Глава четвертая
В которой Мельхиор просыпается в Квакенбурге, а ложится спать в замке Три Башни
Утром, сразу после завтрака, в нашем тихом особняке на Зеленой улице раздался звонок. Выглянув в окно, я увидел большой зеленый экипаж с гербами на дверцах: три золотые крепостные башни на красном поле. Над гербами блестели серебряные графские короны. Граф Озрик был точен.
Я спустился в прихожую, захватив с собой уложенный еще с вечера саквояж с самыми необходимыми вещами – сменой белья и бритвенными принадлежностями. В прихожей уже нетерпеливо переминался мой шеф, одетый, как и положено полноправному члену Гильдии гведских нотариусов, в широкий до пят черный плащ с высоким красным воротником. В одной руке он держал дорожную сумку с металлическими пряжками, на которых была выдавлена надпись: «Бенедикт Мартиниус, нотариус», а в другой – черный бархатный колпак с красным помпоном и красными же квадратными широкими полями. В этом пышном наряде крошечный старик был похож на императора Лилипутии.
– Быстрее Мельхиор, – поторопил меня патрон. – Невежливо заставлять графа ждать.
Попрощавшись с Саскией, которая даже немного всплакнула, мы вышли на улицу. Граф Озрик Де-Бург, выйдя из кареты, сердечно приветствовал нас. Отдав свой скромный багаж кучеру, мы удобно устроились в карете на кожаных диванах. Кучер уложил наши саквояжи в багажное отделение, расположенное сзади, забрался на свое место и резко свистнул. Кони мягко тронули с места тяжелый экипаж и покатили его по вымощенной гладким камнем мостовой на восток в сторону Кронских ворот.
Мы проехали Зеленую улицу, свернули на площадь Биржи и по улице Трех Близнецов через центр Квакенбурга выехали к Кронским воротам. Миновав широкие Кронские ворота с мощными квадратными башнями над которыми на ветру развевались разноцветные флаги Гведского королевства, Зеленой страны и города Квакенбурга, наша карета покатила, мягко покачиваясь на рессорах, по загородной дороге. За окном, вместо многоэтажных зданий с расположенными в них конторами и торговыми заведениями, замелькали небольшие аккуратные домики пригородов гведской столицы, окруженные фруктовыми садами.
Грохот колес по каменной мостовой сменил тихий шелест гравия. Зеленые домики с высокими красными крышами попадались все реже, а вязы, дубы, ели и сосны росли все гуще, подступали все ближе к дороге и, наконец, настоящий дремучий лес обступил наш экипаж, неторопливо двигавшийся дальше и дальше на восток.
За то время, которое понадобилось нам, чтобы покинуть столицу, мы не сказали друг другу и нескольких слов. Молодой граф дремал, откинувшись на мягкие подушки, мой патрон изучал какой-то юридический документ, а я просто глазел в окно. Это было мое первое далекое путешествие и мне конечно все было интересно.
Наконец нотариус спрятал бумагу в карман своего плаща и, увидев, что молодой человек проснулся и смотрит на нас, обратился к нему с вопросом:
– Дорогой граф, сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до Трех Башен?
– Обычно дорога занимает весь день, – ответил Озрик. – От Квакенбурга до Крона примерно сто гведских миль. От Крона до замка – миль пять. Где-нибудь по дороге мы остановимся пообедать и к вечеру будем на месте.
– Я слышал, что ваша сестра помолвлена с каким-то молодым человеком? – спросил, улыбаясь, Мартиниус.
– Да, Валерия помолвлена с Тобиасом Сальватором. Он преподает риторику в кронской гимназии, но называет себя поэтом. Я, правда, его стихов не читал, поэтому ничего сказать по этому поводу не могу, но сестре он нравится. Конечно, Тобиас – человек не совсем нашего круга, но мы все считаем, что главное – счастье Валерии. Ведь ей уже двадцать восемь лет. Сестра влюблена в Тобиаса, очень хочет замуж и потому свадьба состоится через два месяца. Вся наша семья любит Валерию. Вы же знаете, господин Мартиниус, что наша бедная матушка рано умерла и Валерия была единственной женщиной в семье, пока не женился мой старший брат Себастьян.
