Глава 4
Не открывая глаз, я сладко потянулась, потом повернулась на другой бок и плотнее закуталась в одеяло. В выходной день можно позволить себе немного поваляться в постели, никаких грандиозных планов на сегодняшний день у меня не было. «Позавтракаю, а потом пойду в парк и проведу несколько чудесных часов в компании с Куприным», ― решила я и снова ненадолго задремала. Солнечный лучик осторожно пощекотал мою щеку и перепрыгнул на плечо, нежно намекая мне, что пора просыпаться.
– Все, встаю, встаю, ― сказала я вслух и, откинув одеяло, села на кровати. На мгновение мне показалось, что я все еще сплю… Я моргнула несколько раз, сильно сжала веки, ущипнула себя ― ничего не изменилось, меня окружали стены не моего дома. Постепенно, оглядываясь вокруг, я стала понимать, что комната, в которой я находилась, не исчезнет. Она реальна ровно настолько, насколько реальна я сама. Страх скрутился в клубок где-то в животе и вырвался наружу:
– Нет! Только не это!
Сидя на кровати, и вертя головой, как маленький сонный совенок, я всматривалась в стены с желтоватыми обоями, стараясь не прислушиваться к шипящим мыслям в моей голове. Я знала, что они внушат мне ужас и осознание происходящего. Только губы безвучно повторяли:
– Пожалуйста, только не это.
Но скользкие и юркие мысли просочились, пробрались в вакуум, в котором я желала оставаться, и голова напомнилась шепчущими голосами, от которых холодели руки. Если этот приступ никогда не закончится, что тогда? Я так и останусь в мире собственных грез и фантазий? Что со мной будет, если меня поместят в клинику для душевнобольных, а я даже не узнаю об этом, потому что я будто бы здесь, в Лондоне? Мне стало очень страшно. Я обхватила колени, втянула голову в плечи и старалась не двигаться. Мне казалось, что нужно стать незаметной и потерпеть ― бороться с паникой не получалось. То и дело меня обдавало горячими волнами, от чего сердце стучало все быстрее. Я напряженно вглядывалась в стены комнаты, ожидая еще подвоха, но больше ничего не происходило.
Время шло медленно или быстро, я не знаю. Постепенно я смогла расслабить мышцы, первый шок проходил. Осторожно касаясь, я дотронулась до подушки, она отозвалась прохладной нежностью шелка. Одеяло было толстое и еще хранило тепло моего тела. Все выглядело вполне реальным, тогда я решилась на большее. Я аккуратно спустила одну ногу с кровати и нащупала пол. Он был твердым и устойчивым, а еще холодным и шершавым. Я робко встала и неуверенными шагами двинулась в сторону двери, ведущей в ванную комнату. Сил хватило только на то, чтобы дойти до дверного проема, я прислонила голову к косяку и закрыла глаза. Когда человек не может видеть, у него обостряются остальные органы чувств. Я почувствовала легкий цветочный запах, доносящийся из ванной комнаты, а также услышала, как поют птицы, скорее всего, сидя на дереве, растущим под окном. Я резко открыла глаза, я откуда-то знала, что под окном растет дерево, боязливо толкнула дверь в ванную, словно ждала чего-то, но ничего не произошло, только дверь слегка скрипнула.
Ванная комната была практически безупречна. Красивая, белоснежная, с большим зеркалом в золоченой раме. На небольшом высоком столике стоял букет розовых пионов. Я коснулась пальцами бутона, он был нежным и одновременно плотным, с тонкими лепестками. Я надавила на него сильнее, на лепестке остался кривой залом. Настоящий.
Чуть дальше безукоризненной белизной сияла раковина, ее только портили два отдельных крана, неуклюже торчавших с разных концов. Кто же это придумал, пробормотала я и открыла их оба. Под струей горячей воды я обожгла пальцы, а холодная была настолько ледяной, что через несколько секунд руки онемели. Во мне возникло незнакомое мне ранее чувство яростной злобы, и, повинуясь минутному порыву, я в сердцах ударила по раковине:
– Черт! Черт! Черт! ― прокричала я и тут же в страхе оглянулась, не услышал ли меня кто-нибудь случайно. Никого, конечно, не было. Однако мне стало одновременно стыдно и легко, я аккуратно закрыла оба крана и постаралась взять себя в руки. ― Если бы меня сейчас видела мама, она была бы в ужасе от моего поведения, ― сказала я сама себе и впервые в жизни порадовалась тому, что ее нет рядом.
