Глава 2. Господствущие цивилизационные парадигмы
2.1. Понятие цивилизационная парадигма
Одной из особенностей современной эпохи представляется нарастающая зависимость социальной действительности от господствующего в мире, или, во всяком случае, в ведущих развитых странах, понимания системообразующих целей, смыслов, ценностей, приоритетов общественного развития. Сегодня в специальной литературе прочно закрепился термин «цивилизационная парадигма», выявление содержания которого является необходимой предпосылкой нашего исследования. Слово «парадигма», с греческого означая пример, модель, образец, часто трактуется как совокупность установок, представлений, понятий, смыслов, способ видения мира. С легкой руки американского ученого Томаса Куна понятие «научная парадигма» получило широкое распространение, и стало пониматься как господствующая в науке теория, модель описания действительности.16 Парадигма описывает круг проблем, имеющих смысл и решение, включая и методы решения этих проблем.
Парадигма не только способствует тому или иному описанию мира, но и задает мир, посредством своих символов и элементов. Дословно переводимое как «сверхвзгляд», парадигма создает установку для того, или иного понимания действительности. Она основывается на знании, убеждении, но чаще всего на вере в то или иное положение вещей, которые в свою очередь, естественно, детерминированы другими явлениями, сущность которых необходимо раскрывать для их адекватного понимания.
Некоторые исследователи называют парадигмой модель господствующей ментальности, ментальную модель мира и мироустройства, основанную на общепринятых в данном обществе идеях и понятиях, определяющих его поведение и отношение к миру и к себе. Однако, слово «ментальность», хотя и чрезвычайно модное сегодня, несколько неоднозначно. Имеется в виду, конечно, не индивидуальная, а социальная или общественная ментальность, например этноса. Но все-таки ментальность связана с рационально-сознательной компонентой психики. Можно ли включить бессознательное, в данном случае коллективное, в содержание понятие ментальность? Тогда может лучше назвать парадигмой способ духовного отношения к миру? Во всяком случае, понятие «парадигма» близко понятию «мировоззрение», включающее и миропонимание, и мироощущение, и мировосприятие, вместе с бессознательной ее компонентой.
Одни авторы называют парадигму той или иной культуры ее характером. Другие предпочитают считать ее основной идеей культуры. Однако такие попытки весьма условны, так как не отражают реального взаимоотношения понятий парадигма и культура. К тому же понятие «идея» часто путают с содержанием платоновского понятия «Эйдос». Парадигма возникает в результате функционирования и развития определенной культуры, конкретно исторического способа отношения к окружающему миру, а эйдос культуры представляет собой тот духовный образ, который лежит в ее сновании, то есть сам эту культуру инициирует.
Существуют также различные определения цивилизации. Не вдаваясь в теоретический анализ или, как сегодня модно говорить, «дискурс», отметим, что будем понимать под цивилизацией определенный этап развития культуры. Хотя бы просто потому, что «сивилиус» означает городской. То есть на этапе возникновения городов и связанных с ними реалий наступает эпоха превращения культуры в цивилизацию. Второе понятие, как видим, значительно уже первого по объему. Однако, если вновь обратиться к замечательной книге Оствальда Шпенглера, то увидим, что под цивилизацией он понимает не только этап, но и определенный характер культуры, а именно техногенный и завоевательно-экспансивный. «Цивилизация, – пишет он, – это те самые крайние и искусственные состояния, осуществить которые способен высший вид людей. Они -завершение, они следуют как ставшее за становлением, как смерть за жизнью, как неподвижность за развитием, как умственная старость и окаменевший мировой город за деревней и задушевным детством, являемым над лорикой и готикой. Они – неизбежный конец, и, тем не менее, с внутренней необходимостью к ним всегда приходили».17 С этим нельзя не согласиться. Но, видимо, определенный этап развития связан и с характером культуры. Более того, мы предлагаем различать также и характеры цивилизаций. В основе определения этого характера на наш взгляд должны лежать ее ценности, определяемые ценностями образа жизни людей, способа их жизнедеятельности, или способа адаптации и, если хотите.
Под словом «цивилизация» понимают определенный конкретно-исторический этап культуры, то есть конкретные временные рамки развития культуры, причем это развитие культуры не обязательно связанно с городом и техникой, как считают некоторые исследователи. Важнее в данном случае подчеркнуть именно характер культуры, потому как в разные эпохи развитие культур имело свои специфические особенности. Например, «осевое время», как назвал К. Ясперс 6—5 век до нашей эры, в котором происходило становление основных цивилизационных стратегий вряд ли можно сравнить с обычным временем развития человечества. Но понятие «цивилизация» трактуется и по-другому. Иногда его противопоставляют варварству и дикости, порой как синоним культуры, точнее для обозначения культурно-исторических типов (А. Тойнби). Порой под цивилизацией понимают завершение, гибель, декаданс культуры. Именно так понимал цивилизацию О. Шпенглер. Мы не будем акцентировать внимание на негативных оттенках слова «цивилизация», рассматривая ее, как уже отмечалось, просто как определенный этап в развитии культуры.
Нас интересует цивилизация как определенный этап в развитии культуры, характер этой цивилизации как способ адаптации к миру. Каким образом выживал человек? На что он поставил в своей эволюции на биологическое, социальное или духовное? Разные авторы отвечают на этот вопрос по-разному. Мы думаем, что и на то, и на другое, и на третье. Но в разной мере. В зависимости от характера цивилизации. Западная цивилизация, после некоторых колебаний «сделала ставку» на силу, на внешнее завоевание. Ницше озвучил библию Нового времени, завет сверхчеловека Заратустры людям, который благополучно ведет нас в Ад нигилизма массового потребления и эксплуатации. Сегодня ее называют тектурой, нектурой (от слов техника, некро – смерть ит. д.).
У человека всего два пути или – во вне, или – во внутрь, к ницшеанскому человеко-Богу или к Бого-человеку, о котором говорила восточная философия и к которому призывала русская религиозная философия в лице Владимира Соловьева.
Лакмусовой бумажкой, определяющей характер цивилизации, выступило отношение человека к удовольствию, как критерий направления цивилизации, программировавшего мозг на то или иное состояние: быть слугой или господином удовольствий, а по большому счету и своей судьбы. Рабская зависимость человека от окружающей природы в первобытном обществе сменилась рабством от людей в эпоху рабовладения, затем превратилось в рабство от гипертрофированной религии, затем – в рабство от науки и техники в Новое время и, наконец, в эпоху капитализма вылилось в рабство от денег. Удовольствие потакало этому, ибо оно и было причиной этого рабства, а точнее зависимость человеческого мозга от этого удовольствия.
