Глава III. В родную стихию
Aqua ferro levior est[5].
Из окна парижского поезда она могла показаться вам миражом, вознесшимся над отдаленными болотами Монтуа. От самых холмов над Порнише, что на расстоянии добрых пяти миль от Сен-Назера, она доминировала над городом с его сорокатысячным населением, подавляя своими фантастическими размерами не только группы домиков с черепичными крышами, но и кафедральный собор.
Она походила на здание делового центра – черное, стальное, высотой в десять этажей и длиной в семь кварталов. Здание, выстроенное на отмелях Луары и абсолютно не сочетавшееся ни с каким другим в пределах видимости.
Это была «Нормандия». И эта ветреная, пасмурная суббота станет днем ее рождения, днем, когда она покинет свой неуклюжий насест и погрузится в родную стихию – море.
Несмотря на угрожающую погоду, по меньшей мере 200 000 человек – почти всё население Бретани и тысячи прибывших в Сен-Назер из Парижа на специальных поездах – собрались в устье Луары, чтобы стать свидетелями великого события.
Однако не у всех настроение было веселым. Те, кто отвечали за «Нормандию» и за ее спуск на воду, были переполнены нервными предчувствиями, далеко не беспричинными. Редко судно совершает более опасный рейс, чем первый – с берега в воду. Когда корабль скользит вниз по дорожкам стапеля, его корпус подвергается самым мощным напряжениям и нагрузкам.
«Нормандия», превосходившая размерами и весом все когда-либо построенные суда, стояла лицом к лицу не только с этими рисками, но также еще с непредсказуемыми рисками, связанными с ее беспрецедентными размерами. Разве не удивительно, что местные любители пари ставили три к одному против удачного спуска корпуса на воду?
Человеком, головой отвечавшим за всё в тот день, был главный инженер по корпусу на верфи «Пеноэ» – Андре Сеэ, стройный, красивый человек с интеллигентными глазами и густыми черными усами.
Сеэ и его коллеги начали сложные расчеты более трех лет назад, когда КЖТ только оформила свои планы по строительству нового судна и определилась в общих чертах с его размерами. С самого начала Сеэ знал, что перед ним встанут проблемы совершенно нового типа.
Корпус предполагалось спустить обычным для больших судов способом – пустым: силовую установку судна и внутреннюю отделку добавить позже. Но даже на момент спуска на воду корпус весил 26 800 т, что составляло почти двойной вес корпуса «Иль де Франс» и было на 720 т больше, чем вес новейшего в то время американского авианосца-громады «Лексингтон».
Теперь готовый корпус покоился на стапеле № 1, как его именовали в документации судостроительного завода. Расположенное на песчаной косе, отвоеванной у Луары, клинообразное основание стапеля было сооружено из железобетона, протяженностью 310 м (достаточной для приема длины судна по его ватерлинии) и шириной 18 м.
Внутренняя оконечность этого огромного клина возвышалась над поверхностью земли примерно на 18 м. Другой его конец уходил в воды Луары и погружался примерно на 4 м ниже самого низкого из наблюдавшихся уровней уреза воды. Он завершался подводной каменной стеной.
Именно здесь «Нормандия» – известная под кодом «Т6-бис» – принимала свои очертания: носовая оконечность в приподнятой части клина, а кормовая – в низкой, прямо возле кромки воды. Пятипроцентный наклон придавал судну вид нетерпеливого и готового сорваться в воду скалолаза. Но оно не могло этого сделать до тех пор, пока корпус не будет готов и не наступит один из двух дней в году, удобных для этой процедуры. Для спуска на воду было выбрано 29 октября 1932 г. и назначено время – 3:15 дня.
В этот момент, при условии, что всё пойдет хорошо, «Т6» будет официально окрещен одним из сановников. Сеэ даст сигнал, последнее из удерживающих устройств будет отпущено, и гигантский корпус, катящийся по своей дубовой колыбели, заскользит вниз по дорожкам к воде, войдет в нее, а затем резко остановится, чтобы ожидающие этого момента буксиры смогли отвести его в достроечный док. Если всё пройдет благополучно, эти действия должны были занять чуть больше минуты.