Я, наконец, смогла умыться, и мне стало еще немного легче. В зеркале я увидела, как капли воды стекают по лицу. Совсем как по-настоящему. Губы были темного, красного цвета, похоже, что я искусала их до крови и даже не заметила. Щеки были цвета спелых яблок, а в глазах отражалось множество искусственных огней, разбрасываемых небольшой хрустальной люстрой. Казалось, что по ту сторону зеркала находится точная моя копия, практически идеальная, но все же это была не я. Я рассматривала себя, как незнакомку, скрупулезно изучая свое лицо под шум струящейся воды, и мне физически становилось легче. Я прошла через это уже два раза, все непременно наладиться. Я уговаривала себя, глядя в зеркало. Вода продолжала шуметь, разбиваясь на сотни капель о гладкую поверхность раковины, успокаивая и вселяя надежду. Время шло, а я все еще смотрела на стекающую воду по стенкам раковины, пока, не почувствовала, что полностью владею собой. Более того, я ощутила странную, неизвестную мне дотоле решимость, желание бороться за свой разум, за свою настоящую жизнь. Я никогда не любила препятствия, сразу сникала и старалась обходить их стороной, можно сказать, плыла по течению, но сейчас что-то изменилось. Нужно было что-то делать, неважно что, лишь бы не размякнуть и по-настоящему не сойти с ума. Я вспомнила галерею, которую посетила в прошлый раз. Она была единственным маяком, зацепкой к поиску выхода отсюда.
Конечно, галерея. С нее непременно нужно начать поиски. Но чего? ― задумалась я. ― Что я хочу найти?
Я вышла из ванной, машинально взяла со стола бумагу и написала следующее: «Прошлый раз я встречала людей, которые утверждали, что были знакомы со мной (или с кем-то, очень похожим на меня). Нужно найти их и выяснить все, что они знают, возможно, тогда я найду ответ, почему я снова оказалась здесь. Если я больна, то я непременно найду путь к выздоровлению. Если нет ― тогда выясню, как я сюда попадаю».
Составленный план был, прямо скажем, никуда не годен. Да и планом эти записи нельзя было назвать, но слова, записанные на листе бумаги, внушали мне больше доверия, чем мысли, что роились и наталкивались друг на друга у меня в голове. Я отложила ручку и бумагу и теперь осматривалась, принимая комнату в свои союзники. Комната была большой и обставлена элегантно, со вкусом. Солнечный свет проникал через большое окно, которое обрамляли тяжелые персиковые шторы. Выглядели они довольно пыльными, и действительно, от моего прикосновения пыль полетела в разные стороны, отчего я громко чихнула. Мебель была старинная, добротная и очень красивая. Посередине комнаты стояла большая кровать с массивной резной спинкой, именно на этой кровати я и проснулась, рядом располагался туалетный столик со множеством выдвижных шкафчиков и полочек. Все видимые поверхности были заняты баночками с кремами, помадами и пудрами. Я осторожно выдвинула один из ящичков, с ощущением, что я не имею права этого делать, но любопытство было сильнее меня.
На дне ящика лежал кусок черного бархата, в котором было завернуто чудесное жемчужное ожерелье. Я взяла его в руки, оно мягко перетекло из одной ладони в другую. Крупные, аккуратные жемчужины, оттененные бриллиантами, складывались в моих ладонях в замысловатый крестообразный узор. Завораживал солнечный свет, что искрился и то и дело вспыхивал, отражаясь в бриллиантовых каплях. Я никогда не думала, что побрякушки, пусть даже и такие красивые, могут вызвать благоговейный щемящий трепет. Захотелось обладать и носить это сокровище, но оно не было моим, поэтому я убрала его на место.
В этом же ящике блеснуло еще что-то, я нашла несколько колец, украшенных жемчугом и бриллиантами. Они были столь изящными, что я не удержалась и примерила одно из них, оно оказалось точно мне впору. Это было удивительно, так как у меня довольно тонкие пальцы и многие кольца мне велики. Тогда я стала примерять все кольца, которые были в ящике ― они все идеально подошли. Я отложила кольца и принялась обследовать один за другим содержимое оставшихся ящиков. Я нашла еще несколько золотых кулонов и изящные часики. Все украшения выглядели так, будто они были созданы в другом столетии ― роскошные и элегантные, абсолютно в моем вкусе.
Тут же на туалетном столике стояли различной формы баночки и флакончики. Я пробежала пальцами по ним и открыла наугад ― это были духи. Терпкий запах жасмина окутал меня, наполнил комнату и выплыл наружу сквозь открытое окно. Он был тяжелым и откровенным, как золотое платье кинозвезды, притягивающей жадные взгляды поклонников. Я была слишком застенчива для подобных платьев и духов. Мне всегда было тяжело находиться в центре внимания, выносить пристальные взгляды и прикосновения будто невзначай. Однако запах дурманил и манил, как тропическое растение-хищник. И я поддалась.., позволила нескольким каплям упасть на запястья, провела хрустальной пробкой за мочками ушей и дотронулась до ложбинки между грудей. Густой вязкий аромат духов, смешанный с запахом моего тела, взывал к древним инстинктам и рождал смутные образы в моей голове. Сплетенные влажные тела… Обнаженные мужчина и женщина на смятой постели… Тонкие пальцы, скользящие по мускулистой спине, разметанные спутанные волосы, приоткрытый рот, следы зубов на его плече…
Я вздрогнула и поспешно открыла глаза, видения исчезли. Со смешанным чувством удивления и страха я посмотрела на флакончик духов, поднесла руку к лицу и вдохнула еще раз, словно хотела проверить, не почудилось ли… И снова почувствовала жаркую волну, поднимавшуюся снизу, заставлявшую напрягаться все клеточки моего тела в ожидании чего-то большего. Я шарахнулась от туалетного столика, как от проказы. Отступая и с изумлением глядя на него, гадала, что еще кроется за стеклянными резными стенками бутылочек и флаконов. Наконец я спиной уперлась в платяной шкаф. Он был весьма внушительных размеров, и был весь до отказа забит одеждой. Внизу громоздились обувные коробки, а наверху ― шляпные. Здесь были платья, юбки, блузки, несколько пальто и множество вещей в чехлах, которые я не стала сейчас распаковывать. Я выудила из шкафа белую блузку и оливкового цвета юбку, которая превосходно на меня села и весьма в выгодном свете подчеркнула мои ноги. Ощущение было странное, словно я примеряла на себя чью-то чужую жизнь. В привычном отражении промелькнула незнакомая мне черточка, но она так быстро исчезла, что я решила ― показалось.