Должна когда-нибудь все-таки наступить эпоха власти человека над своими удовольствиями эпоха, которую мы называем эпохой Нового гуманизма. Эпохой свободного творческого человека. И в связи с этим весьма кстати слова Н. Бердяева о смысле творчества, как средства духовного освобождения личности. Воистину гениальное пророчество Гете победа Фауста над Мефистофелем. В этом и есть смысл нового гуманизма – подчинить индивидуальное удовольствие счастью людей, предполагающее понимание человека как существа вечного, не ограниченного рамками лишь своего биологического времени.
Резюмируя, подчеркнем, что цивилизационная парадигма представляет собой определенное мировоззрение, миропонимание и мироописание, детерминирующее собой способ жизнедеятельности, отношения к миру и возникающим в нем проблемам, способ адаптации и адаптирования окружающей среды, способ понимания и решения жизненных проблем. В цивилизационной парадигме, например, Н. Пиминов вычленяет совокупность особых способов и методов решения жизненных парадоксов, выработанных обществом за длительный промежуток времени, которые передаются из поколения в поколение посредством традиций и подражания. Не обязательно парадоксов, ведь не всякая проблема, тем более жизненный вопрос, являются парадоксом, но в целом с таким пониманием можно согласиться.
Как уже подчеркивалось в цивилизационной парадигме важно учитывать не только сознательно-рациональные, но и бессознательно-иррациональные компоненты. Например, кроме ценностей и сверх-ценностей культурной эпохи важно выявить и исследовать доминантные в конкретно-историческое время установки и аттитюды (социальные установки), определившие направление цивилизационного развития.
Интересен акцент О. Шпенглера на различии цивилизаций в зависимости от отношения к таким базовым понятиям культуры, как «становление» и «ставшее», «собственное» и «чужое», «душа» и «тело», «возможность» и «действительность», «Я» и «не-Я», «жизнь» и «смерть». Понятие «жизнь» он связывает с процессом становления, в то время как все ставшее ассоциируется им со смертью. Все чувственное он называет чужим, пришедшим извне, а «Я» своим, собственным. Особое значение у него играет понятие «направление» становления, изменения, которое он ассоциирует с понятие «время». «Если, – пишет он, – давая притом перевес бессознательному над сознательным, обозначить душу как возможность, и, наоборот, мир как действительность, выражения, относительно которых внутреннее чувство не оставляет никакого сомнения, – то жизнь явится тем образом, в котором совершается осуществление возможного. На основании признака направления возможное называется будущим, осуществленное – прошедшим. Само же осуществление, средоточие и смысл жизни мы называем настоящим. «Душа – это то, что подлежит осуществлению, «мир» – осуществленное, «жизнь» – осуществление».18 Он разделяет картины мира в зависимости от того, что определяет конкретную культуру – становление или ставшее, направление или протяженность, время или пространство. «Речь идет не об альтернативе, но о шкале бесконечно многих и очень разнообразных возможностей обладать внешним миром в качестве отражения и свидетельства собственного существования, о шкале, крайними ступенями которой являются чисто органическое и чисто механическое мировоззрения (в собственном значении слова: воззрение на мир).19
Исходя из этого, О. Шпенглер разделяет культуру на возможную (то есть культуру, как идею существования) и действительную культуру (как тело этой идеи). Он считает, что культура представляет собой воплощение души, основной идеи человеческого существования, но его слова можно понять и иначе. «Душа, – пишет он, – стремится осуществить себя в образе окружающего мира…»20. То есть, окружающий мир, включая природный, является отражением души населяющего ее народа. На самом деле, на наш взгляд, как раз наоборот, душа является отражением окружающего природного и социокультурного мира. В данном случае также действует указанный нами ранее энвайронментальный закон концентрации. Если культура и душа народа взаимно детерминируют свои содержания, то характер природного окружения имеет уже другие закономерности. Окультуренная природа, конечно же, несет отпечаток создающего ее народа. Важным, на наш взгляд, является дифференциация культур на морские и речные, долинные. У речных, долинных народов цивилизации ориентированны на длительность, изменения, время, а у морских – на пространство, протяженность. Это детерминировано характером речных и морских потоков. Река течет в одном направлении и все цивилизации выстраиваются по течению реки, а в море волны постоянно прибиваются к берегу, снимая идею однонаправленности потока. Эти различия не могли не отразиться на характере возникших в этих пространствах цивилизаций. Интересно, что сегодня многие геополитические теории учитывают именно этот параметр – цивилизация моря или суши.
О. Шпенглер, как уже отмечалось, считал, что различие культур объясняется различием характера математик, существовавших в разных странах в разные эпохи. Античная математика знала лишь конечные, малые числа, поэтому античный человек не видел перспективы, горизонта, пространства, распростершегося за пределами его полиса. Западно-европейская математика – математика бесконечности, беспредельного, стала основой многомерной аполоновской культуры. «Таким образом, – пишет он, – античность с внутренней необходимостью постепенно стала культурой малого. Аполлоновская душа стремилась подчинить себе смысл ставшего при помощи принципа обозримого предела; ее „табу“ сочеталось с непосредственной наличностью и близостью чуждого. Что далеко, что невидимо, того и нет. Греки и римляне приносили жертвы богам той местности, где они находились; все остальные ускользали от их кругозора»21.
Шпенглер отмечает, что подобно тому, как у древних греков нет слова для обозначения пространства, у них отсутствовало чувство ландшафта, горизонта, дали, а также отечества, распространяющегося на большое пространство и охватывающее большую нацию.
Еще раз подчеркнем, что отмеченные закономерности имеют место, однако лишь как следствия определенного образа жизни греков и характера их цивилизации. Внутреннее и внешнее взаимотерминируют друг друга. Но развитие идет извне вовнутрь, от системы к элементу, а не наоборот. В этом суть выведенного нами закона концентрации, или основного закона энвайронментализма, согласно которому элемент является результатом «конденсации» окружающей среды системы. Система создает элемент посредством концентрации и интериоризации внешнего во внутреннее.
2.2.Парадигмы исторических цивилизаций
Исследование различных цивилизационных парадигм предполагает дифференциацию критериев их идентификации. В самом общем плане можно выделить культурно-цивилизационные и формационные критерии. Хотя следует подчеркнуть, что и формационное деление на практике представляет собой культурно-формационную дифференциацию, так как рассматривает именно западно-европейскую форму и содержание развития общества.
