Новая национальная идея Путина. Как создавалось преступное государство (И. В. Эйдман, 2014)

Попробую сформулировать главный итог событий августа 1991 года одним предложением. Советская бюрократия получила в собственность экономические ресурсы страны, находившиеся в ее управлении. Бюрократия конвертировала власть в собственность и получила возможность передавать ее по наследству. Это главный социально-экономический смысл перемен, произошедших после августа 1991-го. Все остальное вторично.

Утверждение российского псевдодемократического режима после августа 1991 года было естественным продолжением процесса усиления позиций бюрократии, продолжавшегося на протяжении всей советской истории (о начале этой тенденции писал еще Троцкий). При Сталине советская бюрократия сформировалась и получила власть, при Хрущеве – безопасность, при Брежневе – стабильность, при Ельцине – собственность, при Путине – сохранила собственность и восстановила утраченную еще во время перестройки стабильность. Точнее, при Ельцине – Путине она стала частью новой собственнической элиты, включающей чиновников и связанных с ними предпринимателей. Госсобственность перешла не просто в частные руки. Это были руки бюрократов, членов их семей, их деловых партнеров. Крупные бизнесмены не из бюрократической среды, хотели они того или нет, стали коммерческими партнерами бюрократии, т. е. частью финансово-бюрократической олигархии.

Остальные важные последствия событий 1991 года все же можно назвать вторичными, сопровождающими переход экономических ресурсов в частную собственность. Среди них: распад империи, смена плановой экономики на рыночную, снижение уровня жизни большинства населения, расширение некоторых гражданских свобод (слова, передвижения, совести и т. д.), введение формальной многопартийности и, формально, альтернативных выборов в органы власти.

Так что, бегая на демонстрации в поддержку Ельцина, мы все добывали собственность для бюрократии. Ветеранам защиты Белого Дома можно выдавать медали «За взятие собственности для бюрократии». Те сторонники Ельцина, которые, как Чубайс или Юмашев, потом стали коммерческим партнерами бюрократии – работали на свое будущее. А те, кто, как и большинство тогдашних демократов, до сих пор продолжает вести скромное интеллигентское существование – работал на бюрократию безвозмездно.

Девять антисоветских мифов советской интеллигенции

Прошедшие 20 лет развеяли многие мифы, которыми жили несколько поколений советской интеллигенции, в т. ч. и ваш покорный слуга, впитавший их, что называется, с молоком матери.

1. Миф о том, что крушение социализма принесет счастье или уж, по крайней мере, демократию народам СССР.

После крушения СССР демократическая система по западному образцу установилась только в странах Прибалтики. И то с существенными оговорками. Права и свободы даже там получили не все, значительная часть населения оказалась в роли бесправных «неграждан». В остальных странах установилась или восточная деспотия покруче правления КПСС (Средняя Азия, Казахстан, Азербайджан, Белоруссия), или имитационная демократия, как в России или на Украине, за которой скрывается власть криминально-бюрократической олигархии.

Что касается счастья, то с ним дела обстоят еще хуже. По всем опросам подавляющее большинство бывших граждан СССР считают, что рыночные реформы не улучшили их положения. Согласно совместному исследованию Института социологии РАН и Фонда им. Ф. Эберта в России «Двадцать лет реформ глазами россиян», доля считающих себя «выигравшими» в ходе реформ составляет всего 10 %.

Я уже не говорю о безвозвратных жертвах реформ, «о кровавых костях в колесе» истории реставрации капитализма на постсоветском пространстве – сотнях тысяч жертв войн в Чечне, Таджикистане, Грузии, Осетии, Абхазии, Приднестровье, Карабахе, октябрьских событий 1993-го в Москве, бандитизма, терроризма и т. д.

Объяснения, что капитализм в России установился не тот, который хотели инициаторы реформ, не принимается. Какой мог, такой и установился. В Эстонии же другая система возникла, в Туркмении – третья, а в Грузии – четвертая. И это, конечно, не случайно. Значит, в России именно тот вариант капитализма, который здесь и сейчас может быть, к которому страна с ее культурными особенностями и социальными традициями готова. Не нравится эта система? Тогда нужно признать, что стране была необходима другая, некапиталистическая перспектива развития.

