2. Прощай пустельга
Серебристый хэтчбэк Фиат остановился на светофоре. Ночью дороги становились пустынными, и ездить по ним было сплошное удовольствие.
Тимур попивал любимый сливочно-шоколадный фраппучино из Старбакс и закусывал кексом с вишневыми ягодами. Карим всегда говорил, что потребность Тимура в кофе связана с его худобой и проводил прямую параллель холодных времен года с этим горячим напитком. Тимур и вправду был худее собратьев, но вовсе не слабее. Он любил повторять, что он – жилистый, и мускул в нем ровно столько, сколько в могучем Арне. Хотя на деле никто не проверял. Догадок Тимуру было достаточно. Тимур специально отращивал черные волосы до плеч, чтобы зрительно придать объема своему вытянутому худощавому лицу, и, разумеется, отпустил бороду и усы. Но монгольские гены не позволили щетине разрастись, а потому из-за редких волосяных островков он больше походил на больного лишаем.
Тимур всегда работал в паре с Эйнаром. Этот русоволосый северянин был, наверное, единственным адекватным из всех. Он не был угрюмым, как его собратья, и даже любил изредка пошутить . Они открыто обсуждали семейные вопросы и проблемы взаимоотношения Пастаргаев с Северянами. Тимур не знал наверняка, были ли у кого-то из его коллег такие же дружеские теплые отношения с Северянами, как у него с Эйнаром, но догадывался, что они скорее исключение из правил. И, кажется, обоим это нравилось. Они словно служили символом реальной дружбы между столь разными братствами.
– Ты знаешь, сколько химического дерьма в твоих кексах? – начал Эйнар свое привычное нытье о вреде полуфабрикатов, ведя машину по ночным дорогам.
– Ты просто завидуешь, что я могу есть кексы, а ты нет с твоими то формами, – парировал Тимур, жадно впиваясь в сочную мякоть.
Эйнар поежился в кресле. Он вовсе не был толстым, он был тех же размеров, что и его товарищи, но его больше остальных волновали проблемы жировых отложений, а потому и тренажеры он посещал чаще.
– Ты думаешь, они эти кексы вручную готовят? Да им из Китая привозят замороженные порционные заготовки из теста, в котором консервантов больше, чем в креме от морщин твоей мамы!
– Если бы крем моей мамы был такой же вкусный, я бы его съел с этим потрясающим фраппучино!
– Еще одно химическое дерьмецо! Уж если хочешь кофе, то бери черный. По крайней мере, он точно будет натуральным. А все эти ванильные девчачьи добавки только поджелудочную твою посадят!
– Кстати о девчонках, ты, наконец, решил, куда отдать Малетту?
Эйнар громко фыркнул. Почему-то у него всегда получалось смачно фыркать. Может, тому виной густая борода и усы, а может, толстые щеки.
– Элен настояла на бальных танцах, – Эйнар скривил рот.
– Но это же превосходно! – пытался приободрить Тимур. – Станет твоя принцесса высококлассной танцовщицей!
– Я бы все-таки хотел видеть в ней боксера. Не в том мире мы живем, чтобы порхать в танцевальных па. В этой жизни надо быть волком, а не балериной, если хочешь быть на высоте!
– Что верно, то верно, брат. Но в любом случае главное – счастье дочки. Пусть идет туда, где ей нравится!
– Да с этой сумасшедшей тираншей Элен невозможно хотеть что-то отличное от ее желаний! Она самого Папу Римского заставит принять буддизм, мать ее! Ненавижу эту суку! – Эйнар ударил по рулю.
– Иной раз девки хуже дьяволиц! А потому их надо только иметь, а потом слать на все четыре стороны! – сказал Тимур с таким достоинством, словно изрек великую истину.
Внезапно на встречу выехал полицейский патруль. Тимур и Эйнар немедленно напряглись, и в машине воцарилась тишина. Эйнар сосредоточился на дороге, Тимур сжал рукоять автомата, прикрепленного под бардачком. Под задним бампером у них находилось тридцать килограммов Жгучего Карлика, прибывшего вчера на сортировочный склад. И сегодня машины, наконец, разъехались по точкам продаж. Один автомобиль совершал одну поездку, так было безопаснее провозить наркотик по городу, наполненному людьми Эрика, рыскающих в их поисках. Точка Эйнара и Тимура находилась в прибрежном районе на левой стороне реки в маленьком подпольном казино, чьи хозяева стали дилерами Северян. До него оставалось еще около двадцати километров пути.
Полицейский патруль медленно проехал мимо. Тимур и Эйнар сохраняли невозмутимое выражение лица. Когда машина скрылась за поворотом, оба выдохнули. Тимур убрал руку с автомата и продолжил пить свой химический кофе.
– А вообще, давай-ка заедем сегодня в тот бордель, что Карим советовал. Надо снять груз с души, а то этот стресс доканает, – продолжил Тимур беседу, как ни в чем не бывало.
– О да! Эта идея мне по…
Не успел Эйнар закончить мысль, как зазвенели пули. Кто-то обстреливал автомобиль.
– Какого черта?! – выругался от неожиданности Эйнар.
– Жми! – орал Тимур, выронив кофе из рук.
Эйнар вдавил педаль газа, что есть мочи, и автомобиль сорвался с места. Но выстрелы продолжали доставать их даже на скорости в сто пятьдесят километров в час. А это значит, на них охотятся!
Тимур обернулся.
– Два джипа! Заходят с обеих сторон! Давай вон туда в проулок! – крикнул Тимур.
Эйнар резко вывернул руль и погнал машину по узкому закоулку. Гнавшиеся за ними джипы не ожидали столь резкого виража и проехали мимо, скрывшись где-то на шоссе.
– Кажется, отстали, – выдохнул Эйнар.
– Давай скорее выезжай отсюда и сворачивай на вторую западную! Надо предупредить наших! Эти ублюдки как-то выследили нас! – Тимур открыл бардачок, в котором была установлена мощная радиостанция.
По сути, эта технология была заимствована у Эрика, ведь именно ему первому пришла в голову идея оснастить все свои грузовики радиостанциями, передающими сигналы тревоги на склады и дилерские пункты, чтобы предупредить тех о надвигающейся опасности. Потому что если произошло нападение на транспортник, то значит, и пункт отправления, также как и пункт назначения, уже известны нападающим либо в скором времени будут обнаружены. В сегодняшний век спутниковых технологий скрыться от всевидящего ока практически невозможно.
Тимур снял рацию со станции, настроил на частоту, на которой пребывали в данный момент все автомобили, развозившие товар по точкам продаж, и объявил во всеуслышание:
– Всем внимание! Всем внимание! Говорит седьмой! Нас атаковали! Повторяю! Говорит седьмой! Нас атаковали! Эти ублюдки знают, кто мы!
После нескольких секунд шипения в ответ раздался грудный голос:
– Это второй! Опиши нападавших!
– Два черных джипа! Бойцов не меньше шести! Они с автоматами!
– Это четвертый! Как они узнали, мать вашу?!
– Понятия не имею! Держите ухо востро! – крикнул Тимур в рацию, его нервы звенели на пределе.
Эйнар вывернул, наконец, из узкого переулка и понесся в сторону второй западной улицы, то и дело поглядывая в зеркала заднего вида.
– Нам нельзя в казино! – выругался он.
– Знаю, – буркнул в ответ Тимур.
– И обратно на склад нельзя!
– Знаю! – Тимур судорожно перебирал варианты.
– Сообщи Кариму!
Но как только Тимур достал телефон, чтобы связаться с Каримом, из рации послышались мужские крики.
– Черт! Они здесь! Это тринадцатый! Мы под атакой! Три черных джипа!
– Это второй! Мы под обстрелом! Пытаемся уйти через мост!
– Мать вашу! Они здесь! Это восьмой!
– Кто-нибудь слышит нас? Это десятый! Нас херачат гранатами! Нужна подмога!
Тимур с Эйнаром уставились на рацию в ужасе от того, что слышат, и едва верили собственным ушам! Рация кряхтела, шипела, то и дело раздавались отчаянные мужские крики, звуки стрельбы искажались волнами, но все равно были отчетливо слышны. Через минуту на связь перестали выходить семь машин, еще через две – их осталось всего пять. Отчаянные и самые стойкие бойцы.
– Звони Кариму! Чего ты ждешь? – взревел Эйнар.
Тимур был настолько потрясен услышанными предсмертными криками своих товарищей, что у него затряслись руки.
Он разблокировал экран и уже хотел набрать Карима, как тот его опередил.
– Что у вас там происходит, черт возьми? – проорал Карим в трубку.
– На нас напали!
– Я в курсе, идиот! Немедленно езжай на второй склад, там наши – вас прикроют!
– Карим! Кажется, они их всех уничтожили!
– О чем ты говоришь? Кого всех?
Но Тимур не успел ответить. Он лишь краем глаза заметил, как ярко светят надвигающиеся на него сбоку стробоскопы бронированного джипа, пока этот черный зверь не врезался в Фиат на скорости в сотню километров в час.
Удар был такой силы, что хэтчбэк отбросило на противоположный тротуар и прижало к кирпичным стенам жилого здания.
Тимур потерял сознание от удара джипа, Эйнар потерял сознание от удара о стену. Они так и не очнулись, когда Учтивый Карл пустил по обоим очередь из автомата.
***
Карим сжимал трубку так сильно, что послышался хруст пластика. Он не видел, но, к сожалению, услышал смерть Тимура и Эйнара через телефон. Как это возможно?
Карим устало опустился в кресло в своей затхлой каморке, куда он продолжал наведываться каждую неделю после встречи товара на первом складе. Именно с первого склада выехали семь машин этой ночью. Тимур и Эйнар выехали с первого склада. Как и Чингиз и Магнус из второй группы, и Ральф с Саидом – из четвертой, и Батар с Дагом – из первой. И все они успели позвонить Кариму и предупредить о том, что на них напали. Как это возможно?
Все они мертвы, это факт. Как и факт то, что первый склад скомпрометирован!
Аритмия от шока выбила весь воздух из легких, и Карим начал задыхаться. Этого не может быть! Это просто невероятно! Это невозможно!
Его детище умирало у него на глазах! Он больше остальных участвовал в разработке плана сети распространения Карлика. Он сам находил точки продажи, он сам определил места под склады, он сам распределял бойцов по группам доставки! И теперь все это рушилось на глазах! Как это возможно?
Где он просчитался? Где допустил ошибку? Кто – предатель? Кому он доверился, а не следовало? Кто из его бойцов сломался?
Вопросы хаотично возникали в голове, и ни на один Карим не мог найти ответ, потому что до сих пор пребывал в шоке, потому что до сих пор не мог поверить, что его план провалился.
Зазвенел телефон. Карим не сразу понял, откуда раздается звук, вдруг вся его мыслительная деятельность остановилась и перестала воспринимать окружающую среду.
Карим поднес телефон к уху.
– Уходи оттуда! – прорычал Арн.
Сердце Карима, если оно у него и было, упало из груди, ударилось о пятки и полетело дальше в адские тартарары! Что еще?
