Матвей Фадеевич Синцов
Пронзительный звон будильника ворвался в жёлто-зелёную пелену, разметал непроницаемые клочья тумана по стенам, потолку, предметам неприхотливого домашнего обихода.
Я обнаружил себя в Матвее Фадеевиче, которого пронзительный механический враг вырвал из лап Морфея и с силой зашвырнул в убийственно отвратительное утро. Голова Синцова напоминала тяжёлый чугунный колокол, по которому, что есть силы, молотили какие-то черти, вызывая приступы боли и тошноты. Матвей Фадеич сидел на кровати и пытался вернуться в реальность, понять, в конце концов, кто он и, что он делает в этом аду, где каждое движение приносит боль.
Постепенно Синцов приходил в себя, вспоминая вчерашние события, породившие сегодняшнюю утреннюю пытку. Вчера он, с проверенными товарищами, обмывал своё новое назначение и очередное долгожданное звание. Память вернула Матвея Фадеича в более благоприятное положение, несколько облегчив невыносимую головную боль. Итак, на кровати сидел – врид начальника 4-го отдела УГБ НКВД по Восточно-Сибирской области, в звании лейтенанта госбезопасности. Собравшись с силами, Синцов принял холодный душ, в один присест опорожнили банку рассола и уже через каких-нибудь двадцать минут был готов к новым свершениям.
Сегодня, 2 апреля 1937 года лейтенанту госбезопасности была назначена встреча с новым начальником УНКВД майором ГБ Лупекиным Германом Антоновичем. Вообще, события последнего времени развивались стремительно. Матвей Фадеевич попытался восстановить картину следовавших один за другим знаковых событий.
Сначала февральско-мартовский пленум ЦК, вскрывший всю чудовищную предательскую сущность «правых» и их вождей Бухарина, Рыкова и Томского. Этих подлых псов, вставших на путь заговора и предательства. Так называемая «бухаринская школка» давно переродилась в заговорщицкий террористический центр, вожди которого напрямую контактировали с троцкистской сволочью. Эти гнусные почитатели Бухарина, эти оппортунисты проникли во все наркоматы, во все советские учреждения, партийные организации и самое страшное в передовой отряд Партии – НКВД. Вся их подлая враждебная работа была построена на вредительстве, диверсиях и саботаже, при этом они хорошо маскировались, являя себя передовиками и преданными Партии коммунистами. Бухарин и Рыков были взяты под стражу прямо на пленуме.
Двадцать восьмого марта арестовали бывшего наркома Ягоду. Оказывается, Генрих Григорьевич, был замаскированным врагом, прямым пособником Бухарина и Рыкова, с которыми готовил заговор. Возглавляя НКВД, этот законспирированный подлец везде пустил свои щупальца, наводнив органы своими людьми. Притаившиеся, до поры до времени, упыри, подло вредили из-за угла. Выгораживали своих соратников, и липачили дела на честных коммунистов.
Вчера, первого апреля, арестован начальник УНКВД Гай Марк Исаевич. Этот сменивший Зирниса, ягодинский прихвостень, как мог покрывал своих соратников по борьбе с Партией. Вместе с ним был арестован и начальник 4-го отдела, полностью проваливший работу Управления по правой оппозиции. Новый начальник УНКВД Лупекин Герман Антонович был настоящим «ежовцем», преданным Партии чекистом, приехал со своей командой и тут же включился в работу по разоблачению врагов.
Единственное, чего не понимал искушенный в ведомственных интригах Синцов, так это то, почему вридом начальника секретно-политического отдела был назначен именно он, а не кто-то из приближённых Лупекина. Это немного настораживало, но Матвей Фадеич решил, что со временем во всём разберётся. Опять же, было довольно тревожно в ожидании сегодняшней беседы с новым начальником, что она принесёт?
***
Картинка поплыла, оставив Синцова погружённого в размышления, жёлто-зелёная непроницаемая «вата» окутала всё, а когда развеялась, передо мной возник кабинет начальника Восточно-Сибирского УНКВД.
***
Вновь назначенный врид начальника 4-го отдела Синцов Матвей Фадеевич сидел напротив нового начальника УНКВД Восточно-Сибирской области Лупекина Германа Антоновича.