К сентябрю огромный корпус был практически готов к спуску. Окруженный строительными лесами, он покоился на массивной 256-метровой раме, даже немного выходя за пределы ее длины впереди, где располагался изящный нос, и сзади, у кормы. Корпус вместе с рамой был установлен на скользящих дорожках, сооруженных непосредственно на бетонном монолите клиноподобного основания. Дорожки состояли из двух полос древесины, уходящих от сооружения стапеля вниз, под воду. Во время спуска они должны были выдержать общий вес корпуса вместе с рамой.
Тем не менее корпус судна поддерживали еще и сотни дубовых килевых колод, более всего похожих на уложенные в штабеля железнодорожные шпалы. Когда подходит время спуска корпуса на воду, килевые блоки выбивают один за другим, пока корпус не будет удерживаться одной лишь рамой.
Словно лес телеграфных столбов, четыре ряда дубовых бревен-подпорок удерживали корпус судна в вертикальном положении. Все их нужно было выбить перед тем, как начнется спуск. Три типа дополнительных стопорных агрегатов удерживали «Т6» от преждевременного самоскатывания в воду: гидравлические курки, спусковые упорные стрелы и выпускающие солевые тюки.
Кроме того, у Сеэ было четыре гидравлических плунжера, установленных на передней оконечности эллинга. С помощью них «Т6» можно столкнуть в Луару, если корпус не покатится к воде под тяжестью собственного веса.
А что же с Луарой? Как ее подготовили к стремительному входу самого большого судна, которое когда-либо касалось ее поверхности? Сеэ тщательно подсчитал траекторию движения корпуса, чтобы определить его максимальную осадку при первом погружении в воду. Затем он углубил дно реки на метр глубже, чем требовалось, – до 16 м.
Наиболее ответственный момент спуска – заставить корабль покатиться вниз по дорожкам, в воду. Но не менее важно и по возможности быстро остановить полый корпус после входа его в воду. Для этих целей Сеэ укрепил на каждом из бортов «Т6» цепи общим весом в 100 т. Сеэ рассчитал, что цепи должны погасить движение громадного судна за счет силы трения их свободных концов по песчаной почве вдоль эллинга. Тем не менее он проверил их возможности, протащив цепи по земле с помощью паровоза.
В середине сентября лязг и стук, аккомпанировавшие строительству, постепенно смолкли. Восемь гигантских подъемных кранов «Титан», возвышавшиеся над судном, словно доктора, склонившиеся над важным пациентом, прекратили подъем стальных листов с бетонного основания стапеля. Корабль облепили тысячи рабочих, в задачу которых входил демонтаж невероятных «зарослей» строительных лесов, окружавших корпус и скрывавших его от глаз, словно гигантский плетень. Постепенно открывающийся «Т6» был огромен. Он был черным и полосатым от ржавчины и пыли. И все-таки он был красив и даже вызывал трепет.
5 октября до спуска на воду осталось лишь 24 дня. Состав команды Сеэ перевалил за 600 человек. Первым делом требовалось смазать дорожки стапеля, что было непросто из-за сложной структуры, на которой уже покоился корпус. В частности, для смазывания дорожек каждая отдельная подпорка удалялась, секция за секцией смазывалась пятью отдельными уровнями смазки из жира, мыла и масла, а затем заменялась. То же самое проделали и с участком дорожек, уходивших в реку. Эта специфическая работа потребовала 42 т жира, 4 т парафина, 2,5 т лярда, 3 т марсельского и мягкого мыла и полтонны машинного масла.
Пока часть людей Сеэ смазывала дорожки, другие выбивали свободные килевые колоды, на которые опирался корпус, и заменяли их мешками с песком, которые легче убрать в момент спуска. Шаг за шагом связь «Т6» с землей слабела.
