Глава 9
Моя лучшая подруга была адвокатом с оконченной аспирантурой и защищенной диссертацией, к тому же получала высокую зарплату. Я же была просто мужней женой, смотрящей сатрапу и мещанину в рот для получения ценных указаний, несмотря на отличие с ленинской стипендией, прочтение всего Гомера, Катулла и Горация и бесчисленные бабушкины упражнения с бестолковым ребенком.
– Что такое с твоей мамой? – первым делом поинтересовалась я у Майи, как только мы остались одни на кухне, где Майя решила-таки до победного конца дочистить селедку – творческое занятие, прерванное моим приходом. От любой помощи с моей стороны она отказалась решительно.
– А-а, последствия аборта, – резко и горько бросила в ответ подруга. Наверное, у меня сделались сильно удивленные глаза, потому что Майя невесело усмехнулась, с упрямым вызовом тряхнув волосами. Сегодня ее роскошная грива была собрана на макушке и заколота в высокий «конский» хвост – именно такой она носила еще маленькой девочкой. – Да нет же, давнишнего аборта. Она залетела по новой сразу же, как я родилась. Пришлось девятнадцатилетней девчонке идти, как она полагала, на обычное женское дело. После него ей удалили маточные трубы и один яичник из-за внесенной инфекции, и она получила букет вторичных женских болезней и вторую группу инвалидности. Недавно пришлось удалить часть матки и второй яичник – обострение после климакса. Теперь она сидит на гормонах, а ты наблюдаешь внешние последствия операции.
Почувствовав неловкость, я встала из-за стола и подошла к настежь распахнутому окну, защищенному от вредных инсектов-насекомых мягкой сеткой. Сетку в раму вмонтировали умелые руки Майкиного отца.
– Ну и жара – иногда тропики, а иногда Египет. У вас воду уже отключали? Позавчера дали? Как мне здорово повезло, теперь стану приезжать к тебе мыться!
С высоты десятого этажа открывалась роскошная панорама лентой уходящей вдаль Москвы-реки со шпилем Речного вокзала, милого сердцу парка вдоль реки, незнакомых мне новостроек, косящих под белые корабли, а в знойном зареве пламенела как золотом облитая крыша нашей с Майкой старой спецшколы с углубленным преподаванием английского языка. В ситцевом небе по-прежнему ни тучки, в воздухе – ни ветерка; недвижимую, густую, как мед, духоту можно было трогать руками. В Хьюстоне, говорят, везде имеются кондиционеры…
Я отошла от окошка и принялась тормошить сосредоточенную на деле Майю расспросами о наших школьных друзьях-товарищах и учителях, но она мало что могла сообщить нового. Жизнь развела-разбросала кого куда: многие сверстники в эмиграции, некоторых убили, кто-то сказочно разбогател. Те же, кто оставался на прежних местах, не встречались, не перезванивались, не интересовались друг другом, хотя в свое время класс казался очень дружным.
– А как у тебя на личном фронте? – задала я подруге традиционный женский вопрос. Майя рассталась со своим мужем через год после свадьбы, как только родила Петеньку. Инициаторами развода были как она сама, так и ее мама, отчего-то сразу невзлюбившая зятя. Зять отчаянно сопротивлялся их решению, стоял до последнего, как Брестская крепость. Я была непосредственной виновницей знакомства подруги с ее мужем, потому что он учился в нашем же с Вадимом институте и на том же курсе, только в параллельной группе. Майя и Марат, помню, как сейчас, с первого же взгляда воспылали друг к другу латиноамериканской страстью и поженились, как и мы с Вадимом, будучи девятнадцатилетними.
Когда на свет появился Петенька, плохо помогавшего с ребенком и с хозяйством, невежливого и неряшливого, по мнению Изабеллы Сократовны, молодого человека с большими трудом и нервами удалось вытурить из тещиной квартиры. Зять при этом страшно скандалил, пытался утащить с собой орущего младенца и подрался с Майиным отцом. Потом неучтивый зять долго лежал в больнице по причине прободения язвы, мы с Вадимом несколько раз его там навещали. Майя же и ее мать даже слышать о нем ничего не желали.