За окном разорвал воздух резкий звук клаксона. Я вздрогнула, жизнь Лондона кипела и неслась на немыслимой скорости. Перед тем, как покинуть комнату, я остановилась, собираясь с мыслями и силами. Снова накатила горячая волна паники, ладони вспотели, от страха пересохло во рту. Я беспомощно оглянулась, но не увидела ничего, чтобы поддержало меня, и мне ничего не осталось сделать, как открыть дверь. Я быстрым шагом вышла в знакомый мне холл, спустилась по лестнице и направилась в столовую, однако дорогу мне преградила довольно грузная немолодая женщина. Она появилась передо мной внезапно, выскочила, словно черт из табакерки, и закричала:
– Ах, мисс Александра! Это вы! Наконец-то! Сколько времени вас не было! В городе бы появлялись ненадолго, но даже не зашли ко мне поболтать…
Женщина говорила без остановки громким визгливым голосом, ее водянисто-голубые глазки бегали, цепко ощупывая меня с головы до ног. Каждый раз, когда она взвизгивала на гласных, она дергала головой, отчего тряслась ее дряблая шея, а подбородок качался из стороны в сторону, удивительно напоминая зоб толстого индюка. Редкие, зачесанные назад волосы добавляли еще большей сходства с этой птицей. Я растерялась, поскольку не ожидала подобной встречи так скоро. Нужно было что-то говорить, как-то выкручиваться. Врать мне не хотелось, и актриса была из меня никудышная…
– Доброе утро, миссис… ― я вопросительно посмотрела на нее. Глаза женщины округлились от удивления и возмущения.
– Что с вами, Александра? Вы не помните, как меня зовут? ― она уперла руки в бока. ― Какое неуважение! Я вообще-то миссис Лофман, хозяйка пансиона и вдова покойного мистера Лофмана, офицера британской армии. ― Она возмущалась визгливо и шумно, но наконец, в тот момент, когда она на секунду остановилась, чтобы набрать воздуха, ― я быстро вставила:
– Я прошу прощения, я не помню вашего имени, потому что… случилось несчастье… у меня амнезия…
– Что? ― глаза миссис Лофман превратились в два блюдца. ― Что с вами случилось, деточка? ― и она, подхватив меня под локоть, увлекла за собой к небольшому диванчику, стоявшему в холле первого этажа.
– Видите ли, я попала в аварию… меня… э-э-э… сбила машина. Основной удар пришелся на голову… итог ― сотрясение и частичная потеря памяти. ― Мне было неприятно говорить неправду, я ерзала под взглядом миссис Лофман, и мне казалось, что она немедленно раскусит меня. Но она восторженно смотрела на меня, смотрела так, будто выиграла миллион:
– Как это, частичная потеря памяти? ― полушепотом спросила она у меня.
– Ну… я что-то помню, а что-то не помню. Например, я помню, что живу здесь. А как вас зовут, не помню, ― и я развела руками.
– Это невероятно интересно. Я лично никогда ни с чем подобным не сталкивалась. Бедняжка, ― сказала миссис Лофман, но в ее взгляде не было и грамма сочувствия.
– Может быть, вы поможете мне? ― спросила я, и она с готовностью закивала, отчего ее подбородок заколыхался с новой силой, и мне пришлось подавить в себе желание рассмеяться.
– Все, что я смогу… ― скромно произнесла она.
– Расскажите мне, пожалуйста, все, что знаете обо мне, все, что вспомните. Каждая деталь важна для меня. Я надеюсь, что информация о том, как я жила раньше, заполнит пробелы в моей памяти. Так сложно жить, когда не помнишь многого о себе, ― добавила я для весомости.
Миссис Лофман понимающе кивнула, выпрямила спину и стала почему-то говорить шепотом, растягивая слова.
– Видите ли, деточка… Хоть я и Мэри Лофман ― хозяйка этого пансиона почти тридцать лет и обязана знать все о своих постояльцах не любопытства ради, а ради их безопасности и благополучия, о вас я почти ничего не знаю. И хотя у вас оплачено за комнату за пять лет вперед, появляетесь вы тут нечасто, ― она остановилась и многозначительно посмотрела на меня. ― А самое неприятное, что убирает комнату приходящая горничная из агентства. Так что у меня не было возможности зайти к вам в комнату, пока вас не было, ― она развела руками и осуждающе посмотрела на меня. ― А мне нужно убедиться, что с комнатой все в порядке, мало ли чего… Остальные комнаты я сама убираю и слежу за ними очень тщательно, знаете ли.., ― обидчиво закончила она. ― Теперь понятно, почему шторы такие пыльные, ― подумала я. А вслух сказала:
– Понимаю ваше неудобство и приношу свои извинения, ― и помедлив, ― а почему приходит горничная, вы знаете? Наверняка была причина?
