Часть первая
Глава 1
Сан-Франциско
Июль 1990 года
– Хантер, Кейт.
– Здесь.
– Тафт, Бетти-Лоу.
– Я здесь.
– Тэйлор, Пейдж.
– Здесь.
Они были единственными женщинами среди большой группы вновь прибывших первогодков врачей-ординаторов, собранных в просторной тускло-коричневой аудитории окружной больницы «Эмбаркадеро».
Эта больница являлась старейшей в Сан-Франциско и одной из старейших в стране. Во время землетрясения 1989 года Господь подшутил над врачами-ординаторами Сан-Франциско и не разрушил больницу, а оставил ее стоять на месте. Она представляла собой громадный комплекс, занимавший более трех кварталов. Здания, построенные из кирпича и камня, посерели от времени и грязи.
Сразу за входом в главный корпус располагалось большое помещение приемного покоя с жесткими деревянными скамьями для пациентов и посетителей. Краска на стенах приемного покоя, накладываемая слой за слоем в течение очень многих лет, облупилась, а полы в коридорах были обшарпанными, с выбоинами, так как за это время по ним прошли, проковыляли на костылях и проехали в инвалидных колясках тысячи и тысячи пациентов.
Окружная больница «Эмбаркадеро» фактически была городом в городе. В ней работало свыше девяти тысяч человек, включая четыреста штатных врачей, сто пятьдесят врачей-общественников, занятых неполный рабочий день, восемьсот ординаторов, три тысячи медсестер, плюс лаборанты, санитары и прочий технический персонал. Верхние этажи занимали двенадцать операционных, главный склад, костный банк, центральная регистратура, три палаты неотложной медицинской помощи, отделение для больных спидом. Всего здесь размещалось более двух тысяч коек для больных.
В первый день прибытия новых ординаторов их приветствовал директор больницы доктор Бенджамин Уоллис, который по сути своей был типичным политиканом – высокий импозантный мужчина, обладавший малым опытом врачебной работы, но достаточным шармом, чтобы добраться по служебной лестнице до своей теперешней должности.
– В это утро я хочу поприветствовать всех вас, наших новых ординаторов. Первые два года в медицинском колледже вы работали с трупами. Последующие два года вы посвятили работе с пациентами в больницах под наблюдением старших врачей. А теперь вы сами будете отвечать за своих пациентов. И это громадная ответственность, требующая самоотдачи и профессионализма. – Уоллис обвел взглядом присутствующих. – Некоторые из вас будут специализироваться в хирургии, другие – в терапии. Каждая группа будет прикреплена к старшему ординатору, который объяснит вам ежедневный распорядок работы. Отныне все ваши действия – это дело жизни или смерти.
Молодые врачи слушали его затаив дыхание.
– «Эмбаркадеро», – продолжал директор, – является окружной больницей. А это значит, что мы принимаем любого больного, который к нам приходит. Большинство наших пациентов люди бедные, и они обращаются к нам потому, что им не по карману частные клиники. В наших палатах неотложной помощи работа не утихает все двадцать четыре часа в сутки. Вам придется перерабатывать, получая при этом скромную зарплату. В частной клинике вам в течение первого года доверили бы только самую черновую работу, на второй год разрешили бы подавать скальпель хирургу и лишь на третий год позволили бы делать простейшие операции под наблюдением старшего врача. Что ж, здесь вы можете забыть об этом. Наш девиз: «Наблюдай, делай, учи других». Наша больница плохо укомплектована медперсоналом, и чем быстрее мы сможем допустить вас в операционные, тем лучше. Есть ли ко мне вопросы?
Новоиспеченным ординаторам хотелось задать ему миллион вопросов.
– Нет? Очень хорошо. Ваш первый официальный рабочий день начинается завтра. В главной регистратуре вы должны будете отметиться в половине шестого утра. Желаю удачи!
Собрание закончилось. Все потянулись к выходу из аудитории, громко и возбужденно разговаривая между собой. Три женщины стояли рядом.
– А где же другие женщины?
– Пожалуй, мы единственные.
– Напоминает медицинский колледж, да? Типичный мужской клуб. У меня такое ощущение, что эта больница все еще живет в средневековье. – Последнее замечание сделала очень красивая темнокожая женщина, ростом около шести футов, крупного телосложения, но необычайно грациозная. Все в ней – походка, манера держаться, холодный, насмешливый взгляд – подчеркивало этакую отчужденность. – Я Кейт Хантер. Но все зовут меня Кэт.
– Пейдж Тэйлор, – представилась вторая женщина, молодая, дружелюбная, интеллигентного вида, уверенная в себе.
Они повернулись к третьей женщине.
– Бетти-Лоу Тафт. Но меня все называют Хони. – Она говорила с мягким южным акцентом. Открытое, простодушное лицо, мягкие серые глаза и теплая улыбка.
– Откуда ты? – спросила Кэт.
– Мемфис, штат Теннесси.
Теперь уже Хони и Кэт посмотрели на Пейдж.
– Бостон, – просто ответила она.
– Миннеаполис, – сказала Кэт и подумала: «Это довольно близко к истине».
– Похоже, мы все забрались далеко от дома, – заметила Пейдж. – Где вы остановились?
– Я в какой-то паршивой гостинице, – проговорила Кэт. – У меня не было времени подыскать жилье.
– И у меня тоже, – сообщила Хони.
На лице Пейдж появилась радостная улыбка.
– А я сегодня утром посмотрела несколько квартир. Одна из них просто потрясающая, но я одна не потяну. Там три спальни…
Женщины переглянулись.
– Но если мы втроем… – предложила Кэт.
Квартира находилась в районе порта, на Филберт-стрит. Она их полностью устраивала. Три спальни, две ванные комнаты, паласы, прачечная, мусоропровод, стоянка для машин. Обставлена квартира была старой мебелью, однако в ней царили чистота и порядок.
Когда женщины пришли взглянуть на квартиру, Хони сказала:
– По-моему, прекрасно.
– И я так считаю! – согласилась Кэт.
Они посмотрели на Пейдж.
– Давай снимем ее.
Во второй половине дня они уже переезжали в свое новое жилище. Привратник помог им занести вещи.
– Значит, будете работать в больнице, – сказал он. – Медсестрами, да?
– Врачами, – поправила его Кэт.
Привратник недоверчиво посмотрел на нее:
– Врачами? Вы имеете в виду настоящими врачами?
– Да, настоящими врачами, – подтвердила Пейдж.
Привратник усмехнулся.
– Скажу вам по правде, если мне понадобится медицинская помощь, я предпочту, чтобы меня осматривал мужчина.
– Мы будем это помнить.
– А где телевизор? – поинтересовалась Кэт. – Что-то я не вижу.
– Если вам нужен телевизор, то купите его. Счастливо оставаться, леди… то есть доктора. – Привратник хмыкнул.
Женщины проводили его взглядами.
– Медсестрами, да? – имитируя голос привратника, сказала Кэт. Она фыркнула. – Женоненавистник. Ладно, давайте выбирать спальни.
– Меня устроит любая, – заявила Хони.
Они осмотрели все три спальни. Одна из них была больше, чем две другие.
– Может быть, ты займешь большую спальню, Пейдж? – предложила Кэт. – Ведь это ты нашла эту квартиру.
Пейдж кивнула:
– Хорошо.
Они разбрелись по своим комнатам и принялись распаковывать вещи. Из своего чемодана Пейдж осторожно вытащила фотографию в рамке, на которой был изображен мужчина лет тридцати. Симпатичный, в очках с темной оправой, придававших ему вид ученого. Пейдж поставила фотографию на ночной столик рядом с пачкой писем.
В ее спальню зашли Кэт и Хони.
– Как насчет того, чтобы где-нибудь поужинать?
– Я готова, – ответила Пейдж.
Кэт заметила фотографию.
– Кто это?
Пейдж улыбнулась.
– Это мужчина, за которого я собираюсь выйти замуж. Он тоже врач, работает во Всемирной организации здравоохранения. Зовут его Альфред Тернер. Сейчас он в Африке, но скоро приедет в Сан-Франциско, и мы сможем быть вместе.
– Счастливая ты, – мечтательно произнесла Хони. – Он симпатичный.
Пейдж посмотрела на нее.
– А у тебя есть парень?
– Нет. Боюсь, что мне не слишком везет с мужчинами.
– Может, тебе больше повезет в «Эмбаркадеро», – предположила Кэт.
Они втроем поужинали в ресторане «Тарантино», расположенном недалеко от их дома. За столом они болтали о своей прошлой жизни, но все же в их разговоре была какая-то сдержанность. Ведь они только познакомились, поэтому как бы осторожно прощупывали друг друга.
Хони говорила очень мало. «Какая-то она застенчивая, – подумала Пейдж. – Легкоранимая. Наверное, какой-нибудь мужчина из Мемфиса разбил ее сердце».
Пейдж посмотрела на Кэт. «Самоуверенная. Огромное чувство собственного достоинства. Мне нравится, как она говорит. Можно сделать вывод, что она из хорошей семьи».
Тем временем Кэт изучала Пейдж. «Богатая девушка, которой никогда в жизни не приходилось работать ради куска хлеба. Ей все дается легко».
А Хони, в свою очередь, наблюдала за ними обеими. «Они такие уверенные в себе. Им будет легко в жизни».
Но все они ошибались.
Когда они вернулись в квартиру, Пейдж была слишком возбуждена, чтобы уснуть. Она лежала в постели и думала о будущем. За окном, на улице, раздался звук врезавшейся во что-то машины, потом послышались крики, и это напомнило Пейдж другую картину – уныло завывают африканцы, кругом гремят выстрелы. Она мысленно перенеслась в маленькую деревушку в джунглях Восточной Африки, которая оказалась в центре ожесточенной межплеменной войны.
Пейдж охватил страх.
– Они хотят убить нас!