Конечно же, когда придет время толкнуть исполина вниз к воде и настанет момент его рождения, то он перестанет именоваться «Т6-бис». Он должен получить свое собственное, благозвучное, запоминающееся имя, которое не только будет прекрасно соответствовать ему, но и станет олицетворять гордость Франции и привлекать богатых американских пассажиров.
Казалось, что у каждого француза было свое мнение о том, какое имя дать новорожденному судну. Чтобы успокоить всех, кто давал предложения, КЖТ сообщила: впредь все французские трансатлантические пакетботы будут именоваться названиями французских провинций.
19 октября, всего за десять дней до церемонии спуска на воду, с официального одобрения премьер-министра Франции Эдуара Эррио, КЖТ объявила о решении назвать новое прекрасное судно «Нормандией» (Normandie). По счастливой случайности (если это действительно было так) провинция Нормандия была представлена в парламенте Уильямом Бертраном, министром торгового флота Франции.
Это название было принято без возражений. Нормандия – типичная Франция с её старинными городами, двухэтажными каменными и деревянными домами, семейными фермами, яблочными садами, стадами овец и коров на зеленых прибрежных пастбищах.
Нормандия, наконец, была родиной Вильгельма Завоевателя, который в 1066 г. провел отряд норманнов через Английский канал и завоевал Англию. Ничто другое не могло бы доставить бо́льшего наслаждения французам, чем этот намек в названии судна, в особенности такого большого.
На собрании 13 июля 1932 г. правление приняло формальное согласие президента Альбера Лебрена принять участие в церемонии спуска судна на воду вместе с мадам Лебрен в роли крестной матери.
Тем временем в Сен-Назере продолжался «обратный отсчет» времени, остававшегося до спуска «Нормандии» на воду. 22 октября, за неделю до спуска, последние остатки строительных лесов были демонтированы, и «Нормандия» наконец показалась вся целиком: небывалое зрелище даже для тех, кто наблюдал ее в течение двадцати одного месяца и видел, как день за днем она растет ввысь от основания стапеля.
Согласно расписанию Сеэ, всё шло по плану. Но за два дня до спуска возникла угроза, поставившая под удар всё мероприятие. Ее причина была проста – ветер. Воющий, порывистый и пронзительный, он вспенивал воды Луары и порождал огромные волны, которые разбивались об основание стапеля.
Судну ничего не угрожало, пока оно находилось на берегу. Но его спуск в турбулентные воды в условиях, когда штормовые порывы ветра могут обрушиться на плоский корпус судна в момент самой слабой его остойчивости, был для Сеэ и его начальства огромной ответственностью, которую они не хотели на себя брать.
Если «Нормандия» не будет спущена на воду 29 октября, придется ждать удобного случая еще полгода, когда уровень воды в бассейне «Пеноэ» вновь станет достаточным, а процедура спуска на воду – безопасной.
Шестимесячная задержка, казалось, не могла означать катастрофу, но она была таковой. В те сложные времена задержка первого рейса «Нормандии» хотя бы на этот срок, равно как и необходимость внести первый взнос в счет оплаты её невероятной стоимости, могли поставить под вопрос весь проект и заставить отказаться от участия в нем государственных кругов.
Ветер ветром, но в тот день рабочие Сеэ выбили еще 28 килевых колод, еще больше ослабляя связь «Нормандии» с землей. Больше делать было нечего. Другие рабочие репетировали мероприятия дня спуска, отрабатывая каждый шаг.
В это время в парижской конторе КЖТ сотрудники по связям с общественностью столкнулись с проблемами иного рода. Один бойкий молодой человек решил, что самое большое в мире судно должно быть окрещено и самой большой в мире бутылкой шампанского.
Таким образом, был заказан и наполнен «навуходоносор». Но другая, более умная и трезвая голова напомнила, что толкать эту бутыль будет не цирковой жонглер, а мадам Лебрен, супруга президента Франции, – дама миниатюрная и изящная. Опасаясь, что у нее возникнут трудности при раскачивании бутылки или ее поранят осколки стекла, старший пресс-секретарь КЖТ отменил заказ на эту бутыль, заказав вместо нее «иеровоам».