– Такое условие мне поставил агент, снимавший эту квартиру для вас. Он пояснил, что вы особа весьма деликатная и не любите лишних людей в своих апартаментах. ― Она опять затрясла головой и возмущенно добавила. ― Подумать только. Это я-то лишняя?!
Я напряглась, как струна, боясь пропустить хоть одно слово, которое может оказаться чрезвычайно важным.
– Интересно. А еще? Не знаю… Например, появлялась ли я с кем-нибудь из знакомых? Где я работала? Училась? Умоляю, все, что вспомните, ― торопливо сказала я, опасаясь, что женщина с удовольствием погрузится в удобную для нее тему.
Миссис Лофман подбоченилась, набрала воздуха и сказала:
– Ах, Александра, я так рада, что эта ваша амнезия, ― она зачем-то понизила голос при этих словах, ― пошла на пользу нашим отношениям. А то раньше вы были такой надменной, сухой. От вас можно было услышать только «здравствуйте» и «до свидания», и сколько я вас ни зазывала поболтать за чашечкой чая, вы никогда не соглашались. Ну да ладно, это все в прошлом, ― ее голос повеселел, она взяла меня за руку, подмигнула мне и заговорщически произнесла:
– Ну, теперь-то все будет по-другому, да, Александра?
– Конечно, миссис Лофман, ― поспешила уверить я женщину, аккуратно вынула ладонь из ее руки и снова спросила:
– Хоть какой-то информацией вы располагаете? Хоть что-нибудь?
– Вы красивая молодая девушка и пользуетесь популярностью у мужчин. Многих мужчин, ― подчеркнула она. ― Вас привозил то один, то другой. Они никогда не заходили в пансион, но одного я случайно увидела и узнала. Не подумайте ничего такого, я была на улице, когда он привез вас… ― торопливо добавила она.
– Да кто же это? ― не выдержала я.
– Джеф Горинг, ― торжественно произнесла она. Я откинулась на спинку дивана.
– Джеф Горинг, ― прошептала я. ― Все дороги ведут к нему.
– Я не знаю, чем вы занимаетесь, ― честно призналась миссис Лофман. ― Знаю одно, деньги у вас водятся. Все эти наряды и украшения, ― она махнула рукой в сторону моей одежды. ― Хотя, если немного поразмыслить, вывод сделать нетрудно, учитывая вашу скрытность, «ночной» образ жизни, постоянное отсутствие и количество мужчин, сопровождающих вас… ― ее глаза сузились и смотрели на меня, не отрываясь. Она ясно давала мне понять о предполагаемом роде моей деятельности.
Я смотрела на нее, не в силах вымолвить ни звука, я не могла поверить, что она даже подумать могла подобное, а тем более говорить вслух об этом. Я задыхалась от гнева. Я была воспитана в семье с высокими моральными принципами, где главным в жизни была любовь. А обогащение за счёт кого-либо рассматривалось как преступление.
– То, на что вы намекаете, миссис Лофман, ужасно, и абсолютно точно не про меня, ― строго сказала я, вставая с дивана. ― Еще раз прошу прощения, но в каком бы мире я ни находилась, для меня всегда есть предел допустимого, и сейчас он превышен, ― отрывисто произнесла я. ― Пойду, прогуляюсь. Может свежий воздух поможет мне вспомнить что-нибудь. ― И не дожидаясь ответа женщины, я покинула пансион.
Мне было не по себе от весьма прозрачных намеков миссис Лофман. Я хоть и понимала, что все… вообще все, в том числе и сама миссис Лофман, может оказаться просто фантазией, но подобное я не хотела допускать нигде и никогда. Подумать только!
Чтобы выпустить пар, я энергично зашагала по улице в сторону Сити, увлеченная идеей найти мистера Горинга и расспросить его. Солнце спряталось за большую серую тучу. В воздухе запахло дождем, серые дома потускнели, а прохожие то и дело посматривали вверх и проверяли зонтики. Я тоже боязливо посмотрела на тучу, которая прожорливо заглатывала голубые полоски неба и припустила еще скорей. Дождь начался нерешительно, пробуя на вкус заасфальтированные тротуары, дома с барельефами и спешащих прохожих, нарастая и усиливаясь, словно этот вкус ему понравился. Прячась от капель, я юркнула в лавочку, торгующую китайскими товарами. Пока глаза привыкали к тусклому красноватому свету, робко пробивающемуся из плотных красноватых светильников, я различила запах сладкого апельсинового масла и жасмина. «Опять жасмин», ― подумала я, вспомнив о флакончике духов, который нашла утром. Магазинчик был битком набит разным китайским хламом и безделушками ― здесь продавались веера, драконы, вазы, свитки с иероглифами, разнообразные специи, ароматные палочки. В самом углу лавки неподвижно сидела женщина, я даже не заметила ее сначала. Она была старая, маленькая и сморщенная, только блеск ее глаз говорил о том, что в ней есть жизнь. Я улыбнулась ей, но ее взгляд был настороженным, она внимательно следила за моими передвижениями по лавке. Я взяла в руки фарфоровую фигурку слона и принялась рассматривать ее.