Отец обнял ее.
– Они не причинят нам вреда, дорогая. Мы здесь, чтобы помочь им. Они знают, что мы их друзья.
И вдруг в их хижину ворвался вождь одного из племен…
Хони тоже лежала в постели и думала. «Мемфис, безусловно, остался далеко в прошлом. Думаю, я уже никогда не вернусь туда. Никогда». Она вспомнила слова шерифа: «Из уважения к его семье мы намерены квалифицировать смерть его преподобия Дугласа Липтона как самоубийство по неизвестной причине, но предлагаю вам побыстрее убраться к чертовой матери из этого города…»
Кэт смотрела в окно своей спальни, прислушиваясь к звукам ночного города. Она слышала, как капли дождя нашептывали ей: «Ты сделала это… сделала… Ты доказала им всем, что они ошибались. Ты хочешь быть врачом? Темнокожая женщина-врач? Вспомни, сколько было отказов из медицинских колледжей». Благодарим вас, что прислали нам свое заявление. Но, к сожалению, прием заявлений уже закончен.
Учитывая ваше образование, можем предложить вам попытать счастья в менее крупном университете.
У нее были самые высокие оценки, но из двадцати пяти колледжей, в которые она обратилась, только один принял ее заявление. Декан сказал ей тогда: «Приятно в наше время встретить кого-то, кто воспитывался в нормальной, приличной семье».
Если бы он только знал ужасную правду!..
Глава 2
На следующее утро в половине шестого, когда новоиспеченные ординаторы отметились в регистратуре, администрация принялась распределять их по рабочим местам. Несмотря на ранний час, жизнь в больнице уже шла полным ходом.
Пациенты прибывали всю ночь – одних привозили кареты «скорой помощи» и полицейские машины, другие добирались своим ходом. Персонал больницы называл таких пациентов «обломками кораблекрушения», они поступали в палаты неотложной помощи с переломами, истекающие кровью, – жертвы перестрелок и драк, пострадавшие в автомобильных авариях, больные телом и духом, никому не нужные бездомные бродяги и прочие отбросы общества.
В больнице царила атмосфера организованного хаоса. Беспорядочная суета, пронзительные крики, неожиданные критические ситуации – все это происходило одновременно.
Молодые ординаторы сбились в кучу, вживаясь в новую для них обстановку и прислушиваясь к непонятным звукам.
Пейдж, Кэт и Хони ожидали в коридоре. К ним подошел старший ординатор.
– Кто из вас доктор Тафт?
Хони подняла взгляд и промямлила:
– Я.
Старший ординатор улыбнулся и протянул руку.
– Рад познакомиться. Меня попросили взять над вами шефство. Начальство говорит, что у вас в дипломе самые высокие оценки, в этой больнице таких еще ни у кого не было. Мы счастливы, что вы будете работать у нас.
Хони улыбнулась, смутившись.
– Благодарю вас.
Изумленные Кэт и Пейдж уставились на Хони. «А я даже не предполагала, что она такая умная», – подумала Пейдж.
– Вы намерены специализироваться в терапии, доктор Тафт?
– Да.
Старший ординатор повернулся к Кэт:
– Доктор Хантер?
– Да.
– Вас интересует нейрохирургия?
– Интересует.
Он заглянул в список.
– Вы будете работать с доктором Льюисом.
Старший ординатор перевел взгляд на Пейдж.
– Доктор Тэйлор?
– Да.
– А вы хотите заниматься кардиохирургией?
– Совершенно верно.
– Прекрасно. Мы назначим вас на обходы хирургического отделения. Можете представиться старшей сестре. Ее зовут Маргарет Спенсер. Ее кабинет дальше по коридору.
– Благодарю вас.
Пейдж посмотрела на остальных и глубоко вздохнула.
– Ну, я пошла! Желаю всем удачи!
Старшая сестра Маргарет Спенсер скорее напоминала боевой корабль, нежели женщину. Грузная, суровая на вид, с грубыми манерами. Она что-то делала за своим столом, когда к ней подошла Пейдж.
– Простите…
Сестра Спенсер подняла голову.
– Да?
– Мне сказали представиться вам. Я доктор Тэйлор.
Сестра сверилась со списком.
– Минутку. – Она ушла, а спустя некоторое время вернулась с хирургическими костюмами и белыми халатами. – Костюм носить в операционной и во время обходов, на обходы надевайте поверх него белый халат.
– Спасибо.
– Ох, вот еще. – Она протянула Пейдж металлическую табличку, на которой было написано: «Пейдж Тэйлор, доктор медицины». – Это ваша именная табличка, доктор.
Пейдж взяла табличку и надолго задержала на ней взгляд. «Пейдж Тэйлор, доктор медицины». У нее было такое ощущение, словно она держит в руках орден Почета. Все долгие и тяжелые годы работы и учебы воплотились в эти несколько слов: «Пейдж Тэйлор, доктор медицины».
– С вами все в порядке? – прервала ее раздумья сестра Спенсер.
– Все прекрасно, – улыбнулась Пейдж, – просто великолепно, спасибо. А где я могу?..
– Раздевалка для врачей прямо по коридору. Вы будете участвовать в обходе, так что надо переодеться.
– Благодарю вас.
Пейдж пошла по коридору, удивляясь царившей вокруг активности. В коридоре было полно врачей, медсестер, лаборантов и пациентов, спешащих каждый по своим делам. Суету дополняли постоянные вызовы, звучавшие из динамиков:
– Доктор Кинан… третья операционная… Доктор Кинан… третья операционная.
– Доктор Толбот… первая неотложка[2]. Срочно… Доктор Толбот… первая неотложка. Срочно.
– Доктор Интел… палата 212… Доктор Интел… палата 212.
Пейдж подошла к двери с табличкой «Раздевалка для врачей» и открыла ее. Внутри находилось человек шесть врачей, они переодевались, двое были совершенно голыми. Все уставились на Пейдж.
– Ох! Я… простите, – пробормотала Пейдж и быстро захлопнула дверь. Она стояла возле раздевалки, не зная, что делать. В нескольких шагах дальше по коридору Пейдж увидела дверь с табличкой «Раздевалка для медсестер». Она подошла и заглянула внутрь. Там переодевались несколько медсестер.
– Привет. Ты новая медсестра? – обратилась к ней одна из них.
– Нет, – решительно возразила Пейдж. – Я не медсестра. – Она закрыла дверь и вернулась к раздевалке для врачей. Постояв возле нее несколько секунд, Пейдж глубоко вдохнула и вошла. Мужчины моментально прекратили разговоры.
– Прости, милая, но это раздевалка для докторов, – заметил один из мужчин.
– А я и есть доктор, – ответила Пейдж.
Мужчины переглянулись.
– О, конечно… добро пожаловать.
– Благодарю вас. – Пейдж замялась на секунду, потом подошла к пустому шкафчику. Мужчины наблюдали, как она вешала в шкафчик костюмы и халаты. Пейдж обвела их быстрым взглядом, потом начала медленно расстегивать блузку.
Доктора стояли, не зная, что делать. Потом один из них сказал:
– Палата неотложной медицинской помощи.
– Пожалуй, нам лучше… оставить молодую леди одну, джентльмены.
Молодая леди!
– Спасибо, – поблагодарила Пейдж и стала ждать, пока доктора закончат переодеваться и выйдут из комнаты. «Неужели мне каждый день предстоит проходить через это?» – подумала она.
Во время обходов существовал традиционный порядок, который никогда не нарушался: впереди всегда шел лечащий врач, за ним старший ординатор, потом остальные ординаторы, а в конце один-два студента-медика. Лечащим врачом, к которому прикрепили Пейдж, был доктор Уильям Рэднор. Пейдж и пятеро других ординаторов собрались в холле, ожидая его появления.
Среди ординаторов был молодой китаец. Он протянул Пейдж руку.
– Том Чанг. Думаю, вы так же нервничаете, как и я.
Пейдж он сразу понравился. Подошел доктор Рэднор.
– Доброе утро. Я доктор Рэднор. – Говорил он мягко, голубые глаза поблескивали. Ординаторы, в свою очередь, представились ему. – Сегодня у вас первые обходы. Я хочу, чтобы вы обращали серьезное внимание на все, что видите и слышите, но в то же время, и это важно, выглядели спокойными.
«Обращать серьезное внимание, но выглядеть спокойной», – отметила про себя Пейдж.
– Если пациенты видят, что вы напряжены, они тоже начинают волноваться, могут даже подумать, что умирают от какой-нибудь болезни, о которой вы им не говорите.
«Следить, чтобы пациенты не волновались».
– Помните, что отныне вы будете нести ответственность за жизни других людей.
«Отныне несу ответственность за жизни других людей. Ох, Боже мой!»
Чем дольше доктор Рэднор говорил, тем больше Пейдж нервничала, и к тому времени, как он завершил свое вступительное слово, самоуверенность Пейдж испарилась. «Я не готова к этому! – подумала она. – Я не знаю, что делаю. Кто вообще сказал, что я могу быть доктором? А что, если я убью кого-нибудь?»
Доктор Рэднор добавил:
– Я жду от вас детальных записей по каждому из ваших пациентов – лабораторные исследования, анализ крови, ну и все прочее. Это всем ясно?
В ответ послышалось нестройное бормотание:
– Да, доктор.
– У нас обычно бывает от тридцати до сорока хирургических больных. И ваша работа заключается в том, чтобы убедиться, что для них созданы все необходимые условия. А теперь давайте начнем утренний обход.
Каким простым все казалось в медицинском колледже! Пейдж вспомнились те четыре года, которые она провела в стенах учебного заведения. Сто пятьдесят студентов, и среди них только пятнадцать девушек. Она никогда не забудет первое посещение анатомички. Они зашли в большую, выложенную белым кафелем комнату, в которой рядами стояли двадцать столов. Каждый был накрыт желтой простыней. Студентов разбили на группы по пять человек возле каждого стола.