2. Миф о рынке, который уничтожит дефицит и приведет к изобилию.

На рынках и барахолках в советское время дефицита не было. Там по рыночным ценам купить можно было практически все. Был дефицит товаров в магазинах по субсидированным государством, т. е. искусственно заниженным ценам. В результате реформ исчез не только этот дефицит, а вообще любые товары по субсидированным ценам. Все товары стали реализовываться потребителям по рыночной стоимости. Удивленные жители бывшего СССР заметили, что хоть долгожданное товарное изобилие, наконец, настало, у них просто нет денег на покупку необходимых товаров. Они больше не тратят времени в очередях. Они просто не в состоянии купить многое из того, что раньше в этих очередях добывали.

В капиталистической России потребление, например, многих продовольственных товаров сократилось (здесь можно посмотреть цифры из отчетов Международной Продовольственной Организации http://community.livejournal.com/ru_history/545105.html). Значительная часть общества стала хуже питаться. Возможность бездефицитного, т. е. высокого уровня потребления, осталась у тех же, у кого она была и при СССР: у чиновников, торгашей (предпринимателей), элиты интеллигенции, некоторых категорий служащих.

3. Миф о том, что рыночная экономика всегда эффективнее социалистической.

Этот миф легко опровергает статистика основных экономических показателей России за 20 лет рынка. В 2007 году Кудрин гордо отрапортовал, что ВВП России наконец-то вышло на уровень 1990 года. Это заявление особенно издевательски звучит для тех, кто помнит, что изначально официальной причиной реформ было именно стремление увеличить темпы роста экономики, необходимость не отставать от передовых западных стран. В результате через 17 лет реформ, и то только благодаря беспрецедентному росту цен на нефть, страна наконец-то догнала уровень уже кризисного советского 1990 года. А ведь другие страны в это время не стояли на месте. Рыночная Россия отстала от них гораздо больше, чем социалистическая (некоторые цифры можно посмотреть, например, здесь http://www.stoletie.ru/tekuschiiy_moment/dvadcat_let_spusta_2010-06-11.htm)

4. Миф о том, что частная собственность в любой ситуации предпочтительнее общественной.

Все помнят стенания «первых советских рыночников» – различных Черниченок и Стреляных: земля ждет хозяина, придет рачительный собственник и поднимет экономику страны. Наконец наступило это капиталистическое счастье, пришел собственник, хозяин. А им оказался Цапок (тысячи разных цапков во всех сферах жизни) – не «европейский фермер», а средневековый феодал, насильник и мучитель крестьян с правом первой ночи, этакая Салтычиха XXI века. Оказалось, что частная собственность, особенно на землю, – не панацея, а штука, вообще-то, чреватая для окружающих закабалением. Тем более в России, где хозяин – это очень часто неоСалтычиха в «Мерседесе».

Приватизация государственной собственности в начале 1990-х привела, по сути, к небольшой гражданской войне с тысячами жертв, в результате которой самыми ценными ресурсами страны завладели победившие – наиболее изворотливые и жестокие участники этой кровопролитной схватки. Вместо ожидаемых эффективных собственников пришли различные бюрократические и криминальные кланы, интересующиеся только быстрым обогащением любой ценой.

Эти «эффективные» хозяева продемонстрировали два варианта «бизнес-стратегии». Разворовать присвоенную госсобственность и быстро свалить за кордон. Или эксплуатировать полученный ресурс на полную катушку, выжимая все, что можно из земли, техники и работников. Такие собственники не вкладываются ни в разведку новых месторождений природных ресурсов, ни в обновление производственных мощностей, ни в улучшение условий и безопасность труда рабочих. В результате ситуация во всех этих сферах в стране все ухудшается.

Наивные шахтеры говорили в перестройку: мол, пусть придет хозяин, купит нас, тогда мы заживем как люди, будем на Канарах отдыхать. Хозяин пришел. И стал, как ему и полагалась, их безжалостно эксплуатировать, посылая на гибель в аварийные шахты, экономя на всем, кроме собственной прибыли.

5. Миф о полной личной свободе при капитализме.

