Новый мир встречает по одёжке. Новый мир встречает по одёжке (Анастасия Акулова)

Осень. Дождливая, холодная, превращающая улицы в месиво… В общем, предстала во всей красе. Сейчас октябрь – самая середина. Тоскливый, по мне так, месяц. Мне вообще хронически не везёт, но осенью – особенно. Наверное, отчасти потому, что я терпеть не могу это время года.

Зовут меня Катя Соколова, и я самый несчастный человек на свете. По крайней мере, на данный момент. Спросите, почему? Угораздило упасть в лужу по дороге из университета, да так, что при этом сломала каблук на новых сапогах, заляпала белое пальто, доставшееся мне невероятным трудом. И вот теперь, хромая, хлюпаю по сплошным лужам до общаги, тщетно пытаясь втянуть голову в плечи, чтобы скрыться от надоедливого дождя. Ведь даже зонт себе не купила. Впрочем, я себе не могу позволить таких мелочей, ибо отношусь к тем самым образцам студентов-бюджетников, у которых мышь повесилась не только в холодильнике, но и в кошельке.

Неожиданно ловко маневрируя, чтобы избежать столкновенья с машинами или прохожими, я со всей возможной скоростью несусь в общагу, дабы наконец принять душ, выстирать пальто, повздыхать над испорченным сапогом и в очередной раз убедить себя, что пока я отличница-бюджетник на таком престижном факультете, как юридический, можно думать, что всё не так уж и плохо.

Подъезд встретил привычным запахом сырости и хлорки. Добравшись, наконец, до нашей комнаты, я ощущаю себя прямо как в Нирване.

Три моих соседки – Вика, Ксюша и Ната обернулись, услышав тихий хлопок двери, поздоровались и сочувствующе улыбнулись, оглядев мой костюмчик мокрой, грязной, продрогшей курочки.

– Чего такие довольные? – Как человек с прямо противоположным настроением я быстро подметила сей факт.

Они молча переглянулись, как бы совещаясь, стоит ли мне говорить.

– Ну, знаешь, скоро конец октября, – напомнила Вика, сдув со лба выбившуюся прядь крашеных угольно-чёрных волос, под цвет таким же глазам, в которых всегда плясал табун чертей.

– Мне это должно о чём-то говорить? – Подруги, кажется, единодушно посчитали меня деревенщиной.

– Вообще-то да, – кивнула Ксюха – белокожая ухоженная блондинка с короткой стрижкой. – Тридцать первого октября Хэллоуин.

Я наконец-то стянула эти дурацкие китайские сапоги и блаженно улыбнулась.

– И что? – фыркнула, – Кто в России справляет этот праздник?

Ната, шатенка с синими глазами и истинно русской косой ниже пояса, прицыкнула, обиженно надув губы, а-ля «я же вам говорила».

– Так и знала, что ты будешь ворчать, – невесело усмехнулась Ксюха.

– Кать, ну не будь занудой, – Вика, наоборот, озорно улыбнулась, – Это же весело! Мои родители уезжают ненадолго с младшей сестрой, оставляют двухкомнатную хату в моё личное и безраздельное владение на две недели!

– Мне ещё как раз зарплату скоро выдадут, так что еды тож накупим, – поддакнула Ната.

– И пацанов пригласим, – вступила в общий хор Ксюха.

Все три умоляюще уставились на меня, вызвав аналогию со шрековским котом. Против этих убийственных аргументов моя антирасточительность пала через несколько секунд размышлений. В конце концов, какой нормальный русский откажется от весёлого вечера и халявы?

– Ну, раз пошла такая пьянка…

* * *

Придя вечером в общагу после пар, я чувствовала себя совершенно разбитой. Всё-таки прошло только неполные два месяца с начала занятий, я ещё не отвыкла от школы. Да и та массовая истерика, царившая в конце одиннадцатого класса, не могла не оставить след. Наверное, до конца жизни не забуду ту панику, что преследовала днём и ночью перед ЕГЭ. Даже меня, отличницу.

На самом деле я та ещё лентяйка. Была б в моей жизни ситуация получше в плане денег, я бы со спокойной душой училась бы на четвёрки-тройки. Но… всегда есть какое-то «но», которое не даёт спокойно жить. В моём случае это два наиболее важных фактора.

Во-первых, когда мне было семь, папа погиб в автокатастрофе. Ехал рано утром на работу, из-за поворота выскочил грузовик, он не справился с управлением… Сильный удар, мгновенная смерть. Мамы не было дома, она была на дежурстве в больнице, поэтому трубку взяла я – наивная, верящая в сказки и вечную любовь первоклассница. Равнодушный голос милиционера, сообщивший о папиной смерти, просто разбил меня. Уничтожил.

Мы были замечательной семьёй. Небогатой, но очень любящей, слаженной, как единый организм. Все мы были невероятно важны друг для друга. Поэтому мой мир в тот момент просто рухнул, я перестала быть собой, стала кем-то чужим. А детство осталось в прошлом – там, где не существовало слов «боль» и «потеря».