– Снимите простыни, – приказал профессор, и Пейдж увидела свой первый труп. Она боялась, что потеряет сознание или ей станет дурно, но все прошло на удивление спокойно. Труп был законсервирован, что как-то все-таки отличало его от человеческого существа.
Поначалу, находясь в анатомичке, студенты чувствовали себя скованно, молчали, испытывая благоговейный страх. Но, к изумлению Пейдж, через неделю они уже ели бутерброды во время вскрытия трупов, отпуская при этом грубые шутки. Это было своеобразной формой самозащиты, этаким отрицанием собственной смертности. Они присваивали трупам имена и прозвища, обращаясь с ними, как со старыми друзьями. Пейдж старалась заставить себя относиться к трупам с той же небрежностью, что и другие студенты, но для нее это оказалось совсем не просто. Она смотрела на труп, с которым работала, и думала: «У этого мужчины были дом и семья. Каждый день он ходил на работу, а раз в год отправлялся в отпуск с женой и детьми. Возможно, он любил спорт, с удовольствием смотрел кинофильмы и спортивные игры, смеялся и плакал, видел, как растут его дети, делил с ними их радости и огорчения. Возможно, у него были грандиозные, прекрасные мечты и он надеялся, что все они осуществятся…» Горькая радость и печаль охватили ее, потому что он был мертв, а она жива.
Со временем, даже для Пейдж, вскрытие трупов стало обычным делом. «Вскрываем грудную клетку, осматриваем ребра, легкие, околосердечную сумку, вены, артерии, нервы».
В первые два года в медицинском колледже много времени уделялось запоминанию длинных перечней внутренних органов человека. Сначала черепно-мозговые нервы: обонятельный, зрительный, глазодвигательный, блоковый, тройничный, отводящий, лицевой, слуховой, языкоглоточный, блуждающий, спинномозговой, подъязычный.
Для лучшего запоминания студенты пользовались мнемоникой[3]. Классической была фраза: «На торчащих вершинах старого Олимпа француз и немец продавали шишки».
Последние два года обучения в колледже были более интересными: студенты проходили курсы терапии, хирургии, педиатрии, акушерства, работали в местной больнице. «Я помню те времена…» – подумала Пейдж.
– Доктор Тэйлор… – окликнул ее старший ординатор.
Пейдж вернулась к действительности. Ее коллеги прошли уже половину коридора.
– Иду, – отозвалась она и поспешила за ними.
Обход начался с просторной прямоугольной палаты, вдоль боковых стен которой расположились ряды коек, возле каждой койки имелась небольшая тумбочка. Пейдж ожидала увидеть занавески, разделяющие кровати, но здесь их не было.
Первым пациентом оказался пожилой мужчина грузной комплекции. Он дремал, тяжело дыша. Доктор Рэднор подошел к спинке в ногах койки, изучил висевшую на ней медицинскую карту, потом приблизился к пациенту и тихонько тронул его за плечо.
– Мистер Поттер?
Пациент открыл глаза.
– А?
– Доброе утро. Я доктор Рэднор. Хочу узнать, как вы себя чувствуете. Ночью спали спокойно?
– Да, все нормально.
– Что-нибудь болит?
– Да. Грудь болит.
– Позвольте, я вас осмотрю.
Закончив осмотр, доктор Рэднор проговорил:
– У вас все хорошо. Я скажу сестре, чтобы вам дали болеутоляющее.
– Спасибо, доктор.
– Ладно, увидимся после обеда.
Они направились к следующей койке. Доктор Рэднор обернулся к ординаторам:
– Всегда старайтесь задавать вопросы, предполагающие короткие ответы «да» или «нет», чтобы не утомлять больного. И подбадривайте его. Не забывайте посмотреть его карту и сделать записи. Записывайте все основные жалобы пациента, что у него болит сейчас, чем болел в прошлом, семейное и социальное положение, употребляет ли алкоголь, курит ли и тому подобное. Во время последующих обходов я ожидаю услышать от вас подробные отчеты о состоянии каждого из ваших подопечных.
Следующим пациентом был мужчина лет сорока.
– Доброе утро, мистер Роулингз.
– Доброе утро, доктор.
– Сегодня чувствуете себя получше?
– К сожалению, нет, доктор. Ночью часто просыпался. И живот болит.
Доктор Рэднор обернулся к старшему ординатору:
– Что показала ректоскопия?
– Никаких признаков заболевания.
– Сделайте ему снимок верхней части желудочнокишечного тракта, stat.
Ординатор, стоявший рядом с Пейдж, прошептал ей на ухо:
– Наверное, ты знаешь, как расшифровывается stat. «Растряси свою задницу, милашка!»[4]
Шутка ординатора не ускользнула от слуха доктора Рэднора.
– Stat происходит от латинского statim, что означает «немедленно».
Впоследствии Пейдж пришлось очень часто слышать это слово.
Затем они подошли к пожилой женщине, которой недавно сделали операцию.
– Доброе утро, миссис Таркел.
– Долго вы еще намерены держать меня здесь?
– Не очень. Операция прошла успешно. Скоро будете дома.
И они перешли к очередному пациенту.
У каждой следующей койки повторялось все то же самое, и утро пролетело довольно быстро. Они осмотрели тридцать больных. Во время обхода ординаторы лихорадочно делали записи, надеясь, что смогут в дальнейшем расшифровать их.
Одна пациентка очень удивила Пейдж. Она выглядела абсолютно здоровой.
Когда они отошли от ее койки, Пейдж поинтересовалась:
– А что с ней, доктор?
Доктор Рэднор вздохнул.
– Ничего. Она gomer, а для тех, кто забыл, чему их учили в медицинском колледже, поясняю, что gomer расшифровывается по буквам как «Убирайся из моей неотложки»[5]. Это такие люди, которым нравится изображать из себя больных. Такое у них хобби. За последний год она уже шестой раз у нас.
Обход завершился у койки пожилой женщины в кислородной маске, она находилась в состоянии комы.
– У нее был тяжелый сердечный приступ, – пояснил доктор Рэднор ординаторам. – Она уже шесть недель в коме. Признаки жизни становятся все слабее. Тут мы больше ничего не можем сделать. После обеда отключим систему жизнеобеспечения.
Его слова потрясли Пейдж.
– Отключите систему?
Доктор Рэднор спокойно объяснил:
– Сегодня утром комиссия по этике нашей больницы приняла такое решение. Она уже не человек. Ей восемьдесят семь лет, мозг атрофировался. Жестоко с нашей стороны поддерживать ее жизнь, разоряя тем самым родных. Жду вас всех на послеобеденный обход.
Ординаторы смотрели ему вслед. Пейдж повернулась, чтобы еще раз взглянуть на пациентку. Она была жива. Через несколько часов она умрет. После обеда мы отключим систему жизнеобеспечения.
«Но ведь это же убийство!» – подумала Пейдж.
Глава 3
После обеда, когда обходы завершились, новые ординаторы собрались в небольшой комнате отдыха. Там стояли восемь столиков, древний черно-белый телевизор и два торговых автомата, которые выдавали черствые бутерброды и горький кофе.
За всеми столиками велись примерно одни и те же разговоры.
– Посмотри мое горло, а? Тебе не кажется, что оно покраснело?
– По-моему, я подхватил насморк. Чувствую себя неважно.
– Что-то у меня живот побаливает. Похоже, аппендицит.
– У меня ужасная боль в груди. Господи, надеюсь, это не сердечный приступ!
Кэт присела за столик к Пейдж и Хони.
– Ну, как все прошло? – спросила она.
– По-моему, все в порядке, – ответила Хони.
Они обе посмотрели на Пейдж.
– Я была ужасно напряжена, но старалась не подавать вида. – Пейдж вздохнула. – Тяжелый был день. Я бы с радостью ушла отсюда, а вечером где-нибудь повеселилась.
– Я тоже, – согласилась Кэт. – Почему бы нам не поужинать вместе? А потом сходим в кино.
– Прекрасная идея.
К их столику подошел санитар.
– Доктор Тэйлор?
Пейдж подняла на него взгляд.
– Я доктор Тэйлор.
– Доктор Уоллис хочет видеть вас у себя в кабинете.
Начальник больницы! «Что же я натворила?» – подумала Пейдж.
Санитар ждал, не отходя от столика.
– Доктор Тэйлор…
– Иду. – Пейдж глубоко вздохнула и поднялась со стула. – Увидимся позже.
– Прошу за мной, доктор.
Пейдж проследовала за санитаром в лифт, и они поднялись на пятый этаж, где находился кабинет доктора Уоллиса.
Бенджамин Уоллис сидел за столом. При появлении Пейдж он оторвался от бумаг и посмотрел на нее.
– Добрый день, доктор Тэйлор.
– Добрый день.
Уоллис прокашлялся.
– Итак, первый рабочий день, но вы уже успели произвести впечатление!
Пейдж недоуменно посмотрела на него.
– Я… не понимаю.
– Я слышал, у вас утром возникли некоторые проблемы в раздевалке для врачей.
– Ох! – «Так вот, оказывается, в чем дело».
Уоллис посмотрел на нее и улыбнулся.
– Пожалуй, я смогу что-нибудь организовать в этом плане для вас и остальных девушек.
– Мы… – «Мы не девушки», – хотела было возразить Пейдж. – Мы будем вам очень благодарны.
– Кстати, если вы не возражаете переодеваться в раздевалке для медсестер…
– Я не медсестра, – решительно возразила Пейдж. – Я доктор.
– Разумеется, разумеется. Ладно, мы решим эту проблему, доктор.
– Благодарю вас.
Уоллис протянул Пейдж лист бумаги.
– Кстати, это ваш график. У вас сегодня суточное дежурство, которое начинается в шесть часов вечера. – Он посмотрел на часы. – Осталось тридцать минут.