– Они уничтожили оба склада, все машины-транспортники! Они только что напали на Нордберг! Вали оттуда нахрен!
Карим едва верил в услышанное. Причем он не понимал, во что ему вериться труднее: в то, что Арн проявил заботу и предупредил о надвигающейся опасности, или в то, что не только первый склад скомпрометирован, а стерта с лица земли вся его сеть?
Карим собрал всю свою волю в кулак, чтобы, наконец, справиться с ударом.
– Где ты? – наконец, ответил он.
– Едем прочь из города! Пытаемся оторваться от этих ублюдков! Выберешься живым, езжай на север, остановись у восемьдесят пятого километра и жди!
Связь прервалась.
Карим выскочил из подвала и на всех порах помчался к черному выходу из бара. Он сел в машину и стартовал так резко, что колеса взорвали клочья промерзшей земли.
Ему до сих пор не верилось, что каким-то невероятным образом Эрик Манн смог выследить все их точки базирования. Это просто невозможно! Он что заключил сделку с самим Богом? Что за всевидящее око у него запрятано, что он смог найти склады, размещенные вне города, да еще определить все автомобили, ведь они систематически меняют знаки! У Эрика Манна воистину должна быть камера на каждом доме, в каждой квартире, да на лбу каждого жителя города, черт подери!
Карим остановил машину позади умирающего придорожного магазина с вечными скидками и начал наблюдать. Он искренне надеялся развенчать миф о том, что Эрик – непобедим. Он не мог выследить их всех! Не мог найти все их норы! Это невозможно!
Не прошло и пяти минут, как всем его надеждам пришел такой же жестокий конец, как и всему его плану с Карликом: четыре черных бронированных как под копирку джипа – фирменный знак Эрика Манна – окружили захудалый бар, и два десятка бойцов устремились внутрь.
Карим завел мотор и, не включая фар, скрылся во мраке ночи.
Эрик Манн и вправду непобедим.
***
Нина проснулась. Роберт как раз закончил мерить ей температуру. Левий ввел в ослабленный организм щадящую дозу антибиотиков, вследствие того, что хирургическое вмешательство проводилось в условиях далеких от стерильных, и приставил к Нине постоянный надзор и контроль, которые вменялись Фидо и невезучему Роберту. Он замер, когда увидел наблюдающие за ним серебристые глаза.
– Привет, – выпалил он от неожиданности.
Он не был готов к тому, что она так скоро очнется, а потому слегка растерялся.
– Левий поручил следить за тобой. У него сегодня бурная ночка, – объяснил Роберт свое присутствие в спальне Нины.
Да, она знала, что этой ночью не спит никто: ни Левий, ни Эрик, ни его друзья, ни бойцы. Хоть физически она спала здесь в теплой уютной спальне, во сне она все-таки была там с ними все это время и слышала каждый крик, каждый стон, каждый выстрел и мольбы умирающих бойцов. Этой ночью свершилась настоящая бойня.
По номерным знакам найти автомобили труда не составило, ведь благодаря Йоакиму Брандту компьютерщики Эрика получили доступ ко всем уличным камерам, подключенным к центральной полицейской системе видеослежения. Более того, полицейские патрули обчесывали город в поисках автомобилей по заданным ориентировкам, и как только находили их, сообщали диспетчерам. Офицеры, состоящие на службе не только города, но и Эрика Манна, сливали информацию координаторам Эрика, которые направляли группы бойцов, разбросанные по всему городу, и ждущие наготове, по горячим следам. Как только все машины были определены, началась массовая резня.
Практически в то же время были атакованы оба склада, штаб в Нордберге и конспиративная квартира в подвале захудалого бара на въезде в пригородную часть столицы возле логистического парка. Эрик развернул настоящую партизанскую войну и сформировал целую армию из своих и партнерских бойцов. Две сотни натренированных солдат уничтожили всю деятельность Пастаргаев и их сподвижников всего за каких-то тридцать минут, не оставив ни следа от их пребывания в городе. Склады сожжены дотла вместе со всеми запасами Жгучего Карлика, как и трупы бойцов и автомобили-транспортники. Штаб в Нордберге вычищен так, словно там никто никогда не пребывал – все вернулось в прежнее русло.
Какие-нибудь чересчур дотошные журналисты начнут вынюхивать и вести собственные расследования, тыкая офицерам в результаты независимых экспертиз, гласящих, что четырнадцать автомобилей, уничтоженных этой ночью, не были последствием дорожно-транспортного происшествия, потому что в них обнаружены пули крупных калибров и осколки от гранат. Офицеры, зевая, примут их заявления, пересчитают количество купюр во взятке, полученной сверху, а потом пропустят заявления через бумагоуничтожитель. Горожане могут хоть сколько говорить об очередных мафиозных разборках, официального подтверждения этому они никогда не получат. Потому что этим городом руководит мафия.
Нина сглотнула и тут же нахмурилась.
– Это все тампон, – пояснил Роберт некомфортные ощущения. – Он у тебя в носоглотке. Я хотел вытащить его, пока ты спишь. Но могу и сейчас, если хочешь.
Нина молчала. Она попыталась что-то сказать, но ощущения бы действительно неприятными и даже болезненными, поэтому она просто кивнула.
Роберт кивнул в ответ и тяжело вздохнул, будто собирался прыгнуть с высоты сотни метров в узкий речной канал, изрешеченный острыми валунами над поверхностью воды.
– Я сейчас дерну за веревку, и тампон выйдет из носоглотки в рот. Будет неприятно. Постарайся не кашлять и не чихать, а то кровотечение может возобновиться.
Нина снова кивнула.
Роберт перерезал веревки тампона под ноздрями, вытащил третий конец из-под пластыря на шее Нины и спросил:
– Готова?
Нина утвердительно моргнула. Роберт быстро, но осторожно потянул за веревку.
Ощущения и впрямь были ужасными, словно из Нины вытащили не тампон, а кусок ее собственной плоти. Онемение где-то глубоко в носу давило на мозг, вызывая тупую головную боль. Разумеется, Нина не могла дышать, и это раздражало больше всего: вроде все органы на месте, а воспользоваться ими невозможно.
Нина приняла из рук Роберта стакан с водой и жадно осушила его. Чуть погодя, Нина поняла, что в действительности, она очень слаба, у нее кружилась голова, и ее подташнивало, а все тело ломило, будто она подралась с целой китайской армией накануне.
– Это все из-за кровопотери, – сказал Роберт, увидев немой вопрос в ее глазах. – Левий сказал, что до переливания ты не дотянула, а вот до шоколадок и гранатового сока доползла.
Нина не оценила шутку. А может, оценила, но ничем себя не выдала. Нина добилась уровня эксперта в умении хранить молчание. Роберт даже подумывал вручить ей за это грамоту или кубок. Да, кубок был бы лучше, потому что явственнее бы подчеркивал раздражающую нелепость ее любимого занятия.
И вдруг Роберт опешил. Он что, пытается рассмешить ее? Похоже, температуру тут следует мерить ему, а не ей. Да что это с ним, в самом деле? Он же должен ее ненавидеть! Но чем больше он смотрел на Нину, чем больше думал о том, какую работу она проделала, чем пожертвовала ради них, то все больше проникался к ней благодарностью и уважением. Раньше он не понимал Эрика, который носился с ней, как с ребенком, готов был чуть ли не землю целовать перед ее ногами. А теперь Роберт и сам был недалек от того, чтобы кинуться под пули, защищая Нину своей грудью.
Эрик был прав. Нина им всем очень нужна.
Роберт отдавал отчет в том, что благодаря Нине они полностью разгромили этих назойливых Пастаргаев. На сколько бы затянулось это противостояние, сколько бы жизней было загублено, выжил ли бы Марк, если бы Нина не дала им столь огромное преимущество? Ни один разведчик Эрика, какой бы опыт ни имел, сколько бы взяток ни давал, сколько бы ни прорабатывал тактических ходов, не смог бы добиться того, что предоставила им Нина. И чего это им стоило? Всего лишь попросить.
Невысокая цена за столь ошеломительный успех, не правда ли?
И хотя Эрик твердил, что все еще не кончено, поскольку тот, кто стоит за их спинами, до сих пор не найден, они сделали огромный шаг вперед.
– Я убила их, – вдруг произнесла Нина и заплакала.
– О чем ты говоришь? – не понимал Роберт.
– Если бы не я, они бы все остались в живых, – голос Нины стал еще более хриплым, чем раньше, то ли от воспаленной носоглотки, то ли от всеобщей усталости.
– Не говори так, Нина. Ты спасла нам жизни, и я уже сбился со счета, в который раз, – сказал Роберт.
– Они ведь тоже были чьими-то отцами, братьями и сыновьями. А вы просто пришли и убили их. Они мертвы из-за моей наводки! Так много людей, Роберт! Их было так много!
Нина зарыдала.
– Эй! – Роберт пересел с табурета на край кровати и положил свою ладонь на руку Нины.
Он никогда раньше не позволял себе подобного – дотронуться до Нины по собственному желанию. Нина для него была сродни ядовитому плющу, который если и можно трогать, то только обмотавшись толстым слоем защиты. Но разве он мог сейчас иначе? Она сидит в кровати, терзаемая муками совести из-за них, разливая слезы от стыда, точно нашкодивший ребенок, обещающий больше так не делать, а он что, просто будет равнодушно на все это взирать? Он же все-таки не хладнокровный убийца! К тому же он имеет непосредственное отношение к ее слезам. Он – одна из их причин.
– Перестань себя винить. Ты спасла наши жизни! Если бы ты не вывела на них, то погибли бы мы! А у нас тоже есть дети и жены, и тогда бы они остались без мужей и отцов! Ты сделала выбор! Ты спасла наши жизни, а не их!
– В том то и дело, Роберт! Я не хочу выбирать! Я не хочу решать, кому жить, а кому умереть! Я не хочу иметь смерть на своей совести! Не мне решать, к кому ей приходить!
Нина безостановочно утирала слезы рукавами невероятно дорогого пеньюара, в котором четко читался вкус Изабеллы – любимого стилиста Эрика. И от вида того, как Нина небрежно растирает слезы и сопли роскошным шелком, даже не задумываясь о его стоимости, Роберту она вдруг показалось такой милой и искренней с удивительно чистой и девственной душой, несправедливо терзаемой верой в собственные грехи. Никогда еще Роберт не испытывал столько нежности к Нине, как в этот момент.
– Нина, у тебя есть потрясающие способности, и ты не можешь игнорировать их. Они даны тебе для того, чтобы ты помогла принести порядок в мир. Да, мы отняли жизни, но эти люди сами избрали свой путь! Они знали, на что шли! И ты помогла избежать больших жертв, потому что если бы Пастаргаи пришли к власти, начался бы новый дележ территорий, а это всегда означает горы трупов.
Рыдания Нины затихли, но слезы продолжались.
– Я все задаюсь вопросом, для чего мне даны эти способности, но ни один ответ не подходит. Помоги найти верный, Роберт, – прошептала Нина.
Роберт искренне удивился – Нина впервые попросила его о чем-то.