Несвобода была главной и справедливой претензией интеллигенции к советской системе. Конечно, свободы в России стало больше. Но появились и новые формы рабства. Например, жесткая зависимость сотрудников компаний от их руководства и владельцев. Творческих людей – от различных продюсеров и промоутеров. «Тайная свобода», которую «пел» Пушкин и «вослед» ему Блок, осталась уделом немногих избранных. А остальным, в т. ч. творческим людям, пришлось продаваться по примеру не столь известного поэта Н. Тинякова: «И торгует всяк собой: проститутка – статным телом, я – талантом и душой».

Если раньше было одно всевидящее око КГБ, то теперь многие компании шпионят за своими работниками. Выражение «нетелефонный разговор» в Москве сегодня так же популярно, как и во времена Брежневе. Но произносят его сотрудники банков и корпораций, опасающиеся слежки со стороны корпоративных служб безопасности.

«Крикуны и печальники», различные правдолюбцы, и просто внутренне свободные люди, которые не хотят подчиняться жесткой корпоративной иерархии, с той же неотвратимостью лишаются куска хлеба при капитализме, как и при социализме.

6. Миф о «Верхней Вольте с ракетами».

Это известная страшилка позднесоветского времени, которую впервые озвучил Алесь Адамович. Мол, если не будет рыночных реформ, СССР уподобится этому слаборазвитому африканскому государству. На практике, наоборот, как раз в процессе реформ, Россия превратилась в страну дикого «африканского» капитализма типа Верхней Вольты, обладающую при этом ядерным оружием. Так же как в слаборазвитых африканских или азиатских странах, у нас правит криминальная бюрократия. В стране примерно тот же уровень коррупции, такой же огромный разрыв в доходах между криминальной элитой и нищим большинством населения, та же фальшивая имитационная демократия, большинство населения столь же бесправно и т. д. Именно постсоветская Россия в последнее время стала настоящей Верхней Вольтой с ракетами, угрожающей всему миру.

7. Миф о страшных привилегиях бюрократии, которые исчезнут вместе с социализмом.

Все помнят стенания демократических демонстрантов: «Народ и партия едины, но только разное едим мы!». Сейчас просто не верится, но спецстоловые и продовольственные спецмагазины были едва ли не главными привилегиями «ужасной» советской номенклатуры. Ну, еще у номенклатурщиков было больше возможностей ездить за границу, служебные авто, квартиры и дачи, которые зачастую надо было сдавать при уходе на пенсию. Я думаю, все привилегии советской номенклатуры за год стоили стране не больше десятка-другого наручных часов видных современных российских чиновников, пары яхт Абрамовича или замков Лужкова-Батуриной.

8. Миф о том, при рыночной экономике не станет высокооплачиваемых бездельников-манипуляторов, расплодившихся при социализме.

«Мы не сеем, не пашем, не строим. Мы гордимся общественным строем», – сколько было сарказма по поводу бездельников в разных обкомах, горкомах, НИИ и т. п. Сейчас расплодилась целая армия новых «не сеющих и не строящих» манипуляторов: пиарщиков, рекламщиков, политтехнологов, хиромантов, астрологов, НЛПистов всяких, прости господи, «коучей» и т. п. И берут они за вешание лапши на уши побольше своих примитивных советских предшественников. Я уже не говорю про бюрократию, численность которой по сравнению с советскими временами лишь выросла и продолжает расти.

9. Миф о том, что Запад – лучший друг свободы и прав человека в России.

Главными направлениями борьбы Запада за права человека в СССР была защита политзаключенных и «отказников» (прежде всего, их права на эмиграцию для воссоединения с семей). Кого сейчас на Западе интересуют политзаключенные, например, в Туркмении или Узбекистане, да, даже, в России? За 18 лет правления Брежнева во всем СССР их было осуждено несколько тысяч человек. А, сколько политзаключенных сейчас в разных постсоветских республиках? Тысячи, десятки тысяч? Никого в мире, кроме профессиональных правозащитников, это особо и не интересует.