Изумленная, Пейдж уставилась на него. Ее рабочий день начался в половине шестого утра. «И еще суточное дежурство?»
– Ну а фактически получится тридцать шесть часов. С утра вам опять надо будет делать обход.
«Тридцать шесть часов! Интересно, как я это выдержу?!»
Вскоре ей предстояло выяснить это.
Пейдж разыскала Кэт и Хони.
– Мне придется забыть об ужине и кино. У меня впереди тридцать шесть часов дежурства.
Кэт кивнула.
– Нам тоже сообщили подобные новости. Я заступаю на дежурство завтра, а Хони в среду.
– Не думаю, что это будет так страшно, – оптимистично заявила Пейдж. – Как я понимаю, в комнате для дежурных можно спать. Вот этим я и займусь.
Но она ошиблась.
Санитар провел Пейдж по длинному коридору.
– Доктор Уоллис сообщил, что мое дежурство продлится тридцать шесть часов, – обратилась к нему Пейдж. – Все ординаторы так работают?
– Только первые три года, – ответил санитар.
«Прекрасно!»
– Но у вас будет много времени, чтобы отдохнуть, доктор.
– Вот как?
– Сюда, пожалуйста. Это комната для дежурных.
Он открыл дверь, и Пейдж вошла внутрь. Комната напомнила ей монашескую келью в каком-нибудь захудалом монастыре. Топчан со свалявшимся матрасом, треснутая раковина и тумбочка с телефоном.
– Вот здесь вы и можете спать между вызовами.
– Спасибо.
Вызовы начались сразу, как только Пейдж пришла в столовую, чтобы поужинать.
– Доктор Тэйлор… третья неотложка… Доктор Тэйлор… третья неотложка.
– У пациента сломано ребро…
– Мистер Хенеган жалуется на боли в груди…
– У пациента из второй палаты головные боли. Можно дать ему ацитаменофен?..
Только Пейдж удалось прилечь в полночь, как ее разбудил телефонный звонок.
– Это первая неотложка…
У пациента оказалось ножевое ранение, и к тому времени, как Пейдж освободилась, было уже половина второго. А в два пятнадцать ее снова разбудил телефонный звонок.
– Доктор Тэйлор… вторая неотложка. Stat.
– Хорошо, – ответила еще не пришедшая в себя Пейдж. «Как там он сказал, это расшифровывается? Растряси свою задницу, милашка». Она заставила себя подняться и направилась по коридору в палату неотложной помощи. Туда привезли пациента со сломанной ногой. Он вопил от боли.
– Сделайте снимок, – приказала Пейдж. – И дайте ему демерол, пятьдесят миллиграммов. – Она взяла пациента за руку. – Все будет в порядке. Постарайтесь успокоиться.
Металлический, бесцветный голос возвестил из динамиков:
– Доктор Тэйлор… палата три. Stat.
Пейдж взглянула на стонущего пациента, ей не хотелось оставлять его.
– Доктор Тэйлор… палата три. Stat, – снова раздался голос из динамиков.
– Иду, – пробормотала Пейдж. Она выскочила в дверь и поспешила по коридору в третью палату. Пациент захлебнулся рвотой, он задыхался и кашлял.
– Он не может дышать, – сообщила медсестра.
– Отсасывайте рвоту, – распорядилась Пейдж. Наблюдая за задыхающимся пациентом, она снова услышала из динамиков свою фамилию.
– Доктор Тэйлор… четвертая палата. Четвертая палата.
Она тряхнула головой и побежала в четвертую палату, где пациент исходил криком от спазмов в желудке. Пейдж быстро осмотрела его.
– Похоже на нарушение деятельности кишечника. Проверьте ультразвуком.
К тому моменту, когда она вернулась к пациенту со сломанной ногой, болеутоляющее уже подействовало. Пейдж отправила его в операционную для наложения гипса. И тут же снова услышала свою фамилию.
– Доктор Тэйлор… вторая неотложка. Stat.
– У пациента из четвертой палаты язва желудка, боли…
В половине четвертого:
– Доктор Тэйлор, у пациента из триста десятой палаты кровотечение…
В другой палате у пациента случился сердечный приступ. Пейдж, нервничая, слушала его сердце, когда в динамиках раздалось:
– Доктор Тэйлор… вторая неотложка. Stat. Доктор Тэйлор… вторая неотложка. Stat.
«Я не должна паниковать, – сказала себе Пейдж, – надо оставаться спокойной и хладнокровной». И все же она запаниковала. Какой пациент важнее – тот, которого она слушала, или новый?
– Подождите, – пробормотала она, – я сейчас вернусь.
И Пейдж поспешила во вторую неотложку, а из динамиков снова раздалась ее фамилия:
– Доктор Тэйлор… первая неотложка. Stat. Доктор Тэйлор… первая неотложка. Stat.
«Ох Боже мой!» – подумала она. Ей показалось, что она находится в самом центре нескончаемого, ужасного кошмара.
За остаток ночи Пейдж будили еще несколько раз: пищевое отравление, сломанная рука, диафрагмальная грыжа, раздробленное ребро. К тому времени, когда она приплелась в дежурку, она устала настолько, что едва могла двигаться. Пейдж забралась на топчан и только начала дремать, как снова зазвонил телефон.
Не открывая глаз, она взяла трубку.
– Ал-ло…
– Доктор Тэйлор, мы вас ждем.
– Что? – Лежа на топчане, Пейдж пыталась вспомнить, где она находится.
– Начинается ваш обход, доктор.
– Мой обход? – «Наверное, это чья-то злая шутка, – подумала она. – Это же бесчеловечно. Никто не в состоянии так работать!» Но все же ее ждали.
Спустя десять минут Пейдж уже была на обходе. Засыпая на ходу, она столкнулась с доктором Рэднором.
– Простите, – пробормотала Пейдж, – но я совершенно не спала…
Доктор Рэднор сочувственно потрепал ее по плечу.
– Привыкнете.
Когда Пейдж наконец сменилась с дежурства, она проспала ровно четырнадцать часов.
Напряженная работа и дежурства оказались не по силам некоторым ординаторам, и они просто исчезли из больницы. «Со мной такого не произойдет», – дала себе слово Пейдж.
Работа выматывала безжалостно. После тридцати шести часов очередного сумасшедшего дежурства Пейдж устала настолько, что с трудом соображала, где находится. Она добрела до лифта и остановилась возле него.
К ней подошел Том Чанг.
– Ты в порядке?
– В полном, – пробормотала Пейдж.
Он усмехнулся.
– У тебя видок, как у ведьмы.
– Спасибо. Зачем они делают это с нами?
Чанг пожал плечами.
– Идея такова, чтобы мы постоянно находились в контакте со своими пациентами. Если мы уйдем домой и оставим их, то не будем знать, что происходит, пока сидим дома.
Пейдж кивнула.
– В этом есть смысл. – Однако никакого смысла в этом не было. – Но как мы сможем лечить их, если спим на ходу?
Чанг снова пожал плечами.
– Правила не я устанавливаю. Так делают во всех больницах. – Он внимательнее посмотрел на нее. – Ты хоть до дома-то сумеешь добраться?
Пейдж подняла голову.
– Разумеется, – самоуверенно заявила она.
– Будь осторожна, – сказал Чанг и исчез в глубине коридора.
Пейдж ждала, пока придет лифт. И когда наконец раскрылись двери лифта, она спала возле него стоя.
Спустя два дня она завтракала с Кэт.
– Хочешь услышать страшный секрет? – спросила Пейдж. – Когда меня будят в четыре часа утра, чтобы дать кому-нибудь аспирин, и я в бессознательном состоянии бреду по коридору мимо палат, где все пациенты заботливо укрыты одеялами и спокойно спят, мне хочется распахнуть двери и заорать: «Подъем!»
Кэт протянула ей руку.
– Не у одной тебя возникает такое желание.
Пациенты поступали самые разные: худые и толстые, высокие и низкие, всех возрастов и национальностей. Испуганные, храбрые, спокойные, раздражительные, скандальные, покладистые. Все они были человеческими существами, страдавшими от боли.
Большинство докторов были людьми, беззаветно преданными своему делу. Но как и в других профессиях, встречались хорошие и плохие доктора. Они были молодыми и старыми, неуклюжими и ловкими, приятными в общении и отвратительными. Некоторые из них время от времени подъезжали к Пейдж. Одни робко, другие нагло.
– Неужели ты никогда не чувствуешь себя одиноко по ночам? Я вот чувствую. Интересно…
– Дежурства выматывают, правда? А знаешь, что дает мне заряд энергии? Хороший секс. Почему бы нам?..
– Моя жена уехала из города на несколько дней. У меня есть домик возле Кармела. Мы могли бы в эти выходные…
И снова пациенты.
– Значит, вы мой врач, да? А вы знаете, как меня лечить?..
– Подойди поближе, детка. Я хочу посмотреть, на самом ли деле…
Пейдж стискивала зубы и не обращала на них внимания. «Когда мы с Альфредом поженимся, все это прекратится». Только мысли об Альфреде доставляли ей радость. Скоро он вернется из Африки. Скоро.
Как-то за завтраком перед обходом Кэт и Пейдж говорили о сексуальных поползновениях со стороны мужчин.
– Большинство докторов ведут себя как настоящие джентльмены, но некоторые, похоже, считают нас девицами легкого поведения, которые здесь для того, чтобы обслуживать их, – пожаловалась Кэт. – И недели не проходит, чтобы кто-то из докторов не наехал на меня. «Почему бы тебе не зайти ко мне выпить? У меня есть потрясающие компакт-диски». Или в операционной, когда я ассистирую, хирург так и норовит провести рукой по моей груди. А один идиот заявил: «Ты знаешь, когда мне хочется поразвлечься, я предпочитаю темнокожих».
Пейдж вздохнула.