– Да все так же, никак. Ну уж нет, иностранца я не хочу! Ты же знаешь – у меня шикарная, потом и кровью выстраданная работа, а там кем я стану? Нет уж, уволь! Я оставила всякую надежду встретить нормального мужчину. Несколько раз подавала объявления в газету, ты знаешь, но – либо женатые ищут себе любовницу, либо бандиты ищут содержанок, либо психи ищут себе бесплатных врачей-психиатров, либо сутенеры – проституток, либо смазливенькие мальчики – богатых маразматических старушек. Так что ни под одну категорию я не подхожу либо по возрасту, либо по морально-материальному профилю, либо ввиду жизненного уклада и образования. Год назад одна мамина знакомая познакомила со своим племянником. Так он оказался с пребольшими странностями. Симпатичный внешне, интеллигентный мужчина где-то за сорок и вроде бы по всему сильно в меня влюбился. Как с ним ни встретимся, сразу же клал мне на плечо свою голову, и так сидели. И так полгода. И это все. Весной предложила ему поехать со мной на дачу, хотела, чтобы он отцу помог копать и с установкой новой водопроводной трубы. Представляешь, Ник, даже в электричке так ехали – его голова на моем плече, а как пришли на место работ, так разболелись у него и спина, и поясница. Все выходные он пластом лежал, охал и стонал, а я натирала спиртом и массировала его больные места – ничего больше не успела. К вечеру воскресенья вроде как отошел и смог дойти до станции самостоятельно. В поезде опять голову мне на плечо, и стало ему совсем хорошо, даже начал пересказывать старые шутки армянского радио. Ну и кому такое чудо может быть нужно? Через месяц вдруг узнаю, что он женился на восемнадцатилетней якутяночке. Представляешь? Так что по-прежнему вынуждена якшаться с Мишей-доцентом. Он, конечно, сноб, эгоист высшей категории и зануда каких мало. Постоянно ко мне со всем вяжется, и мой Петя его совершенно не интересует. Глупыми придирками и претензиями совсем меня замучил, помогать материально давно перестал, а теперь начал просить меня приезжать к нему со своей едой – вроде как я гораздо больше зарабатываю, а он часто на мели. Нет, ты представляешь?! Совсем обнаглел мужчина! Но любовник он классный, ему всегда мало, ему и восьми ночных часов не хватает; без него я бы на стенку полезла, хоть потом и шатает в офисе от недосыпа. Миша по-прежнему много читает, ты же знаешь, какая у него роскошная библиотека дома. Теперь увлекся Цицероном и Вергилием. Все-таки, что ни говори, он талантливый юрист, и я очень многому у него научилась. Лучше уж с ним.
Майин долгосрочный жених-любовник был серьезно (больше чем на десять лет) нас старше и когда-то работал доцентом-преподавателем на кафедре международного права в ее университете. Доцент Миша несколько раз предлагал подруге пожениться, но всегда в последний момент она мягко переносила свадьбу на неопределенное время ввиду непереносимо нудного характера жениха. К тому же Миша был убежденным мужским шовинистом, считал, что женщина должна стирать, готовить и мыть посуду, и не проявлял интереса к садово-огородным хлопотам. Пятнадцатилетние отношения постепенно переросли в разряд хронических, и на этом все успокоились.
– Ник, пожалуйста, понюхай селедку, вроде с ней что-то не то. – Майя наконец-то дочистила всю рыбу до конца и теперь осматривала ее с большим подозрением. Я тщательно принюхалась и внимательно присмотрелась, но ничего особенного не учуяла и не увидела: селедка как селедка. Возможно, что-то там и было не то, но мои обоняние и зрение, к сожалению, не оказались достаточно развитыми от природы или уже притупились от возраста. Об этом я и объявила Майе, сидящей с серьезным, можно даже сказать, суровым лицом. Тогда она встала, завернула селедку в газету и выбросила ее в мусоропровод.