Нарушения прав человека не мешают западным странам иметь дело с азиатскими сатрапами типа Назарбаева или Алиева (Каримова слегка пожурили только после того, как его войска убили несколько тысяч собственных граждан во время подавления восстания в Андижане). А Путин вообще полноправный партнер Запада по большой восьмерке. Можно ли было представить в этой роли Брежнева? А ведь он не травил своих противников полонием, не бомбил Грозный, не расстреливал парламент из танков и, вообще, во многом вел себя не так жестко, как Ельцин и Путин. Так что же на самом деле не устраивало Запад в нашей стране при нем: нарушение прав человека или экономическая формация, исключавшая Россию из мировой капиталистический системы? Думаю, второе имело большее значение для Запада.

Современным «отказникам» разрешения на въезд для воссоединения с родственниками не дают уже сами западные страны. В Германии, например, по этой причине тысячи людей не могут воссоединиться со своими супругами. А ведь недавно эти же западные правительства гневно обличали советские власти за бесчеловечное разъединение семей.

Запад интересует, прежде всего, одно право – право частной собственности на средства производства, право своих предпринимателей свободно делать деньги во всех странах мира. Все остальное для западной правящей элиты – дымовая завеса.

Зачем я обо всем этом пишу? Я не принадлежу к «плакальщикам по СССР» и уверен, что крах советского «социализма» был неизбежен. Более того, я скорее среди тех десяти процентов, которые считают, что выиграли от гибели советской империи. Причем не в материальном плане. За эти двадцать лет новая реальность подарила мне множество нетривиальных впечатлений, острых приключений, творческих задач. В общем, мне интереснее жить, чем моим вполне успешным при социализме родителям, жизнь которых была сытна и спокойна, но, по мне, скучна и однообразна.

Так для чего же я это все пишу? Я считаю, пора уже проявить интеллектуальную честность. Пора признать ответственность успешного меньшинства перед теми 90 % наших граждан, надежды которых на лучшее будущее были обмануты. Причем тем, среди выигравших, кто считает себя демократами, было бы логично добиваться исправления несправедливости по отношению к проигравшим.

Стране необходимы перемены в интересах проигравшего большинства. Только вокруг такой задачи может сформироваться массовое оппозиционное движение, имеющее обреченную на популярность программу. Причем речь не может идти о реставрации советского режима, т. е. предыдущей формы диктатуры бюрократии. Необходимо движение вперед к более справедливому и рациональному обществу, отвечающему требованиям времени, новым технологическим и информационным возможностям.

Главными задачами такого движения станет лишение финансово-бюрократической олигархии власти и собственности, создание системы эксплуатации ресурсов страны в интересах большинства населения, формирование всех институтов управления на основе прямой демократии с помощью современных информационных технологий.

Наши либералы любят обвинять людей левых взглядов в примитивном распределительстве, своеобразной «шариковщине», в стремлении взять все и поделить. Однако и сами реформы, заложившие основы современной социально-экономической системы России, были также распределительными. Фактически они как раз и заключались в том, чтобы взять все (т. е. госсобственность) и поделить. Только не всем поровну (как мечтали «примитивные коммунисты»), а по-новому. То есть передать большую часть государственных производственных фондов, природных ресурсов и т. д. небольшой группе людей. Не надо идеализировать советскую систему. Да, она тоже была несправедлива, неэффективна, обречена. Но и другое очевидно – социальное неравенство, концентрация ресурсов у статусной элиты с тех пор увеличилось на порядки.

Три источника постсоветской элиты: чиновники, бандиты, «образованцы»

Когда начинались реформы Гайдара, я был среди тех, кто считал, что «рынок расставит все на свои места; те, кто не сможет успешно хозяйствовать, разорятся, а оставшиеся наиболее эффективные собственники создадут условия для достойной жизни не только для себя, но для всего общества». За это время произошли разнообразные реформы и потрясения, но уже к середине девяностых сложилась новая статусная элита, установившая контроль над ресурсами страны. Причем, судя по результатам ее деятельности, эта элита, вопреки моим либеральным радужным прогнозам, оказалась не только корыстна, но и некомпетентна. Она была сформирована из трех источников: советская бюрократия (партийные и комсомольские боссы, выходцы из спецслужб, руководители предприятий), представители криминального мира и выходцы из советской интеллигенции (в т. ч. знаменитые «завлабы, ставшие министрами»).