Начнем исследование с парадигмальных основ греко-римской цивилизации. Хотя сразу же следует подчеркнуть условность такого объединения. Конечно же, существовали две самостоятельные цивилизации – греческая и римская, объединение которых может быть правомерным лишь в пространственно-временном измерении, но отнюдь не культурологическом. Что было характерно для греческой культуры? Такие ценности, как свобода, чувство собственного достоинства, противопоставление греков варварам (своего рода зачатки нацизма), понимание силы, прежде всего, как физической мощи, завоевательная стратегия, политеизм, мифологическое сознание, осознание знания одной из высших ценностей, так как истинная свобода достигается посредством знания, внутреннее духовное развитие личности, демократия, право.
Освальд Шпенглер в своей книге «Закат Европы», пытаясь разработать методологию познания социокультурных и исторических явлений, предупреждал об ущербности применения методологии естественных наук в сфере истории. «То обстоятельство, – пишет он, – что кроме необходимости причины и следствия – я назову ее логикой пространства, – в жизни существует еще и необходимость судьбы – логика времени, – являющаяся фактом глубочайшей внутренней достоверности, который направляет мифологическое, религиозное и художественное мышление и составляет ядро и суть всей истории в противоположность природе. … Математика и принцип причинности приводят к систематизации явлений по методу природоведения, хронологии и идея судьбы – по методу историческому. Обе системы охватывают весь мир. Только глаз, в котором и через который этот мир получает свое осуществление, в обоих случаях разный».22 И хотя сегодня существует множество книг, посвященных специфике методологии гуманитарных исследований, подчеркивающих статистичность исторических исследований, вводятся новые специфически для гуманитарного исследования категории вроде «хронотопа» и все же, на наш взгляд, О. Шпенглер прав. Все это рассматривается одним и тем же «естественно-научным глазом».
В гуманитарном, социокультурном исследовании господствует естественнонаучный материализм, причем классической, ньютоновской, одномерной эпохи. Не отсюда ли одномерность политического мышления, умножающего слезы матерей, потерявших своих детей в бессмысленной битве за пространство? Насколько правомерно распространение математических, физических, экономических категорий и ценностей на весь социокультурный мир? Не потому ли, что мы отождествили счастье с успехом и богатством, в одном из самых развитых и процветающих городов Европы самое большое количеств самоубийств среди молодежи – 11 тысяч в год! Более тридцати самоубийств в день! Очевидно, что не все в порядке в «Датском королевстве». В России, находящейся в последнее время в числе стран мировых лидеров по этому печальному показателю, тоже не все в порядке в этом отношении. Выход – прежде всего, в исследовании причин происходящего. И опять – ловушка естественнонаучного мышления!
Если верить О. Шпенглеру, у древних греков не было чувства историчности, они были полностью во власти, что называется, пространственной парадигмы. В Греции не только не было обсерваторий, но, более того, во времена Перикла в Афинах народным собранием был принят закон, «угрожавший каждому, распространявшему астрономические теории, тяжелой формой обвинения, эйсангелией».23 Это было проявлением того, считает О. Шпенглер, что воля античной души стремилась вычеркнуть представление о дали из своего миросозерцания. Чем это могло бы быть вызвано? Существующим типом культуры, то есть способом материального и духовного существования. С одной стороны – города государства – полисы, относительно автономные самодостаточные образования, с другой стороны -рабство, классовое и сословное расслоение, актуализирующее в качестве высшей ценности свободу.
Господство мифологического сознания, не столь отражающее существующий порядок вещей, сколь в символической, фантастической форме выражающее желаемое. Греки не столько хотели знать, что будет, сколько, когда будет то, чего они хотят. Поэтому верили в идею судьбы. Отсюда такое неформальное, можно сказать почти дружеское, общение с богами, от которых зависела их судьба и жизнь. В этом плане мифологически чудоориентированное сознание греков, в какой то мере, напоминает историческое сознание россиян.
Даже в строительстве греки перешли от камня, как строительного материала, которого в Греции всегда было много, к дереву. Согласно О. Шпенглеру грек был человеком, который никогда не становился, а всегда пребывал. То есть для грека идея длительности практически не существовала, у него не было воли к длительности, а значит ко времени. То есть во главу греческой парадигмы была поставлена категория пространства. В противоположность грекам египтяне не признавали идею конечности. «В высшей степени исторично предрасположенная египетская душа, стремящаяся с первобытной страстностью к бесконечному, воспринимала весь свой мир в виде прошедшего и будущего, а настоящее, идентичное с бодрствующим сознанием, казалось ей только узкой границей между двумя неизмеримыми пространствами».24 По О. Шпенглеру, египетская душа является в высшей степени воплощением заботливости о дали, будущем, что вылилось в выбор ими таких строительных материалов как гранит и базальт, не только для сооружений, но и для исторических документов, высеченных на этих почти вечных материалах.
О. Шпенглер обращает наше внимание также на отношение разных культур к смерти, выраженных в погребальных обрядах. «Египтянин отрицает уничтожаемость. Античный человек утверждает ее всем языком форм своей культуры. Египтяне консервировали даже мумию своей истории, а именно хронологические даты и числа. В то время как, с одной стороны, ничего не сохранилось от досолоновской истории греков, ни одного года, ни одного подлинного имени, никакого определенного события, – что придает единственно известному нам остатку преувеличенное значение, – с другой стороны, мы знаем почти все имена и годы правления египетских царей третьего тысячелетия до Р.Х., а поздние египтяне знали их, конечно, все без исключения».25
Греко-римская цивилизация гипертрофировала значимость таких явлений как свобода, слава и власть. Многие античные герои совершали подвиги лишь ради славы, а не для того, что это было им необходимо. Вспомним Ахиллеса, Филиппа и Александра Македонских, Цезаря и многих других. Для них жизнь без подвигов и славы не имела смысла. Видимо, понятие «тщеславие» было им не знакомо. Не многим от нее по характеру отличались Романо-германская и Англо-саксонская культуры, относящиеся, так же как и Греко-римская, к более широкому феномену – западной культуре.
С точки зрения цивилизационных парадигм интересно рассмотрение отмеченного Фридрихом Ницше, а затем дополненного Оствальдом Шпенглером различия между Дионисийской, Аполонической и Фаустовской культурой.