– Кстати, как он поживает?
– Да как сказать, – пожал плечами Озрик. – Он служил в гвардейских драгунах. Недавно вышел в отставку и с семьей поселился в замке. Его жену зовут Патриция. Она из военной семьи – дочь драгунского полковника, бывшего полкового командира Себастьяна. У них есть сын Николаус. К несчастью, маленький Ники очень болен. Я не открою тайны, если скажу, что Себастьян очень невоздержан в отношении спиртного. Эта слабость помешала ему сделать военную карьеру. Она является причиной болезни Ники и скандалов Себастьяна с женой. Его безобразные попойки вконец испортили отношения с отцом, который почти перестал общаться с братом. Только я, да еще, конечно, Валерия пытаемся что-то сделать, как-то ему помочь. Однако и у нас временами опускаются руки. Вот, например, недавно Себастьян в какой-то кронской пивной повздорил с проезжими торговцами. Перепалка закончилась дракой. Себастьяна привезли домой на телеге едва живого. И хотя потом он утверждал, что его смогли одолеть только благодаря большому численному перевесу, я склонен думать, что у него от выпитого просто двоилось в глазах. После этой выходки отец и решил вызвать вас в Три Башни.
Озрик замолчал и задумался. Мы тоже молчали, смущенные его откровенностью. Вдруг граф кивнул головой, будто отвечая каким-то своим мыслям, и произнес:
– Мне в последнее время кажется, что над нашей семьей сгущаются какие-то тучи. Что-то недоброе ожидает всех нас. Не знаю, отчего это, но такое ощущение охватывает меня все чаще. А иногда я думаю, что это просто нервозность из-за болезни отца и поведения Себастьяна и все еще переменится к лучшему. Право не знаю…
В молчании мы продолжили свой путь через знаменитый Зеленый лес. Этот густой лес находится между Атласными горами на западе и рекой Кроной на востоке, между Большой горой на севере и Зелеными горами на юге. Зеленый лес и в наше время занимает большую часть Зеленой страны, а некогда он был еще обширней. Сейчас восточная часть, по которой мы ехали, заселена, обжита, покрыта замками, деревнями, фермами, дорогами, тропами и просеками, но в западной части от Вилона до Атласных гор и сейчас в нем слышится только завывание волков.
Время от времени деревья за окном редели и, в стороне от главной дороги, появлялись селения. Металлические таблички сообщали нам их названия: Тенистые Вязы, Лесная Поляна, Гведская Миля. В полдень мы решили дать отдых лошадям и остановились на обед в одном из таких селений под названием Зеленое Поле. Пока кучер возился с лошадьми, мы зашли в придорожную харчевню, над входом в которую бросалась в глаза витиеватая надпись «У толстяка Вилема» и заказали крепенькому добродушному хозяину в чистом белом переднике и колпаке три порции жареной картошки с котлетами, салат и пиво.
В ожидании еды мы расположились за крепким дубовым столом, стоявшим у стены на которой были развешены большие, начищенные до блеска сковороды. Я огляделся вокруг. В большом зале было довольно многолюдно. В углу у очага пировала компания лесорубов в кожаных куртках, которые пили местное пиво и хриплыми, привычными к лесу голосами громко разговаривали о своих делах. За соседним с ними столом сидели два странствующих монаха-янита в домотканых сутанах из некрашеной шерсти, подпоясанных простыми веревками. Котомки, в которые яниты собирают милостыню, были сложены рядом на скамье. Тощие монахи тщательно пережевывали какую-то нехитрую снедь и неодобрительно поглядывали на дюжих лесорубов, когда их разговор становился особенно громким. Напротив монахов, у другой стены зала три торговца вполголоса обсуждали достоинства и недостатки разных пород скота и цены на говядину и свинину. Они уже отобедали, судя по грязной посуде и объедкам на столе. Кроме этих посетителей, кое-где за столами поодиночке сидело еще несколько человек.