– Ну, что, Матвей Фадеевич, как спалось в новой должности? – издалека начал Лупекин.
– Хорошо спалось, товарищ майор государственной безопасности. Отлично выспался, готов к исполнению обязанностей. Понимаю всю серьёзность и важность предстоящих задач, – бодро отрапортовал Синцов.
– Это хорошо, что понимаешь, – продолжил Лупекин, – надеюсь установка руководства наркомата, в свете последних событий тебе ясна? На всякий случай уточню. Это, в первую очередь, чистка аппарата от ягодинского отребья. И это активизация работы по правой оппозиции, то есть та работа, которая была полностью провалена твоим предшественником.
– Так точно, понимаю.
– Ни хрена, ты не понимаешь. Работа по правой оппозиции вообще не велась, никаких учётов, списков, разработок, а то, что есть – сплошная липа. Это ты понимаешь? Все диверсии, вредительства списывались на троцкистов. Конечно, эти сволочи давно превратились в шпионов и убийц, но не значит же, что всякая бухаринская шваль сидела здесь, сложа ручки! – Лупекин, перевёл дух и закурил.
– Кури, – приказал он Синцову, – Так вот, работать предстоит можно сказать с нуля и времени на раскачку нет. Мне нужен заговор, полноценный заговор с доказательной базой. Такова директива центра, необходимо вскрывать террористические ячейки правых на местах, доказать их не только вредительскую и предательскую сущность, но и связь с троцкистским подпольем.
– Понимаю.
– Правые – это ведь тебе не идейные троцкисты, правые – это замаскированный, законспирированный враг, с виду примерный коммунист, а в душе диверсант и предатель. Они проникли везде, всюду влезли, и партия и наркоматы заражены этой скверной и нам предстоит выжечь её в самые кратчайшие сроки.
– Так точно, товарищ майор госбезопасности, всё осознаю. Может наших арестованных потрясти, я имею в виду Гая и моего бывшего предшественника?
– Не получится, завтра уже в Москву этапируют, а там в первую очередь по другим вопросам работать будут, сам должен понимать. Ты же оборонку обслуживал, там среди этих инженеров поищи. В общем, не мне тебя учить. Иди, работай, даю три дня и жду с конкретным планом.
***
Пришёл туман. Когда жёлто-зелёное марево рассеялось, я находился в кабинете начальника 4-го отдела.
***
Матвей Фадеевич сидел за массивным столом начальника секретно-политического отдела. Кабинет был чужим, непривычным, но довольно просторным. Непременные атрибуты – чёрная железная настольная лампа, телефоны городской и внутренней связи, чернила и письменные принадлежности, стопки, ещё не разобранных документов.
Лейтенант ГБ ликовал. Конечно, понимание того, что его назначению на 4-й отдел, способствовала простая перестраховка со стороны Лупекина, несколько портило настроение, но не так чтобы очень. Осознавая, что работа по правой оппозиции в Восточно-Сибирской области не велась, новый начальник УНКВД не стал назначать на эту должность своих. На это сгодился он – Синцов, отличный чекист, но не свой, и в случае очередного провала, разменять его было совершенно не жалко и, что самое главное, безопасно.
«Да, хорош ты Герман Антонович, нечего сказать, определил меня в жертву, значит. Но это ты поспешил. Ты ещё не знаешь, кто такой Матвей Фадеевич Синцов», – врид начальника 4-го отела веселился, несмотря на шаткость своего положения.
Впрочем, веселье новоиспечённого лейтенанта госбезопасности было вполне обосновано и вот чем.
После громкого дела о диверсии на авиационном заводе, Синцову досталась Попова Нина. Девушка была уволена за связь с врагом народа инженером Гуревским. Тот ухаживал за Ниной, и этого факта хватило, чтобы Нину исключили из комсомола и выставили на улицу с «волчьим билетом». То, что девушка избежала ареста, было, несомненно, заслугой Синцова, здесь уж он постарался, связав, таким образом, Нину с органами госбезопасности. Впрочем, официально оформлять её своим осведомителем, Матвей Фадеевич не спешил, так как пользовал девку по прямому назначению, уж больно та была хороша, да с некоторых пор безотказна. Интимная связь с агентурой в Управлении не приветствовалась и при случае, могли прижать за моральное разложение.