О. Шпенглер противопоставляет аполоническую культуру Древней Греции дионисийской культуре Древнего Рима. Мы, в свою очередь, рассмотрим их взаимоотрицание по гегелевскому закону отрицание отрицания на протяжении всей человеческой истории. Первобытное общество – дионисийская культура, эллинская – аполоническая – римская-дионисийская, средневековая – аполинистическо-фаустовская, Новое время – фаустовская – современный капитализм – фаустовско-дионисийская. Остается открытым вопрос – какой характер культуры ожидает нас в ближайшем будущем? Хотелось бы, чтобы предвидение Гете оказалось пророческим, и победил не Мефистотель.
Дионисийская культура, как радостное, праздничное существование, направленное на удовлетворение человеком своих витальных потребностей получила свое название от имени сына Зевса – Диониса, которого считали богом вина, блаженного экстаза и восторженной любви. Утверждать дионисийское начало – значит преследовать чувственные наслаждения, жить в свое удовольствие. Но кроме этого, он преследуемый бог, страдающий и умирающий. Все, кто идет за ним, вынуждены разделить его судьбу.26 Интересно, что некоторые авторы отмечают особую близость Диониса природе и женщинам. Он мистичен, интуитивен, порой предстает как нежеланная и неспокойная стихия, причина конфликтов и безумия. Часто Дионис олицетворяет женское начало в психике мужчины.
У римлян Дионис выступает в качестве бога Бахуса – бога вина и виноделия, неистовстсва и блаженного освобождения. Дионис – сын Зевса и смертной женщины Семелы, дочери царя Фив Кадма. Согласно мифу, жена Зевса, Гера, из-за ревности, желая навредить Семеле, посоветовала ей попросить Зевса показаться в своем божественном обличии. Семела, ничего не подозревая, взяла с Зевса клятву выполнить данное им обещание. Зевс не мог нарушить клятву и предстал перед Семелой во всем своем божественном величии и тем самым погубил ее, сжег своими молниями. К тому времени Семела была уже в положении, и Зевс изъял ребенка и вынес его в своем бедре. Одно из толкований имени «Дионис» – «хромота Зевса» другое – «Божественная Ниса» (гора, где воспитывался Дионис). Сведенный с ума ревностью коварной Геры, Дионис был очень вспыльчивым и постоянно прибегал к насилию. Порой у него были даже приступы безумия.
Поэтому дионисийская культура, направленная на максимальное удовлетворение материально-чувственных потребностей, чревата различными коллизиями. Человек в ней, мало чем отличаясь от животного, находится во власти желания и удовольствия, которые подобно вину опьяняют его и влекут к безумию. Пушкинская старуха из сказки «О старике, старухе и золотой рыбке» – яркий пример героя дионисийской культуры.
Древнегреческая культура в отличие от «варварской» и римской носит аполонический характер. Здесь на первый план выступают уже не материальные, а духовные ценности. Философия предстает ведущей формой общественного сознания. Конечно, цивилизационной анализ невозможно вести без формационного, который заставляет нас указать, что в рамках древнегреческой культуры были все таки две культуры – культура свободных греков и культура рабов. Но О. Шпенглер об этом умалчивает. Мы пока будем говорить о греческой аполонистической культуре, имея в виду культуру свободных греков. Ведь рабов, по выражению Аристотеля, они считали всего лишь «говорящими орудиями».
В греческой культуре личность и ее свобода имели приоритетное значение. Особенно отличались среди греков спартанцы, походящие больше на римлян. Так, в своих «Законах» Платон, затрудняясь однозначно определить политический строй Спарты, относит его больше к тирании, хотя признает в нем и элементы демократии, и элементы аристократии27. Спартанцы освобождались от ремесленческого труда и должны были с оружием в руках защищать родину. Законы не разрешали им обогащаться. Иметь золото и серебро спартанцам было строжайше запрещено, а распоряжение имуществом затруднялось множеством предписаний. Так, Ксенофонт заметил: «К чему же поможет обогащение там, где приобретение доставляет гораздо больше неприятностей, чем удовольствие».28
Спартанцы, как известно, воспитывались в очень суровых условиях. Мальчики, пройдя жесткий отбор после рождения, росли в семье лишь до семи лет, затем их собирали в группы, где они беспрекословно подчинялись начальнику. Как писал Платон: «Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению»29. Они не думали ни о красоте, ни о чистоте и опрятности. Порой розгами проверялись на умение сносить боль. Забота о физической силе, ловкости и мужестве была в Спарте на первом месте. «В Лакедемоне, – писал Ксенофонт, – всякому гражданину стыдно сидеть за обедом рядом с трусом в палестре.30 Спартанцу запрещали чрезмерно поддаваться удовольствиям и наслаждению, считая, что это расслабляет душу. Они стыдились своих отношений с женщинами и старались скрывать от чужих глаз факт свидания с возлюбленными девушками.
О. Шпенглер считает, что античная греческая культура является аполонической, а римская представляет собой возврат к дионисийской, сравнивая греческую культуру с культурой Дон Кихота, а римскую с – Санчо Пансы. Мы считаем, что греческая культура представляет собой более многомерное образование, включающее в себя и дионисийское, и аполоническое начала. Прежде всего, потому что, как мы уже указывали, во-первых, она делилась на культуру свободных греков и культуру рабов, а во-вторых, на различные культуры городов-государств.
Но в целом, языческое космоцентрическое мышление позволяло грекам считать себя частью единого живого и животворящего Космоса. Свидетельством этому являются философские системы, например, представителей Милетской школы, практически обожествлявших природные стихии. Иллюстрацией такого понимания является мифическо-метафорический образ кентавра – существа, представляющего собой синтез человека и коня, как природного существа. С того времени эволюция культуры представляла сложной амбивалентной природе человека свободу выбора между служением зверю или человеку. Но уже тогда общество взяло на вооружение способы манипулирования поведением человека посредством формирования отношения к материальным ценностям. Прекрасно поняв это, киники выразили свою позицию в лице самого яркого и скандально известного Диогена.
Когда один богатый человек, пытаясь доказать Диогену неправильность самоограничения, пригласил его в свой шикарный дом, где все сверкало и отличалось роскошью, Диоген, оглядевшись вокруг, плюнул хозяину дома в лицо. На возмущение Диоген спокойно заметил, что не испытывает к хозяину ничего личного, просто ему захотелось сплюнуть, но все вокруг так блестит, что хуже места, чем лицо хозяина, он не нашел.