– Лучше так, а то кто ее знает. В кухне будем стол накрывать или в зале, как ты больше хочешь, хорошая моя? Сейчас пойду достану и принесу твою особую чашку – не забыла еще? Господи, как же я рада опять тебя видеть!
В доме моей самой старой, самой лучшей и самой замечательной подруги с незапамятных времен существовала моя особая чашка в излюбленном Изабеллой Сократовной стиле рококо. На этой особой чашке были изображены два счастливых, мирно пасущихся козлика: белый и черный. Козлики, конечно же, олицетворяли меня и Майку, а чаепитие с ними действительно превращалось в самый настоящий ритуал, который на время возвращал в детство, как если бы машина времени включалась.
В кухню вошел высокий, слегка угловатый молодой человек с длинными волосами, до пояса голый и в коротких джинсовых шортах.
– Ма, дай денег. Бабушка обещала, – пробасил он и, чуть при виде меня ссутулившись, смущенно-вежливо прибавил: – Здрасте.
Майкиному сыну шел шестнадцатый год, но выглядел он года на три как минимум старше. Удивительнейшим образом природа умеет комбинировать в детях, казалось бы, совсем несовместимые черты родителей. Петечка стал настоящим гибридом отца с матерью: лоб отца, разрез глаз – матери, губы опять же материнские и по-матерински упрямый срез подбородка, но форма головы и уши отца, овал лица мамин, фигура до пояса отца, а ноги – матери – до чего забавно смотреть! Волосы Пете удалось унаследовать сразу от обоих; Майя и Марат имели схожие по виду и по структуре темные, волнистые и густые пряди. Правда, лет с двадцати четырех у Марата граница волосяного покрова на лбу начала почему-то резко отодвигаться к макушке.
– Ой, – всплеснула я руками и хлопнула себя по лбу. – У меня с собой для всех вас подарки. Тебе, Петенька, гейм-бой. Игорек мне присоветовал и сам в магазине выбирал. Только сынок мой еще маленький мальчик, а ты, верно, уж девушками интересуешься гораздо больше. Эх, я не сообразила…
– С подарками чуть позже. Сейчас Петя должен, наконец, уяснить, что мама не в состоянии переплачивать втрое за какие-то там быстропроводные проводники. Можно обойтись и медленнопроводными – в конце концов не смертельный случай, строго и важно, как когда-то в школе учительница химии по прозвищу Грымза, прервала меня подруга и повернула к сыну разгоряченно-суровое, как грозной древнегреческой Парки – повелительницы судеб, лицо.
– Ну, мам, ну как ты не понимаешь. Для компьютеров это – как каменный топор в сравнении с циркулярной пилой, которая и камень, и металл режет. Тузик обещал сегодня занести, и деньги будут…
– Вот, Вероника, полюбуйся на продукт бабушкиного воспитания. Тебе невероятно повезло, что Игоречкина бабушка от него живет далеко. Добренькие бабушки превращают деточек в монстров. Наш Петенька не знает слова «нет» и отказов не принимает. Повторяю еще раз, и слушай внимательно: в семье нет денег на дополнительные провода, мы сначала должны расплатиться за новые парники и пристройку к веранде. У тебя, Петя, уже все готово к поездке на дачу? Сегодня ведь пятница.
– Так у нас тетя Вероника в гостях! А на следующей неделе у тебя еще несколько отгулов, – искренне изумился Петя, глядя на меня с надеждой.
– Вечером все равно поедем, дедушке надо помочь!
– Ведь в пятницу вечером повсюду транспортные пробки, а электрички битком забиты народом…
Юное Петино лицо разочарованно сморщилось и стало похожим на печеное яблоко.