– Однажды, друг сказал мне, что я такая, какая есть, чтобы помочь людям избавиться от терзаний, найти успокоение, получить избавление от грузной ноши. И я сделала то, о чем она просила. Я подарила ей избавление. Но если бы она была права, то после свершения предназначенной мне задачи, я должна была почувствовать облегчение от того, что мой долг выполнен. Но это было не так. Я почувствовала такое болезненное одиночество, что захотелось сгнить от него в ту же секунду! Что же это за долг такой, от которого хочется умереть?
Нина смотрела на Роберта глазами, искрящимися от слез, а Роберт не знал, что сказать, и просто молчал. Он был поражен тем, насколько плохо он знал Нину все это время. Она так открыто поведала ему свои сокровенные переживания, о которых он даже и не догадывался, что теперь чувствовал себя должным выслушать и помочь ей. Она осмелилась искренне рассказать о том, что ему не следовало знать, в надежде на то, что он сможет помочь ей найти ответы на ее собственные вопросы. Но был ли он в силах это сделать? От осознания того, сколько времени она носит в себе столько горя, нежелающее найти выход из нее, Роберт вдруг почувствовал укол стыда от того, как много они требуют от Нины, обязанной дарить людям избавление, не в силах успокоить ее саму.
– Нина, – тихо произнес Роберт, – но ведь теперь ты не одна. Теперь у тебя есть мы.
Роберт почти прошептал последнюю фразу, словно боялся подтвердить, что «мы» подразумевает и его самого. Как бы горько ему ни было признавать, как бы стыдно ни было перед Лидией, но факт оставался фактом – он больше не желал винить Нину в ее смерти. Такой простодушный человек, как Нина, просто не может совершить злодеяние. Любое зло, исходящее от нее, на самом деле происходит из ее болезни. Совершенно точно, Нина больше не одинока. У нее есть Роберт.
Словно прочитав его мысли, Нина взглянула в глаза Роберта, и грустно улыбнулась, точно в знак благодарности за столь бесценные слова.
Дурная мысль, пронесшаяся в его голове, не осталась незамеченной этими прекрасными серебристыми глазами, сверкающими бриллиантами на свету.
Нина взяла ладонь Роберта и положила себе на грудь.
– Нина, – Роберт попытался отпрянуть, но Нина сильнее надавила на его кисть так, что он, сам того не осознавая, сжал ее грудь в своей ладони.
Сквозь тонкий шелк сорочки Роберт отчетливо прощупал выпирающий сосок. Роберт зажмурился, словно подвергался невыносимой пытке. После смерти Лидии уже прошло почти полгода, и до сих пор у него не было ни одной женщины, и теперь он вдруг осознал странную мысль, что, возможно, первой женщиной станет та, которую он долгое время обвинял в гибели невесты.
Осознав эту гадкую мысль, Роберт снова захотел одернуть руку. Но так и не смог устоять соблазну. Грудь Нины вздымалась все чаще, Роберт продолжал сжимать и разжимать нежную мякоть раз за разом, Нина закатила глаза и запрокинула голову на подушку, наслаждаясь ощущениями.
– Нина, это неправильно, – выдохнул Роберт.
У него вдруг пропал голос, а в горле пересохло.
– Я чувствую огонь внутри тебя, Роберт. Чувствую, как ты хочешь меня, – произнесла Нина куда-то вдаль.
Она заставила его руку спуститься ниже на живот, а потом и вовсе лечь между ее бедрами. Роберт издал мучительный стон. Чувствуя разгоряченную плоть под кружевным бельем, Роберт едва сдерживался.
Он уже представлял, как блаженно будет оказаться сверху и целовать ее тонкую шею, пахнущую свежестью цветов после дождя, как развяжет пояс шелкового пеньюара и запустит руки под сорочку, где горячая бархатистая плоть жаждет его поцелуев и ласк. И в то же время Роберт осознавал, насколько чудовищно-вероломным станет сей акт.
– Нина, перестань!
Роберт одернулся, вернулся обратно на табурет и закрыл лицо руками.
– Почему Роберт? – спросила Нина, выйдя из состояния экстаза.
Ее голос вдруг стал бодрым и даже уверенным, словно она не рыдала и не дрожала всем телом минуту назад.
Роберт лишь молча уставился на Нину, пытаясь избавиться от возбуждения.
– Это из-за Лидии? Или из-за Эрика? – Нина сверлила его пристальным взглядом.
Роберт не знал, что ответить. Он никогда не разговаривал с Ниной столь смело о том, что творится у него на душе.
– А-а-а, ты боишься предать Эрика, – медленно произнесла Нина то ли вопросом, то ли утверждением. – Ты ведь с тех пор только этого и боишься, не так ли?
Роберт нахмурился.
– Тогда в тюрьме. Ты ведь предал его. А потом оставил умирать. Так друзья не поступают, – Нина покачала головой и зацокала, ухмыляясь.
– Зачем ты так? – не понимал Роберт.
Он был печально удивлен тем, что только что Нина хотела, чтобы он любил ее, а секунду спустя корит за самую большую ошибку, тяжелым валуном, оседающим на его душе. Уже три десятилетия он корит себя за содеянное и набирается храбрости признаться во всем Эрику. А Нина так безжалостно давит на эту язву!
– Ты когда-нибудь расскажешь Эрику о своем предательстве? – продолжала Нина. – Уверена, он тебя простит, ведь прошло столько лет. Подумаешь еще одним поступком больше в копилку трусливых выходок Роберта.
Нина откровенно наслаждалась тем недоумением, что читалось на его лице.
– А может и не простит. Ведь в той потасовке он защитил тебя, а ты проколол ему печень, и еще целый месяц он боролся за свою жизнь, и в итоге застрял в тюрьме на полгода больше, чем ты. Ведь это был ты, Роберт. Ты почти убил Эрика Манна своими руками!
Роберт едва верил ушам. Он уже давно осведомлен о том, что Нина знает его великий грех, но тогда на балконе она поклялась оставить его в тайне, и до этого момента она прекрасно справлялась со своим обещанием! И вдруг сейчас из тихони Нина превратилась в дьяволицу, готовую крушить людские жизни. Сомнения стали закрадываться в голову, а верные ли выводы он сделал о Нине?
– Но нам это нравится, Роберт, – продолжала Нина.
– Нам? – не понял Роберт.
– Да, нам. Мы любим истории о том, как человек делает выбор в пользу своей выгоды, даже если этот выбор подвергнет самого любимого человека неимоверным страданиям. Даже если твой выбор убьет его. Мы любим тебя за это, Роберт. Ты питаешь нашу веру в то, что человек такой же монстр, как и мы.
Роберт вскочил так резко, что табурет отлетел в сторону.
– Ты не Нина! – наконец, сообразил он.
Нина поднесла палец к губам.
– Ш-ш-ш-ш-ш… Нина спит. Нина очень устала. Вы измучили ее бесконечными поисками ответов, – тихо говорило нечто из глубины Нининого тела.
Роберт не мог поверить, что, наконец, столкнулся лицом к лицу с теми, кого Нина боялась больше всего на свете, с тем, о ком Эрик рассказывал, как об источнике ее болезни. Но как бы Роберт ни приглядывался, как бы ни пытался найти хоть малейший физический признак Их проявления, он все больше понимал, что это невозможно. Нина – не какой-нибудь оборотень или суккуб, превращающийся в человека днем, и в чудовище – по ночам. Перед ним сидела прежняя Нина с тем же тихим хриплым голосом, понурыми тонкими плечами и с теми же большими серыми глазами, наполненными глубокой печалью.
– Спасибо тебе, Роберт, – произнесла Нина.
– За что?
– За то, что освободил нас. Теперь мы здесь надолго, – улыбка Нины была сродни ярому богохульству.
– Нет, – Роберт замотал головой, – это бред. Это неправда. Мы не помогали вам!
– Разве?
Роберт был растерян. Он не знал, как вести разговор с Ниной в таком состоянии. Ведь это все еще она, как бы ее вторая половина не уверяла в обратном.
– Нина знает, что делать, – говорил Роберт, пытаясь заставить самого себя поверить в собственные слова. – Ей нужно всего лишь набраться сил. Да! Ты потеряла много крови, ты измотана. Ты наберешься сил и снова станешь нормальной!
– Ты ведь сам в это не веришь, – хмыкнула Нина. – Иначе бы не трясся от страха разделить участь своей ненаглядной невесты!
Роберт выпучил глаза, и его вдруг озарила невероятная догадка! Как же он раньше не понял!?
– Это вы убили Лидию! – яростно выпалил он.
– О, нет, Роберт! Мы этого не делали!
Роберт сделал шаг к двери. Разговор о Лидии всегда выбивал из него всякое желание бороться и продолжать жить дальше, а рядом с этими тварями, что заняли мозг Нины, терять самообладание – было сродни самоубийству.
– Нет, это не Нина. Это была не она! Это сделали вы! Тогда в тот вечер вы заняли ее рассудок и заставили говорить все эти ужасные вещи, чтобы свести Лидию с ума! Это были вы!
– О, нет, Роберт! Это была Нина. Это всегда Нина. Мы всего лишь инструменты в ее руках. Дрессированные собачки, которые по приказу хозяина сидят, дают лапу и нападают. Приговор всегда выносит Нина. Она решает, выпустить нас или оставить в клетке. И в тот вечер Нина сама открыла ее и позволила твоей любимой Лидии умереть.
– Заткнись! – зашипел Роберт. – Ты обманываешь! Вы обманываете! Нина говорила, что обман – это единственное, в чем вы достигли совершенства! Лживые ублюдки! Меня не обдурите! Я знаю, что Нина борется с вами! Вы можете сидеть и довольствоваться ее телом пока что, но будьте уверены, Нина скоро придет в себя и вы снова покатитесь в свой вонючий угол!
Улыбка медленно сползла с лица Нины, отчего его выражение приняло оттенок грусти и разочарования. Нина тяжело вздохнула.
– Нам жаль, что она так ненавидит нас. Ведь мы ей не враги в отличие от вас … – тихо произнесла она.
– Вы – всего лишь болезнь! Но до омерзения назойливая и извращенная! И все, что мы пытаемся сделать, это – избавить ее от болезни, не более того! Мы пытаемся излечить ее от ваших больных фантазий!
– Чем? Вовлекая в убийство сотни людей?
Нина рассмеялась, и этот смех отразился ознобом по спине Роберта.
– В том то и суть, Роберт, мы всего лишь делимся с ней фантазиями, а вот вы… вы превращаете их в реальность.
Нина села в кровати и с наслаждением потянулась.
– Нет, Роберт. Не мы здесь Монстры. Монстры – это вы.
***
Телефон гулко стукнулся о поверхность дубового журнального столика.
Вот и все.
Последний за эту ночь звонок Макса. Больше он Эрика не потревожит. Потому что больше нет причин для беспокойства. Пастаргаи истреблены.