Во-вторых, у нас и так на многое не хватало денег, но до папиной смерти мы жили, а после стали именно выживать. Мама моя – простая медсестра, мы не могли рассчитывать на многое. У меня не было ни лакомств, ни игрушек, ни интересных поездок. Приходя домой, мама при мне старалась улыбаться и, ласково глядя по волосам, говорить, будто всё хорошо, но улыбка её дрожала, а в словах ощущалась горечь и фальшь.

Я была разносторонним и амбициозным ребёнком. Мне хотелось всего и сразу, но мама не могла мне дать большего, чем имела, хотя отдавала себя всю, без остатка. Я молчала, мирилась и была ей безмерно благодарна. За то, что любит меня, за то, что делает для меня. Она считала, что я сумею много добиться и не знать подобных лишений, гордилась мной и вкладывала все силы. Я просто не имела права на ошибки, промахи. Они стали бы неблагодарностью. Каждое лето все три месяца я работала, а в школе получала только пятёрки. Эдакий робот. Но всё же там было легче… но и теперь я всё ещё не имею права на ошибку. Потому что бюджетное место на очном юридическом факультете в самом престижном ВУЗе моего города пришлось выгрызать, и страшно его потерять. Начинать с начала.

В школе у меня не было друзей, я никому не доверяла. Приятелей – навалом. Я умела улыбаться, правильно ухаживать за своей внешностью, дёшево, но элегантно одеваться и преподносить себя, дабы создать нужное впечатление. Кто бы что ни говорил, беспристрастность у учителей – крайне редкое явление. Лично я с ним не сталкивалась ни разу. Добиться расположения педсостава и одноклассников было своего рода подстраховкой – каждый день, приходя домой и слушая похвалы донельзя уставшей мамы, я чувствовала себя обязанной быть безупречной, хотя ей пыталась преподнести это как свою личную прихоть – быть лучшей.

Была «своей» для многих, каждый день заводила много новых знакомств. Настолько много, что все лица сливались перед глазами, иной раз я даже не помнила о знакомстве при новой встрече с человеком. Со всеми была дружелюбной и «открытой», маска на лице стала настолько привычна, что, наверное, стала моим истинным лицом. Никто, даже мама, не пытался заглянуть под нарисованную улыбку, никто не пытался понять, почему я никогда не плачу, даже в самых болезненных ситуациях. А я выплакала все слёзы на похоронах папы и высохла, как увядший цветок.

Выпускной прошёл помпезно и совершенно не оригинально – всё так же, как у всех, по придуманному кем-то шаблону, как и многое в этой жизни. К тому моменту у меня всё-таки появилась подруга, которую я могла бы назвать настоящей – Вика. Она перешла в нашу школу после девятого класса, и мы мгновенно с ней сдружились. То самое чувство, когда понимаешь – это твой человек. Тебе с ним просто и легко. Со всеми остальными мне было нетрудно распрощаться. Проучились вместе одиннадцать лет, но так и остались чужими.

Мы с Викой поступили в один университет, на один факультет, заселились в одну и ту же комнату. При чём всё это было именно случайностью, как ни странно. Но мы обе были только рады сему факту – так проще. Есть, на кого опереться, и уже не чувствуешь себя так одиноко, что хочется взвыть.

Пока что я ощущала себя веточкой в штормящем море. Меня несло в разные стороны, я потеряла твёрдую уверенность в правильности всех моих начинаний. А для такого скрупулёзного, почти педантичного человека, как я, это страшно. И в то же время… необычно.

Подруги, гораздо более твёрдо стоящие на ногах, пытались всячески поднять мне настроение, при этом не обмусоливая причины моей неуверенности до неприличия. В общем, тактично пытались вернуть меня к жизни. За это я ими и дорожу.

Вот только сегодня они были излишне взволнованны. Не обращая внимания на мою усталость, без умолку трещали о завтрашнем Хэллоуине, пока до моего сонного мозга, наконец, не дошло…

Чёёёрт… завтра же этот долбаный Хэллоуин… И что мне на него одеть?

* * *

– Нет. Нет. И нет! – Категорично заявила я, в ужасе уставившись на коробку, – Ни за что, слышишь!

– Тогда ко мне никаких претензий, – пожала плечами Вика, – Я, конечно, понимаю, что у тебя с финансами туго, но либо ты берёшь этот мой старый костюм, либо покупаешь сама.

– Как будто я у тебя денег прошу, – обижено надулась я.

– Да я б сама тебе купила бы, но ты ведь у нас гордая, – ухмыльнулась Вика, примеряя симпатичные рожки.

С неохотой признав убедительность её слов, я ещё раз с подозрением уставилась в коробку, поставленную передо мной. Однако вид обтягивающих, чёрных кожаных ласин, лакированных батильон того же цвета с пятнадцатисантиметровой шпилькой и шнуровкой, обтягивающей чёрной водолазки с очень нескромным декольте, пушистых чёрных ушек на заколках и хвоста из искусственной шерсти по прежнему вызывал у меня ужас. К этому ещё прибавились чёрные перчатки с искусственными когтями на пальцах. Хотя хвост почему-то смутил меня больше. Но попытка не пытка.