Хозяин принес нам еду и расставил оловянные тарелки. Следом за салатом, картошкой и котлетами появились три высокие, глиняные кружки с крышками, из-под которых на стол капала пена.
– Попробуйте, уважаемые гости, – сказал румяный крепыш, пододвигая каждому его кружку. – Это лучшее пиво во всей округе. Даже в Кроне знают пиво марки «Толстяк Вилем»! Каждую неделю я отправляю туда десять бочонков темного и десять светлого.
Поблагодарив добряка, мы с аппетитом приступили к трапезе. Изрядно проголодавшись в дороге, за едой мы не разговаривали. Отдав должное вкусной и обильной пище, мы запили ее пивом, которое действительно оказалось превосходным.
Пока мы расправлялись с обедом, монахи сложили то, что не доели в котомки, помолились и двинулись к выходу. Проходя мимо нашего стола, шедший первым высокий и худой как жердь янит вдруг внезапно остановился и издал громкое восклицание. От неожиданности мы все трое, как по команде, перестали есть и посмотрели на него. Старик, вперив в молодого графа взгляд своих черных глаз, которые резко выделялись на его узком, морщинистом лице, воскликнул:
– Берегись грешник! Печать смерти лежит на твоем челе. Покайся пока не поздно!
Разговоры в зале разом умолкли и все посетители обернулись в нашу сторону. Озрик уронил вилку на стол и побледнел. Я оцепенел и от страха не мог вымолвить ни слова. Один нотариус сохранил присутствие духа и спросил монаха, продолжавшего сверлить графа тяжелым взглядом:
– О каких грехах вы говорите, святой отец?
– Никто не знает о своих грехах лучше самого грешника. Покайся несчастный! Смерть идет за тобой по пятам!
С этими словами монах повернулся и быстро вышел на улицу в сопровождении своего товарища. После их ухода еще некоторое время в харчевне стояла тишина. Люди поглядывали на Озрика Де-Бурга и друг на друга и качали головами, не решаясь заговорить. Молодой человек сидел по-прежнему бледный и было видно, что он пытается прийти в себя. Мартиниус о чем-то задумался. Так прошло некоторое время. Наконец, к нам подошел хозяин заведения и заговорил:
– Это конечно не мое дело, доминус, но на вашем месте я бы прислушался к словам янита. Они обладают даром предсказания, это каждый у нас знает. Поэтому лучше вам сходить в церковь как можно скорее.
Немного придя в себя, мы заплатили за обед по пять гведских крон и, усевшись в карету, продолжили свой путь. Отдохнувшие и накормленные лошади бодро потащили тяжелый экипаж по дороге на Крон. За окном снова замелькали деревья и придорожные черно-белые столбики с коронованным гведским орлом, обозначающие пройденные мили.
– Ну и что вы об этом всем думаете, месьер Мартиниус? – спросил граф, как только мы отъехали от харчевни. Он уже пришел в себя и на лице его опять появилось выражение доброжелательной вежливости, так для него характерное.
– Пока не знаю, что обо всем этом думать, – ответил нотариус, – но все это весьма интересно.
Дальнейший наш путь продолжался без приключений. Уже начинало темнеть, когда наша карета въехала в достославный город Крон, миновала его и, прогрохотав по горбатому каменному мосту через реку Крону, повернула к графскому замку. И дорога, и река вились по узкой долине, густо заросшей соснами и елями. Теперь карета двигалась по глубоким колеям, проложенным давным-давно.