Самое время распить дорогую бутылку шампанского, завалиться большой компанией в клуб, а потом и в бордель, и отметить это грандиозное событие безудержными танцами, пьянкой и фейерверками. Город твой, Эрик Манн. Ты снова доказал всем его жителям, что ты – единственный, кто сохранит порядок в этом адском средоточии денег и власти, где каждый мелкий кусок наживы становится причиной споров и драк не на жизнь, а на смерть. Ты снова доказал свои силы и могущество, избавившись от наглых притязателей на твои богатства. Криминальный мир засияет новыми красками после столь зрелищного триумфа, а его жители возгордятся, устрашаться и возненавидят тебя с освеженной силой. Ты снова доказал, что ты безумно силен, затейливо расчетлив и чудовищно безжалостен.
Эрик устало опустился на диван и допил остатки бурбона. Взглянув на бутылку, он понял, что это был не просто конец бурбона, а последний из последних концов бурбона в этой квартире. Давно он не налегал на него с таким усердием, как в эти месяцы. Пастаргаи не на шутку вывели его из себя, и получили по заслугам. Все до одного. Все шестьдесят три человека. Шестьдесят три семьи остались без кормильцев и просто родных. Шестьдесят тремя смертями на душе Эрика стало тяжелее. За шестьдесят три дополнительных душ он будет нести ответственность перед богом в судный день. Интересно, на сколько продлились его адские мучения в геенне огненной?
Эрик ухмыльнулся. Этот Рудольф стал все больше влиять на него со своими глупыми религиозными штучками. Суеверный фанатик, который больше печется за то, что его ждет в нереальной жизни, а не за то, что происходит здесь и сейчас. Он предлагал изловить этих ублюдков и упечь за решетку, но сколько бы денег и времени это стоило, его не волновало, и про то, что эти мрази едва не убили Марка, он, кажется, тоже забыл. Глупые идеи Рудольфа, разумеется, не одобрил никто. Люди Эрика были слишком жадны до кровавой мести, их изнурили погони за призраками и безостановочный и абсолютно глухой сбор информации. Эрик лишь дал им всем то, чего они жаждали с самой первой ночи знакомства с Пастаргаями. Он поступил так, как диктовала любая логика и преступные законы: врага – уничтожить, конкурента – устрашить, пособника – ублажить, предателя – пытать. Хорошо бы сделать табличку с этим девизом и повесить над кроватью, и читать как молитву перед сном. Эрик не изобрел чего-то нового, он следовал традиции, которая правит криминальным балом, и Рудольф со своими проповедническими разговорами закономерно потерял вес, проиграв в битве за кровь.
Но если Эрик искренне полагал, что кровавая месть – единственный выход из сложившихся обстоятельств, то почему он продолжает пить свой любимый «депрессивный» бурбон, разглядывать эти толстые папки с фотографиями и информацией об убитых боевиках, и вообще, чувствовать себя так, будто его наглым и беспощадным образом обманули?
Четыре месяца разведка вела наблюдения за Пастаргаями и собрала огромные кипы компромата на некоторых из них: когда и где родились, где зарегистрированы, какие школы посещали, сколько имели детей и жен, даже предпочтения в пивных марках и проститутках. Эрик читал одни и те же строчки по двадцать раз на дню, выучив информацию наизусть, вновь и вновь возвращаясь к этим уже измятым и разодранным листам, читая все заново, словно проживая их жизнь от начала и до конца вместе с ними. Да, теперь в каждой истории можно написать заветное слово «конец» и убрать их на самую дальнюю полку, где они смогут спокойно пылиться до скончания времен, а Эрик сможет их спокойно забыть.
Но Эрик подобно настойчивому маньяку продолжал перебирать, вычитывать и смотреть на одни и те же фотографии, не имея храбрости закрыть их книги жизней, расстаться с ними и жить дальше. Он хотел раз разом проживать их жизни снова и снова, пока они не превратятся в настоящие ощутимые реальные истории, словно Эрик – был единственным, кому было под силу изменить их судьбу и переписать ее конец.
Вот Аарон Лоуренс. Светлые длинные волосы, собранные сзади в хвост, и отпущенная борода на манер товарищей. Ему всего двадцать шесть, но он успел отслужить в морском десанте аж целых семь лет. У него есть мать, которая живет в доме престарелых далеко на севере, и Аарон – единственный из ее четверых детей, которые остались в живых после страшного урагана в девяносто восьмом году. Женщина практически сошла с ума после того события, психотерапевты очень долго вели за ней контроль, пока Аарон не определил ее в дом престарелых. Аарон часто посещал ее там, пока не переехал сюда четыре месяца назад вместе с сослуживцами. И все это время, наверняка, очень переживал, что не может навестить мать и принести ей ее любимые запеченные с медом и орехами яблоки от соседки госпожи Цукетта, что жила с ними раньше на одной площадке. Или что не может вывести ее на прогулку вокруг озера, хотя сиделки, разумеется, гуляют с ней, но они не знают, что шарф ей нужно повязывать сложным оборотом, иначе ей неприятно дует шею.
Это – Батар Казвини и его брат Даг Казвини. От разведчиков Эрика в Пакистане, стало известно, что они лишь вдвоем из семерых братьев решились попытать удачу заграницей, остальные же состояли на службе у афганских конопляных боссов. У них не было семей, а зарегистрированная на них квартира в Прибалтике пустовала уже много лет, из чего Эрик сделал вывод, что эти двое – вечные путешественники, не привязанные ни к одному месту. К своим сорока годам они, наверняка, объездили уже кучу стран. В паспортном реестре нашлись визы в Японию, выданные им около пятнадцати лет назад, и также давно потерявшие действительность. Там они пытали счастье и даже, наверняка, работали, потому что японская мафия всегда имеет ряд вакансий для собратьев-азиатов, пусть и далеких по генетическому коду. Возможно, Даг, сам того не зная, имеет дочку, рожденную от японской шлюхи, которая каждый вечер смотрит на одну-единственную фотографию отца, и слушает рассказы матери о том, каким сильным и смелым был он, когда работал на Якудзу. Его дочь обязана быть сообразительной, упертой и такой же храброй, как и ее отец, потому что она совершенно точно хочет отправиться на его поиски.
А на этой фотографии брутальный Эйнар Качмарек. В его светлых глазах, глубоко посаженных на толстощеком лице, читается напористость и бескомпромиссность, он – довольно волевой человек, знающий, что хочет получить от жизни, и идущий за целью до конца. Полицейские из Стрелица прислали записи об Эйнаре: больше всего там фигурировали заявления его бывшей жены об оскорблениях и побоях. Их брак длился шесть лет, в течение которых появилась одна дочка и тридцать восемь заявлений о домашнем насилии. Элен, в конце концов, получила полную опеку над Малеттой, а Эйнар – возможность встречаться с ней один раз в неделю. Наверняка, эти встречи проходили очень бурно и радостно, ведь девочки всегда любят отцов по-другому, не так как маму. По крайней мере, так говорили Эрику. Скорее всего, Эйнар баловал дочурку подарками вроде игрушечных пистолетов и нунчак, а возможно, даже водил в тир и на гонки на детских электрических автомобилях. А Элен устраивала по этому поводу сцены ревности и недовольства, мол, подобные занятия неуместны для девочек, ей больше по душе игра на скрипке и бальные танцы.
Так Эрик и проводил большую часть времени – выдумывая счастливые моменты из несуществующих более жизней. Разумеется, не было никакой госпожи Цукетты с запеченными яблоками, внебрачной дочери от шлюхи и подарочных пистолетов с нунчаками. Все это – фантазии Эрика, чья единственная цель – заставить его раскаиваться в содеянном.
Шестьдесят три жизни окончены одним лишь приказом Эрика, одним лишь его словом. И сколько бы ты не перечитывал эти документы, былого не вернуть, как и человеческие жизни.
Эрик устало запрокинул голову на спинку дивана, готовый взорваться от ярости на самого себя. Что это за слюни ты тут распустил? Что за непонятно откуда взявшиеся угрызения совести за ублюдков, которые желали твоей смерти не меньше, чем ты их? С каких пор ты, вообще, думаешь о тех головах, по которым ходишь? Где твоя былая беспощадность? Где твое дикое желание собственной выгоды, тот азарт от наживы, что охватывал тебя в прошлом? Да в те времена ты сам брал в руки винтовку и шел на штурм целых империй, бросал гранаты и орудовал ножом не хуже заправского мясника! Что произошло с тобой? Откуда взялась эта слабость?
Эрик поставил на лоб пустой стакан со звенящими остатками льда на дне. Ледяное прикосновение ослабило давление от работающего мозга, и на секунду показалось, что головная боль отступает. Но всего лишь на секунду. Лед – слабое средство в борьбе с собственной совестью.
– Эрик, – позвал тихий хриплый голос.
Эрик сел и посмотрел на дверь. Нет, ему не показалось, пол литра бурбона было недостаточно, чтобы вырубить его сознание. В проходе и впрямь стояла Нина. Такая бледная и съежившаяся, точно высохший, скрутившийся от холода, листок. Белоснежный шелковый пеньюар, подвязанный поясом на талии, лишь подчеркивал ее болезненную синеву.
– Нина, Левий велел сохранять постельный режим, – устало произнес Эрик.
Нина же в ответ лишь прошагала прямиком к Эрику.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Эрик тяжело вздохнул и посмотрел на разложенные на столе папки с бумагами, не зная, что ответить.
– Да занимаюсь ерундой всякой, – выпалил он на выдохе. – Тебе нужно в кровать.
Но Нина как будто его не слушала и лишь разглядывала бумаги на столе.
– Что это? – спросила она.
Эрик снова помедлил с ответом.
– Это и есть ерунда, не бери в голову, – ответил он через минуту.
Но было уже поздно что-либо отрицать, Нину так заинтересовали бумаги, что она даже выкрутила голову под неестественным углом, стараясь лучше рассмотреть.
– Не правда, – наконец, сказала она и вытащила одну из папок с именем Чингиз Мешхед.
Нина мельком пробежала по тексту, казалось, что ей не надо даже читать, она и так уже все поняла.
– Эрик, зачем тебе это? – искренне не понимала Нина.
Но у Эрика не было ответа, и он просто молчал. И на секунду даже задумался над тем, как, интересно, Нина ощущает себя теперь, когда в ответ на ее вопрос раздается лишь чугунное молчание.
– Ты думаешь об убитых, – размышляла Нина вслух, – и ты напился.
Эрик хотел было возразить, но пустая бутылка бурбона хмуро смотрела на него исподлобья и читала нотацию о том, что врать нехорошо.
– Эрик, да от тебя же смердит сожалением, – сказала Нина, и в голосе послышались нотки омерзения.
Или Эрику они всего лишь послышались?
Эрик встал и начал собирать папки в кучу.
– Это все усталость и алкоголь. Мне надо выспаться, а тебе лежать до тех пор, пока твоя кожа не приобретет нормальный человеческий цвет! – сердито выпалил он, стуча ребрами папок о стол.
Не хватало ему еще всевидящего мозгоправа сейчас для полного счастья! Эрик прошагал к дальней стене и закинул папки в сейф. Туда же, где скрывалась от чужих глаз медкарта Нины, и этот факт не остался незамеченным. Зачем ему хранить набор какой-то глупой информации в сокровенном месте? Разумеется, для того, чтобы возвращаться с их помощью в прошлое и заново переживать волнующие моменты, и только Эрику были известны суть и значение этих моментов.