– Нравится? ― спросил меня молодой китаец, появившийся из-за прилавка, на довольно чистом английском. ― По нашим традициям, всем, кто хочет быть счастлив, нужно иметь дома фигурку слона. Тем, кто хочет быть богат ― жабу, тем, кто хочет быть любим ― лошадь.
– Что делать тем, кто хочет иметь все это вместе? ― спросила я, улыбаясь китайскому пареньку.
– Купить все сразу, ― убежденно сказал он и тоже улыбнулся мне. ― А вы красивая. ― И он открыл рот, чтобы что-то добавить, но в этот момент сморщенное изваяние в углу стало издавать удивительные звуки, едва шелохнувшись. Глазами она указывала на меня. Молодой китаец непонимающе развел руками.
– Что она говорит? ― спросила я.
– Говорит, чтобы я не общался с вами, потому что вы ненастоящая, ― он смущенно улыбнулся. ― Считается, что бабушка может предсказывать будущее, но я не могу сказать, сбывается оно или нет. ― Он снова улыбнулся.
Я поставила слона на полку и подошла к старой китаянке, сидевшей в углу. Она не спускала с меня своих блестящих глаз.
– Спросите у нее, пожалуйста, что она может сказать обо мне еще. Почему она считает, что со мной что-то не так? ― я подождала, пока парень переведет вопрос. Женщина стала качать головой и снова что-то говорить.
– Солнце и луна поменялись местами, нужно восстановить все на свои места.
– Как это сделать? ― задала я вопрос женщине.
Она снова что-то сказала, и китаец перевел мне:
– Спрячьте демонов в черный ящик.
Я вздрогнула, китаянка прикрыла глаза и снова стала похожа на статую.
– Она… жива? ― спросила я молодого человека.
– Да, это она так спит. Знаете, вы не обращайте внимания на ее слова, она любит нагнать жути своими предсказаниями, ― он рассмеялся. ― Я столько лет живу в Лондоне, что решительно перестал верить во всю эту китайскую чепуху. Прогресс ― вот во что я верю.
Я выглянула в окно. Дождь почти прекратился, в дверях я повернулась к молодому китайцу и сказала:
– А я верю, что счастливым можно быть и без фигурки слона.
«А теперь направо», ― сказала я сама себе, быстро шагая в сторону галереи. Я твердо знала, куда идти. Улицы Лондона были мне знакомы, словно я ходила по ним много раз. Узкие, ровные, затянутые в серый камень, они неожиданно окрашивались в ярко-красный цвет телефонных будок. А за поворотом, из ниоткуда, вырастал дом, вычурный, с колоннами и башенками, цветной, он гордо размахивал флагом, на котором однажды встретились Андреевский и Георгиевский кресты. Он утопал в цветах, которые были повсюду ― на карнизах, ступенях, стенах и козырьках над входом. И строгость линий обмякала, поддавалась, и дом становился уютным и располагающим к себе.
Это было странно, но я продолжала свой путь, уверенная, что смогу разгадать эту загадку. Вскоре показались витрины уже знакомой мне галереи. Я испытала облегчение, когда увидела ее. Только сейчас я поняла, что боялась, что не найду ее, что она окажется ненастоящей, еще одной моей фантазией. Я толкнула дверь и вошла в большое светлое пространство, наполненное богемной тишиной, легким запахом краски и заряженным искусством воздухом. На стенах висели картины, но они определенно не были работами Джефа Горинга. В залах было пустынно, я в растерянности оглянулась. Очевидно, экспозиция его картин закончилась.
Из подсобной комнаты выплыла тучная фигура работника. Я сразу узнала его.
– Чем могу помочь, мэм? ― протянул он.
– Подскажите, а выставка мистера Горинга уже закончилась?
– Да, несколько недель назад. Теперь у нас выставляются молодые таланты из Академии Художеств, ― и он указал на стены.
Я задумалась, мой план рушился.
– Вы случайно не знаете, где я могу его найти? Понимаю вопрос неожиданный…
– Сейчас он в Лондоне – это точно. Про него написали в утренней газете в светской хронике,― мужчина игриво подмигнул мне, ― на этот раз он появился в одном известном ресторане с замужней дамой семидесятилетнего возраста и вел себя с ней совершенно неподобающим образом. Каково, а?
– Значит он в Лондоне. Уже неплохо. Но как его найти в этом огромном городе? ― пробормотала я.
– Джеф Горинг пойдет на балет. ― Я вопросительно взглянула на моего собеседника.
– Я слышал, как он обсуждал это мероприятие здесь, в галерее, ― и торопливо добавил, ― очень громко обсуждал. Я отмахнулась, дескать, мне неважно.
– Это точно?
– Вы что, газет не читаете? Некоторое время назад была учреждена Федерация русского классического балета здесь в Лондоне, возглавляет ее та самая Ксешинская, блиставшая в знаменитых Русских Сезонах Дягилева. И уже неделю на лондонских сценах порхают балерины. Венцом балетного фестиваля ― выступление Большого в «Grand Opera». Весь Лондон будет там.