Поэтому, Синцов решил так. Нину он пристроил в Иркутский театр рабочей молодёжи, где она, опять же по заданию Матвея Фадеича, сдружилась с молодыми актрисами Невельской и Харитоновой. Новые подружки устроили, что-то типа «клуба по интересам». Идею создания «клуба» Синцов подчерпнул у разоблачённого немецкого шпиона Рудольфа Мюллера, именно так тот завлекал в свои сети доверчивых советских служащих.
Клуб был организован в квартире актрисы Антонины Невельской, достаточно просторной по площади, расположенной в центральной части города. Квартира принадлежала родителям Невельской, которые служили в дипмиссии за границей, и в Иркутске практически не бывали. О клубе и его истинных целях знали только сам Синцов и частично Нина. Все остальные видели в клубе возможность весело провести время, пофлиртовать, потанцевать, немножко выпить, то есть отдохнуть душой и телом от нелёгкого труда во благо государства.
Гостями вечеринок в клубе выступали инженеры заводов, ответственные работники различных наркоматов, два вторых секретаря райкома ВКП(б), и военнослужащие, конечно командного состава. Принимающей стороной были актрисы Невельская и Харитонова, сама Нина Попова и периодически бывали подруги хозяек, ищущие приключений и весёлой жизни.
Ничего особенного в этих посиделках не было, никто там чужие секреты не выведывал, коварных заговоров не строил. Болтали, конечно, всякое, порой, затрагивая довольно острые темы. Горячо спорили, обсуждая политику партии в деревне, бывало, критиковали генеральную линию. Из чего Матвей Фадеич заключил, что среди посетителей есть сторонники Бухарина. Но работа с правой оппозицией не входила в обязанности оперуполномоченного ЭКО, поэтому он никаких мер не принимал, взяв, это обстоятельство себе на заметку. Для Синцова интерес состоял в разработке ответственных работников оборонной промышленности, которые там периодически появлялись. Расставленные сети были длительного пользования, но Матвей Фадеич умел ждать.
И вот ведь дождался. В очередной раз, похвалив себя за предусмотрительность, Синцов стал размышлять, как облечь вышеуказанные посиделки в полноценный заговор, да ещё с доказательной базой и связями с троцкистским подпольем.
***
Жёлто-зелёный туман вновь сменил декорации.
***
Матвей Фадеевич сидел в комнате Поповой Нины и с шумом пил чай, вприкуску с колотым сахаром.
– Понимаешь, Нина, ты окружена врагами. Все ваши гости, все эти ответственные товарищи, все они скрытые враги народа и разложенцы. Ты ведь этот неоспоримый факт сознаёшь?
– ???
– Ты же сама рассказывала, как спорили про деревню, не соглашались с линией Партии в этом и других вопросах. Было такое?
– Ну, да было, и не раз, но ведь это же теоретические споры, ведь никто же против Партии не шёл, просто немного подискутировали, Сергей Платонович, так тот, вообще сказал, может вы и правы в теории, но на практике я полностью за генеральную линию.
– Сергей Платонович, это же полковник из Иркутского гарнизона? Твой новый воздыхатель?
– Ну, да, он очень хороший человек.
– Это, который с Троцким был лично знаком?
– Так это ж когда было, ещё в Гражданскую.
– Но, ведь было же, – взгляд Синцова упал на зажигалку, лежащую на комоде, – Ого, штучная вещица, это чья?
– Это зажигалка Сергея Платоновича, она именная, он её забыл, надо бы отдать, – затараторила, мгновенно ставшая пунцовой, Нина.
– А, понятно, воздыхания старого пердуна нашли своего почитателя? – усмехнулся Матвей Фадеевич, – И, что, давно снюхалась с ним? Только не ври, ты же меня знаешь.
– Прости, я хотела рассказать, да как-то боялась. Недавно, пару раз всего ночевал.
– Ладно, на первый раз прощаю, но это реквизирую, – Синцов указал пальцем на зажигалку, – Если, что, скажешь, не видела.