– Я же тебе сказала – дедушке нужна помощь!
– Народ, пошли смотреть подарки! – супервосторженно взвизгнула я и побежала в коридор за сумкой.
Помимо не совсем удачного гейм-боя, из моей прозрачной пластиковой сумки последовательно извлекли: вечернее шифоновое платье цвета электрик, украшенное стразами в виде серебристых звезд, для любимой подруги Маечки, серебристо-коричневую итальянскую шаль из шелка для Изабеллы Сократовны и мужской парфюмерный набор для Эдуарда Максимовича, Майкиного папы.
– Ой, это, наверное, Версаче. – При виде шали Изабелла Сократовна сбросила лет десять, а при взгляде на себя в зеркало с шалью на плечах помолодела и похорошела не на шутку.
Потом мать и дочь с почти религиозным благоговением, с низко склоненными головами замерли при виде воздушно струящегося ярко-синего платья, таинственно мерцающего там и сям серебряными россыпями мелких блестящих камушков. В эти минуты мне пришло в голову, что платье здорово походит на мелкомасштабную модель Вселенной, а подружка с мамой – на увлеченных космическими мирами посетителей планетария.
– Тебе в таком, Майечка, точно придется свадьбу играть. Вот попомни мои слова, – наконец нарушила торжественное молчание Изабелла Сократовна. – Это же Герутти!
– Нет уж, увольте. Если свадьбу, так теперь только Петину, и не Герутти, а Черутти, мама, – гордо вскинула свои крутые, дугообразные, чернильно-черные брови Майя и пружинно выпрямилась.
– Ты, Ника, сошла с ума – дарить такие дорогие подарки. Черутти – это же вроде бы известная дизайнерская фирма, я что-то слышала о ней. Может, будет лучше, если ты заберешь платье? Маме своей подаришь.
– Да куда она будет в нем ходить? Бабушку прогуливать? Я, как на духу, скажу правду: платье Вадим купил в Лондоне перед Рождеством, но мне оно оказалось велико. Тогда я подумала о тебе, ведь васильково-синий – твой самый любимый оттенок. И фасон удивительно напоминает твое свадебное платье: такой же шлейф через плечо, кружевные облегающие рукава, струящаяся легкими волнами драпировка лифа и бедер по типу греческих туник. Вспомни: почти точно такую же модель ты перед свадьбой придумала сама, мы ее вместе с тобой нарисовали и поехали в ателье на Кропоткинской заказывать. Все гости потом были в восторге и тостов десять, не меньше, произнесли с непременным упоминанием твоего дизайнерского таланта. Теперь помнишь? А сейчас, пожалуйста, пойди и примерь. По всему это именно твой размер. Порадуй старую подружку.
– Ма, можно взять мороженое?
– Не спрашивай ерунду, Петр. Мороженое будешь есть только после обеда!
И Майечка озорной козочкой, как в былые, старые и добрые времена, унеслась с платьем в спальню.
Я попросила натянувшего на себя футболку с надписью «Пума» Петю показать мне его компьютер и скопировать с помощью CD-бреннера несколько дисков русских рок-групп, особо популярных среди московской молодежи. Наверняка мой Игорек обрадуется такой музыке! Совсем как я, Петя тоже недавно увлекся веб-дизайном – созданием собственных интернетовских страниц, и мы с гордостью продемонстрировали друг другу наше творчество. На почве общих интересов беседа протекала по-дружески и на равных; совсем не так, как это принято между взрослыми и подростками. Я увлеченно поведала сыну подруги, которого совсем недавно помогала ей пеленать перед нашими прогулками во дворе, – с ума сойти, как летит время, – о своих компьютерных курсах в Норвегии, где мы изучали двух– и трехпространственные чертежные программы, а также кучу всяких мелких общего профиля типа Эксель – Аксесс. После летних каникул меня ждали лекции по оперативным системам и администрированию компьютерных сетей. Петенька с любезностью хорошо воспитанного мальчика предложил мне скопировать на отдельные диски новые версии разнообразных программ на русском языке, у него также имелись отличные аппликации – помощники переводчика практически для всех языков мира.