Через мое тело словно пропустили разряд тока. Королевская Опера в Ковент-Гардене ― излюбленное место лондонского бомонда и настоящих ценителей искусства. Одна из знаменитых мировых сцен принимала у себя не менее знаменитую труппу. Джеф, действительно, должен быть там.
– Мне тоже нужно туда попасть.
– Это вряд ли. Билеты давно распроданы.
Но я уже не слушала его. Бросив на ходу короткое «спасибо», я помчалась в сторону театра.
Дорога была неблизкая. Я торопилась. Приходилось уповать на удачу, на удивительное стечение обстоятельств. Например на то, что один важный чиновник срочно отчалил на корабле в Индию, предварительно сдав билеты в кассу. Я продолжала фантазировать: или одна графиня потеряла свою собачку и теперь не в настроении для посещения балета.
Громкий звуковой сигнал разорвал воздух. Кто-то дернул меня за локоть, и секунду спустя мимо меня пронесся большой блестящий автомобиль.
– Вы что, с ума сошли, разгуливаете по дороге, как по тротуару? ― произнес мужской голос с приятным валлийским акцентом.
– Боже мой, ― я только сейчас поняла, что могло бы случиться, если бы я продолжала идти по дороге.
– С вами все в порядке? ― голос звучал тревожно.
Позади меня стоял мужчина средних лет с легкой проседью в темных волосах в хорошо сшитом костюме. Он смотрел на меня осуждающе и укоризненно покачивал головой, как качает головой учитель, когда лучший ученик в классе не может ответить урок.
– Да все в порядке, ― торопливо проговорила я.
– Движение невероятное, нужно все время быть начеку, а не смотреть по сторонам, ― мягко проговорил он.
– Да, да, конечно. Я, наверное, задумалась, совсем не видела эту машину. Подумать страшно, что могло бы случиться, если бы не вы… ― мужчина слегка улыбнулся и чуть наклонил голову, с интересом рассматривая меня.
– Не стоит благодарности. Надеюсь, что тот, к кому вы так летели, самый счастливый на свете…
– Ах, ну что вы, ― рассмеялась я, ― я тороплюсь вовсе не на свидание. Я хочу поймать птицу счастья за хвост… ― Одна бровь господина изящно изогнулась, выражая любопытство. ― Хочу купить билет на выступление Большого сегодня, ― пояснила я.
Мужчина улыбнулся:
– Ради искусства готовы рисковать жизнью ― похвально. Но не таким же образом. Попасть под машину ― это как-то банально, ― он раскатисто рассмеялся. Затем галантно представился:
– Рой Коллинз, к вашим услугам.
– Александра Суворова, и уверяю вас, у меня не было желания попадать под машину, ― я улыбнулась, пытаясь угадать, что во мне так заинтересовало этого вальяжного господина.
– Что ж, я верю вам. ― Рой говорил немного старомодно ― медленно, растягивая слова. ― Однако не думаю, что билеты еще есть в кассе.
– Мне очень нужно попасть сегодня в Королевскую Оперу. И дело не в выступлении самой известной в мире балетной труппы, ― я потупила взгляд. Мне не хотелось снова врать. Но он сам выручил меня:
– Сердечные дела? ― я облегченно кивнула. Мужчина ненадолго задумался, разглядывая меня. ― Вы знаете, Александра, я хочу вам помочь. Я решил, что буду вашим ангелом-хранителем весь день. Я добуду вам билет, несмотря на то, что вы рветесь туда попасть не из-за меня.
– Вы шутите? ― я не могла поверить своему счастью.
– Ни в коем случае. Я очарован. Очарован настолько, что готов сделать для вас все, что в моих силах. Достать билет ― малость.
Я, было, засмеялась, но опомнилась и подозрительно посмотрела на него:
– Рой, ответьте мне на вопрос. Мы были знакомы раньше?
– Если бы мы встречались ранее, я бы никогда этого не забыл, ― Рой Коллинз галантно прикоснулся губами к моей руке. ― Однако, несмотря на мое желание любоваться вами, я должен выполнять свое обещание ― отправляюсь на поиски билета. Скажите, куда его доставить.
Я, рассыпаясь в благодарностях, назвала адрес пансиона. Мы обговорили детали, и он неторопливо пошел вниз по улице к телефонному автомату.
Как же я ликовала, когда спустя пару часов посыльный принес конверт для меня, в котором лежал столь желанный билет и записка «Наслаждайтесь, Александра. Билет всего один. А я проведу этот вечер в компании приятных воспоминаний о вас».
Я рассмеялась и покачала головой. Такой тип мужчин-дамских угодников был явно не по мне. Пританцовывая и мурлыча под нос песенку, я поднялась к себе в комнату. Мне казалось, что фортуна на моей стороне. Все должно получиться. Я обязательно встречу сегодня Джефа Горинга и выясню у него все, что он знает. Мысль о рыжебородом спустила меня с небес на землю, я вспомнила его колючий взгляд и угрожающие нотки в голосе.