Габитус, то есть по П. Бурдье, стабильная система ценностей, психология и стиль жизни новой элиты, сформировались под влиянием составивших ее трех групп. От советской бюрократии новая элита взяла авторитарный стиль руководства, принцип – «ты начальник, я дурак; я начальник, ты дурак», привычку жить двойной жизнью; примитивный консюмеризм под маской верноподданичества и ура-патриотизма. От уголовного мира – криминальные склонности, авантюризм, жестокость, привычку решать вопросы с помощью насилия, презрение к миру простых людей – «лохов и фраеров», которые достойны только того, чтобы быть использованы на благо настоящего человека – блатного. От советской интеллигенции – нравственный оппортунизм, граничащий с цинизмом, внутренний разрыв между красивыми, правильными словами, порывами и низкой мещанской реальной жизнью, состоящей из компромиссов и «доставания» материальных благ.

Все эти качества перемешались в плавильном котле перемен и сформировали габитус постсоветскую элиты. Сейчас, если приглядеться, и в олигархе, и в крупном чиновнике, и в политике из системной оппозиции они читаются безошибочно.

Как продавались идеалы

Многие люди шли в начале 90-х во власть с добрыми намерениями. Обыкновенная история. Какой-нибудь идейный демократ становился большим начальником. Вскоре оказывалось, что работать в администрации из его веселых, но бестолковых соратников по демократическому движению некому. Необходимо брать на работу прежде всего бывших коммунистических чиновников, ибо у них – опыт и управленческие знания. Ну, воруют по мелочи, но если всех их выгнать, кто людьми управлять будет?

В бизнесе в подведомственном регионе в основном какие-то темные личности с криминальным прошлым – только у них с советских времен есть ресурсы и навыки, необходимые для первоначального накопления. А ведь надо поддерживать рыночную экономику, немногочисленные точки роста в только зарождающемся частном секторе. Значит, приходится помогать бизнесменам с сомнительной репутацией. А если ты все равно им помогаешь, почему же запрещать им помогать тебе (ведь предлагают все время). Ну, там пару костюмов из заграницы привезут, семье с обустройством в новой квартире помогут, родственника на работу возьмут. Так, мелочь за мелочью, а потом глядишь – уже серьезные дела завязались, совместные многомиллионные бизнес-проекты.

В результате года через три-четыре все перемешивается. Вокруг пламенного демократа – советские бюрократы, договорившиеся с приблатненным бизнесом, и полукриминальные предприниматели, научившиеся общаться на понятном бюрократам языке. И сам политик-демократ уже не то приблатненный бизнесмен, не то коррумпированный бюрократ.

Преступная элита создает государство под себя

Итак, тот гомункулус, который появился в результате социальных потрясений 90-х, осмотрелся, приобрел уверенность в себе и окончательно утвердился у власти. В прошедшие годы и до сегодняшнего дня внутри этой элиты происходили различные перемещения, из элиты выпали некоторые персоналии, появились новые имена, произошло распределение позиций в пользу группировок выходцев из спецслужб, «питерских» и т. п. Однако все эти перемещения не носили принципиальный характер, не меняли экономической базы элиты, ее методов управления и социальной психологии.

Сегодня формирование новой элиты в целом закончилось, она закрылась от представителей непривилегированной, неимущей части общества. Изумленной стране осталось только недоуменно смотреть на своих новых хозяев и удивляться. Откуда они взялись, по какому принципу были выделены из массы? Если в результате свободной рыночной конкуренции, так почему же большинство из них как-то на эффективных собственников не похожи? Скорее, их действия выдают во многих из них мошенников, бандитов, взяточников, спекулянтов, авантюристов.

Эти люди создали государство под свои преступные социальные практики, где коррупция институализирована, высокопоставленные чиновники и их семьи кормятся от лоббируемого ими бизнеса; практически все бизнесмены уклоняются от налогов, не соблюдают трудовое и финансовое законодательство; огромный процент правоохранителей сами нарушают закон и т. д. и т. п. Существует определение, что государство преступно тогда, когда большинство его представителей не соблюдает собственные законы. Сегодняшняя РФ четко подпадает под это определение.

Советские социокультурные типы

В СССР можно было выделить несколько социокультурных типов людей со схожей социальной психологией, практиками, мировосприятием, габитусом, если пользоваться терминологией Бурдье.