– Они считают, что делают комплименты, относясь к нам, как к объектам сексуальных вожделений. Но я предпочитаю, чтобы они относились к нам, как к докторам.
– Многим из них вообще не нравится наше присутствие в больнице. Они хотят или трахнуть нас, или избавиться от нас. Понимаешь, это несправедливо. Женщины считаются низшими существами, пока они не проявят себя, а мужчины считаются высшими существами, пока не покажут, какие они на самом деле ослы.
– Как и в колледже, сплошное засилье мужчин, – посетовала Пейдж. – Если бы нас было больше, мы смогли бы создать свое, женское, общество.
Пейдж слышала об Артуре Кейне. Этот человек был объектом постоянных слухов, ходивших по больнице. Ему присвоили прозвище «Доктор-007 с лицензией на убийство». Все проблемы он решал оперативным вмешательством. Число проводимых им операций было гораздо выше, чем у любого другого доктора в больнице. Выше всех у него был процент и летальных исходов.
Лысый, низенький, с крючковатым носом и прокуренными зубами, излишне располневший, он, как ни странно, считал себя привлекательным мужчиной. Новых медсестер и женщин-ординаторов он называл «свежим мясом».
Пейдж Тэйлор как раз была таким «свежим мясом». Кейн увидел ее в комнате отдыха и без приглашения уселся за ее столик.
– Я положил на вас глаз.
Пейдж подняла голову и внимательно посмотрела на него.
– Простите?
– Я доктор Кейн. Друзья зовут меня Артур. – В его голосе звучали похотливые нотки. – Ну, как вам здесь?
Этот вопрос застал ее врасплох.
– Я… все в порядке.
Кейн наклонился вперед.
– Это большая больница. Здесь легко затеряться. Вы меня понимаете?
– Не совсем, – осторожно ответила Пейдж.
– Вы слишком хорошенькая, чтобы быть просто очередным лицом в толпе. Если хотите чего-то добиться, то вам нужен человек, который вам поможет. Такой, который знает все входы и выходы.
Разговор становился все более неприятен Пейдж.
– И вы хотите помочь мне.
– Правильно. – Кейн оскалил прокуренные зубы. – Почему бы нам не обсудить это за ужином?
– Здесь нечего обсуждать, – отрезала Пейдж. – Меня это не интересует.
Артур Кейн посмотрел на нее, встал и отошел от столика. На его лице застыло злобное выражение.
Первогодки хирурги-ординаторы два месяца работали по скользящему графику, меняя отделения: родильное, ортопедическое, урологическое, хирургическое.
Пейдж поняла, что опасно попадать в больницу с серьезным заболеванием летом, потому что большинство штатных врачей находились в отпусках и пациентов оставляли на милость неопытных молодых ординаторов.
Почти всем хирургам нравилось, когда в операционной звучала музыка. За пристрастие к музыке одного из них прозвали «Моцарт», а другого «Аксель Роуз».
По каким-то причинам у хирургов, похоже, всегда во время операций просыпалось чувство голода. Они постоянно говорили о еде. Удаляя у пациента гангренозный желчный пузырь, хирург мог сказать:
«Вчера вечером я великолепно поужинал в ресторане «Барделли». Самая лучшая итальянская кухня во всем Сан-Франциско».
«А вы пробовали крабные палочки в клубе «Кипарис»?..»
«Если вы любите хороший бифштекс, посетите «Хауз оф Прайм Риб» на Ван-Несс».
А сестры в это время вытирали кровь и убирали кишки пациента.
Когда хирурги не разговаривали о еде, они обсуждали бейсбольные и футбольные матчи.
«Ты видел игру «49-х» в прошлое воскресенье? Им явно не хватало Джо Монтаны. Он всегда выручал их на последних минутах матча», – говорил кто-нибудь, удаляя в это время разорванный аппендикс.
«Кафка, – думала Пейдж. – Кафке бы это понравилось».
В три часа утра, когда Пейдж спала в дежурке, ее разбудил телефонный звонок.
Скрипучий голос произнес:
– Доктор Тэйлор… палата 419… у пациента сердечный приступ. Поторопитесь! – И на другом конце положили трубку.
Борясь со сном, Пейдж села на край топчана и с трудом поднялась на ноги. «Поторопитесь!» Она вышла в коридор. Времени ждать лифта не было, поэтому Пейдж торопливо поднялась по лестнице и побежала по коридору четвертого этажа к палате 419. Сердце ее готово было выскочить из груди. Пейдж распахнула дверь и замерла в изумлении.
Палата 419 оказалась кладовкой.
Кэт Хантер принимала участие в обходе под руководством доктора Ричарда Хаттона. Ему было чуть за сорок, грубоватый, стремительный. Возле каждого пациента доктор Хаттон задерживался не более двух-трех минут, просматривал карты и давал указания хирургам-ординаторам, выпаливая их со скоростью пулеметной очереди.
– Проверьте ее гемоглобин и график операций на завтра…
– Внимательно следите за его температурой…
– Возьмите пробу крови на перекрестную совместимость…
– Снимите эти швы…
– Сделайте снимки грудной клетки…
Кэт и остальные ординаторы старательно все записывали, стараясь не вызвать неудовольствия доктора Хаттона.
Они подошли к пациенту, который уже неделю находился в больнице с подозрением на сильную лихорадку, но анализы не дали никаких результатов.
Когда они вышли в коридор, Кэт спросила:
– Так что же все-таки с ним?
– ОГЗ, – ответил один из ординаторов. – Расшифровывается это как «Один Господь знает». Мы пробовали рентген, компьютерное сканирование, комплексные исследования, спинномозговую пункцию, биопсию печени. Все, что только можно. Не знаем, что с ним такое.
Потом они зашли в палату, где спал молодой пациент, голова которого была забинтована после операции. Как только доктор Хаттон начал разматывать повязку, пациент проснулся и недоуменно уставился на доктора:
– Что… что происходит?
– Садись! – рявкнул доктор Хаттон. Молодой человек задрожал.
«Я никогда не буду так обращаться со своими больными», – дала себе слово Кэт.
Следующим пациентом оказался вполне здоровый на вид мужчина лет семидесяти. Как только доктор Хаттон подошел к его койке, старик завопил:
– Негодяй! Я подам на тебя в суд, грязный сукин сын!
– Послушайте, мистер Спаролини…
– Я теперь не мистер Спаролини! Ты превратил меня в гребаного евнуха.
«Интересное сочетание – «гребаный евнух», – подумала Кэт.
– Мистер Спаролини, вы сами согласились на удаление семявыносящего протока, и…
– Это была идея моей жены. Проклятая сучка! Ну, я ей устрою, когда вернусь домой!
Врачи ушли, оставив пациента ругаться.
– А что у него за проблема? – поинтересовался один из ординаторов.
– Его проблема заключается в том, что он ненасытный старый козел. У его молодой жены уже шестеро детей, и больше она не хочет.
Следующим пациентом была десятилетняя девочка. Доктор Хаттон взглянул на ее медицинскую карту.
– Мы сделаем тебе укол, чтобы убить всех плохих микробов.
Сестра наполнила шприц и подошла к девочке.
– Не! – закричала малышка. – Мне будет больно!
– Это не больно, детка, – заверила ее сестра.
Эти слова зловещей вспышкой отразились в памяти Кэт.
«Это не больно, детка…» Это был голос ее отчима, нашептывающего в темноте.
– Тебе будет хорошо. Раздвинь ножки. Давай, маленькая сучка! – Он рывком раздвинул ее ноги и вонзил между ними твердую плоть, зажимая ей рот рукой, чтобы она не кричала от боли. Кэт тогда было тринадцать лет. После этой ночи визиты отчима превратились в ужасный ночной ритуал.
– Тебе повезло, что тебя учит трахаться такой мужчина, как я, – говорил он. – Ты знаешь, что такое Кэт[6]? Это твоя маленькая щелочка. Она мне нравится. – И он наваливался на нее, лапал, и никакие крики и мольбы не могли остановить его.
Кэт не знала отца. Мать ее по ночам работала уборщицей в конторе, расположенной неподалеку от их тесной квартирки в Гари, штат Индиана. Отчим Кэт был здоровенным мужчиной, но на заводе с ним произошел несчастный случай, и теперь он главным образом торчал дома и пьянствовал. Как-то раз, когда мать Кэт ушла на работу, отчим зашел к ней в комнату и сказал:
– Если ты хоть слово скажешь матери, я прибью твоего брата.
«Я не могу допустить, чтобы он причинил вред Майку», – подумала Кэт. Брат был на пять лет моложе ее, и Кэт его обожала. Она нянчила его, защищала от сверстников-драчунов. Майк был единственным светлым пятном в ее жизни.
Однажды утром, напуганная угрозами отчима, Кэт решилась рассказать обо всем матери. Мать положит этому конец, защитит ее.
– Мама, по ночам, когда ты уходишь на работу, твой муж приходит ко мне в спальню и насилует меня.
Мать уставилась на Кэт, потом залепила ей пощечину.
– Да как ты смеешь врать мне, маленькая шлюха!
Кэт больше никогда не возвращалась к этому разговору. Единственное, что ее удерживало дома, так это Майк. «Он пропадет без меня», – думала она. Однако когда Кэт поняла, что беременна, она сбежала к тетке в Миннеаполис.
В тот день, когда Кэт удрала из дома, жизнь ее совершенно изменилась.
– Можешь не говорить мне, что произошло, – сказала тетя Софи. – Но отныне тебе не придется никуда убегать. Ты знаешь песню, которую распевают на Сезам-стрит? «Нелегко быть Зелеными»? Так вот, дорогая, черными быть тоже нелегко. У тебя две возможности. Ты можешь продолжать бегать, прятаться и проклинать весь мир или можешь постоять за себя и решить стать полноценной личностью.
– Каким же образом?