Нина молча кивнула, в знак согласия, по виду полностью смирившись и ожидая новых распоряжений начальства.
– Так вот, на чём я остановился? Ага, связалась ты Нина с врагами. Кто с Партией в крестьянском вопросе не согласен был? Бухарин, Рыков, Томский – правые уклонисты, так? Так. Кто первые критиканы в Партии? Они же. Так? Так. Значит, что? А то, что спорщики твои, поддерживают линию правых, так? Так. Где сейчас их главари? Арестованы, как враги народа, так? Так. Значит что? А то, что твои новые знакомые это сплошь контрреволюционная сволочь. И место им у стенки, как, впрочем, и тебе.
– Я-то здесь причём? – испуганно залепетала Нина.
– Как это при чём? Развели тут притон, понимаешь, всякую шваль привечаете, речи антисоветские ведёте, наверняка уж и вредительство замыслили.
– Да нет же, нет, не было ничего такого!
– Эх, Нина – Нина, ошибся я в тебе, на важное дело поставил, врагов выявлять, а ты же сама их тут и разводила, да ещё и покрываешь теперь. Чуешь, чем это пахнет?
– Да никого я не покрываю! Нужны они мне больно. Я за них страдать не собираюсь, сами виноваты, всё им не жилось, всё споры свои вели, я их за язык не тянула. Матвей Фадеич, миленький, как же быть-то мне? Я ведь, ты знаешь, всё для тебя сделаю. Научи, что делать-то теперь?
– Ну вот, поняла, наконец, что по самые уши в болоте вражеском увязла? А мне вот теперь думай, как тебя из этого болота вытаскивать.
– Миленький, ну придумай же что-нибудь.
– Трудно будет, но, ладно, растопила ты мне сердце, попробую тебя вытащить, но, запомни, ни шагу в сторону без меня, чтобы всё как я скажу, исполняла.
– Конечно, всё сделаю, ничего не скрою.
– Ну, что ж, для начала напиши бумагу, – Синцов подождал, пока Нина достала письменные принадлежности и приготовилась писать.
– Пиши на имя начальника УНКВД Лупекина Г.А. Что, мол, такие-то – такие-то, всех перечисли, собираются в квартире гражданки, как её фамилия-то? Ага, Невельская. Так вот, пиши, что ведут вредительские разговоры, выражают недовольство арестом своих вождей Бухарина и Рыкова, планируют, значит, вести активную борьбу против советской власти. Написала?
– Дальше, пиши, что с ними связан полковник Миронов Сергей Платонович, скрытый троцкист, лично поддерживающий связь с агентом германского фашизма Троцким. Написала?
– Но это же не совсем так, я про Сергея Платоновича, он ведь когда-то давно с Троцким знаком был.
– А ты-то, откуда знаешь? Был, не был. Он сейчас директивы вражеские из-за границы получает, как страну нашу фашистам продать, а ты опять его выгораживаешь?
– Нет-нет, я всё поняла.
– Всё написала? Ну, теперь давай мне эту бумагу. Пойду судьбу твою решать, прямо к начальнику НКВД пойду, буду биться за тебя, так, что смотри не подведи.
***
Всё скрыл туман. А когда развеялся, я вновь обнаружил, что нахожусь в кабинете Лупекина.
***
Герман Антонович сидел за столом и читал рапорт Синцова и донесение некой Нины Поповой. Внимательно, изучив документы, майор госбезопасности, устремил свой пронизывающий взгляд на Матвея Фадеевича и спросил,
– Как же тебе удалось?
– Поднял старые связи, вышел на девушку, завербовал, получил информацию, немного обработал и вот. Там ведь на самом деле разговорчики-то контрреволюционные велись, а от них и до дела рукой подать.
– Ну-ну, разговорчики разговорчиками, а что с доказательствами, нужны железные доказательства заговора, как думаешь их получить?
– Да, была одна мысль, вот хотел предварительно посоветоваться с Вами.
– Ну, говори, не тяни.