Можно приводить множество примеров, подтверждающих стремление греков к гармоничному развитию тела и души. И О. Шпенглер прав в том, что такого меркантилизма и прагматизма, как у римлян, у греков еще не было. «Бездушные, чуждые философии и искусству, наделенные животными инстинктами, доходящими до полной грубости, ценящие одни материальные успехи, они стоят между эллинской культурой и пустотой».31
Далее Шпенглер, противопоставляя греческую душу и римский интеллект, объясняет разницу между культурой и цивилизацией. Он отмечает, что ставка на силу, физическое завоевание характеризует повсеместно в различные эпохи цивилизации, как империи, пытающие навязать миру свои ценности. Очень похоже на современную политическую ситуацию, не правда ли? Так распространялась рабская философия и мировоззрение. Ведь, как известно, свободный человек стремится к свободе, достоинству и уважению, а раб к силе и завоеванию.
Римская цивилизация, как гедонистическая цивилизация чрезмерности, опровергала всем своим существованием и развитием сократовский тезис «Ничего сверх меры. Ибо мера – самое главное и самое трудное в жизни». Как известно, основным слоганом римской цивилизации мог бы стать призыв – «Хлеба и зрелищ!». Гладиаторские бои в купе с оргиями в римских банях, обширных возлияниях, как следствие ориентации культуры на богатство и власть, в конце концов, привели к краху римскую цивилизацию. Вместо культуры мира, по словам О. Шпенглера, Рим предложил цивилизацию города. «Город, – пишет он, – одна точка, в которой сосредоточивается вся жизнь обширных стран, в то время как все остальное увядает; вместо богатого формами, сросшегося с землей народа – новый кочевник, паразит, житель большого города, человек абсолютно лишенный традиций, растворившийся в бесформенной массе, человек фактов, без религии, интеллигентный, бесплодный, исполненный глубокого отвращения к крестьянству (и к его высшей форме – провинциальному дворянству), следовательно, огромный шаг к неорганическому концу»32.
Как видим из приведенных слов, Шпенглер предвосхищает процессы глобализации, называя урбанизационные процессы созданием единого мирового города. Не случайно Рим встал на беспощадную войну против христианства, пытавшегося ко всему прочему поставить физические удовольствия под контроль религии и морали. Аполоновская культура греков, уступившая Дионисийской цивилизации римлян, в свою очередь отступила перед аполонической культурой средневековой Европы, воцарившейся на Западе более, чем на тысячу лет.
В осевое время параллельно Греко-римской развивались и египетская, и персидская, и еврейская, и индийская, и китайская, и японская, и другие цивилизации. Прежде всего, интересно было бы сравнить греческую культуру с противоположной ей индийской, попробовав выявить те системообразующие ценности, «суперценности», на которых они базируются.
Индийская культура была не только не историчной, но и не пространственной, так как уносила человека в нирвану, называя все сущее лишь иллюзией. В Индии, вместо воли к длительности и завоеванию пространства, культивировалась воля к духовному совершенствованию. Слишком жесткая кастовая дифференциация могла сохраниться лишь при условии принятия ее всеми членами общества. Для этого, как ничто лучше, подходила идея иллюзорности мира, которая имела революционное значение для представителей низших сословий и каст, которые могли совершенствоваться в духовном мире, не имея совершенно никаких ограничений. Конечно же, индийскую культуру нельзя сводить лишь к буддизму, так как в ней имеет место наличие богатого спектра философских учений, включая и материалистические, такие как Чарвака Локаята и другие, но все же буддизм, как древнейшая мировая религия, концентрирует в себе характерные черты индийского мировосприятия и мировоззрения в целом.
Смеем предположить, что одной из причин такого различия культур является пространственное расположение этих стран. Греция представляет собой морскую страну, в то время как, например, Египет, хоть и имеет выход к морю, но все же является в большей степени материковой страной. В морской культуре воля к длительности, физически ограниченная морскими границами, заменяется волей к отвоевыванию пространства. Отсюда воля к завоеванию, воля к власти.
Не в меньшей мере повлияла на культурное развитие человечества культура Древнего Китая, его философия, прежде всего, такие направления как конфуцианство, даосизм, легизм. Интересно, что эти философские системы не стали для сознания современного китайца лишь информацией из далекого исторического прошлого. Трепетное отношение населения современного Китая к своим духовным корням, заложенное их великими Учителями, актуализирует духовные ценности этой древнейшей культуры. Прежде всего, принципы конфуцианской философии – Жэнь, Ли, У-вэй, в определенной мере, способствовавшие современному возрождению Китая.
На наш взгляд, некоторые из этих принципов должны быть сегодня переосмыслены в русле адаптации к современной поликультурной супертехнологической жизни. Например, принцип гуманизма или принцип Жэнь, в основании которого лежит императив: «Не поступай с другими так, как ты не хотел бы, чтобы поступали с тобой». Как известно, этот тезис выступил в качестве основания христианкой морали и был использован в Библии, а Имануил Кант назвал его «золотым правилом» этики или категорическим императивом. Действительно, если бы это было возможно для всех людей, обществ и государств! Но, мы же видим соринку в чужом глазу, а в собственном – и бревна не замечаем! К сожалению, так устроена психика человека, ослепленного эгоцентризмом, о необходимости преодоления которого тысячелетия говорят философы.
Более того, современное капиталистическое общество зиждется на пестовании человеческого эгоизма и эгоцентризма, на специальном, целенаправленном формировании его, как необходимого элемента общества массового потребления. Эгоизм потребителя – один из детерминантов развития торговли. «И пусть весь мир подождет!» – известные слова из рекламы сомнительного сока.
Как сделать так, чтобы принцип Жэнь работал в действительности? Ведь стараниями Ч. Дарвина, К. Маркса и З. Фрейда и многих других ученых человечество в целом убеждено в своей животной, даже звериной сущности. Большая роль отводится в этом вопросе семейному воспитанию. «Каждый злодей и преступник начал с того, что стал плохим сыном» – эти слова Конфуция действуют и сегодня на многих людей. Ведь, действительно, все начинается с отношений между детьми и родителями. Вспомним японскую пословицу, что ребенка можно воспитывать лишь пока он умещается в своей кроватке поперек. Или чего стоят слова Конфуция: «Горе тому народу, чьи правители слишком активны».