– Ты должна осознать себя полноценной личностью. Но сначала надо четко представить себе, какой личностью и кем ты хочешь стать. А затем работать, осуществляя поставленную цель.
«Я не оставлю его ребенка, – решила Кэт. – Я сделаю аборт».
Все было организовано тайком, в выходные дни. Аборт сделала акушерка, подруга тети. Когда все закончилось, Кэт, еле сдерживая злость, подумала: «Я никогда больше не позволю мужчине дотронуться до меня. Никогда!»
Миннеаполис показался ей райским местом. В нескольких кварталах почти от каждого дома было или озеро, или река, или ручей. И парки площадью свыше восьми тысяч акров. Кэт плавала под парусом на городских озерах, совершала лодочные прогулки по Миссисипи.
Вместе с тетей Софи она посещала зоопарк, воскресенья они проводили в парке «Долина чудес», ездили на сенокос на окрестные фермы, видели рыцарей в доспехах на Фестивале рыцарского вооружения эпохи Возрождения.
Тетушка Софи наблюдала за ней и думала: «У девочки не было детства».
Кэт постепенно училась радоваться жизни, но тетя Софи чувствовала, что в глубине души у племянницы имеется уголок, запретный для всех, – она словно установила барьер, ограждающий ее от возможных новых несчастий.
В школе у Кэт появились подруги, однако с мальчиками она никогда не общалась. Все подружки бегали на свидания, а Кэт сидела дома одна, но она была слишком гордой, чтобы объяснить кому-нибудь причину этого. Она брала пример со своей тетушки, которую очень любила.
Раньше Кэт мало интересовали занятия в школе или книги, но тетя Софи изменила подобное отношение. В доме у нее было очень много книг, которые Софи просто обожала.
– В книгах описываются чудесные миры, – объясняла она Кэт. – Читай, и ты узнаешь, откуда ты появилась и к чему тебе надо стремиться. У меня такое ощущение, детка, что в один прекрасный день ты станешь знаменитой. Но сначала необходимо получить образование. Это Америка. Ты можешь стать кем захочешь. Ты можешь быть темнокожей и бедной, но в свое время бедными были и наши темнокожие женщины-конгрессмены, кинозвезды, ученые, спортивные знаменитости. Когда-нибудь у нас будет даже темнокожий президент. Ты можешь стать кем угодно. Все зависит только от тебя.
Вот так и началась для нее новая жизнь.
Кэт стала лучшей ученицей. Читала она запоем. Как-то в школьной библиотеке Кэт обнаружила книгу Синклера Льюиса «Эроусмит», ее изумила история молодого врача, беззаветно преданного своему делу. Тогда она прочитала «Сдержать обещания» Агнес Купер, «Женщину-хирурга» доктора Эльзы Роу, и для нее открылся совершенно иной мир. Кэт узнала, что на земле живут люди, посвятившие свою жизнь делу помощи другим людям, спасению их жизней. Вернувшись как-то домой из школы, она заявила тете Софи:
– Я буду доктором. Знаменитым.
Глава 4
В понедельник утром пропали три медицинские карты пациентов Пейдж, и вину за это возложили на нее.
В среду в четыре утра в дежурке раздался телефонный звонок. Заспанная Пейдж сняла трубку.
– Доктор Тэйлор.
Молчание.
– Алло… алло.
Она слышала в трубке дыхание, потом раздался щелчок.
Остаток ночи Пейдж пролежала без сна. Утром Пейдж поделилась с Кэт:
– Или я становлюсь параноиком, или кто-то ненавидит меня. – Она рассказала о событиях последних дней.
– Иногда пациенты злятся на врачей, – предположила Кэт. – Никого не подозреваешь?..
Пейдж вздохнула.
– Дюжину.
– Я уверена, что здесь не о чем беспокоиться.
Пейдж хотелось верить в это.
В конце лета пришла долгожданная телеграмма. Она уже поджидала Пейдж, когда та поздно вечером вернулась домой. «Прилетаю в Сан-Франциско в воскресенье в полдень. Не могу дождаться встречи. Люблю, Альфред».
Наконец-то он возвращается к ней! Пейдж перечитывала телеграмму снова и снова, и с каждым разом на душе становилось все радостнее. Альфред! Его имя было связано с целой вереницей приятных воспоминаний…
Пейдж и Альфред росли вместе. Их отцы работали во Всемирной организации здравоохранения, ездили по странам третьего мира, борясь с экзотическими и заразными болезнями. Пейдж с матерью сопровождали доктора Тэйлора, который возглавлял бригаду медиков.
У Пейдж и Альфреда было просто потрясающее детство. В Индии Пейдж научилась говорить на хинди. Уже в возрасте двух лет она знала, что бамбуковая хижина, в которой они жили, называется basha. Отец – gorasahib, белый мужчина, а она – nani, сестренка. Местные жители нередко называли отца Пейдж abadhan – вождь.
Когда родителей не было поблизости, Пейдж пила bhanga – опьяняющий напиток, настоянный на листьях гашиша, и ела лепешки из пресного теста с топленым маслом из буйволиного молока.
А потом они отправились в Африку. Навстречу новым приключениям!
Пейдж и Альфред купались и мылись в реках, в которых водились крокодилы и гиппопотамы. Их любимцами были маленькие зебры, гепарды и змеи. Жили они в круглых хижинах без окон, сплетенных из прутьев и обмазанных глиной, с утрамбованными земляными полами и коническими соломенными крышами. И тогда Пейдж пообещала себе: «Когда-нибудь я буду жить в настоящем доме, в прекрасном коттедже с зеленой лужайкой и оградой из белого штакетника».
Для врачей и медсестер это была трудная, утомительная жизнь. А для детей – сплошные приключения, ведь они жили на земле львов, жирафов и слонов. Если поблизости имелись школы, они посещали эти простенькие, сложенные из шлакобетона домики, а если нет, то занимались дома с родителями.
Пейдж была очень смышленым ребенком, ее мозг впитывал все подряд, словно губка. Альфред обожал ее.
– В один прекрасный день я женюсь на тебе, Пейдж, – пообещал он, когда ей было двенадцать, а ему четырнадцать.
– Я тоже выйду за тебя замуж, Альфред.
Они были серьезными детьми, решившими всю оставшуюся жизнь провести вместе.
Доктора из Всемирной организации здравоохранения были самоотверженными мужчинами и женщинами, посвятившими свою жизнь работе. Часто им приходилось работать в почти невыносимых условиях. В Африке они были вынуждены бороться с wodesha – местными знахарями, чьи примитивные знания передавались от отца к сыну и зачастую были просто губительными. У племен моси традиционным средством лечения ран являлась olkiorite – смесь бычьей крови, сырого мяса и настойки какого-то «чудотворного» корня.
В племени кикуйю оспу из больного выгоняли палками.
– Прекратите, – уговаривал их доктор Тэйлор. – Это не поможет.
– Лучше так, чем подставлять свою кожу под твою палку с острой иглой, – отвечали ему.
Для хирургических операций столы расставляли рядами прямо под деревьями. Доктора принимали сотни пациентов в день, и все равно к ним всегда тянулась длинная очередь – прокаженные, больные туберкулезом, коклюшем, оспой, дизентерией.
Пейдж и Альфред были неразлучны. Став постарше, они вместе ходили на рынок в деревню, расположенную в нескольких милях. И все время говорили о своих планах на будущее.
Медицина стала неотъемлемой частью детских лет Пейдж. Она научилась ухаживать за пациентами, делать уколы, готовить лекарства, она уже видела себя в будущем помощницей отца.
Пейдж обожала отца. Курт Тэйлор был самым внимательным и самоотверженным человеком из всех, кого она знала. Он беззаветно любил людей, посвящая свою жизнь делу помощи тем, кто нуждался в нем, и эту свою беззаветную любовь к людям он привил и дочери. Несмотря на огромную загруженность работой, ему все-таки удавалось выкраивать время для Пейдж. Доктор Тэйлор умел также скрашивать примитивные условия их жизни.
Иначе сложились ее отношения с матерью. Мать была красивой женщиной из состоятельной семьи. Ее холодное равнодушие держало Пейдж на расстоянии. В свое время ей показалось довольно романтичным выйти замуж за врача, которому предстояло работать в далеких экзотических странах, но жестокая реальность разочаровала ее. Она не была ласковой, любящей женщиной, и Пейдж казалось, что мать постоянно жалуется на жизнь.
– Зачем мы вообще приехали в это Богом забытое место, Курт?
– Люди живут здесь, как животные. Мы заразимся от них какими-нибудь ужасными болезнями.
– Почему ты не можешь практиковать в Соединенных Штатах и зарабатывать деньги, как это делают другие врачи?
И так изо дня в день.
Но чем больше мать пилила отца, тем больше Пейдж обожала его.
Когда Пейдж исполнилось пятнадцать, мать сбежала с владельцем крупной плантации какао из Бразилии.
– Она не вернется, да? – спросила Пейдж.
– Нет, дорогая. Мне очень жаль.
– А я рада! – Слова эти невольно вырвались у Пейдж. На самом деле ей было больно от равнодушия матери к ней и отцу, было больно от того, что она их бросила.
После бегства матери Пейдж еще больше сблизилась с Альфредом Тернером. Они вместе гуляли и играли, вместе мечтали.
– Когда я вырасту, то тоже буду врачом, – решил Альфред. – Мы поженимся и будем работать вместе.
– И у нас будет много детей!
– Конечно. Если тебе это нравится.
В тот день, когда Пейдж исполнилось шестнадцать, их долгая платоническая близость перешла в новую стадию. Всех врачей срочно вызвали в небольшую деревушку в Восточной Африке, где разразилась вспышка эпидемии, и в лагере остались только Пейдж, Альфред и повар.
Они поужинали и отправились спать. Но среди ночи Пейдж проснулась в своей палатке от громоподобного топота бегущих животных. Несколько минут она лежала, прислушиваясь к приближающемуся грохоту, потом ее охватил страх.