– Нужно сделать так, чтобы он ответил на мои вопросы, рассказал все, что знает, ― говорила я сама себе, вытряхивая содержимое шкафа на кровать, ― нужно произвести на него сногсшибательное впечатление.
Я добралась до черных чехлов, висящих в глубине шкафа. Они хранили в себе роскошные вечерние платья. Я примерила одно из них. Черный шелк коснулся моей кожи, ласково обнял и с шелестом опустился к ногам. Платье сидело идеально. Расшитый золотыми пайетками лиф выгодно подчеркивал грудь, плотный корсет заставил расправить плечи и приосаниться, а черная пышная юбка мягкими складками ниспадала к лодыжкам. Превосходно. Я нашла еще пару черных шелковых туфель и пару перчаток. Осталось несколько женских хитростей, чтобы выглядеть неотразимо.
В Ковент-Гардене движение остановилось. Машины заполонили подъезды к Королевской опере. Из длинных лимузинов выходили прекрасные дамы в мехах и бриллиантах, их бережно вели под руки холеные кавалеры в смокингах. Изысканная публика лавиной стекалась к распахнутым дверям одного из знаменитых театров мира. Я вышла из такси за пару кварталов. Я нервничала и хотела немного пройтись, чтобы успокоить нервы. Теперь, когда я была в нескольких сотнях метров от здания, куда я так стремилась попасть, мне стало тревожно. Вдруг мистер Горинг не придет сегодня? А если он придет, но не захочет со мной разговаривать? Я терзалась, мне было не по себе от того, что придется навязывать свое общество мужчине. Я этого делать не умела и учиться не собиралась. Я обвела взглядом черепичные крыши домов, надеясь увидеть двух сорок ― примету к счастью. Но на крышах никого не было, и я, сильно сжав билет, поднялась по ступеням Королевской Оперы.
Из оркестровой ямы доносились нестройные звуки ― это музыканты настраивали инструменты. Вокруг галдели и шумели сотни людей. До начала спектакля оставалась пара минут, но Джефа Горинга не было видно. Наконец раздался третий звонок, и люди стали рассаживаться по своим местам. Дамы шуршали шелковыми юбками, проходя по узким рядам, и то и дело кивали знакомым. Мужчины внимательно смотрели под ноги, стараясь не наступать впереди идущим дамам на платья. Но в этой толпе не было того, кого я искала. Я обвела взглядом ложи, и мое сердце ухнуло вниз ― в одной из них мистер Джеф Горинг усаживал милую блондинку в первый ряд. Наши взгляды встретились, его лицо окаменело. Погас свет.
Я совершенно не запомнила первое действие, невидящим взглядом я смотрела на сцену, а мои мысли были далеко. Я прокручивала в голове предстоящую встречу с мистером Горингом и понимала, что он моя единственная зацепка, но как он отреагирует на мое появление, я и представить не могла. Честно, мне было страшно.
Опустился занавес. Люди начали вставать с мест, захлопали поднимающиеся сидения. Объявили антракт.
– Первое действие уже закончилось? ― спросила я мужчину рядом.
Он удивленно посмотрел на меня:
– Совершенно верно. Сейчас перерыв, а через тридцать минут начнется второе действие.
Я кивнула, нервно посмотрела в сторону ложи, там никого не было. Подобрав юбки, я стала пробираться к выходу из зала. Вестибюль гудел, словно улей. Люди обсуждали великолепный балет, прекрасную технику танцоров и их костюмы.
– Как я найду его в этой толпе? ― спросила я вслух.
– Не меня ли ты собралась искать, Александра? ― раздался над моим ухом вкрадчивый голос. Сильная рука, подхватив меня под локоть, потащила меня в тихий коридор. Джеф Горинг собственной персоной в прекрасно сшитом смокинге возвышался надо мной, хмуро сдвинув рыжие брови.
– Ты опять появилась, хоть я и просил этого не делать? ― с ходу набросился он на меня.
Я проигнорировала его высказывание. С плохо скрываемой дрожью в голосе я произнесла:
– Мистер Горинг, раз уж мы встретились здесь. Случайно. Уделите мне пару минут. Мне очень нужно задать вам несколько вопросов.
– Мистер Горинг? Мне нужно задать вам несколько вопросов, ― повторил он за мной и раскатисто рассмеялся, но после снова нахмурился и спросил:
– Что это все значит, дорогая Александра?
– Мистер Горинг. Джеф. Прошу тебя, ― в моем голосе звучала мольба. ― Мне нужна твоя помощь. Помоги ответить на вопросы, на которые у меня ответа нет. Ведь я…я ничего не помню. ― Мне нужно было поговорить с ним, во что бы то ни стало. ― Я ведь даже не помню… кто я…
Лицо Джефа оставалось непроницаемым, он смотрел на меня внимательными желто-карими глазами и молчал. Наконец он сказал ровным тихим голосом:
– У меня нет оснований верить тебе.
Я почувствовала, как мои глаза застилают слезы.
– Я допускаю, что у тебя есть причины, чтобы не верить мне. Но я не помню. Понимаешь, ничего и никого. Только тебя. Я случайно зашла в галерею и вспомнила тебя. Поверь мне, пожалуйста, ― мой голос опустился до шепота.