За день до спуска ветер дул неустанно. Работы всё еще продолжались. Рабочие Сеэ выбили из-под киля еще 56 колод, оставив на местах только шестьдесят девять и мешки с солью.
На следующий день Сеэ поднялся задолго до рассвета. Один взгляд из окна его спальни, и стало ясно: 29 октября 1932 г. будет серым и вдобавок ко всему – холодным. Но ветви деревьев не раскачивались, стояла неестественная тишина. Если такая погода продержится до 3:15 дня, то, пожалуй, спуск состоится.
В 6:00 утра работа закипела вновь. Вооружившись гигантскими киянками, спускающая команда Сеэ навалилась на оставшиеся килевые колоды. К 9:30 утра под корпусом осталось только 40 из них. К 11:00 «Нормандия» покоилась только на мешках с песком.
Мадам Лебрен и ее муж, Monsieur le President[6] в официальном черном котелке, прибыли на специальном поезде, украшенном орхидеями, в 9 часов 30 минут утра. Их встретили высшие чины КЖТ и «Пеноэ». Приняв парад морского патруля и совершив автомобильную поездку по городу, они приехали на верфь. В 11:45 вместе с 500 различными гостями президент с супругой уже сидели за торжественным завтраком, который сопровождался речами.
Выступая последним, Лебрен сказал, что по сравнению с этим шедевром, этим «превосходным плавающим кафедральным собором», все построенные до этого суда КЖТ выглядят архаичными. Он также подчеркнул, что «Нормандия» займет самое высокое место среди других судов, простаивающих сейчас в портах, так как лучшие времена настанут и для международного туризма, призванного объединить Европу и Северную Америку.
Пока гости слушали эти речи, Сеэ смотрел на небо. Погода продолжала держаться, и, как прогнозировалось, уровень воды начал повышаться. Согласно расписанию начали разрезать мешки с песком под килем и оттаскивать их прочь, начиная с кормовой оконечности и постепенно перемещаясь к носу.
Возле стапеля мадам Лебрен и ее окружение были встречены священником с хором мальчиков и двумя регентами. Вместе они прошествовали вокруг стапеля и чета Лебрен подняла глаза на возвышающуюся над ними чёрную громаду корпуса: их лица выражали страх и трепет. Священник вместе с хором благословил судно и всё предприятие.
Стоя в толпе, редактор «Летописи судостроения и флота», одного из самых влиятельных британских морских журналов, остолбенело взирал на эту сцену. Он был потрясен до глубины души: перед ним высился корпус судна, прекраснее которого он еще не видел. Высоко наверху, на Главной палубе, редактор заметил нескольких человек, которые, как он прекрасно знал, останутся там до схода корпуса в воду и будут помогать в передаче его под управление буксиров. Он слышал стук кувалд под корпусом – точные признаки скорого начала спуска.
Всё свободное пространство, до самой кромки воды стапеля, заполнили люди. Некоторые наблюдатели стояли фактически ниже киля. Оркестр вяло играл патриотические мелодии и популярные песни. Продавцы сувениров бойко торговали цветными открытками, игрушечными корабликами и вымпелами. Неподалеку от берега, в заливе, целая флотилия буксиров с волнением ожидала начала церемонии. Поблизости болталась стайка рыбацких и парусных шлюпок, которые подошли достаточно близко, чтобы не упустить из виду происходящее, но все-таки не так близко, чтобы не подвергнуться риску засасывания.