Пейдж вскочила. Палатка Альфреда находилась всего в нескольких футах. Перепуганная, она бросилась к нему.
Он спал.
– Альфред!
Он сел, моментально проснувшись.
– Пейдж? Что случилось?
– Я боюсь. Можно я немного полежу с тобой?
– Конечно. – Они лежали рядышком, прислушиваясь к тому, как животные ломятся через чащу.
Потом шум постепенно стал затихать.
Альфред начал ощущать тепло, исходившее от лежавшей рядом девушки.
– Пейдж, я думаю, тебе лучше вернуться в свою палатку.
Она почувствовала его восставшую плоть.
Физические потребности, созревавшие в них, вырвались наружу.
– Альфред.
– Да? – Голос его прозвучал хрипло.
– Мы ведь поженимся, да?
– Да.
– Тогда все хорошо.
И звуки джунглей, окружавших их, смолкли, они погрузились в новый для себя мир. Они были первыми любовниками в этом мире и упивались его волшебством.
На рассвете Пейдж вернулась в свою палатку и радостно подумала: «Теперь я женщина».
Время от времени Курт Тэйлор предлагал Пейдж вернуться в Соединенные Штаты и жить у его брата, в прекрасном доме в Дирфилде, к северу от Чикаго.
– Зачем?
– Чтобы ты могла вырасти настоящей молодой леди.
– Я и так настоящая молодая леди.
– Настоящие молодые леди не дразнят обезьян и не катаются верхом на зебрах.
Но на это Пейдж всегда отвечала:
– Я не поеду.
Когда Пейдж исполнилось семнадцать, бригада врачей Всемирной организации здравоохранения отправилась в затерянную в джунглях деревню в Южной Африке бороться с эпидемией брюшного тифа. Опасность ситуации усугубилась еще и тем, что сразу после приезда врачей разразилась война между двумя местными племенами. Курта Тэйлора предупредили, чтобы он уезжал.
– Я не могу. Мои пациенты умрут, если я брошу их.
Через четыре дня деревня подверглась нападению. Пейдж с отцом укрылись в своей маленькой хижине, прислушиваясь к крикам и звукам выстрелов.
Пейдж охватил страх.
– Они хотят убить нас!
Отец обнял ее.
– Они не причинят нам вреда, дорогая. Мы здесь, чтобы помочь им. Они знают, что мы их друзья.
И он оказался прав.
В хижину ворвался вождь племени в сопровождении нескольких воинов.
– Не волнуйтесь. Мы защитим вас.
И они защитили.
Бой вскоре прекратился, но наутро Курт Тэйлор принял решение.
Он послал брату телеграмму: «Отправляю Пейдж ближайшим самолетом. Подробности позже. Прошу, встреть ее в аэропорту».
Услышав эту новость, Пейдж ужасно разозлилась. Рыдающую, ее отвезли на маленький пыльный аэродром, где ожидал легкий самолет «Пайпер каб», чтобы отвезти девушку в город, где она могла бы пересесть на самолет до Йоханнесбурга.
– Ты делаешь это, потому что хочешь избавиться от меня! – закричала Пейдж сквозь слезы.
Отец обнял ее и прижал к груди.
– Я люблю тебя больше всего на свете, доченька. Я каждую минуту буду скучать без тебя. Но скоро и я вернусь в Штаты, и мы снова будем вместе.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Альфред тоже поехал проводить Пейдж.
– Не волнуйся. Я приеду к тебе, как только смогу. Ты будешь ждать меня?
Какой глупый вопрос, после всех этих лет…
– Конечно, буду.
Спустя три дня, когда самолет Пейдж приземлился в чикагском аэропорту, ее встретил дядя Ричард. Пейдж никогда не видела его и знала о нем только то, что он богатый бизнесмен, овдовевший несколько лет назад.
– Он самый удачливый в нашей семье, – всегда говорил дочери Курт Тэйлор.
Первые же слова дяди ошеломили Пейдж.
– Мне очень жаль и трудно говорить тебе это, девочка, но я только что получил сообщение, что твой отец убит.
Мир вокруг Пейдж моментально разлетелся на куски. Боль была настолько сильной, что, казалось, она не сможет вынести ее. «Но дядя не увидит меня плачущей, – дала себе слово Пейдж. – Не увидит. Мне не следовало уезжать. Надо было остаться».
Из аэропорта они поехали на автомобиле. Пейдж с тоской смотрела в окно на бесконечные потоки машин.
– Мне не нравится Чикаго.
– Почему, Пейдж?
– Это джунгли.
Ричард не разрешил ей лететь в Африку на похороны отца, и это привело ее в ярость.
Он пытался вразумить племянницу.
– Пейдж, они уже похоронили твоего отца. Тебе нет смысла ехать туда.
Но смысл был: ведь там Альфред.
Спустя несколько дней после приезда Пейдж дядя решил обсудить с ней планы на будущее.
– Здесь нечего обсуждать, – заявила она. – Я буду врачом.
В двадцать один год Пейдж направила заявления в десять различных медицинских колледжей, и все десять прислали положительные ответы. Она выбрала медицинский колледж в Бостоне.
Два дня Пейдж пыталась дозвониться Альфреду в Заир, где он работал по заданию Всемирной организации здравоохранения.
Когда она сообщила ему новость, Альфред обрадовался.
– Это просто чудесно, дорогая. Я уже почти закончил медицинские курсы. Останусь пока в ВОЗ, а через несколько лет мы будем работать вместе.
Вместе. Какое магическое слово!
– Пейдж, безумно хочу увидеть тебя. Если мне удастся вырваться на несколько дней, ты сможешь встретиться со мной на Гавайях?
Пейдж ни секунды не колебалась.
– Да.
И им действительно удалось встретиться на Гавайях. Пейдж могла только догадываться, как сложно было Альфреду совершить эту поездку, но сам он никогда не заводил об этом разговор.
Они провели вместе три незабываемых дня в маленькой гостинице, которая называлась «Солнечная бухта». Им казалось, что они вообще не расставались. Пейдж очень хотелось уговорить Альфреда уехать с ней в Бостон, но она понимала, насколько это будет выглядеть эгоистично. Ведь его работа была гораздо важнее.
В последний день пребывания на Гавайях Пейдж спросила:
– Альфред, куда они тебя пошлют?
– В Гамбию, а может, в Бангладеш.
«Спасать жизни, помогать тем, кто нуждается в нем». Пейдж крепко обняла Альфреда и закрыла глаза. Ей так не хотелось отпускать его.
Словно прочитав ее мысли, он сказал:
– Когда мы будем вместе, я тебя никуда не отпущу.
Началась учеба в медицинском колледже. Пейдж и Альфред регулярно переписывались. В какой бы части света ни оказывался Альфред, он всегда находил возможность позвонить, чтобы поздравить Пейдж с днем рождения и с Рождеством. Когда она училась на втором курсе, он позвонил накануне сочельника.
– Пейдж?
– Дорогой! Где ты?
– В Сенегале. Я подсчитал, что отсюда до гостиницы «Солнечная бухта» всего восемь тысяч восемьсот миль.
Пейдж понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить.
– Ты хочешь сказать?..
– Ты сможешь в сочельник встретить меня на Гавайях?
– О да! Да!
Альфред пролетел почти половину земного шара, чтобы увидеться с ней, и эта встреча была еще более прекрасной. Время остановилось для них.
– Со следующего года я сам буду подбирать кадры для своей бригады, – сообщил он. – Я хочу, чтобы мы поженились, как только ты закончишь учебу…
Им удалось встретиться еще лишь раз. Но, находясь в разных концах планеты, они слали и слали друг другу письма.
Все эти годы Альфред работал врачом в странах третьего мира, где, как его отец и отец Пейдж, продолжал их славное дело. И вот теперь наконец-то он возвращается домой, возвращается к ней.
Кэт и Хони уже спали. Прочитав телеграмму Альфреда в пятый раз, Пейдж разбудила их.
– Альфред приезжает! Он приезжает! Он будет здесь в воскресенье!
– Прекрасно, – пробормотала Кэт. – Почему бы тебе не разбудить меня в воскресенье? Я только уснула.
Хони отреагировала на это сообщение более приветливо. Она села на кровати и воскликнула:
– Потрясающе! Сгораю от нетерпения познакомиться с ним. Вы давно не виделись?
– Два года, – ответила Пейдж, – но постоянно переписывались.
– Счастливая ты. – Кэт вздохнула. – Ладно, раз уж все равно не спим, пойду приготовлю кофе.
Все трое собрались за столом на кухне.
– Почему бы нам не устроить Альфреду настоящий прием? – предложила Хони. – Под девизом «Добро пожаловать, жених».
– Хорошая идея, – согласилась Кэт.
– Устроим грандиозный праздник… торт, воздушные шары…
– Приготовим дома обед, – подсказала Хони.
Кэт покачала головой.
– Я уже пробовала твою стряпню. Лучше закажем обед из ресторана.
До воскресенья оставалось четыре дня, и в свободное время подруги постоянно обсуждали приезд Альфреда. По счастливому совпадению у всех троих в воскресенье был выходной.
В субботу Пейдж удалось заскочить в салон красоты. Потом она отправилась за покупками, а вернувшись домой, примерила новое платье.
– Ну, как я выгляжу? Как думаете, Альфреду понравится это платье?
– Выглядишь просто потрясающе! – заверила Пейдж Хони. – Надеюсь, он достоин тебя.
Пейдж улыбнулась.
– Надеюсь, что это я буду достойна его. Он вам понравится. Он такой замечательный!
В воскресенье стол в гостиной украсили праздничный обед, заказанный в ресторане, и бутылка охлажденного шампанского. Женщины суетились, нервничая в ожидании приезда Альфреда.