– Ведь вы, Вероника, хорошо знали моего отца, не так ли? – вручая мне коробочку с блестящими лазерными кругами, внезапным вопросом ошарашил подругин ребенок. В области солнечного сплетения внезапно сформировался тугой дымчатый ком.
– Да, Петя, я и мой муж учились с ним вместе, – постаралась я выдохнуть-вытолкнуть этот давящий ком из себя в пространство.
– Я никогда не видел его и не разговаривал ни разу в жизни. Мать этого категорически не желает. Почему? Кто он, где он сейчас? Может быть, вы знаете?
Я здорово растерялась, но только на мгновение. «Говорить людям правду – значит проявлять к ним уважение» – гласил один из моих основных жизненных принципов. Уже не помню, в какой из книг я его вычитала.
– Почему Майя так упорно не желает вашего с отцом общения, мне самой не совсем понятно. Он не был бандитом, алкоголиком или вором. Несколько раз я пыталась затронуть эту тему, но Майе она действительно крайне неприятна и она ее всегда избегала. Ты достаточно взрослый, попробуй сам серьезно поговорить с матерью о том, что тебя волнует. Это твое полное право. Да, я тоже предполагаю, что она опять откажется. Тогда просто узнай через справочное бюро адрес Марата Викторовича Ковалевского и свяжись с ним сам. По-моему, во избежание совсем крутого скандала с мамой, лучше подождать до полного совершеннолетия. Естественно, у меня есть примерные координаты твоего отца, но я – лучшая подруга твоей матери и в таком щепетильном деле могу действовать только с ее согласия.
Сверкающей молнией в вечернем небе, с высокой вечерней прической, нарядная, как королева на празднике, моя любимая подруга грациозно вплыла в комнату сына. Мимолетное подозрение тенью скользнуло по твердым, ярким чертам ее классически строгого лица. Или мне это только показалось?
– Прошу к столу, кушать подано, – приветливо улыбнулась она нам, перекинув романтический шлейф через благородный локоть левой руки.
Входной звоночек заиграл милую моему сердцу нежную мелодию, и задумчиво-сумрачный Петенька встрепенулся.
– Ма, это Сашка Тузик пришел. Дай все-таки денег!
Не говоря ни слова и сохраняя на лице чарующую радость бытия, Майечка моя продемонстрировала нам гордую прямую спину и аристократично выплыла прочь из комнаты, однако почти сразу же вернулась с изящной серебристо-черной сумочкой и протянула сыну деньги.
– В последний раз!
– Большое спасибо, мама, – благовоспитанно ответил вежливый мальчик и пулей полетел открывать другу дверь.
Мы, молча улыбаясь друг другу, прошли на кухню и сели за богато уставленный закусками стол.
– Тебе бы платье снять, доченька, а то, не дай Бог, запачкаешь жирным или зальешь… – встретила нас материнскими причитаниями озабоченная Изабелла Сократовна.
Майя только вскинула крутые смоляные брови и непокорно-горделиво встряхнула высокой прической с одной выпущенной прядью, как мать неуверенно замолкла.
– Петенька, что же ты Сашу к нашему столу не приглашаешь, а держишь гостя в коридоре.
– Нет, мам. Нам с ним надо ненадолго отлучиться по делам. Я вернусь часа через два – три. До свидания, тетя Вероника, и спасибо вам.
Мальчики ушли, довольно смеясь. Майина мама с глубоким грудным вздохом разлила по хрустальным переливчатым рюмкам водку. Для меня это было абсолютным новшеством, раньше в этом доме употребляли исключительно шампанское и вина.
