Нестиранный дворец
Прачка дворец сожгла.
Вот ужас-то какой.
И все на прачку смотрят, и головами качают, осуждают, значит – ох, нехорошая какая, шуточка ли дело, целый дворец сожгла.
И прачка смотрит, слезами заливается, не виноватая я. Да как это не виноватая, виноватая и есть, вот растяпа-то…
Прачка говорит: я не виновата. А её никто не слышит, она уже триста лет как умерла.
И тут министр выходит и говорит:
– Не виновата она.
Но министра тоже никто не слышит, даром, что он не просто министр, а целый премьер-министр.
Все равно не слышит никто. Потому что он уже полвека как умер. И никто-никто его уже не слышит.
Дрожит земля.
Город дрожит.
Небо дрожит, гнется под тяжестью самолетов.
Министр… да не министр, а целый премьер-министр – смотрит в раскаленное небо. Кто-то окликает его, кто-то говорит прятаться под землю.
Люди боятся неба, люди под землю прячутся.
Министр (целый премьер-министр) замирает, останавливается, вроде дворец, да нет, быть не может здесь никакого дворца, показалось, померещилось, а нет, не померещилось, и правда, дворец…
– Ай, ах!
А это еще что… а это прачка, а вот это что, вот она, бадью с водой тащит, а тут министр, да не просто, а целый премьер-министр, откуда взялся, только что не было, а тут на тебе, стоит на дороге, и небо дрожит под тяжестью чего-то стального, раскаленного, небо горит… Вот прачка бадью с водой и…
– Ай, ах!
Министр (целый премьер-министр) вежливо приподнимает шляпу:
Ничего страшного.
Ну и дальше там что по протоколу полагается, прекрасная погода сегодня, и всё такое.
Прачка в замке белье стирает.
Это она может.
Премьер-министр смотрит на карту, строит планы.
Это он тоже может.
Туристы ходят, смотрят на город.
И это они могут.
А прачке холодно, еще бы не холодно, зима все-таки.
А вон министр. Идет куда-то со своими людьми, волнуется. Ну, еще бы не волноваться, небо горит и дрожит.
И прачку видит. И людям своим кивает, не поленитесь, налейте даме чашечку кофе, и чего у нас еще есть. Люди в растерянности, да как так, да нельзя же так, мы же когда – вот сейчас, а она когда – триста лет назад, или сколько там. Министр (целый премьер-министр) не понимает, почему нельзя, где написано, что нельзя, люди смотрят – и правда, нигде не написано, значит, можно. И прачке кофе подносят, прачка пробует – ух, гадость – ничего, виду не подает, как такое господа пьют, а вот хлеб ничего, знатный хлебец, и сыр знатный, всю жизнь бы ела…
– А что у вас случилось?
Это прачка у министра спрашивает. Видит же, случилось чего-то, небо огнем горит…
Он только руками разводит, не положено людям будущее знать.
Прачка больше не спрашивает, да правда что, чего тут спрашивать, кто она, и кто он, нечего прачке в такие дела соваться, её дело белье во дворце стирать.
– Враги в городе.
Это министру говорят.
Вот так.
Враги.
В городе.
Скоро здесь будут.
Министр под землю идет речь готовить, мы все как один, и все такое.
Прачка смотрит на министра, он ей два пальца показывает, так лучники показывают, что есть у них пальцы, чтобы из лука по врагам стрелять.
Враги приближаются.
Видят дворец.
А убежище министра не видят.
Враги во дворец заходят, лучники по врагам стреляют, только что им лучники, у врагов такое оружие, что лучникам и не снилось.
Вон они, лучники, все лежат. Кровь стекает со ступеней дворца.
Враги заходят, повару велят ужин нести, чужеземный воевода прачку за грудь щиплет.
Темнеет.
Прачка ждет.
Враги в зале сидят, вино пьют, прачка белье вешает, близко-близко к огню…
– Файр! Файр!
– Фойер!
Дворец пылает.
Враги бегут.
Министр (целый премьер-министр) своим знак дает, стреляйте.
Падают подстреленные чужеземцы.
Целый премьер-министр прачке снова два пальца показывает. Тает в тумане дворец, расходятся, расползаются времена, премьер думает, надо бы прачку сюда, вон пусть хоть… э-э-э… полы моет… А поздно, поздно, разошлись времена, разъехались…
Ну вот, а вы говорите, прачка, прачка… И туристы ходят, говорят, прачка, прачка. А премьер возражает, что прачка, прачка. А прачка-то… а и не знает никто, не слышит никто, она же давным-давно умерла. И премьера не слышит никто, он же давным-давно умер. И туристов никто не слышит, они тоже давным-давно умерли, погасшее солнце смотрит на руины мертвого города.