– Скоро вечер. Давайте примерять… – обречённо предложила я, на что девчонки удовлетворённо взвизгнули и разбежались со своими коробками.

Тут началась целая эпопея под названием «Катя пытается влезть в штаны». Нет, я не толстая, скорее, средняя, но до Вики с её осиной талией мне очень далеко. Так что всё то время, пока натягивала эти ласины, я успела подробно объяснить, когда, кому, куда и сколько раз я успею их засунуть, если они не налезут. И когда чудо свершилось, я, походящая на взъерошенного воробья, искупавшегося в луже, ощутила себя покорителем новых вершин. Водолазка натягивалась не в пример лучше, батильоны тоже, хотя я понятия не имею, как буду передвигаться на таких ходулях.

Потом, подсушив свои ещё немного мокрые после душа волосы, я решила собрать их в высокий хвост. Средней длины, непослушные, густые и вьющиеся, как львиная грива – мне порой тяжело было с ними справляться по утрам, но остригать короче я пока не хотела. Цвет волос мне всегда нравился – непостоянный, как и я. Иногда они бывали светло-русыми, иногда-медово рыжими, в зависимости от освещения, но чаще – приятного соломенного оттенка. Глаза у меня обычные, медово-карие, даже желтоватые, как у волка, но мне нравится. Необычно, кто бы что ни говорил… Ну, мне так кажется.

В остальном мне мало что прям нравится в моей внешности. Средний рост, обычная фигура, грудь третьего размера, чистая бледная кожа, по-гречески прямой нос, маленькие, но пухлые губы, аккуратные брови. Я не красавица с обложки, но стараюсь ухаживать за собой по уже известным причинам. Однако особое удовольствие мне всегда почему-то доставлял красивый макияж. Легчайший слой пудры, аккуратные тонкие стрелки на глазах, в меру туши, подводка для выразительности, слегка подведённые брови, нарисованные подводкой кошачьи усики, и яркая помада. Давно я не красилась так ярко, но… гулять так гулять! Симпатичные длинные серёжки завершили довольно экстравагантный образ. Ну всё, я готова.

Заглянув в коробку, натянула тонкие перчатки с когтями. Хвост даже не стала пробовать прицепить – не в трусы же его запихивать, чтоб держался.

Зевнув, я встала, пробуя себя в качестве балерины (с этими жуткими каблуками…) и осмотрелась. Девчонки давно оделись, оценивающе рассматривая то своё отражение в зеркале, то друг друга.

Вика, как я уже знала, была в образе демоницы. Её наряд оказался более откровенным, чем мой: ласины тоже кожаные и того же цвета, батильоны тоже схожие, только красные и не лакированные, но вместо водолазки – кожаный топ с рукавами майки, красного цвета. Волосы она накрутила и распустила – они шёлковым, блестящим чёрным каскадом спускались ниже лопаток. Волосам её, кстати, я безумно завидую. Макияж такой же, как у меня, только плюсом слой тональника, подчёркивающий контраст её ровной бледной кожи и сияющих чёрных глаз. В довершение всего – изящный чёрный браслет и серёжки, поблёскивающие на свету, а так же искусственные чёрные крылья падшего ангела, каким-то образом прикреплённые к спине.

Ксюха, наша блонди с каре, удивила меня на удивление качественным рыжим париком, почти не отличить от настоящих волос. Дело в том, что она, натуральная рыжая, возненавидела свой цвет волос с тех пор, как её самый бурный роман кончился с появлением соперницы, крашеной в этот цвет. У неё на этой почве своеобразный бзик: все рыжие – непременно сволочи и стервы.

Но выглядела она не хуже Вики. Ей, веснушчатой и зеленоглазой, безумно шёл этот огненный цвет. Она где-то откопала изумительное платье в пол, ярко синего цвета, переливающееся на свету несколькими оттенками. Волосы тоже распущенны, в специально созданном художественном беспорядке, который смотрелся весьма гармонично и подходил к образу. Дорогущие серёжки с сапфирами, которыми она так гордилась и красивый выразительный макияж завершили образ. Она реально походила на ведьму.

Ну и Ната… она, если честно, тоже удивила. Длинная юбка изумрудного цвета, с орнаментом, напоминающим чешую, почти полностью облепляла ноги, расходясь лишь в самом конце, чтобы дать хоть какую-то возможность передвигаться. Верх напоминал нечто среднее между очень коротким топом и лифчиком, как те, что одевают для восточных танцев – он делал её маленькую грудь визуально больше. Костюм в изумрудных тонах с вплетениями серебра. Очевидно, Ната хотела создать образ русалки, но лично мне она больше напоминала змейку с герба Слизерина из «Гарри Поттера». Наверное, из-за выбранных цветов и хитрого прищура почти бирюзовых глаз. Но, надо признать, выглядела она очень неплохо, как и Вике, ей есть что показать – в отличие от нас с Ксюхой, они активно занимались спортом, хотя и не перебарщивали с этим.

Конец ознакомительного фрагмента.