– «Русский стандарт» – теперь это самый лучший проверенный сорт; а то под видом водки могут подсунуть какую-нибудь безобразную сивуху. Такое у нас в России время началось, Никочка, обман на обмане и обманщик на обманщике. Дожили! Ты, дорогая, гляди в оба глаза – это тебе не заграница. Давайте выпьем, девочки мои добрые, за молодость, ибо она пролетает так быстро, что и заметить не успеваешь. Оглянешься, а она, как скорый поезд, давно скрылась за горизонтом.
В когда-то необыкновенно красивых, пленяющих задумчивой бархатной мягкостью глазах Изабеллы Сократовны застыли хрустальные слезы. Ее слезинки, как капельки росы, отражали радужные отблески полуденного солнца, так красиво играющие на дорогих столовых приборах из хрусталя и серебра. Ах, до чего же все здесь было знакомо, мило и казалось прекрасным моему усталому сердцу. На своих глазах ощутила я такие же легкие ностальгические слезы-росинки. Майина мама еще раз шумно выдохнула и отправила в подкрашененый темно-рубиновой помадой рот крепенький соленый грибочек, наколотый на необычайно изящную, серебро со слоновой костью, вилочку – прямо истинное произведение искусства.
Так втроем с рассказами про жизнь, судьбу и бабью долю мы уютно просидели до звонка моей мамы. Было почти полвосьмого вечера, и моя бабушка начала плакать и волноваться, что я до сих пор не дома. Совсем как в моем далеком босоногом детстве.
Мы еще выпили по рюмочке на прощанье, Изабелла Сократовна сердечно прижала меня к своей пышущей жаром груди, от души расцеловала и почти насильно вручила преотличнейший пирог с грибами и капустой в виде сувенира для моих старушек. Майя сразу же засобиралась на дачу, что выразилось в суетном понукании увлеченно возившегося в своей комнате с компьютерами Петеньки.
Так и не сняв вечернего, чересчур торжественного для обычного многоэтажного дома платья-мечты, подруга вышла к лифту проводить меня.
– Ты не поверишь, что теперь дача с садом – мое главное хобби. Сажать, полоть, окучивать, подрезать, собирать свой собственный урожай и все на свежем воздухе, – только там радуется мое сердце и вольно дышит душа. Будь на то моя воля, переселилась бы в деревню. Представляешь?! А раньше-то мы с тобой каждую неделю по музеям, театрам, концертам, выставкам… Как все в жизни странно меняется! Я перечитала кучу литературы по правильному ведению садово-огородного хозяйства, так что у меня хозяйство ведется строго по науке. Зимой коплю яичную скорлупу и пакеты из-под молока, борюсь за будущие урожаи. Отец безвылазно живет на даче, он меня хорошо понимает и во всех начинаниях поддерживает. Да, действительно, все меняется в этой жизни, ведь раньше я была гораздо ближе с мамой… Да, вот еще что… Вот хотела бы спросить тебя, Ника… – неожиданно засмущалась и по-девичьи покраснела всегда ослепительно прекрасная в такие мгновения лучшая подруга. – Если дипломат этот опять объявится, то ты познакомишь с ним меня… Петеньке скоро в институт поступать, так, может быть, у твоего случайного попутчика есть знакомства в МГИМО. Он сам кажется приятным и обходительным мужчиной, а это большая редкость по нынешним временам.
– Считай, что эта черноокая жемчужина в твоем кармане, и спасибо за угощение. Для тебя я всегда сделаю все, что смогу! – лихо заверила я Майку и запрыгнула в лифтовую кабину.
– Принципиально с тобой не прощаюсь, солнце мое Вероника. Пока ты в Москве, постараюсь видеться с тобой так часто, как только смогу. Мыться приезжай хоть каждый день; мама всегда дома. Она на дачу практически не ездит, даже на автомашине с ветерком, в любую жару предпочитает сидеть в городе, а не на природе, – твердым голосом сказала мне подруга, и двери лифта медленно скрыли от меня ее сине-сверкающий, чарующе-таинственный, как Млечный Путь, образ.