В два часа дня раздался звонок в дверь, и Пейдж стремглав понеслась открывать. Это был он. Слегка усталый и похудевший. Но все же это был ее Альфред. Рядом с ним стояла брюнетка, на вид ей можно было дать лет тридцать с небольшим.
– Пейдж! – воскликнул Альфред.
Пейдж бросилась ему на шею, потом повернулась к Хони и Кэт и с гордостью сообщила:
– Это Альфред Тернер. Альфред, это мои коллеги, мы живем вместе, Хони Тафт и Кэт Хантер.
– Рад познакомиться с вами, – сказал Альфред и повернулся к стоявшей рядом с ним женщине. – А это Карен Тернер. Моя жена.
Пейдж, Хони и Кэт остолбенели.
– Твоя жена? – медленно вымолвила Пейдж.
– Да. – Он нахмурился. – А разве… разве ты не получила мое письмо?
– Письмо?
– Да. Я отправил его несколько недель назад.
– Нет.
– Ох! Я… мне очень жаль. Я все объяснил в письме… но, конечно, если ты его не получила… – Голос Альфреда дрогнул. – Мне очень жаль, Пейдж. Мы так долго не виделись с тобой… а потом я встретил Карен… ты знаешь, как это бывает…
– Я знаю, как это бывает, – заторможенно вымолвила Пейдж, повернулась к Карен и выдавила из себя улыбку. – Я… я надеюсь, вы с Альфредом будете очень счастливы.
– Спасибо.
Наступила гнетущая тишина.
– Я думаю, нам лучше уйти, дорогой, – предложила Карен.
– Да. Я тоже так думаю, – поддержала Кэт.
Альфред запустил пальцы в волосы.
– Мне правда очень жаль, Пейдж. Я… ладно… до свидания.
– До свидания, Альфред.
Женщины стояли в дверях, наблюдая за удаляющимися молодоженами.
– Ну и негодяй! – воскликнула Кэт. – Это ж надо – сотворить такую подлость!
В глазах Пейдж заблестели слезы.
– Я… он не хотел… я думаю… он, наверное, все объяснил в письме.
Хони обняла ее.
– Должен быть закон, предусматривающий кастрацию всех мужчин.
– Я, пожалуй, выпью за это, – сказала Кэт.
– Простите меня. – Пейдж поспешила в спальню и закрыла за собой дверь.
И до конца дня она уже не выходила.
Глава 5
В течение следующих нескольких месяцев Пейдж очень мало виделась с Кэт и Хони. Они быстренько завтракали вместе в кафетерии или случайно встречались друг с другом в коридорах больницы. Общались главным образом с помощью записок, которые оставляли дома.
«Ужин в духовке».
«Сломалась микроволновая печь».
«Простите, не успела убрать со стола».
«Может, поужинаем вместе в субботу?»
Продолжавшиеся изматывающие дежурства были сплошным наказанием, испытанием на прочность молодых ординаторов.
Но Пейдж нравилась изнуряющая работа. Она не оставляла времени думать об Альфреде и чудесном будущем, о котором они вместе мечтали. И все же Пейдж не могла вычеркнуть его из памяти. Что же он наделал, причинив ей такую невыносимую боль? Пейдж мучила себя бесполезной игрой в «а что, если?..».
А что, если бы она осталась с Альфредом в Африке?
А что, если бы он приехал с ней в Чикаго? А что, если бы он не встретил Карен? А что, если?..
В пятницу, когда Пейдж зашла в раздевалку, чтобы надеть хирургический костюм, она обнаружила, что кто-то написал на нем черным фломастером: «сука».
На следующий день, когда она захотела заглянуть в свой блокнот с записями, оказалось, что он исчез. «Наверное, я положила его в другое место», – подумала Пейдж.
Но она сама не верила в это.
Мир за пределами больничных стен перестал существовать для нее. Краем уха она слышала, что Ирак грабит Кувейт, но это было не важно на фоне страданий пятнадцатилетнего пациента, умирающего от лейкемии. В тот день, когда произошло объединение Восточной и Западной Германии, Пейдж пыталась спасти жизнь пациента, страдавшего диабетом. Маргарет Тэтчер покинула пост премьер-министра Великобритании, но для Пейдж более важным был тот факт, что больной из двести четырнадцатой палаты снова мог ходить.
Переносить все трудности ей помогали врачи, с которыми она работала. За редким исключением это были самоотверженные люди: они лечили других людей, снимали их боль, спасали их жизни. Пейдж наблюдала те чудеса, которые они творили каждый день, и это наполняло ее чувством гордости.
Труднее всего было работать в палате неотложной помощи, куда стекались жертвы всевозможных аварий и катастроф.
Долгие дежурства и изнурительная работа ложились тяжелейшим бременем на персонал больницы. Процент разводов среди врачей был необычайно высок, а внебрачные связи считались обычным делом. Том Чанг как раз и оказался одним из тех, у кого возникли проблемы в семье. Об этом он рассказал Пейдж, когда они пили кофе.
– Я нормально переношу дежурства, а вот моя жена их не переносит. Жалуется, что теперь совсем не видит меня, что я чужой человек для нашей маленькой дочки. Она права. Я не знаю, что делать.
– А твоя жена была в нашей больнице?
– Нет.
– Почему бы тебе не пригласить ее сюда пообедать, Том? Пусть посмотрит, чем ты здесь занимаешься и как это важно.
Лицо Чанга просияло.
– Отличная идея. Спасибо, Пейдж. Я так и сделаю. Я хочу, чтобы ты познакомилась с ней. Ты пообедаешь вместе с нами?
– С удовольствием.
Жена Чанга Сай оказалась красивой молодой женщиной – такая классическая красота не увядала с годами. Чанг провел ее по больнице, а потом они вместе с Пейдж обедали в кафетерии.
Чанг рассказал Пейдж, что Сай родилась и выросла в Гонконге.
– Как вам понравился Сан-Франциско? – поинтересовалась Пейдж.
Сай некоторое время помолчала.
– Интересный город, – вежливо ответила она, – но я чувствую себя чужой здесь. Он очень большой и очень шумный.
– Но насколько я понимаю, Гонконг тоже большой и шумный город.
– Я родом из маленькой деревни в часе езды от Гонконга. Там нет шума и автомобилей, все знают друг друга. – Сай посмотрела на мужа. – Том, я и наша дочурка были там очень счастливы. На острове Ллама просто чудесно. Там пляжи с белым песком, маленькие фермы, а по соседству небольшая рыбацкая деревня Сак Ку Ван. Там так тихо. – Голос ее был полон мечтательной ностальгии. – Мы с мужем много времени проводили вместе, как и должно быть в семье. А здесь я его почти не вижу.
– Миссис Чанг, я понимаю, как вам сейчас трудно, но через несколько лет Том сможет открыть частную практику, и тогда у него будет больше свободного времени.
Том Чанг взял жену за руку.
– Слышишь? Все будет хорошо, Сай. Не волнуйся.
– Я понимаю, – ответила Сай, но в ее голосе не прозвучало уверенности.
Пока они разговаривали, в кафетерий зашел мужчина и остановился возле двери. Пейдж был виден только его затылок, но ее сердце учащенно забилось. И тут мужчина обернулся. Это был совершенно незнакомый человек.
Чанг наблюдал за Пейдж.
– С тобой все в порядке?
– Да, – солгала Пейдж. «Я должна забыть его. Все кончено». И все же воспоминания о тех чудесных годах, о радости, наслаждении, любви… «Как я могу забыть все это? Может, уговорить кого-нибудь из здешних врачей сделать мне лобектомию[7]?»
Пейдж столкнулась в коридоре с Хони. Та едва дышала и выглядела озабоченной.
– Что-нибудь случилось? – спросила Пейдж.
– Да нет, ничего. Все в порядке, – натянуто улыбнулась Хони и поспешила дальше.
Хони прикрепили к лечащему врачу Чарльзу Айлеру, про которого в больнице ходила слава очень придирчивого доктора.
Во время первого же обхода он сказал Хони:
– Я ждал, когда мы начнем работать вместе, доктор Тафт. Доктор Уоллис поведал мне о ваших выдающихся оценках в медицинском колледже. Насколько я понимаю, вы намерены специализироваться в терапии.
– Да.
– Очень хорошо. Значит, нам с вами работать еще три года.
Они начали обход.
Первым пациентом был мальчик-мексиканец. Доктор Айлер, игнорируя остальных ординаторов, повернулся к Хони:
– Думаю, вам будет интересен этот случай, доктор Тафт. У больного все классические симптомы: потеря аппетита, веса, металлический привкус во рту, усталость, малокровие, повышенная раздражительность и потеря координации. Каков будет ваш диагноз? – Доктор Айлер улыбнулся, ожидая ответа.
Хони невозмутимо посмотрела на него.
– Ну, диагнозов может быть несколько, не так ли?
Доктор Айлер в изумлении уставился на нее.
– Но это же типичный случай…
В их разговор вмешался один из ординаторов:
– Отравление свинцом?
– Совершенно верно, – подтвердил доктор Айлер.
Хони улыбнулась.
– Разумеется. Отравление свинцом.
– Как вы будете лечить его? – снова обратился к ней доктор Айлер.
Хони вновь уклонилась от прямого ответа.
– Существует несколько способов лечения…
Вмешался еще один ординатор:
– Если пациент подвергся длительному воздействию, то лечение должно быть как при потенциальном заболевании головного мозга.
Доктор Айлер кивнул:
– Правильно. Что мы и делаем. Устраняем обезвоживание и применяем химиотерапию.
Он посмотрел на Хони. Она кивнула в знак согласия.
Следующим пациентом оказался мужчина лет восьмидесяти. Глаза у него были красными, веки слиплись.
– Сейчас мы займемся вашими глазами, – сказал ему доктор Айлер. – Как вы себя чувствуете?
Конец ознакомительного фрагмента.