Наблюдая за всем этим, редактор вытащил из кармана записную книжку и начал набрасывать черновой вариант статьи, которую планировал опубликовать в третьем ноябрьском номере журнала:
«Возможность первыми спустить на воду судно длиной более 300 м не досталась величайшей морской державе мира. И это вовсе не потому, что британские кораблестроители не в состоянии спроектировать судно подобных размеров. И дело даже не в том, что Великобритания испытывает недостаток компаний, способных заказать его разработку, просто правительства других стран осознали необходимость своего участия в создании и поддержании морского превосходства…»
Сеэ по часам следил за процессом удаления мешков с песком из-под киля. Был час дня: до начала спуска оставалось всего лишь два часа с четвертью, всё шло точно по графику, всё было хорошо. И вдруг он почувствовал резкий порыв ветра. Затем последовал еще один порыв, и еще. Набежали плотные серые облака. Сеэ посмотрел на реку: уровень воды поднимался намного быстрее, чем он предполагал. Внезапно ему показалось, что спуск не состоится.
Мадам Лебрен, ее муж и сопровождающие почти завершили круговой обход корпуса на стапеле, когда Андре Сеэ подошел к их группе и, отозвав в сторону президента «Пеноэ» Рене Фульда, прошептал ему несколько слов. После недолгих переговоров Фульд сообщил Сеэ свое решение: не дожидаться высокого уровня воды и одновременного усиления ветра, что может сделать спуск вообще невозможным.
Редактор в толпе продолжал писать:
«Мы просим прощения за то, что приходится навязывать эти печальные размышления в момент триумфального вступления Франции в права инициатора строительства великого судна. Мы сожалеем, что были лишь почетными гостями на исторической церемонии спуска на воду “Нормандии” в прошлую субботу в Сен-Назере».
Прямо под корпусом Сеэ собрал своих людей. К 2:15 пополудни – на 25 минут раньше, чем планировалось – под килем осталось лишь три больших мешка с песком у самого носа. К 2:30 не осталось ни одного. В этот самый момент восемь гигантских передвижных кранов сместились к вершине стапеля, открывая эллинг.
В это же время другие рабочие, раскачивая гигантские тараны, выбивали один за другим опорные бруски, укладывая их возле дорожек. Эта операция была завершена к 2:35 – снова на 25 минут раньше намеченного срока.
Теперь мадам Лебрен и сопровождающие поднялись на церемониальную платформу, примыкающую к носу «Нормандии», медленно проходя вдоль увешанных флагами стен, чтобы дать публике время для приветствий.
В 2:40 Сеэ дал сигнал опорожнять мешки с солью. В них ворвались потоки воды, и менее чем через минуту они опустели и обмякли. Немедленно за этим деревянная ячеистая структура под корпусом заскрипела и застонала. Лишь два гидравлических курка еле-еле удерживали массивную конструкцию на месте.
В этот момент Сеэ дал сигнал к спуску. Под судном оркестр грянул «Марсельезу», и на церемониальной платформе мадам Лебрен выступила вперед, перерезала триколорную ленточку, и висящая на ней бутыль шампанского «Сен-Марсо» со звоном разлетелась на куски, пенно распыляя содержимое по штевню судна.
– Нарекаю тебя «Нормандией», – крикнула она тонким пронзительным голоском и послала судну воздушный поцелуй.
Ниже корпуса гидравлические курки с треском вылетели из своих пазов. Теперь корпус ничто не удерживало, кроме, возможно, привычки к этому месту. Мог ли он двигаться? Рука Сеэ лежала на рукоятке управления гидравлическими плунжерами, но никакого толчка не потребовалось.
Свободная от удерживавшей её «узды», «Нормандия» начала двигаться, мягко скользя к воде. Она катилась в своей дубовой колыбели и, отступая все дальше и дальше от места, на котором была построена, с грохотом, свойственным её огромной массе, скатывалась по содрогающимся, потрескивающим и визжащим полозьям, готовым, казалось, развалиться в любой момент.
Величественно и неумолимо она сползала в сторону моря, в сторону своей естественной среды, с неторопливой скоростью в 10 уз., и двести тысяч пар глаз были гипнотически прикованы к ней, а двести тысяч голосов приветствовали её.
После прохождения отметки 166 м «Нормандия» испытала первую нагрузку, точку опоры – момент, когда штоки её гребных винтов и корма коснулись воды.