– Кто бы мог подумать, Эрик Манн вдруг задумался об этике! – произнесла Нина с удивлением и вальяжно села на диван, поджав под себя ноги.
– Ну, и с чего бы это вдруг? Задумался о спасении своей души? – спросила она.
Ее усталость, как рукой сняло, и теперь она бодро и даже весело поглядывала на Эрика с нескрываемым интересом. Эрику показалось такое поведение странным. Нина никогда не разговаривала с ним так смело, так дерзко и даже нахально. Весь ее вид выдавал в ней язвительный настрой и желание поглумиться. Что-то тут было не так.
– С чего ты это взяла? – осторожно спросил Эрик.
– Да брось. Ты так и сочишься раскаянием и самобичеванием. Осознал—таки, что ты – плохой мальчик? Сожалеешь, что пришлось убить столько людей? А ведь время вспять не повернуть, и мертвых не возвратить, сколько прощения у них не проси. Смерть – единственное, что нельзя исправить или отменить. Она бесповоротна и окончательна. Но тебе это известно лучше, чем кому-либо, ты ведь стольких закопал в могилы, а еще сжег, повесил, утопил и замучил до смерти.
Эрик медленно обошел стол и встал рядом с ящиком, где хранились шприцы, заряженные транквилизатором. Главное – не думать о них, иначе эта тварь тут же поймает его мысль и, возможно, под действием гипноза транквилизатор он вколет себе, а не ей. Честно говоря, это было бы лучшим исходом, чем пуля в висок. Эрик был не глуп. Более того, за эти месяцы он хорошо узнал Нину, и уже догадался, что последствия сегодняшней ночной резни легли массивным камнем не только на его душу, но и на душу Нины, чем не преминули воспользоваться ее давние «сожители». Они всегда использовали чувство вины Нины для наращивания собственных сил, ведь угрызения совести ослабляли ее. Она видела в себе Монстра, такого же ужасного и безжалостного, и Монстры не упускали возможность согласиться с ней и давить на чувство вины до тех пор, пока она не сдастся и не спрячется глубоко внутри себя, уступив свое место этим тварям.
– Я читал их дела, чтобы найти незамеченные прежде зацепки. Ведь тот, кто управлял марионеткой все еще где-то там, живой и невредимый, – сказал Эрик, пытаясь вложить в голос всю свою уверенность и бесстрашие, чтобы самому поверить в сказанное.
Но эту тварь, что овладела Ниной, было не так-то легко обвести вокруг пальца.
Нина улыбнулась и нарочито растянуто пропела:
– Врунишка…
Ей словно доставляло удовольствие выставлять напоказ оплошности других и высмеивать их. Нина встала с дивана и медленно зашагала к Эрику.
– Нас невозможно обмануть. Эрик, милый, неужели ты до сих не понял?
Нина продвигалась к Эрику, развязывая на ходу пеньюар.
– Я знаю, что обмануть вас невозможно, – отвечал Эрик, следя за ее движениями, словно готовился к атаке. – Но только если я сам не верю в ложь.
Нина замерла. Пеньюар сполз и оголил одно плечо, и теперь груди Нины бесстыже проступали сквозь тонкую сорочку, взывая к мужскому началу Эрика.
– А ты хитер, – прошептала Нина.
Она тяжело вздохнула, словно была раздражена, а потом медленно обошла стол, ведя указательным пальцем по деревянной столешнице, словно издающийся скрипучий звук имел невероятную важность. А Эрик наблюдал за ее приближением и все думал, как бы открыть ящик и достать чертов шприц в одно молниеносное движение.
Но Нина встала перед ним почти вплотную, и ему стоило неимоверных усилий, чтобы не показать свою слабость и даже не подумать о том, что страх норовит его сковать. Эрик только лишь понаслышке знал о ее способностях гипнотизировать людей, и даже не представлял, а как понять, находишься ты сейчас под чьим-то влиянием или нет? Что если ты стоишь и думаешь, что в данный момент просто дружески беседуешь с ней, а на самом деле в твоей руке уже давно лежит заряженный пистолет и его дуло давит тебе на висок?
– Неудивительно, что Нина так превозносит тебя, – говорили монстры губами Нины. – Она верит, что ты можешь ее спасти. Глупо, правда? – усмехнулась Нина.
– Почему же? – дерзко ответил Эрик вопросом на вопрос.
Нина склонила голову набок, точно оценивая его ответ, а может, решительность.
– Что если в один прекрасный день, Нина искренне твердо и бесповоротно поверит в то, что я, действительно, в силах спасти ее? Вдруг она поверит в то, что она сама может заткнуть вас безо всяких последствий? Что если однажды она проснется и поверит в то, что вы – не больше, чем просто голос в ее голове? Разве не так все обстояло, когда ее родители были живы? Я знаю, что тогда Нина не боялась вас, да ей даже не было дела до вас. Вы крутились под ногами, как подвальные крысы, такие же мерзкие, вонючие и раздражающе писклявые! А она пинала вас и отшвыривала подальше, как докучливый мешок полиэтилена на ветру!
Улыбка исчезла с лица Нины, и она гневно взирала на Эрика исподлобья. Монстры прекрасно понимали, о чем говорил Эрик.
– Ее родители давно подохли! – злостно прошипела Нина.
– Да, это так. Но ведь вы по-прежнему боитесь, что появится тот, кто заменит их, кто постигнет их успешные методы и снова засунет вас в подвал! И будьте уверены, с каждым днем вы все ближе к этому подвалу! Я уже раскусил вас. Я знаю, каким образом вы так много видите. Это – всего лишь вопрос веры, не так ли? Вы чувствуете лишь то, во что человек верит сам, то, в чем он видит правду для себя. А потому, поверьте мне, обмануть вас совсем несложно.
Эрик практически видел, как в мозгу Нины заиграли извилины, разрешая сложную задачу, что он поставил. И когда Нина подумала, что, отыскала-таки решение, Эрик понял, что монстры сели на крючок.
– Тогда скажи нам, Эрик, ты хочешь это тело? – томно протянула Нина.
Пеньюар легко соскользнул с плеч Нины и упал на пол, прозрачная сорочка соблазнительно зазывала Эрика сорвать ее и отдаться порыву страсти.
– Ты ведь хочешь Нину? – продолжал она. – Посмотри на нее, посмотри на ее изгибы, вдохни аромат с ее волос, дотронься до нежной кожи. Разве ты не хочешь этого?
Эрик сжал челюсть и затаил дыхание. Всем своим видом он демонстрировал, как борется с острым желанием, пытаясь не поддаться на провокации.
Нина растянулась в удовлетворенной улыбке победителя.
– Ну, вот видишь? Оказывается, обмануть нас – не так легко, как ты думал, – довольно произнесла Нина.
Эрик сделал усилие над собой и продолжил свой обман, прося прощения у Нины в мыслях за поступок, что собирался совершить, чем только еще больше раззадорил эту тварь внутри нее.
Эрик резко притянул Нину к себе и жадно поцеловал. Язык Нины охотно ответил вторженцу, и она обвила шею Эрика руками. Поцелуй был долгим ненасытным и даже хищным, руки Эрика скользили по юному телу, дотрагиваясь до тех мест, от которых Нина стонала.
Эрик резко развернул Нину спиной к себе и жестко нагнул через стол. Его руки сжали ее ягодицы, спрятанные за тонкими кружевами, и он плотно прижался к ним. Нина издала очередной томный стон, ощутив, как набухли его брюки. Монстры ликовали от победы над самообладанием Эрика, который норовит не просто заняться с ней сексом, а по-настоящему надругаться, как над проплаченной потаскухой. Такое жесткое обладание, наверняка, сыграет монстрам лишь на руку в ее дальнейшем «воспитании».
И вдруг Эрик быстрым движением открыл ящик стола и вынул оттуда заготовленный шприц. Нина не успела сообразить, как уже стояла лицом к лицу с ухмыляющимся Эриком, схватившим ее за шею, в его мощных руках она казалась шеей хрустального лебедя. Нина широко распахнула глаза в замешательстве, осознав, что Эрик вогнал иглу точно ей в плечо и держал большой палец на поршне.
– Трудно обмануть, говоришь? Вот тебе правда: видишь эту дрянь?
Эрик указал взглядом на шприц.
– Я вколю его и прощай на долгие сутки. А потом когда его действие закончится, я вколю еще одну дозу, а потом еще, и еще. Я буду колоть его до тех пор, пока Нина не наберется сил от кровопотери и не выздоровеет настолько, что будет способна запихнуть вас обратно, и поверь мне, я ей с радостью помогу!
Нина тяжело дышала, ее ноздри яростно раздувались, точно у быка, ее глаза сверкали молниями, она готова была разорвать Эрика в клочья.
– Ее придется будить, чтобы кормить! – гневно прошипела Нина, сжимая руку Эрика у самой шеи.
– Я буду пихать в нее пищу через зонд!
– И ты готов подвергнуть ее таким мучениям? – взревела Нина.
– Даже не сомневайся!
Нина продолжала злостно сопеть, но всем своим видом демонстрировала проигрыш наперед.
– А теперь, – продолжал Эрик, – раз уж ты не пытаешься испепелить меня взглядом, я подразумеваю, что Нина все еще где-то внутри и вполне цела. Более того, она не позволяет вам меня убить. А потому дальше я продолжу говорить только с ней. Хотите – слушайте, хотите – нет. Но как только начнете меня перебивать, я отправлю вас всех в долгий сон!
Эрик слегка ослабил хватку, но продолжал держать Нину за шею.
– Нина! Я не сожалею о том, что убил этих подонков сегодня ночью. Мне наплевать, что я лишил их жен и детей любимых мужей и отцов! Они все заслужили своей участи, потому что прекрасно понимали, каковы ставки в этой игре. А ставки испокон веков одинаковы, черт возьми! Хочешь получить кусок – дерись из последних сил, кусай и рви врагов на части ради себя, ради своей свободы, ради своих жен и детей! И именно я и моя жизнь, наполненная любимыми людьми, заставили меня совершить то, что я должен был! Я сделал это не ради того, чтобы убить кого-либо! Я сделал это, ради того, чтобы сохранить жизнь себе и моим родным и близким! Нина! Услышь меня! Да, ты навела на Пастаргаев! Но ты приняла решение, не кому умереть, а кому жить! Это большая разница! Точно также ты когда-то ты решила спасти Марка и Абеля. Ты решила сохранить жизнь мне, потому что веришь, что я этого достоин больше, чем Пастаргаи! Потому что видишь во мне избранного! Потому что веришь, что я спасу тебя, и я обещаю, Нина! Я клянусь собственной жизнью, которая стоит не только сегодняшних шестидесяти трех душ, а тысячи и тысячи душ, что мне пришлось загубить за четыре десятка лет! Я клянусь, что спасу тебя! Я клянусь, что буду защищать тебя! Вот – сколько ты стоишь, Нина!
