Глава 8
Клементина наотрез отказалась провести ночь в одной повозке с беглым каторжником, который, не ровен час, еще до рассвета отправится прямиком в адское пекло, куда ему и дорога. Ликстрой, скрипя зубами от злости, накинул три монеты сверх обычной платы, чтобы хозяин постоялого двора в рыночный день нашел свободную каморку под самой крышей. Ютившихся там кухарку и прачку выгнали спать в конюшню.
Сашке же строго-настрого было велено не спускать глаз с бродяги, который провалился в тяжелое забытье. Оставшись, наконец, одна, она долго прислушивалась к отрывистым фразам, которыми перебрасывались в сгущающихся сумерках Патрик и Харрис, к разносившимся из таверн нестройному пению и смеху, но особенно – к сбивчивому, сиплому дыханию Грея. Потому что это, все всяких сомнений, был он. Сашка узнала его еще там, на площади, – ни грязные лохмотья, ни свалявшаяся борода не обманули ее. Она, как сумела, обмыла и перевязала рану, но кровь так и сочилась. Повязка – уже третья по счету – потемнела и набрякла: горячая, алая жизнь утекала из него с каждым ударом сердца.
Конец ознакомительного фрагмента.