По сторонам дороги в последних лучах заходящего солнца поблескивали листья ежевики и папоротника. Желтые и красные листья густым ковром устилали землю. Стук колес нашего экипажа словно утонул в толстом слое гниющей травы. Дорога, становившаяся хуже, спустилась куда-то вниз и в серых сумерках вдали я увидел три высокие башни – мощную центральную и по обеим сторонам ее две узкие. Их черные силуэты торчали над лесом как мрачные стражи этого сурового края.
– Ну вот, наконец-то, мы дома, – сказал молодой граф.
Вскоре мы подъехали к узкому деревянному мосту, переброшенному через ров окружающий замок. За мостом возвышалась каменная громада. Кое-где в замке виднелись неяркие огни. Карета, гремя, въехала в ворота, украшенные гербом Де-Бургов и остановилась во внутреннем дворе.
В темноте я мог разглядеть только массивный фасад, сплошь увитый плющом. Над зданием поднималась старинная зубчатая башня. Справа и слева к главному строению примыкали два крыла, сложенные из дикого камня и увенчанные крутыми остроконечными крышами. Из-за крыш в темном небе угадывались очертания двух узких боковых башен.
– Добро пожаловать, уважаемые месьеры! Добро пожаловать в Три Башни!
Из тени, скрывавшей вход, выступил крупный усатый мужчина и открыл дверцу кареты.
– Здравствуйте, Мартин. Это Мартин – наш дворецкий, – пояснил нам Озрик и с беспокойством снова обратился к дворецкому:
– Как себя чувствует отец?
– Их сиятельство уже изволили лечь. Весь день они провели у себя и почти ничего не ели. Доктор Адам с самого утра находился в замке и только недавно уехал домой.
Пока дворецкий отвечал на вопросы Озрика, двое подошедших слуг взяли наши саквояжи и понесли их в дом. Дворецкий провел нас длинными темными коридорами в столовую, освещенную слабым светом канделябров. Помещение, в котором мы оказались, было очень просторным, с высоким потолком. Посреди столовой на помосте стоял огромный господский стол. По обе стороны помоста располагались столы для лиц низшего звания. В дальнем конце помещения, напротив входа, виднелись хоры для менестрелей. В старинном камине с красивой чугунной решеткой, уютно потрескивая, горели поленья. В неверном свете свечей со стен на нас угрюмо смотрели портреты предков нынешних хозяев замка.
Нотариус и молодой граф подошли к камину и протянули руки к огню. Устроившись возле них, я стал разглядывать полированное дерево стен, украшенных гобеленами, изящные цветные стекла стрельчатых окон, оленьи и кабаньи головы, смутно виднеющиеся в полумраке.
– Прикажете подавать ужин, ваше сиятельство? – обратился к Озрику дворецкий.
– Конечно, Мартин. Признаться, я умираю с голоду.
– Через несколько минут все будет готово, ваше сиятельство.
Мы все очень устали за день, поэтому разговор за столом не клеился и ужин прошел в молчании. После ужина меня и моего шефа проводили в отведенные нам комнаты. Они находились в Южной башне или Башне Бруниссенды, как сказал сопровождавший нас слуга. Наши комнаты располагались на самом верху башни. Их двери выходили в один коридор почти напротив друг друга. Моя комната оказалась небольшим, вытянутым в длину помещением. При свете свечи, я разглядел стол, два стула и узкую кровать возле узкого окна, прорубленного в овальной стене башни.
Перед сном я подошел к окну и посмотрел в ночную тьму. За окном в бледном свете луны виднелась черная опушка окружающего замок леса. Ни единый огонек не оживлял дикую местность. От этой картины веяло заброшенностью и одиночеством. Чувствовал я себя усталым и подавленным. Раздевшись и улегшись в постель, я услышал, как где-то в замке тоскливо завыла собака. Некоторое время я слушал эти протяжные душераздирающие звуки, но вскоре усталость взяла свое и я уснул.