Наталья Озерская
Никто не виноват
Роман
Москва
«Авторская книга»
2015
Глава 1
Майкл Стентон неспешно и без всякой цели прогуливался по Невскому проспекту – главной магистрали Санкт-
Петербурга. Сегодня был второй день его пребывания в России, стране, где когда-то жили его предки и где он давно мечтал побывать. Над городом просыпался воскресный день. Майкл решил посмотреть на вечный Петербург, походив пешком по его мощеным улицам, захотел подышать питерским воздухом, напитаться энергетикой этого славного города. Он был наслышан о пасмурной погоде, но сегодняшний июньский день, если судить по утренней заре, обещает быть солнечным, жарким, очередным выходным днем без дождя и туч. Уже с самого утра люди спешили выехать на природу, чтобы оказаться подальше от раскаленного города,
в основном те, кто не успел это сделать в субботу. Только Майкл, привычный к жаре, не собирался этого делать. Он целый день провел в городе, пытаясь осмотреть местные достопримечательности, и сейчас не спеша шагал по Невскому проспекту. Впереди показался мост через реку Фонтанку. Скульптуры, стоящие на гранитных пьедесталах по обеим сторонам моста, были очень оригинальными и целиком завладели его вниманием – правда, ненадолго. Неподалеку от парапета моста Майкл заметил девушку с мольбертом, которая что-то увлеченно рисовала. У нее были темно-русые пушистые волосы, схваченные крупной заколкой. Глаз ее Майкл не видел, но она была очень красивой и какой-то трогательно-нежной. Он приблизился к художнице и остановился у нее за спиной, наблюдая за тем, как она старательно накладывала кистью мазки один на другой, которые отличались чистотой цвета и прозрачностью, через них свободно просвечивались тон и фактура основы. Майкл плохо разбирался в живописи, но то, что это была акварель, он догадался сразу. Девушка почувствовала его присутствие, повернулась к нему и нахмурилась, глядя на него большими голубыми глазами. Ей было не очень комфортно оттого, что кто-то стоит и внимательно наблюдает за ее работой. Раздражение готово было немедленно выплеснуться на этого назойливого красавца, которому было явно нечем заняться.
– Неужели так интересно? – обернувшись к незнакомцу, спросила Элла.
– Извините, я, кажется, вам помешал. А у вас определенно талант! Вода в реке как живая. К тому же замечательный свет. – Незнакомец улыбался совершенно открыто и дружелюбно.
Судя по акценту, с которым он говорил, незнакомец мог быть американцем или англичанином, но скорее всего американцем, во всяком случае, так ей показалось.
– Да, к сожалению, вы действительно мне мешаете, – ответила она, недовольно хмурясь, стараясь сосредоточить ускользающее внимание на своей работе. – Не стойте, пожалуйста, за спиной! – Девушка начала раздраженно вытирать куском ткани кисти.
– Простите! – Он подошел и встал рядом. – Теперь нормально?
Она в ответ лишь передернула плечами.
Молодой мужчина, который стоял рядом, чем-то смущал ее. Может, тем, что был необыкновенно хорош собой?
Он был высок, широк в плечах, строен. На нем были светло-
серые брюки и не стесняющая движений белая льняная рубашка, которая не могла скрыть свободный разворот его широких плеч. Темные волосы и серые глаза – довольно редкое контрастное сочетание, которое сразу бросается в глаза.
От него исходили волны уверенности и сумасшедшего обаяния. Он, по всему было видно, не собирался отсюда уходить, – во всяком случае, в ближайшее время.
– Это ведь Аничков мост? Извините, я никогда прежде не бывал в Санкт-Петербурге. Почему его так называют?
– Свое название мост получил по фамилии его строителя – подполковника-инженера Михаила Аничкова, чей батальон во времена Петра I дислоцировался за Фонтанкой, в Аничковой слободе, – не очень дружелюбно ответила девушка, мельком взглянув на назойливого и такого привлекательного незнакомца.
«Ох, ничего себе! Какой красавец», – отметилось у нее на уровне подсознания. «Каким бы он ни был, а не ответить на его вопрос просто невежливо», – сказала она сама себе и продолжила пояснение, стараясь унять свое внезапно возникшее раздражение.
– Это один из самых знаменитых мостов в Санкт-Петербурге. А известность Аничкову мосту в основном дала эта скульптурная группа – «Укротитель коней» Петра Клодта, которую установили здесь на гранитные пьедесталы и которой вы так долго любовались, – язвительно заметила она. –
А знаете, что интересно? Что статуи коней, которые смотрят в сторону Адмиралтейства, имеют на своих копытах подковы, посмотрите сами! – обратилась она к нему и увидела внимательный взгляд его серых глаз. – В то время как статуи коней, смотрящих в сторону площади Восстания, подков не имеют.