Монстры не перебили ни разу, и с каждым словом, с каждым ударением и настойчивым возгласом глаза Нины наполнялись слезами, пока, наконец, они не заструились обильными ручьями по раскрасневшимся от легкого удушья щекам.
Эрик говорил с таким напором, словно сам пытался поверить в собственные слова, и это ему удалось. Почему-то пытаясь убедить Нину поверить в ложь, она вдруг перестала быть ложью, и он сам поверил в то, что его слова и впрямь имеют смысл. Сильное желание вытащить Нину из неизведанных глубин, заставило его пересмотреть собственные убеждения и страхи, которые еще десять минут назад заставляли его чувствовать себя ничтожным дерьмом.
– Эрик? – прошептала Нина.
Она открыла глаза, точно пробудилась от долгого сна.
– Что ты делаешь? – вяло спросила она.
Эрик почувствовал, как Нину охватывает слабость.
– Я так устала, – прошептала она и стала заваливаться.
Эрик легко подхватил ее на руки, прижав ее голову к своему крепкому плечу.
– Пойдем спать, Нина. Завтра станет лучше, – приговаривал он любимое обещание
Эрик понес Нину обратно в спальню, дав себе клятву, утром первым делом сжечь эти непрожитые жизни Пастаргаев, как они сожжены в реальности.
***
Температура в доме едва ли выше, чем на улице. В этом заброшенном фермерском доме не было ни одного целого окна, и это посреди зимы! Неужели Арн не мог выбрать укромное место потеплее? Почему эти северяне, вообще, так любят холод? У них что, кожа тюленья?
Карим завернулся уже в две куртки, а зуб на зуб все равно не попадал. За прошедшие две недели они забили досками двенадцать окон и огромных дыр в стенах, просто из нечего делать. Но два дня назад ударили морозы, и оказалось, что их бесполезное занятие принесло пользу. Хотя этот большой двухэтажный дом с полувековой историей проще было сжечь и возвести на его месте новый. За две недели бы впятером управились. Но это были лишь пустые фантазии Карима. На деле же он продолжал вымещать злобу на скрипучих полах, гудящих от ветра трубах и рассыпающихся от влаги и старости стенах.
Карима бесило все. Ноющая боль в плече пульсировала каждый день новым ритмом, видимо, нервные окончания реагировали на перепады температуры и давления. Ампулы с обезболивающим давно закончились, да и таблетки уже были на исходе, и Карим с ужасом представлял, какие боли его ждут, когда закончится кетанол. Потому что в этой дыре они не могли позволить себе вылазки к ближайшим магазинам, дабы избежать всяких рисков быть обнаруженными. Это захолустье стало последним островком надежды на спасение. Потому питаться им приходилось лишь здешними запасами воды и чипсами с хлебом. После двух недель такой изнуряющей диеты, Карим готов был убить ради чашки горячего чая.
Уже две недели они торчали в этом богом забытом месте посреди бескрайних фермерских полей в ветхой двухэтажной рухляди, которая еще застала вторую мировую войну! И почему ее не сожгли тогда? Хотя даже это не спасло бы. Арн всегда тяготел к затхлым древним зловонным местам, словно был вампиром, боящимся солнца. Он бы нашел дом аналогичный этому или какую-нибудь пещеру. Эти Северяне в буквальном смысле отморозки.
Их осталось всего пять. Двое сподручных ребят Карима и Арн с Руни – все, кто уцелел в Нордберге той ночью. Их застали врасплох, даже караул не успел пискнуть – их убрали так незаметно и так быстро, словно Эрик наблюдал за ними несколько дней, изучая позиции бойцов. Руни утверждает, что это невозможно, так как на подъезде к комплексу они чуть ли не каждый метр дороги оснастили камерами слежения, ни один разведчик бы не прошел мимо них незамеченными. Что бы он там ни говорил, а целому отряду головорезов Эрика хватило тех десяти минут, чтобы незаметно снять караульных. А чертовы операторы за компьютерами слишком расслабились от хорошей жизни, потому что пропустили на мониторах целый конвой из десяти джипов.
Суматоха началась только в тот момент, когда уже нижние два этажа были зачищены вражескими бойцами. Взрыв гранаты замаскировать невозможно, а потому именно этот звук забил тревогу вместо уже мертвых на тот момент караульных.
Арн сказал, что как только они поняли, что бой им не выиграть, он схватил Руни с ноутбуком и винчестерами, и в сопровождении Акрома и Малика успел покинуть место бойни незамеченным, оставив людей подыхать под градом пуль. Что ж не утонул вместе с кораблем, чванливый хвастун? Ты же такой большой и грозный! Что вдруг испугался выйти на поле битвы?
Теперь эти двое – Арн и Руни – дни напролет сидели в своей комнатушке наверху и думали, как оправдаться перед боссом за столь оглушительный провал! Карим рад бы подливать им масла в огонь все это время, что они торчат в этом ледяном древнем царстве, да вот ноющее плечо не позволяло думать ни о чем, кроме себя. Еще одно эгоистичное чмо в их рядах!
Карим допил остатки пива и смял банку в руках, испытав секундное удовлетворение от хруста алюминия. Вот бы так же сжать глотку долбанного Дэсмонда! Карим силой отшвырнул банку о стену, будто надеялся, что она расшибет себе мозги и изойдется кровью и кишками на полу. Его раздражение достигало все большего градуса от бесконечной боли, бесконечного холода и бесконечного ожидания.
Босс не выходил на связь уже две недели. Он, разумеется, знает об их крахе, но почему-то до сих пор не дал о себе знать. Хоть бы позвонил и сказал, что убьет их всех медленной смертью, и то легче бы стало. Хотя бы стало известно, чего ждать. Но ни звонков, ни посыльных, ни вестей. Он словно испугался, что Эрик каким-то волшебным образом найдет и его, а потому запрятался поглубже в нору. Но Карим был уверен, что босса запугать не так то просто, а может, даже невозможно. А потому его молчание казалось странным, и Карим нутром чуял, что этот хладнокровный ублюдок готовит нечто оригинальное.
Да еще этот Арн. Из него ни слова не вытащить с тех пор, как они явились сюда. Хотя оно и понятно. Он только что спустил в унитаз кучу денег, наркотиков и людей. Какое растратничество! Карим определенно будет присутствовать на казни Арна, и даже снимет весь процесс на видео, чтобы с наслаждением возвращаться в этот момент в будущем.
Холод окончательно замучил, Карим резко встал со стула и зашагал кругами по комнате, которая раньше служила гостиной, а теперь кладбищем старых матрасов и осколков от бутылок. Онемевшие ноги благодарили хозяина за разминку, иначе бы совсем превратились в подобие заледенелых труб. Движения Карима были резкими нервными, словно этими взмахами и топотом он мог освободиться от раздражающего плеча. Карим тяжело вздохнул и понял, что слишком самолюбив, чтобы страдать в одиночестве, а потому быстрыми шагами покинул гостиную и поднялся по лестнице на второй этаж.
Комната, где гнездились два ничтожных остатка от Северян, была не теплее других, но из-за вечной ненависти к ним она казалась Кариму лучше, чем его. Светлее что ли, шире. Хотя по факту это было не так.
Арн и Руни сидели за израненным облупившимся деревянным столом, подпертым коробками вместо одной ножки, и как всегда что-то искали в ноутбуке.
– Есть что-нибудь? – буркнул Карим, усевшись на стул в углу.
Арн и Руни даже не обернулись.
– Звонков не было, – ответил Арн.
– Ну, а электронная почта?
– Я тебе уже говорил, на ноутбуке нет интернета.
– Тогда что вы тут копаетесь целыми днями? – не понимал Карим.
– Смотрим видеозаписи, изучаем фотографии, – без энтузиазма ответил Арн.
– Они уже ничем не помогут. Все наши мертвы, если ты не заметил.
В комнате воцарилось молчание. Но вовсе не из-за минуты памяти погибших, а просто потому, что Карим ждал ответ на свой язвительный комментарий, а Арну было наплевать.
– Я не понимаю, чего мы ждем? – Карим не желал так просто сдаваться. – Уехали бы давно к себе домой и там бы думали, что делать дальше! Торчим тут как какие-нибудь хиппи посреди лесов да жрем непонятно что! Меня уже до трясучки все это бесит, черт возьми!
Карим снова начал мерить комнату шагами.
– Ты слышишь, Арн? – рявкнул он.
– Слышу я тебя прекрасно! – не выдержал северянин.
– Ну, и что скажешь? С чего ты, вообще, взял, что мы должны ждать здесь до нового приказа? Вдруг его не будет? Босс не выходит на связь с самого побоища! Откуда ты знаешь, что нам надо сидеть здесь и морозить задницы! Мы тут с голода скоро подохнем!
– Потому что так было велено изначально! – Арн тоже начал выходить из себя, все-таки не тюленья же у него шкура, и выдержки надолго в таких спартанских условиях не хватит. – Это место предназначалось для самых крайних случаев, коим и является сегодняшнее положение дел. А находиться мы тут будем столько, сколько понадобится! И жрать дерьмо столько, сколько понадобится!
Карим хотел было уже накинуться на Арна, но приложил все силы, чтобы сдержаться. Он и с двумя руками ему был не помехой, а сейчас то и подавно.
– Черт с тобой! А что вы смотрите? – Карим склонился над спинами Арна и Руни и уставился на экран.
Это были кадры с камер видеонаблюдения в Нордберге, на которых отчетливо запечатлелись отряды бойцов, входящих группами внутрь здания.
– Пришел, увидел, победил! Нет здесь ничего интересного! – буркнул он.
– Да ты вглядись!
Руни перемотал запись, и Карим понял, что этот мозговитый парень скомпоновал длинный видеоролик с разных камер наблюдения, отчего можно было просмотреть один и тот же момент с разных ракурсов.
– Они знали, куда идти!
– И почему это кажется странным для вас?
– Потому что в комплексе двенадцать одинаковых зданий, но они выбрали именно наше, словно их кто-то вел! – объяснил Руни.
– Или шли на радиомаяк, – предположил Арн, – но тогда откуда он взялся?
– Да оттуда же, откуда и ваш Симон! Предатели всегда есть на обеих сторонах! – подытожил Карим и вернулся обратно на стул потирать раненное плечо.
– Это единственное логическое объяснение, – тихо проговорил Руни.
– Что-то слишком много предателей завелось в наших рядах, – Арн был настроен скептически.
– А я не удивлен. Мы бросили вызов Эрику Манну. Все хотят оказаться на его стороне и оторвать при этом какой-нибудь кусок.
– Все кроме нас! – прошипел Арн.
– Ой, да брось! Вспомни Симона!
– Я тебе уже сказал, что его вина не доказана и сомнительна!
– А для меня она очевидна! По крайней мере, она логичнее, чем твои непонятные поиски черт знает чего! Предатель! Вот – как они узнали, где находятся все наши склады и штабы! Надо было лучше подчищать свои ряды! А теперь сидишь и сам не знаешь, чего ищешь на этих записях! Может быть ангела? Может сам бог указал Эрику своим перстнем судьбы на нас?
Арн молчал. Он и не собирался делиться с Каримом теми странными фактами, что обнаружил. Это бесполезно. Карим никогда не был и не будет на одной с ним стороне.