– Там же актрисы всякие хозяйничают. А что, если предложить такую игру, что мол, пишут сценарий для спектакля, в котором народ свергает фашистского диктатора в одной вымышленной стране. И предложить этим теоретикам написать свои мысли, как бы они власть в этой стране захватывали, пусть напишут, а мы эти бумаги в качестве доказательств и приложим. Тогда им не отвертеться.
– Думаешь, клюнут? А кто исполнит? Своего человека будешь вводить?
– Нет, здесь чужак только навредить может, насторожатся. Думаю Нину использовать, она девка пронырливая и своя, ей поверят. Только вот потом, её нужно будет из разработки вывести, ну там в другой город временно услать, под наш надзор.
– Это детали, технический вопрос. Отлично, операцию согласую, так, что план мне на подпись и приступай, не тяни, помнишь, надеюсь, что времени в обрез.
***
Когда я вновь избавился от тумана, то находился в квартире Поповой Нины.
***
Довольная собой Нина, рассказывала Синцову о блестяще проведённой операции:
– А я и говорю, что вот пьесу сочиняю про победу трудового народа в отдельно взятой фашистской стране, помогите, говорю, с теорией и практикой, как всё правильно написать, чтобы правдиво получилось, как небольшую революцию устроить. Объявляю соцсоревнование. Победитель получит приз.
– А что эти?
– А они все прямо раздухарились, как будто только этого и ждали и опять давай спорить, ругаться. В итоге, каждый свой план написал, а некоторые и по нескольку вариантов, – Нина передала Синцову стопку бумаг, с сочинениями ничего не подозревающих заговорщиков.
– Молодец, отлично справилась, словно рождена для этого. Я, кстати, твой вопрос с начальством решил. На днях отправим тебя пока на юг, в наш ведомственный санаторий, отдохнёшь там, месяц-другой, пока тут поутихнет.
– А что же будет дальше? – поинтересовалась повеселевшая девушка, – что будет с нашим клубом.
– Клуб ваш придётся закрыть, а вот его члены, я думаю, понесут заслуженное наказание, разве непонятно?
– А может, как-то по-другому возможно решить? – настроение девушки заметно испортилось.
– Что, опять начала врагов покрывать? – грозно начал Синцов, – Я за неё бьюсь, ей жизнь выторговываю, а она опять за старое. К стенке захотела?
– Нет-нет, прости, я всё понимаю, но вот товарищей наших жаль.
– Каких товарищей? Ты совсем рехнулась, враги это, враги, запомни же ты раз и навсегда. Всё ваше сборище – это вражеская клика, хорошо замаскированная и от того особенно опасная. Все они там только и ждут, как продать нас фашистско-японским агрессорам, это с виду они овечки беззлобные, а в своей чёрной душе – волки зубастые. Поняла?
– Да, поняла.
– А чтобы вывести эту вражескую стаю на чистую воду, мы и придумали с тобой этот хитрый ход, поняла?
– Поняла.
– Ты думаешь, когда они тебе эти записки писали, кого себе представляли?
– Кого?
– А ты не поняла ещё? Власть они нашу представляли советскую, товарища Сталина они представляли, вот с кем они бороться жаждут, поняла, наконец?
– Не может быть! Какой ужас! А я то, дурочка, сомневалась, всё их жалела.
– Вот и чуть вместе с ними не угодила. Давай пока вещи собирай, потихоньку, на днях тебя на юг отправлю.
***
Снова пришёл туман, который перенёс меня в кабинет Лупекина.
***
Утром 8 апреля 1937 года в кабинете начальника УНКВД проходило совещание. Герман Антонович отдавал последние распоряжения:
– Четвёртым отделом выявлена террористическая, строго законспирированная ячейка правого Центра, напрямую связанная с троцкистским подпольем. Получены многочисленные изобличающие доказательства, их преступной деятельности. Достоверно установлено, что эти нелюди планировали государственный переворот, убийство товарища Сталина, ликвидацию членов политбюро, возврат к капитализму. Эти шпионы и диверсанты уже продали Восточную Сибирь японским милитаристам. Не мне вам говорить, насколько опасны такие враги. С ними нельзя церемониться, их нужно уничтожать, выкорчёвывать эти змеиные гнёзда, чтобы и следа не осталось от этих подлых убийц.
