, и мешало заговорить остальным.