– Прекрати стенать, Александра. Даже если бы я согласился, у меня не получилось бы встретиться с тобой. Завтра рано утром я уезжаю. У меня возникли неотложные дела.
– Куда ты направляешься? ― выдавила я из себя. Мне стало страшно от того, что он вот так просто возьмет и исчезнет.
– В то место, куда ты обещала никогда не возвращаться. На остров, ― ехидно ответил он.
– На тот остров, на котором были написаны твои картины? ― тихо спросила я.
– Ох, Александра, прекрати. Будто ты не знаешь, что я имею в виду Барра.
– Барра… ― повторила я за ним, будто пробуя это слово на вкус. Барра… Возьми меня с собой на Барра.
– Ты шутишь? ― он, не отрываясь, смотрел на меня.
Я было открыла рот, чтобы ответить ему, но в этот момент к нам подплыла та самая блондинка, которая сопровождала мистера Горинга в ложе. Она недобро взглянула на меня, обвилась вокруг Джефа и замурлыкала ему что-то на ухо.
– Мадлен, познакомься с Александрой, ― как-то нехотя произнес Джеф. Мадлен коротко и сухо кивнула мне, затем повернулась к Джефу и сказала:
– Милый, уже прозвенел звонок, давай вернемся на место.
– Да, конечно, ― он нарочито крепко прижал её к себе, ― пойдем.
– Пожалуйста, подумай о моей просьбе, ― прокричала я ему вслед. Я наблюдала за их спинами, пока они не скрылись в толпе. Я почувствовала себя невероятно уставшей, словно отдала последние силы для этого разговора, прислонившисьлась к стене, я наблюдала за тем, как уменьшается толпа, просачиваясь в небольшой дверной проем зала. Когда последняя пара вошла в зал и служители закрыли двери, я смогла вздохнуть свободней. На меня давили стены Королевской Оперы.
Шурша юбками в гулкой тишине коридора, я вышла на улицу. Солнце уже закатилось, и на улице сразу стало холодно. Я обхватила руками обнаженные плечи и замерла. Я вспомнила, как сбегала по этим ступеням, ежась от холода, как пила шампанское в «Бальтазаре», пытаясь согреться. Я оглянулась, через дорогу от театра золотом на бордовом фоне горели буквы «Бальтазар». Как завороженная, я зашагала в сторону ресторана, не сводя глаз с вывески. Я потянула тяжелую дверь, она легко поддалась, и я очутилась в темном, полном сигаретного дыма пространстве. В ресторане было немноголюдно, на небольшой сцене играл оркестр, несколько парочек танцевали. Прямо передо мной сидела рыжеволосая девушка с фужером шампанского и зажженной сигаретой в длинном мундштуке. Она повернула голову и увидела меня, её глаза сузились, она сделала глоток и встала, чтобы подойти. Я вспомнила, что видела её во время предыдущего «путешествия» в Лондон.
– Ты опять здесь, ― зашипела она. ― Опять собираешься виться вокруг Джефа?
Я так устала за этот длинный день. Я не стала даже пытаться объясниться с этой девушкой.
– Алекс, я повторять дважды не буду. Убирайся туда, откуда пришла. И не пытайся даже подходить к моему брату, а то я за себя не отвечаю, ― она, как и в прошлый раз, уперла руки в бока и стала похожа на разъяренную фурию.
Я немного оживилась. Брата? Она сказала, что Джеф Горинг её брат? Я всмотрелась внимательней в её лицо. Действительно, рыжие волосы, скулы, веснушки как у Джефа, только цвет глаз у них был разным. У Джефа глаза были более темными, что делало его взгляд более пронзительным. Рыжая валькирия кинула на меня еще один убийственный взгляд, схватила сумочку и направилась к выходу. В дверях она бросила:
– Исчезни навсегда, Алекс. Сделай милость, ― и едва не столкнувшись со швейцаром, выскочила на улицу.
Я отрицательно покачала головой подошедшему официанту и тоже направилась в сторону выхода. Ковент-Гарден с его театрами и ресторанами давил на меня, мне хотелось зарыться в тишину своей комнаты, укрыться одиночеством, и я побрела в сторону Блумсбери.
Внизу в гостиной пансиона горел свет, и раздавались голоса, мне хотелось тихо юркнуть мимо, но миссис Лофман вновь преградила мне дорогу. Она была возбуждена, глаза ее горели.
– Мисс Суворова, а я вас поджидаю. У меня для вас послание, ― и она помахала сложенной вчетверо бумагой.
– Да? ― спросила я без энтузиазма, ― от кого?
– От мистера Джефа Горинга. Он был здесь минут десять назад… Я успела позабыть какой он шикарный…
Я не могла поверить в то, что говорила миссис Лофман. Джеф был здесь! Он искал меня!
– Что хотел мистер Горинг? ― взволнованно спросила я.
– Он вас не застал, поэтому оставил записку, ― и она снова помахала бумагой. Я была уверена, что она прочитала ее, но виду не подала. Дрожащими руками развернула листок, на нем размашистым, уверенным почерком было написано: «Заеду завтра в 8 утра. Едем на Барра.»
Держа записку в руке, я рухнула на диван. Это была победа.