– Ликвидация вражеского подполья поручается специально созданной опергруппе, в которую входят товарищи Сарычев, Троицкий, Бучинский, Верещагин, Дьячков, Желонкина, Попов, Степин, Колов и Руденко. Старшим группы назначается старший лейтенант ГБ Сарычев, – начальник УНКВД перечислил сотрудников Управления.
– Вас товарищ Синцов, я попрошу передать все материалы Сарычеву и быть на месте, для необходимых консультаций и пояснений, – обращаясь к Матвею Фадеичу, приказал Лупекин.
– Операцию считаю необходимым начать сегодня же ночью с ареста Поповой, Невельской и Харитоновой. Как видно из материалов разработки, именно они обеспечивали конспиративные встречи шпионской ячейки, маскируя под разные увеселительные мероприятия. К тому же эти дамочки представляют собой то слабое звено, с которого и нужно начинать активную фазу.
Услышав последнюю инструкцию Лупекина, Матвей Фадеевич почуял, как земля уходит из-под ног. Стало невыносимо душно, во рту пересохло, катастрофически перестало хватать воздуха. «Это конец» – убийственная мысль окончательно заняла всё пространство в голове Синцова, вызвав тошнотворный приступ паники.
Приложив нечеловеческие усилия и подавив первую волну, Матвей Фадеич стал лихорадочно думать, совершенно не воспринимая дальнейшие слова Лупекина.
Теперь, Синцов мог отдать должное новому начальнику, который не только с его же помощью вышел на заговор, но и нашёл решение для автора этого заговора, то есть для него. Естественно, Нина тут же сдаст его с потрохами, даже не надо будет нажимать на неё. Она всё расскажет и в первую очередь, про то, что это именно по его – Синцова заданию были организованы эти «увеселительные мероприятия» с врагами народа. Тогда резонным будет вопрос, а почему же товарищ лейтенант никак не отразил, эти длившиеся уже несколько месяцев посиделки, в своих оперативных документах, и, вообще, с какой это целью создавалась вражеская ячейка.
«Да, в любом случае мне конец. Или пойду за организатора этой шпионской сети, или, если повезёт, конечно, то, как пособник врагов народа. Что так, что этак высшая мера», – резюмировал Синцов.
«Выход только один, Нина ничего не должна рассказать», – единственно возможное решение, дало мыслям новое направление и звало к решительным действиям. Как это произойдёт, Матвей Фадеич ещё не знал, но решил сымпровизировать по ходу дела.
Еле дождавшись окончания совещания, Синцов заспешил передать документы Сарычеву…
***
Туман вновь сменил декорации.
***
Матвей Фадеич сидел в комнате Нины. К счастью, кроме него и обречённой девушки в квартире никого не было, жильцы других комнат ушли на работу, так что времени должно было хватить. Ещё раз, прокрутив в голове, как он обставил свой незапланированный уход с работы, и, оставшись довольным неожиданно найденным решением, Синцов приступил к реализации своего ужасного замысла. А ушёл он из Управления, чтобы принести Сарычеву недостающие справки, из РО НКВД, которые на самом деле были им получены ещё вчера, но не подшиты к делу оперативной разработки.
Синцов сообщил Нине, что обстоятельства требуют срочных действий, что ей необходимо сегодня же уехать из города, пока в санаторий НКВД на чёрном море, где она сможет отсидеться, пока здесь в Иркутске пройдут аресты и следствие. Нина спешно собирала чемодан, причитая, как же жалко оставлять родной город, подруг. Когда вещи были собраны, Матвей Фадеич сказал:
– Нина, а сейчас нужно написать письмо в НКВД. Это просто необходимо сделать, иначе все наши усилия не стоят и гроша. Необходимо сделать так, чтобы в НКВД поверили, что тебе угрожает серьёзная опасность, понимаешь, о чём я?
– Ну, если нужно, то я, конечно, а что писать-то?
– Садись, пиши, я буду диктовать.
Нина села за стол, и приготовилась к письму.