Более двух с половиной тысячелетий назад закладывалась эволюционная модель современных китайских реформ. Очень важно воспитание трудолюбия в системе общекультурных представлений китайцев о человеке. Знаменательна в связи с этим притча о юноше, который пришел к мудрецу и спросил: «Когда сбудется моя мечта?» Старик показал на гору и сказал: «Видишь ту гору? Твоя мечта сбудется, когда эта гора перейдет сюда». И указал точное место, куда гора должна была подойти. Молодой человек расстроился и ушел, поняв, что его мечте не суждено сбыться. Ведь горы не ходят! Другой юноша, задав тот же вопрос, и, получив абсолютно такой же ответ, очень обрадовался и поблагодарил Учителя за помощь. Первый юноша весьма удивился странному поведению второго и стал за ним наблюдать. Второй молодой человек каждое утро просыпался на рассвете, брал лопату, мешки и телегу, копал гору и в мешках переносил ее содержимое на то место, на которое указал мудрец. Через несколько лет гора постепенно исчезла, а на новом месте, указанном мудрецом, возникла новая гора. По сути дела, гора перешла на новое место!
Эта притча говорит о том, что ничего невозможного нет и если очень стараться, постоянно усердно трудиться, то твоя мечта сбудется. А теперь сравните эту притчу с нашими сказками о золотой рыбке, о царевне-лягушке, о коньке Горбунке, об Иванушке, который на печи ездил во дворец и многие другие. Желаемый результат в этих сказках достигается не посредством систематического труда, а благодаря чуду. Это, с одной стороны, формирует веру в чудо, что само по себе и не плохо, но с другой, – способствует снижению веры в собственные силы.
Чудоориентированность культуры усиливалась религией, ростом ее влияния на социокультурное развитие, особенно проявившимся в эпоху Средневековья. Сами средневековые мыслители порой рисовали картину мрачного «темного Средневековья». В их описаниях часто отсутствует радость и оптимизм, нет удовлетворения от жизни, нет стремления к улучшению существующего мира, нет надежды на счастье и благополучие в этом мире. Поддерживается стремление к смерти, уход в потусторонний мир, где и вожможно истинное счастье, блаженство и покой.
Однако, дело обстояло куда противоречивей. Раннее Средневековье совпало с распадом Римской империи, Великим переселением народов и глубоким социально-экономическим и культурным кризисом. В IV веке происходил переход от римского к «христианскому миру». От дионисийской культуры к аполонической. Западный мир произошел, по сути дела, от слияния римского мира с «варварским». От этого он еще более противоречив. Были утрачены многие достижения античной культуры. Одним из заслуг христианства является то, что оно уравняло в правах всех, и рабов и господ, и греков, и римлян, и варвар. Насилию оно противопоставило любовь, прощение, надежду на лучшее.
Античная культура стремилась к гармонии души и тела, римская – провозгласила приоритет тела, силы, воли к завоеванию, то есть воли к власти. В отличие от Римской культуры христианство было обращено к душе, призывая человека к физическим ограничениям, аскетизму, подавлению физических влечений тела. Вера, надежда, любовь – духовные ориентиры средневековой христианской культуры. Требование любить врагов своих – означало распространение любви на всех людей без исключения.
Хотя культура Средневековья не была однородна. В ее социальной структуре выделяют духовенство, феодальное аристократию и третье сословие. Отшельничество, воздержание и аскетизм. Второе сословие аристократии представлялось в большей мере рыцарством, обязательным для которого были сила, смелость, благородство, щедрость, тщеславие, любовь к прекрасной даме.
Рыцарь, как правило, происходил из хорошего рода, должен был отличаться красотой и привлекательностью. «Его красоту обычно подчеркивала одежда, свидетельствовавшая о любви к золоту и драгоценным камням»33. От рыцаря требовались сила, выносливость, сдержанность и постоянное подтверждение своей славы, то есть подвиги. Он не мог даже остаться с женой, с которой только что обвенчался, ибо друзья его следили за тем, чтобы он не изнежился в бездействии. Женщина, мужа которой убили на рыцарском поединке, могла выйти замуж за убийцу мужа. Так что еда, приготовленная на поминки мужа, вполне могла пойти на свадебный стол «безутешной» вдовы.
Не менее странным для нас выглядит и отношение рыцарей к добру. Нет смысла творить добрые дела, если они останутся неизвестными, говорит Кретьен де Труа, одобряя постоянную заботу о своем имидже. Гордость признавалась совершенно оправданной, если она не была гипертрофирована и не превращалась в высокомерие и заносчивость. Это не совсем вяжется с христианскими ценностями. Самое тяжелое обвинение для рыцаря было обвинение в недостатке мужества. Благородный, щедрый, верный и надежный, он должен был уметь по-настоящему преданно любить женщин.
«Сражаться и любить!» – вот лозунги рыцаря. Любовь должна была быть взаимно верной. Рыцари, принявшие обет верности даме сердца, стойко сопротивлялись любовным признаниям других женщин. Но, если рыцарь не добьется славы, то дама была вправе его разлюбить. Вот так вот! Тщеславие было тесно связано с любовью и браком.
Некоторые исследователи средневековой культуры отмечают, что воспевание дам рыцарями часто носило весьма прагматичный характер. Странствующие голодные рыцари, путешествуя от замка к замку, восхваляли хозяйку, часто более богатую и известную, чей муж находился, как правило, далеко, в надежде на сытный прием, а может и продвижение по службе. Но, во всяком случае, все происходило согласно куртуазному стилю поведения. Служение рыцарской чести и долгу – вот главное удовольствие рыцаря. Даже, если оно вовсе и не приносило ему удовольствия.
В средние века известны случаи длительных переписок между женскими и мужскими монастырями, где в экзальтированной форме выражалась любовь на расстоянии людьми, которые знали, что никогда друг друга не увидят. Они культивировали и воспевали платоническую любовь. Удовольствие люди в то время начинают получать не от удовлетворения своих витальных потребностей, а от воздержания, от не удовлетворения этих потребностей, а иногда и прямым издевательством над организмом, считая, что это идет во благо душе.
В Исламе, например, подчеркивается, что удовольствие – это то, что кормит «нафс», то есть низшего человека, животное. Это и злоупотребление дозволенным, и пользование запретным. Удовлетворение же – это то, что делает человека светлей, радует душу, делает добрее. Интересны в связи с этим слова Алишера Навои: «Богат не тот, кто в изобилии достатка своего, не устает от наслаждений в обладании его. Богат душой лишь тот, кто милостью Творца, имеет клад, в котором нет порока для него».