– Почему? Забыли подковать? Или это связано с чем-то другим? – На нее заинтересованно продолжали смотреть его серые глаза, будто прожигая ее своим взглядом насквозь.
И от этого взгляда у нее на какой-то миг перехватило дыхание, а по щекам разлился нежный румянец.
– Нет! И ничего не забыли! Существует легенда, которая объясняет это тем, что в восемнадцатом веке на Литейном проспекте располагались литейные мастерские (откуда проспект и получил свое название) и кузницы. Поэтому подкованные лошади «идут» от кузниц к началу проспекта, а неподкованные лошади, наоборот, располагаются лицом в направлении Литейного проспекта. – Она за потоком слов пыталась скрыть свое смущение. – А вообще-то, в те времена, когда его только построили, за этим мостом была уже пограничная застава. В Петербурге и пригородах более чем восемьсот мостов, – продолжила она свой рассказ, но из-за его внимательного и чуть насмешливого взгляда ей трудно было сосредоточиться. Она еще никогда не замечала за собой такого лихорадочного состояния и неспособности собраться с мыслями.
– Так много? Вы что, так про каждый мост можете рассказать?
– Конечно нет! Только про самые знаменитые.
– Чем же они знамениты? – продолжал допытываться незнакомец, слегка улыбаясь и не сводя с нее любующихся глаз.
– Ну, например, самый большой мост, он же неразводной, через Неву – Большой Обуховский вантовый мост. Самый длинный мост в Петербурге – мост Александра Невского через Неву. Его длина шестьсот двадцать девять метров. Самый широкий мост – Синий мост через реку Мойка. Его ширина девяносто семь метров. Самый низкий мост – Казанский мост через канал Грибоедова. Есть еще Дворцовый мост через Неву, он разводной. Его длина двести шестьдесят метров. Вы его, наверное, видели.
– Да, я его решил перейти пешком. Мне хотелось посмотреть на Неву. Был как раз полдень, и я слышал, как с Петропавловской крепости ударила пушка. Где-то еще в той стороне находится Эрмитаж, правильно?
– Ну да, примерно там. Как, достаточно информации?
– Вполне. Я как будто побывал на экскурсии, да еще с профессиональным гидом. Вы замечательно рассказываете! – Он опять улыбается.
«И улыбка у него на лице просто восхитительная, его серые глаза выразительные и очень красивые, а еще они какие-то бездонные. Боже, какой он красивый! – От такого созерцания ей трудно было сосредоточиться на разговоре. Она сердилась на себя за то, что так бесцеремонно пялилась на него, не в силах ничего с собой поделать, и от этого недовольно хмурилась. – Кажется, он догадывается, о чем я думаю».
– Наверное, сказывается моя профессиональная привычка. Я преподаватель русского языка и литературы в средней школе. Если не будет интересно на уроке, то и дисциплины от учеников не добьешься, уж это я точно знаю.
– Правда? Я думал, что вы еще студентка. На вид вам не больше двадцати. А вы уже сами преподаете, да еще такой сложный предмет. Давайте знакомиться?
«Вот пристал», – подумала она, глядя на молодого симпатичного мужчину, но вслух деликатно сказала:
– Думаю, это лишнее. Я уже собираюсь уходить, да и вам, наверное, пора.
Она видела, что его проницательные серые глаза внимательно разглядывают ее всю – от кончиков волос до туфель, и это ее почему-то ужасно волновало. Она сразу начала думать о том, достаточно ли хорошо выглядит или нет. И еще она боялась того, что он сейчас попрощается и уйдет. Но вместо этого он сказал:
– Я никуда не тороплюсь. Сегодня могу себе это позволить, потому что у меня законный выходной день. Майкл Стентон. – Улыбаясь, он протянул руку для пожатия.
– Элеонора Николаевна Воронцова. – Она тоже протягивает ему руку.
Когда их пальцы соприкоснулись, она почувствовала, как по ее телу пробежала странная, пьянящая дрожь. Она в смущении отдернула свою руку. «Наверное, электрический разряд», – промелькнула запоздалая мысль.
– Чудесное имя для такой прекрасной девушки. И какая знаменитая фамилия!
Девушка удивленно посмотрела на него, пожала плечами и примирительно сказала:
– Наверное, я вас сильно огорчу. Я никакого отношения не имею к представителям этой знаменитой фамилии.
– Почему вы решили, что я должен буду огорчиться по поводу вашей фамилии? Вовсе нет!
– Просто очень часто, услышав мою фамилию, начинают проводить аналогии с семейством графов Воронцовых.
– Я не стану этого делать. Вы разве уже закончили свои занятия живописью на сегодня? Нора! Вы позволите вас так называть?