– Пиши, начальнику УНКВД Восточно-Сибирской области Лупекину Г.А., в продолжение своего первого письма о вражеской ячейке, что собирается в квартире актрисы Невельской, пишу Вам товарищ начальник письмо с мольбой о помощи. Эти изверги подозревают меня в доносительстве и грозят убить. Особенно я боюсь своего бывшего любовника, троцкиста и фашистского агента Миронова Сергея Платоновича. Молю Вас товарищ начальник НКВД о помощи, не дайте погибнуть от рук палачей и предателей. Написала? Теперь подпиши Нина Попова и поставь дату, нет вчерашнюю 7 апреля 1937 года. Всё, теперь вложи письмо в этот конверт.
– Матвей Фадеич, а зачем я напраслину-то на Сергея Платоновича возвела? Он же с меня пылинки сдувает, несмотря на то, что враг?
– Так надо, миленькая моя, – Синцов стал необычно ласков.
Подошёл сзади, к сидевшей за столом Нине и стал поглаживать её плечи, шею, нашёптывать в ухо разные ласковые слова.
– Ты пока поживёшь в санатории, а я к тебе в гости приеду, мы там с тобой погуляем, в море покупаемся, отдохнём, да ласточка моя, я ведь так страдаю по тебе. Вижу этих твоих воздыхателей, и сердце кровью обливается, а сделать ничего не могу, работа у меня такая.
Нина совершенно расслабилась и откинула голову назад, готовая принять поцелуи этого, давно ставшего родным человека.
«Ах, если бы он всегда был таким ласковым, милым, да я бы ради него…», – не успела додумать Нина.
Синцов, продолжая, сзади, гладить девушке шею, незаметно обнял правой ладонью её подбородок, а ладонь левой руки прижал к затылку. Затем мягко, но настойчиво повёл правой рукой в сторону, отчего подбородок девушки занял крайнее левое положение. Неожиданно сильно надавил руками, и когда Нина попыталась высвободиться, повернувшись в противоположную сторону, резко дёрнул руками, вращая голову своей жертвы вправо. Раздался громкий хруст и уже мёртвая Нина осела неловкой куклой на стуле.
– Вот и всё, а ты боялась. Быстро и не больно, – заметил Синцов, склонившись над трупом и проверяя, на всякий случай, пульс.
Убедившись в смерти Нины, Матвей Фадеевич стал действовать. Для начала надел перчатки, после чего, осторожно взял письмо, только что написанное Ниной, и аккуратно положил его в верхний, приоткрытый ящик комода, чуть прикрыв каким-то бельём. Затем, вытащил именную зажигалку, ещё хранившую отпечатки пальцев своего владельца – полковника Миронова. Аккуратно положил её на полу, создав видимость того, что убийца выронил сию улику, но, к своему несчастью этого не заметил. Ещё раз, оглядев комнату, Синцов протёр места, где вероятно мог оставить отпечатки пальцев, и в последний раз, посмотрев на мёртвую Нину, осторожно покинул квартиру, ставшую теперь местом происшествия…
***
Я снова был в офисе.
Все дальнейшие мои «путешествия» мало чем отличались одно от другого. Всё происходило, как всегда. Сначала я оказывался висящим в серой пустоте, затем меня втягивал жёлто-зелёный туман и перемещал в ставший привычным мир, где на календаре был 1937 год. Было это реальное прошлое, или я попадал в одну из многочисленных иных реальностей, я не знаю. Но каждый раз очнувшись, я оказывался в «голове» либо товарища Синцова, либо Одинцова. Других «голов» в моих путешествиях не наблюдалось. Прожив с ними ряд эпизодов, я вновь возвращался в тот самый свой привычный мир, в котором родился, вырос и живу сейчас. Никаких сбоев или перерывов «в вещании» моя память никогда не фиксировала. Реальность также плавно проносилась перед моими глазами, что и путешествия.
Единственное, что я заметил, было то, что все «путешествия» начинались в тот момент, когда рядом никого не было, я мог быть в офисе, на складе, в кафе, дома, но все окружающие меня люди, в это время куда-то уходили. Не было и определённости с частотой моих «путешествий», разрыв мог составлять от одного дня до трёх месяцев. Следующее и идущие за ним «путешествия» ни чем не отличались от предыдущих.