Для истинно удовлетворения необходимо понимать значимость дела, иметь благородную цель. Для верующего – это служение Всевышнему. Однако простые люди Средневековья, часто не обременяя себя ограничениями, предавались жизненным радостям. Особенно ярко проходили праздники с играми, весельями и шутками. Но все же это уже было не то, что в Риме. Вспомним Августина Аврелия, в частности его работу «О граде Божьем», в которой он делил мир на «град божий» и «град земной». Люди «града божьего» подчиняют свою жизнь христианским заповедям, и после смерти им уготовлена жизнь на небесах, то есть они уйдут в вечность. Люди града земного, оправдывая свое название, руководствуются земными чувствами, предаваясь земным чувствам, и поэтому не обретут вечной жизни, уйдя в небытие.
Эпоха Возрождения, представляя собой некий возврат к античной культуре (отсюда и название – Ренессанс), предложила синтез аполонистической и дионисийской культуры. Вновь возрождается вера в человека, его возможности, талант, творчество и волю. Антропоцентризм эпохи Возрождения сменяет теоцентризм Средневековья. Развивается гуманистическая культура, ставящая человека в центр внимания. Личность человека приобретает не только высшую ценность, но и цельность и даже универсальность. Достаточно вспомнить великих представителей Ренессанса, чтобы сказанное стало очевидным. Одного Леонардо да Винчи, кажется, достаточно. А их огромное множество. Интересно, что особенно ценили людей образованных и одаренных. К ним относились как к святым в эпоху Средневековья. Не от этого ли был осуществлен такой прорыв в искусстве, философии и науке?
Вспоминаются одновременно совершенно разные, в какой то степени даже противоположные произведения – «Божественная Комедия» Данте Алигьери и «Декамерон» Бокачо. Или «Книга песен» Франческа Петрарки и «Гаргантьюа и Пантагрюэль» Франсуа Рабле. Имена великих представителей этой замечательной эпохи духовного раскрепощения человека сами по себе представляют собой целую эпоху. И Боттичелли, и Донателло, и Рафаэль Санти, и Микеланджело Буонаротти, и, конечно же, упомянутой нами выше Леонардо да Винчи, и Джотто, и Джордано Брутто, и Николай Кузанский, и Томас Мор, и Кампанелла и многие, многие другие. О каждом из них написано множество произведений, и еще можно написать сотни книг. Обратимся к «Комедии» великого Данте, которую потомки, выражая свое восхищение, назвали «Божественной Комедией».
Используя религиозный, привычный для эпохи Средневековья, христианский, католический сюжет, Данте рассматривает эволюцию человечества ретроспективно, с того света. Главного героя, пытавшегося покончить с собой, еще при жизни с разрешения Всевышнего, проводят по всем кругам Ада, через Чистилище и приводят в рай, дабы показать, что этим светом, то есть жизнью на земле, жизнь человека не ограничивается. Человек продолжает существовать и на том свете, уже в другой, в духовной своей ипостаси. И, если он жил не по человечески, то его ожидают страшные муки. То есть происходит отработка кармы, но в духовной жизни.
В Аду, как показано в «Комедии», глубоко под землей мучаются грешники – самоубийцы, убийцы, насильники, предатели, неверные жены и мужья и т. д. В Чистилище, на острове обитают после смерти обычные люди, язычники, не знающие Иисуса Христа, то есть – это простые люди, поклоняющиеся ложным богам. Остров представляет собой гору, на вершине которой находится лучшее место Чистилища. Здесь люди могут осознать свою ошибку, очиститься и прийти к истинному Богу и даже вознестись в истинный Рай, где обитают души истинных праведников. На разных планетах – разные по своим качествам. На Луне – души монахинь, насильно выданных замуж и поэтому не сдержавших обет девственности. На Меркурии души честолюбивых деятелей, жизнь которых была праведной. Венера – место обитания любвеобильных праведников. На Марсе находятся души борцов за веру. На Юпитере – души справедливых. Сатурн – место созерцателей. Солнце населяют сияющие души мудрецов, богословов и философов. Восьмой сферой Рая является «Гнездо Леды» в созвездии Близнецов. Здесь нашли приют души праведников. В этом же созвездии находится девятая сфера – Эпирей, где покоятся души младенцев, блаженных. Отсюда исходит ослепительный вечный Свет, помогающий обрести высшее знание и истину. Это «Любовь, что движет солнце и светила»34.
Таким образом, человек эпохи Возрождения был свободен в выборе своего образа жизни, но расплачиваться за это он должен был на том свете. Поэтому надо сто раз подумать, прежде чем предаться земным удовольствиям. Хотя не все авторы вникали столь глубоко в причинно-следственные связи процесса испытания. У Бокачо, например, показана обычная жизнь людей с их земными, порой даже грешными желаниями. Не смотря на определенную свободу по сравнению со Средневековьем, в эпоху Возрождения все равно были сильны позиции религии, сохранялся жесткий контроль поведения людей со стороны церкви. Об этом свидетельствуют хотя бы проблемы, возникавшие у Леонардо да Винча в процессе его исследовательской деятельности, например, с медицинскими опытами, операциями, которые он проводил над труппами, извлеченными из могилы. Только вмешательство высокого покровителя в лице короля спасло великого ученого и художника от суда инквизиции. А за что поплатился Джордано Бруно? Думаете за научные идеи, как обычно представляют в популярной литературе? На самом же деле за то, что пытался отстоять свою личность, свои убеждения, подобно Сократу не смирился с попыткой уничтожения собственного достоинства. За то, что «не почтительно» разговаривал с представителями суда.
К сожалению, ценою сохранения собственной личности и достоинства часто является жизнь. Знаменательным в связи с этим является скульптура Давида Микеланджело Буанаротти. Красивое, спокойное, гордое, полное достоинства лицо Давида, который должен сразиться в смертельной и практически безнадежной схватке с Голиафом, одноглазым циклопом. Давид, как известно, олицетворял образ Италии, а Голиаф – врага, пытающего покорить ее. Спокойное мужество Давида отражает характер народа, достойно вынесшего все тяготы многотысячелетней истории. Представляем те чувства, которые испытал Давид после фантастической победы над циклопом! Гениальный художник уже знал исход схватки и выразил все в лике своей скульптуры. По сути дела им была выражена философия своей культуры, то что называется порой цивилизационной парадигмой.