– Вы слышите? – вдруг произнес Рубен.
И только сейчас Карим заметил какой-то звук, необычный для этой местности.
Все трое вскочили практически одновременно, когда сообразили, что это звук колес по гравийной дороге, и он приближался.
Руни выглянул через щель между досками в окне и сказал:
– Четыре внедорожника.
Арн переглянулся с Каримом, и на обоих читалась радость от облегчение.
Наконец-то!
Через минуту все пятеро уже высыпали на крыльцо в ожидании гостей.
– Кто это? – спросил Акром.
– Подмога, ребята! – Карим почти плясал от счастья.
– Черт подери, я уже думал, мы тут сдохнем все! – выпалил Малик.
– Босс прислал подмогу! Это хороший знак! Он все еще верит в нас! У нас появился еще один шанс завоевать для него город! И, черт возьми, я не подведу в этот раз! Я разработаю новый план, да такой, что полгорода разнесет, но мы уничтожим Эрика с его шайкой!
Восторженные речи Карима приободряли. Акром и Малик уже смотрели наперед, предвкушая месть за своих собратьев. Они накинутся на чертова Эрика и его империю и разнесут ее на куски. Они разъяренны и голодны, и это лишь добавляет им сил.
Серебристые внедорожники остановились точно перед домом. Из них тут же высыпали бойцы с автоматами. В отличие от измученных голодом и ожиданием пятерых бедняг, эти бойцы были полны сил и свежести. Карим с завистью смотрел на их аккуратные стрижки и бритые щеки, Арн – на черные драповые пальто, Руни – здоровый цвет лиц и глаза без мешков.
И тут до Карима дошло, что это не простые бойцы, а лучшие из лучших, и видел он их всего однажды. И как только ошеломительная мысль добралась до того участка мозга, который смог переработать ее и донести до сознания, Карим задержал дыхание.
Задняя дверь одного из джипов открылась, и оттуда показался сам босс.
Пастаргаи переглянулись, Арн и Руни же остались неподвижны. Они уже давно его ждали.
Его блестящие черные ботинки по-хозяйски захрустели по гравийным камням, словно вся местность вокруг от горизонта до горизонта принадлежала лишь ему. Черное драповое пальто длиною почти до щиколоток сверкало изыском и безупречностью, подобно великолепной королевской мантии. Неизменный шерстяной клетчатый шарф обвязан вокруг шеи в несколько слоев, ровно уложенные русые волосы отливали карамелью на свету. Прямой нос вкупе с узкими губами и скулами выражали напористость, твердость и безжалостность.
Мужчина подошел к пятерым бывшим узникам фермерской темницы и оглядел всех.
Его пронзительные зеленые глаза хищного волка не упустили из виду ни одну деталь на остатках его былой армии: каждый грязный волосок, каждая забившаяся пора на лице, каждая блоха и таракан, перебравшиеся на одежду со старых матрасов: все было замечено, подвергнуто анализу и вынесено на суд.
Мужчины потупили взгляд и поежились. Карим еще с самой первой встречи с боссом заметил, что не один он испытывает крайнее неудобство рядом с ним. Почему-то от его равнодушного пристального взгляда хотелось провалиться сквозь пол, или вжаться в бетонный столб, или улететь подальше в космос, лишь бы избавиться от этого бесстрастного взгляда, уничтожающего всякое желание жить в любом одушевленном существе. Карим всегда задавался вопросом, испытывает ли босс хоть какие-нибудь чувства? Гнев, радость, сожаление, зависть, да хоть какое-то обыкновенное человеческое желание, будь то вдохнуть свежего воздуха после дождя или отведать вкуснейшего бифштекса? Уж вкусно поесть всякий любит! Кариму бы не помешало сейчас поесть. Но чем больше он размышлял о боссе, тем больше верил в то, что, скорее всего он просто двигается как робот: ест, спит, справляет нужду и ложится спать. Поиск наслаждений был не для него. Создавалось впечатление, что всю свою пятидесятилетнюю жизнь он, вообще, фрондировал все, что было связано с удовольствием.
– Здравствуй, Арнольд, – наконец, произнес он.
От звука его хрипловатого, леденящего душу, голоса вдруг захотелось провалиться к чертям на самое дно ада, хотя босс, наверняка, и там его найдет.
– Томас, – достойно ответил Арн.
– Здравствуй, Карим.
– Здравствуйте! – выпалил тот от растерянности.
Малик открыл входную дверь, приглашая внутрь. Томас спокойно зашел в обитель смрада и грязи, словно нисколько не был смущен видом и запахами, хотя даже Карим боялся подцепить здесь какую-нибудь заразу. Многочисленная свита облизанных и начесанных бойцов остались снаружи охранять периметр. Они вглядывались в окрестности точно ястребы на охоте, даже малейшее движение кустов не оставалось без внимания.
Через пару минут Томас сидел за подобием кухонного стола, пятеро издыхающих мужчин сели по обе руки Томаса. В бывшей кухне царило молчание, лишь ветер завывал сквозь щели забитых окон, да капала вода из-под крана. Все выжидали, когда Томас начнет разговор. Кроме него никто не имел на это право.
Но Карима донимала жуткая боль в плече, ему срочно надо было выбраться из этой дыры и вколоть себе сразу десять лошадиных доз обезболивающего, поэтому он не дождался окончания этой игры в молчанки и затараторил:
– На нас напали! Внезапно! Мы понятия не имели, что они выследили нас! Черт, да мы были уверены, что это они у нас на мушке, а не мы у них! Разведка глаз с них не спускала по двадцать четыре часа в сутки, поэтому нам удалось провести успешные операции. Мы закрыли один их таможенный коридор и развернули сеть эффективных продаж. Мы расширялись и уже к весне бы заняли два района, если бы эти ублюдки не напали со спины. Но одно мы доказали точно: Карлик действует! Его разбирают как дешевые горячие пирожки! Пришлите нам еще полсотни килограммов, я обещаю, они разлетятся меньше, чем за месяц! Мы быстро соберем денежную базу и наймем новых бойцов! А потом я размажу этого ублюдка Эрика по стене!
Томас смотрел на Карима глазами, не выражающими ничего. Абсолютно ничего. Даже больше, чем абсолютно ничего. Словно все, что сказал сейчас Карим, было пустым звоном или писком назойливой мухи. Вот и привет киборгам и искусственным разумам. Ну, как человек может быть таким бесчувственным? Только что Карим набрался храбрости (один единственный из всех сидящих здесь, между прочим!) и первым взял слово, а в ответ получил лишь глухое молчание.
Он, разумеется, даже не догадывался, что все его слова были не важнее свиста ветра.
Был бы он ближе к Арну, то узнал бы, что деньги – это единственное, в чем босс не нуждался ни на секунду. Дело не в них, и даже не в Карлике: это никогда не было причиной для войны, а всего лишь поводом. И сколько бы значения Карим не придавал своему ненаглядному Карлику, для босса все это было пустышкой.
Томас перевел взгляд на Арна. Тот сидел, строго соблюдая правило молчания, пока не дадут разрешения говорить, точно самый дисциплинированный ученик.
– Арнольд? – наконец, произнес Томас.
Арн выпрямил спину и заговорил:
– Нас разнесли. Убили всех до одного. Уничтожили склады и все каналы сбыта. Все четырнадцать точек продаж зачищены, а их хозяева убиты, – отчеканил Арн доклад генералу.
Карим выпучил глаза.
– А почему ты мне об этом не сказал? – завопил он.
– А что бы это изменило?
– Я должен был знать! Все-таки я сам нашел все точки продаж! Я один разработал весь план!
– Который с треском провалился, – ухмыльнулся Арн.
– Да! Из-за предателей среди твоих людей!
Вот они и подобрались к кульминации конфликта. Сейчас Томас вспомнит про Симона, а потом Карим преподнесет ему информацию, которую недавно получил от Арна и Руни о том, что кто-то целенаправленно наводил людей Эрика на их штабы и склады, и тогда Арну точно придет конец.
В кухне воцарилось молчание.
Вопреки предположениям Карима, Арн не продолжил перепалку, а Томас, похоже, и не намеревался подвергнуть того смертельным мукам. Будто между этими двумя была какая-то договоренность.
Томас глубоко вздохнул, подобно, уставшей от расшалившихся детей, няньки, а потом сказал Кариму:
– Эрик проследил путь грузовиков-транспортников до лаборатории в Арнеме. И неделю назад лаборатории не стало. Твой Карлик уничтожен.
Карим, пораженный новостью, оперся о спинку стула, и тот жалобно скрипнул. Лаборатория в Арнеме была единственным местом рождения Жгучего Карлика, она была оснащена всем необходимым оборудованием и материалами для варки наркотика на ближайшие полгода. Но для Карима она значила нечто большее, чем просто лаборатория. Когда он получил новую формулу наркотика, который в тот момент еще не имел столь красноречивое имя, от своих товарищей из Пакистана, Томас предложил в буквальном смысле тонну денег на раскрутку товара. Карим сразу определил, что перво-наперво необходимо найти помещение для производства наркотика. Он потратил около трех месяцев на поиск святой земли, а потом и на восстановление и оснащение заброшенной ткацкой фабрики, превратив ее в настоящую обитель высоких технологий, рай для химиков и технологов. Карим был уверен, что именно тщательный подход к процессу варки Карлика сыграл решающую роль в его быстром росте популярности. Новость о том, что все труды, что он затратил на создание совершенной лаборатории для совершенного наркотика, пошли прахом и унесли на тот свет его детище, стало для Карима огромным ударом, хоть он и старался это не показывать. Даже убийство полсотни людей и уничтожение всех складов с дилерами не повлияла на него так, как ликвидация месторождения Карлика. Наверняка, Эрик ни на секунду не задумался над тем, скольких усилий стоило то, что он разрушил парой килограммов взрывчатки.
– Томас, Арнем находится слишком близко к тебе, – задумчиво произнес Арн, просчитывая возможности. – Тебе надо уехать подальше.
Томас уставился в одну точку, словно тоже рассчитывал вероятность быть обнаруженным Эриком. Но никто из присутствующих не знал, а ищет ли Эрик кого-либо, кроме Карима?
Томас тихо выстукивал монотонный ритм пальцами, затянутыми в перчатку.
– Боюсь, после всего произошедшего это невозможно, – наконец, произнес Томас. – Потому как по итогам того, что мы имеем на данный момент, вы либо хотите сказать, что вы невежественны, трусливы и невероятно тупы, либо хотите заставить меня поверить в то, что Эрик Манн и вправду всесилен.
– Да этот поганый черт ни хрена не стоит! – возразил Карим. – Видел я его вблизи, общался с ним лично! И уже почти прикончил! Только удача спасла его! Никакой он не бессмертный! Пустое фуфло! Я говорю, тебе, Том, дай нам вернуться в город с Карликом. Побольше бойцов и смелых действий, и мы прижмем эту паскуду!
– Ты просишь сделать второй дубль твоего плана, – невозмутимо произнес Томас.