Основные советские типы: «работяги», «интеллигенты», «начальники», «торгаши». Они не были идентичны с социальными или профессиональными категориями. Например, не все рабочие принадлежали к группе «работяги», среди них были и интеллигентные люди, и торгаши, но тип «работяга» в этой среде был наиболее распространен. Среди работников умственного труда и руководителей было немало торгашей, но «интеллигентов» в первой группе и «начальников» во второй все же было больше. Торгаши – это не только большинство работников торговли, но и советские таксисты, например. И т. д.

Названия групп не носят оскорбительный или оценочный характер. Просто в советском обществе было так принято именовать их представителей: «Он после 8-го класса пошел в ПТУ, сейчас работяга, на заводе корячится». Или: «Да он только по диплому интеллигент, а по сути – торгаш настоящий» и т. п.

РАБОТЯГИ

Самый распространенный тип в советском обществе. Сатирически описан в гениальной песне Высоцкого «Послушай, Зин, не трогай шурина». Наиболее распространены среди людей со средним и средне-специальным образованием, занимающихся преимущественно физическим трудом.

Подгруппа «работяг» – «колхозники», работающие в сельском хозяйстве. К работягам также можно отнести «бухгалтерш», т. е. совслужащих низкого уровня, по большей части женщин, работниц всяких ЖЭКов, бухгалтерий, отделов кадров, исполкомов, паспортных столов, военкоматов, детских садов и т. п.

ИНТЕЛЛИГЕНТЫ

В основном люди с высшим образованием, занимающиеся интеллектуальным трудом, но не на руководящих должностях. Подгруппы: «инженеры» – рядовые интеллигенты и «академики» – представители привилегированной творческой интеллигенции (ученые, писатели, деятели культуры и искусства, ведущие журналисты т. п.).

НАЧАЛЬНИКИ (НОМЕНКЛАТУРЩИК)

Представители партийного, советского, хозяйственного, военного, научного и прочего руководства.

ТОРГАШИ (ДЕЛЯГИ)

Не только большинство работников советской торговли, обшепита, разных других «блатных контор» или спекулянты-фарцовщики. Торгаши могли занимать любую позицию на советском социальном поле, превращая ее в не совсем законный инструмент добывания денег и привилегий.

Профессия у торгаша могла быть вполне интеллигентная. Но по сути это ничего не меняло. Хорошо помню, как мой отец называл некоторых своих коллег ученых «торгашами» или «делягами». Это было приговором, который означал, что данный человек не занимается настоящей наукой, а лишь любой ценой добывает премии и должности.

Работяги

Интеллигенты

Начальники

Торгаши

Общий итог по социокультурным типам

Главные выгодоприобретатели перемен: «торгаши», «начальники» и элита интеллигенции. Были жестко обмануты и проиграли «работяги» и основная масса «интеллигентов».

Современные социокультурные типы: что их ждет

Сегодня в обществе продолжают сохраняться старые советские типы. Они сохранили, в основном, и прежнюю социальную психологию и персональный состав. Большинство бизнесменов, успевших по возрасту застать времена СССР, от ларечников до олигархов – из советских «торгашей». Российские чиновники – те же традиционные номенклатурщики. К власти пришел тесный союз ментально советских торгашей с советскими же начальниками, развращенными возможностями бесконтрольного коррупционного обогащения, по сути новый социокультурный тип «начальников-торгашей».

«Работяги», как и в советские времена, не видят справедливости, а «интеллигенты» – свободы. Только к этим нереализованным желаниям у них прибавилось ощущение социального унижения. Появились и новые бесправные социальные группы, например, «манагеры» (офисный планктон).

Сейчас главные недовольные – обманутые в ходе реформ «интеллигенты» и «работяги». Революция 1991 года не реализовала их надежд. Она была направлена формально против начальников, но те обманули протестующих и обратили их протест себе на пользу. В результате был произведен «правый поворот» в интересах «начальников» и «торгашей».

Новый поворот может быть «левым» в интересах союза обманутых в 90-е, т. е. «интеллигентов» и «работяг». Против «начальства» (бюрократии) и связанных с ним «торгашей» (олигархов), с требованием свободы и справедливости.