Корпус судна ощутил воздействие неимоверной изгибающей силы на мидель. Это вызвало и сильную нагрузку на деревянную опорную раму, которой теперь предстояло выдержать большую часть веса судна и удержать его в вертикальном положении. Она выдержала испытание, как планировалось, и с корпусом ничего не случилось.
Теперь «Нормандия» вошла в воду на самую большую глубину – 15 м, что на 4 м больше ее нормальной осадки. Как и планировал Сеэ, в этот момент корпус находился точно в пределах углубленного канала.
Следующая нагрузка наступила через 142 м, когда «Нормандия» прошла по дорожкам общее расстояние в 308 м. В этот момент она впервые полностью оказалась на воде, земля больше не держала ее. Этот момент был также моментом ее наименьшей остойчивости, но она не дрогнула.
Часть приветствующей толпы побежала за судном и оказалась у самой кромки воды. Они и не предполагали, что как только «Нормандия» полностью сойдет в воду, ее корпус породит волну, подобную десятибалльной волне в Уайкики.
Владимир Юркевич и его жена Ольга тоже наблюдали за спуском на воду корпуса будущего лайнера: «В Сен-Назер мы приехали спозаранку и успели детально осмотреть готовившийся к спуску гигант и снять его на пленку. Муж объяснил мне все особенности своей формы. Корпус выглядел импозантно и очень красиво».
Можно с уверенностью сказать, что корабль был их общим, словно рождающийся в этот миг ребенок. Владимир Юркевич не пытался скрыть беспокойство, так как просто не умел этого делать. Он волновался искренне: ведь проектирование и строительство этого судна стали для него своеобразным экзаменом после длительного перерыва в работах по кораблестроению.
Корпус продолжал своё движение прямо к флотилии гудящих буксиров. После отметки 200 м четыре 25-тонных кучи цепей, лежащих в конце дорожек, сразу ожили. С шипением и звоном они преследовали по песчаному грунту «Нормандию», будто разъяренные тем, что она бросила их позади. Цепи должны были быстро, почти резко остановить массивный корпус, чтобы дать возможность буксирам принять концы, но этого не случилось. «Пробежав» по земле несколько десятков сантиметров, цепи левого борта оборвались и превратились в бесформенную груду.
Из-за этого «Нормандию» могло выбросить на противоположный берег. Но судьба вновь была на ее стороне: корпус остановился через 296 м посреди реки, почти в расчетной точке. Ее задержали цепи правого борта и сильный приливно-отливный поток.
Все путешествие заняло семьдесят пять секунд. Среди приглашенных гостей был и знаменитый немецкий корабельщик Фёрстер, конструктор «Фатерланда». С горячими поздравлениями он подошел к Юркевичу, и тот представил немцу свою жену.
– Вы по праву можете гордиться своим гениальным мужем, мадам, – сказал Фёрстер, крепко пожимая ей руку.
– Я искренно горжусь им, – ответила Ольга.
В этот момент огромная волна начала заливать стапель, сбивая с ног множество зрителей, заставляя некоторых хорошо одетых джентльменов взбираться на плечи более храбрых, оказавшихся по грудь в воде. Казалось, что рождение «Нормандии» сопровождается трагедией, но волна отступила. Те, кто подошел к ней слишком близко, выглядели жалкими, но старались сохранять достоинство.
В заливе буксиры подошли к «Нормандии», их экипажи быстро поймали концы, брошенные рабочими с бака. Через семь минут после сигнала спуска, поданного Сеэ, судно уже находилось в твердых руках, и началась его буксировка.
Пройдет еще два с половиной года, прежде чем огромный корабль будет готов к посадке пассажиров, прежде чем мощные двигатели понесут судно через Атлантику, прежде чем великолепные каюты, ресторанные залы и салоны примут богатых и известных пассажиров. Но неопределенность с рождением «француженки» была уже позади. Она стала самым новым в мире судном, самым большим движущимся объектом из всех когда-либо созданных человечеством. Её звали «Нормандия».