– Нет! Я прошу усилить его бойцами и напором! Мы недооценили мощностей Эрика, но теперь мы их знаем! Так давайте ковать сталь, пока горячо!
– Железо.
– Что?
– Ковать железо, пока горячо, – исправил Том.
– Да хоть ртуть! Я говорю, нельзя сидеть и прохлаждаться! Мы бесполезно тянем время, пока Эрик в данную секунду приходит в себя и собирает овации авторитетов! Мы лишь играем ему на руку, позволяя набирать в свой союз еще больше партнеров!
В кухне снова смолкло. Казалось, только Карим и болел искренне за общее дело. Хотя может виной тому раздражающая ноющая боль в плече, не позволяющая спокойно сидеть на месте.
– Что-то мне подсказывает, что у тебя на этот счет совсем другие мысли, Арнольд, – обратился Томас к викингу.
Тот лишь смущенно потупил взгляд и вздохнул, точно набираясь смелости высказать свои предположения.
– Я думаю, количество бойцов несильно повлияет на исход ситуации, – наконец, ответил Арн.
А через минуту добавил, глядя Томасу в глаза:
– У меня кое-что есть для тебя.
– Ну, так поделись ты уже! – Карим почти кричал от возбуждения. – Что же это, Арн? Давай! Мы все хотим послушать твои очередные гениальные мысли самооправдания!
Арн сделал кивок Руни, и тот в мгновение ока достал из ниоткуда свой ноутбук, с которым не расставался ни на секунду за все эти недели. Потому что именно в нем хранились аргументы в пользу сохранения его жизни и жизни Арна.
Руни установил ноутбук перед Томасом и начал запускать видеофайлы по ходу объяснения Арна.
– Я уверен, что у Эрика есть кто-то, кто дает ему невероятно точные наводки, – начал Арн. – Вот, это компиляция записей с городских камер видеонаблюдения, здесь ты видишь маршрут наших ребят, когда они везли Марка к озеру. А вот здесь, – Арн вытянул на левую половину экрана еще один видеоролик так, чтобы он шел параллельно с первым, – это маршрут Эрика четыре часа спустя.
Долго наблюдать за перемещениями автомобилей в двух разных промежутках времени не пришлось. Томас быстро сообразил, что маршруты совпадают, это было очевидно, тем более с помощью столь понятного метода демонстрации.
– Столь точное копирование возможно, если на твоей машине был установлен радиомаяк, но я так понимаю, ты исключаешь этот вариант, – предположил босс.
– Я много раз пересматривал видеозаписи с разных ракурсов, много думал и понял, что единственное объяснение – это, если кто-то дал им номер нашей машины, тогда компьютерщики Эрика смогли проследить ее маршрут по тем же камерам видеонаблюдения и вести Эрика, объясняя путь по телефону. Видишь? Он постоянно норовит свернуть не туда или проехать нужный поворот. Но видеокамер нет на загородном шоссе. И я не понимаю, как он узнал точное место, где затонул автомобиль.
– Предатель! Это же очевидно! – Карим закатил глаза, устав повторять одно и то же. Черт возьми, неужели они все такие тупые?
Томас смерил Карима очередным равнодушным взглядом и вернулся к Арну.
– Симон! Симон не вернулся в тот день с пирса! И тело его отсутствует в морге! Он и сдал нас Эрику, – Карим готов был руку дать на отсечение.
Но босс по-прежнему не торопился согласиться с выводами Карима.
Арн знал, что Томас ни в жизнь не поверит, что Симон предал его. Слишком уж длинные отношения они имели, казалось, они были знакомы с детства. Но, разумеется, наверняка этого никто не знал. Симон всегда был правой рукой босса в самых важных вопросах и конфликтах. Иной раз Томас ставил на решение Симона свою жизнь, но об этом Карим не знал. Этот монгол, вообще, мало во что был посвящен, хотя был уверен, что является первым помощником босса.
Карим почувствовал, что Томас противится мысли о предательстве Симона, и предложил более мягкую версию:
– Отбросим Симона! Пусть это будет кто-либо другой, неважно, кто! У нас была почти сотня людей, неужели ты готов поручиться за каждого? Черт с ним! И я не поручусь за каждого из своих! – Карим попытался перетянуть Арна на свою сторону, подкинув хлебную крошку, лишь бы тот отбросил свою идиотскую погоню за неизвестной причиной их провала.
– Если бы среди вас была крыса, она могла передавать информацию обо всем, потому вас так легко и нашли, – Томас снова дал задачу Арну.
Казалось, что Томас играл с верой Арна в себя, будто его забавляло наблюдать за тем, как его вера подвергается обстрелу снова и снова. Томас проверял выдержку и упорство Арна, хотя сам уже давным-давно сделал выводы о произошедшем. И выводы его, наверняка, безошибочны.
– Что-то уж долго они ее собирали. Между нападением на пирсе и бойней две недели назад прошло четыре месяца! Зачем им ждать, пока мы окрепнем?
– Да чтобы протестировать Карлика! – воткнулся неугомонный Карим. – Посмотреть, как приживется, понравится жителям, проследить динамику роста его популярности!
– Ну, и уничтожили бы нас в самом начале и забрали его, а потом сами бы испробовали! Зачем столь сложный и опасный эксперимент? Эрик бы ни за что не поставил на это свою жизнь! – ответил Арн и тут же вспомнил тот день на берегу реки.
Его руки сковала дрожь, и он спрятал их под столом.
«Тебе больно. Ты же ранен».
Ее голос продолжал преследовать его в кошмарах. Он просыпался посреди ночи от ужаса, что она сидела здесь в его комнате и крутила дырки в его теле. Тогда Арн доставал из-под подушки шарф, уже протертый, грязный, потормошенный от постоянного теребления, и скручивал в руках, точно душил собственные кошмары. Вот и сейчас он незаметно достал шарф из внутреннего кармана куртки, где всегда его прятал, намотал на руку и сжал в кулаке.
– Что ты предлагаешь? – спросил Томас.
– Наблюдать, – резко ответил Арн.
– Какой гениальный план! Мы полгода наблюдали за Эриком и его компанией, прежде чем вышли из тени! – воскликнул Карим.
– Этого было недостаточно. Надо увеличить количество шпионов, рассовать их везде, где только появляется Эрик и все его приспешники, вплоть до продуктовых магазинов! Мы наблюдали за ним полгода, но мы так и не узнали его. Его тылы по-прежнему запечатаны, – ответил Арн.
Карим фыркнул.
На несколько минут в комнате снова воцарилась тишина. Малик и Акром сидели тише всех и лишь переглядывались с одного на другого. Арн и Карим даже не смотрели друг на друга. Томас продолжал смотреть куда-то вдаль и настукивать пальцами глухой ритм, изредка бросая подозрительные взгляды на Арна.
Наконец, Томас произнес:
– Идите к парням. Вас надо привести в человеческий вид.
Мужчины, как по команде, встали и направились к выходу. И только Арнольд остался на месте.
Карим это тут же заметил, но, увидев, что Томас также сидит за столом, понял, что между этими двумя и вправду есть какое-то неизвестное ему соглашение, которое они собирались обсудить без лишних ушей.
– У тебя ведь есть еще что-то помимо этих записей? – спросил Томас, когда они с Арном остались одни.
– Есть.
Томас заинтересованно кивнул.
– Плохое предчувствие, – ответил Арн.
Томас сверлил бойца взглядом и едва заметно улыбнулся.
– Признаюсь, ты меня заинтриговал Арнольд. Ты сообщил, что мне пора приехать, всего за два дня до Варфоломеевской ночи. Ты ведь знал, что это произойдет?
– Нет. Я только чувствовал… Я чувствовал, что что-то грядет, что мы что-то упустили, просчитали. Я чувствовал, что мы уже проиграли Эрику наперед. Но сказать, как и почему, я не могу.
– Врешь, – резко бросил Томас, – у тебя есть ответ. И я хочу услышать его.
Арн чуть поерзал на стуле, словно сидел на куче ежей, а потом начал давать свой непонятный ответ.
– Тут что-то не так, Томас. Странно это все как-то. Эрик то на шаг впереди, то на шаг позади, то он едва теряет одного из своих, а потом чудом находит. То он проигрывает на пирсе и упускает коридор, то словно за секунду узнает местоположение наших точек. Не вяжется это все. Странно это все. Если он действительно хорош, то не допускал бы таких промахов, как потерю таможенного коридора. А если он глупец, то скажу, что он чертовски везучий глупец. Потому что, в какую бы передрягу он ни попал, так или иначе она работает ему на руку! Такого не бывает! Его словно кто-то все время спасает в самый последний момент.
Томас слушал, не перебивая. Он хотел, чтобы Арн высказал все, что у него накопилось в мозгу в сознательной и бессознательной форме, потому что вся его информация имела высокую цену, пусть даже она звучала бессмысленно.
Томас снял перчатки и небрежно бросил их на стол. Золотой перстень с вращающимся диском в виде рулетки, обрамленный четырьмя изумрудами по краям и с одним большим бриллиантом в центре, являлся бессменным атрибутом Томаса. Вдоль диска огромными буквами было выгравировано слово «Игрок». Сам перстень имел многолетнюю историю, и возможно, даже был передан Томасу кем-то в далеком прошлом, это было понятно с одного лишь взгляда на этот шедевр. Таких перстней-произведений искусства больше не изготовляли. И его раритетность определенно значила нечто очень важное для Томаса, нечто, что знал только он.
– Да еще эта девчонка, – бросил невзначай Арн.
Томас напрягся.
– Девчонка? – переспросил он.
Арн тяжело вздохнул и снова заерзал на стуле. Он достал, наконец, из-под стола руки, в которых зажал этот злополучный шарф, словно нависшее над ним проклятие, Арн ненавидел его и в то же время что-то мешало ему избавиться от него.
Глаза Томаса тут же вспыхнули огоньком легкой озадаченности.
– Откуда он у тебя? – удивленно спросил Томас.
Арн проследил за его взглядом и понял, что Томас спрашивает про шарф. Арн усмехнулся. И вправду, откуда у такого солдата как он может оказаться шарф из превосходной тончайшей шерсти?
– Да вот как раз таки от этой самой девчонки.
– Можно?
Просьба Томаса прозвучала нелепо, но в то же время так почтенно. Томас всегда имел все, что хотел. Уж в его ли положении просить такую мелочь, как грязный шарф?
Арн размотал шарф с руки, облегченно вздохнув, словно избавился от непосильной ноши, и протянул Томасу. Тот взял шарф аккуратно и даже бережно, и начал разглядывать его с упорством ученого. Он ощупывал пряжу в разных местах, рассматривал рисунок и даже нюхал. Шарф уже давно потерял аромат женских духов, и, наверняка, пах сейчас не лучше, чем эта смрадная обитель. Но Томаса, казалось, это не волновало. Всем своим видом Томас демонстрировал, что этот шарф ему знаком, и он, словно потерял его когда-то давно, а теперь боялся поверить в то, что все-таки его нашел.
Наконец, Томас оторвался от изучения аксессуара, и поднял на Арна глаза, полные немого вопроса.
– Расскажи мне о ней! – потребовал Томас.