Аполонистическая культура Возрождения сменяется совершенно новой фаустовской культурой Нового времени, характеризующегося развитием науки и техники. Зарождение и развитие капитализма рационализировала, меркантилизировала и прагматизировала жизнь. Наука заметно потеснила религию и искусство и превратилась в доминирующую форму общественного сознания, практически узурпировав право объяснения мира. «Знание – сила» стало ведущим слоганом эпохи. Ориентир на знание, а значит, силу стал уже открыто декларируемым. Вновь наблюдается стремление к физической экспансии, расширению территорий. Народы стали делить на прогрессивные, знающие, цивилизованные, а потому и «право имеющие» и всех остальных. Говоря словами Раскольникова, – «тварей дрожащих», которых надо «окультуривать».
Эмпиризм Ф. Бекона, атеистические воззрения французских материалистов и энциклопедистов эпохи Просвещения окончательно утвердили прагматическо-физиологическое отношению к жизни. «Если Бога нет, то все дозволено» знакомые слова ницшеанствующего Раскольникова. Счастье постепенно подменяется успехом и удовольствием от жизни. Вновь начинает маячить на горизонте воровской тезис – «Один раз живем!». А дальше – «надо все взять от жизни!». Что значит все? Все, что есть в жизни, все себе?! Одному?! Шизоидальный эгоцентризм и эгоизм – не так ли? Но это еще только цветочки!
С развитием капитализма и превращением его в империализм в ХХ веке массовое психопаталогическое потребление в погоне за бесконечно модифицируемыми удовольствиями дошло до своего пика. Удовольствие стало той кнопкой, посредством которой отключалось истинно человеческое существование. Человек вновь стал манипулируемой марионеткой. Но теперь уже не политизированной религией, а хозяевами индустрии удовольствия, которая сама служит более узким конкретным целям. Владельцы капиталов постепенно и неуклонно превращали людей в манипулируемое стадо.
«Человеческое удовольствие сегодня состоит в том, чтобы развлекаться, – писал Э. Фромм. То есть получать удовольствие от массового потребления товаров и услуг. Но приносит ли такое удовольствие удовлетворение? «Мир, по замечаниию Э. Фромма, – это один большой предмет нашего аппетита, большое яблоко, большая бутылка, большая грудь; мы – сосунки, вечно чего-то ждущие, вечно на что-то надеющиеся – вечно разочарованные»35.
Индустрия удовольствия при капитализме превратилась в создателя новой консьюмерной цивилизационной парадигмы. Как известно, порог удовольствия все время меняется. Прекрасной иллюстрацией этого является судьба алкоголика или наркомана. Хотя можно привести в пример и олигархов, и даже великих политических деятелей – Александр Македонский, Цезарь, Наполеон. Не хочется ставить в один ряд с ними такую личность, как Гитлер, но кто хочет, может это сделать за нас. А раз порог удовольствия бесконечно сдвигается, то человека можно постепенно превратить в другое существо. Причем, менять его можно и в ту, и в другую сторону. И вверх, и вниз. Но капитал, все время стремясь вверх, для массового человека выбрал другой вектор эволюции – вниз. Современная индустрия удовольствия – идеальное средство формирования унифицированного стада. Чего стоят только компьютерные игры, в которые люди играют порой часами. Игромания – болезнь ХХI века. Сиди за столом сутками, отключи разум, превратившись в неодушевленную батарейку для индустрии удовольствия. Сюжет из фильма «Матрица» – в реальной жизни. Возвращается Новое Средневековье – о котором писал Николай Бердяев.
Часы за десять миллионов долларов, автомобиль «Бугатти» за двенадцать миллионов евро, дамские сумочки за десятки миллионов рублей – кнопки отключения человеческого разума посредством культивирования определенных удовольствий. Вновь воцаряется дионисийская культура, но уже в гипертрофированном виде. Что можно противопоставить этому? Только другие ценности. Чтобы не допустить уничтожение человеческого в человеке необходима новая, Гуманистическая культура.
Что же предлагают сегодня создатели новых идеологий и цивилизационных прадигм? Конечно же, спасение мира или, по крайней мере, его сохранение, защиту и обеспечение процветания. Рассмотрим же некоторые из этих современных и не очень теорий.
2.3.Особенности современных цивилизационных парадигм
Евразийзм как цивилизационная парадигма
Одной из наиболее влиятельных цивилизационных теорий является евразийзм, видными представителями которого, как известно, были О. Шпенглер и А. Тойнби, Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев и др. Евразийзм исходит не столько из пространственного, сколько культурного, социально-экономического и социально-политического фактора, превращающего Евразию в ядро мировой геополитики. В начале ΧΧ века Х. Маккиндер предложил концепцию евразийской «опорной территории», согласно которой центром мира является Евразия, а ее ядром, «хартлендом» (сердцем) – Россия. Поэтому тот, кто правит Сердцем земли, по сути дела, владеет Евразией, а значит и всем миром. Поэтому мечтой многих завоевателей было покорение России. Однако, такая логика весьма сомнительна, ведь и про другие страны можно сказать то же самое. Так, Н. Спикмент, считая Рим центром мира, утверждал, что кто владеет римлендом, владеет Евразией, а поэтому вершит судьбу мира. Стоит ли напоминать, что для германских политиков сердцем «средней Европы» является Германия? В данном случае имеет место иллюстрация того, что жажда власти и обладания слепа и порой главное в ней овладеть, а чем и как – вопросы второстепенные. Мы вновь наблюдаем ущербную идею превосходства, как основание для завоевания с целью утверждения еще большего превосходства. Порочная логика замкнутого круга, основанная на римской парадигме силы и физического завоевания.
В России теория евразийства возникла в начале ΧΧ века в среде русской эмиграции. Ее основатели Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Г. В. Флоренский, П. П. Сувчинский, И. А. Ильин, Г. Н. Вернадский и другие считали, что Россия, являясь ядром Евразии, имеет особый путь реализации своей исторической миссии. Заметим, что находиться в центре материка, отнюдь не означает необходимость управления им. Однако именно к такому выводу приходят евразийцы. Уж очень хочется величия.
Согласно П. Н. Савицкому, понятие «Евразия» является культурологическим, обозначающим пространство русской культуры и цивилизации, а не просто материк. Поэтому, будучи наследницей великих ханов – Чингиза и Тимура, Россия должна объединить и править обширными евразийскими пространствами. Но согласитесь, что такую же логику могут развивать и Монголия, и Китай, и многие другие страны. И развивают. Евразийцы считают, что огромная территория Евразии способствовала формированию уникального поликультурного пространства, формирующего единые духовные основания евразийских народов, что, по их мнению, должно привести к созданию единого социально-экономического, политического и культурного центра.
Конец ознакомительного фрагмента.