– На сегодня вполне достаточно. А что касается моего имени, то это довольно необычная его интерпретация! Хотя, если вам так нравится… Знаете, так меня еще никто не называл.
– Скажите, а как вас называют?
– По-разному. Дома меня называют и Аля, и Элечка. Когда сердятся, то называют полным именем – Элеонора, друзья – Эллой.
– Неужели на вас можно сердиться? Вы производите впечатление послушной дочери, нет?
– Скорее разумной, у меня хватает ума не спорить со старшими и тем самым не создавать для себя и окружающих конфликтные ситуации. А вы ведь иностранец? Вы говорите с акцентом, хотя и едва заметным, – спросила она, продолжая складывать в сумку краски и мольберт.
– Да, я американец. Но должен вам сказать, что мои предки по линии мамы – русские. Мой прадед был офицером, он воевал вместе с Деникиным, а 21 февраля 1920 года на пароходе «Саратов» он отплыл вместе с женой из Новороссийска в Турцию. Кстати, вместе с ним на этом пароходе оказался и художник Билибин Иван Яковлевич. Там они и познакомились. Эмиграция сближает людей даже совсем, казалось бы, разных занятий.
– У вас русские предки? Это правда?
– Конечно! А почему вас это так удивляет? В Санкт-
Петербурге мои прадеды жили на Спасской улице, они занимали большую квартиру в бывшем доходном доме Кестнера.
– Сейчас это улица Рылеева.
– Я знаю. Я был там сегодня с утра. Посмотрел на дом, и отчего-то сжалось сердце. Тоска какая-то непонятно откуда навалилась.
Элеонора вдруг почувствовала нежность к этому совершенно незнакомому парню и решила его отвлечь от грустных мыслей, сменив тему разговора:
– А знаете, про художника Ивана Билибина я много читала. Он ведь вернулся в Россию из эмиграции в 1936 году и даже преподавал во Всероссийской академии художеств, здесь, у нас, тогда еще в Ленинграде. Он умер в блокаду, в 1942 году, и похоронен был в братской могиле. Он был талантливым художником и великолепно выполнял иллюстрации к русским народным сказкам, сказкам братьев Гримм, сказкам «Тысячи и одной ночи».
– Во Франции он оформлял декорации к балету Стравинского «Жар-птица» и к постановкам русских опер.
– Так, значит, ваш дед оказался в эмиграции в Турции?
– О нет! Тогда из-за наличия больных на борту пароход не высадил никого ни в Константинополе, ни на Кипре, а прибыл в Египет, где русские беженцы были помещены английскими властями в лагерь в Тель-эль-Кебире. Билибин остался в Каире, а прадед с женой уехал в том же 1920 году во Францию, где было много русских эмигрантов. Он удачно, то есть благополучно, устроился. Они не бедствовали с женой, даже стали преуспевать. Так что я иностранец только наполовину. Мама у меня русская, а отец – англичанин. Все бывшее у моих прадедов. Бывшая родина, бывшая жизнь и бывшие воспоминания.
– Грустно. – Она сочувственно посмотрела на Майкла и уже корила себя в душе за то, что была с ним так резка.
– Знаете, меня почему-то так тянуло сюда. Хотел увидеть дом, где жили мои прадеды, хотел увидеть Россию, подышать вашим воздухом.
– И как? Воздух другой, не такой, как у вас в Америке?
– Воздух родной. Как у Пушкина, помните? «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!» Хотя зачем я спрашиваю, вы же литературу преподаете! – Он засмеялся.
– Майкл, а вы очень хорошо говорите по-русски.
– Спасибо за комплимент! У нас дома все говорят по-русски, так было заведено. Мой русский прадед завещал помнить русский язык и Россию. И я, и мой брат, и сестра – все мы говорим по-русски.
– Майкл, вы здесь по делам?
– Да.
– А чем вы занимаетесь?
– Я финансист. Так что же мы здесь стоим на мосту? Давайте я вас провожу!
– До моего дома далеко. Нужно ехать на метро, правда, всего одну остановку. Хотите, пойдем пешком? Мы можем прогуляться с вами до станции метро «Гостиный двор» и потом свернуть на Садовую улицу. Ну? Решились?
– Да, я согласен! С вами я с удовольствием прогуляюсь! Для меня будет экскурсия по Невскому проспекту, и вы мне что-нибудь еще расскажете. Нора, только давайте я понесу вашу сумку. Не бойтесь, я с ней не убегу! Вы вполне можете мне довериться!
Он решительно забрал сумку у нее из рук, и они медленно пошли по тротуару, мощенному гранитными плитами, рядом, ступая в ногу, иногда касаясь плечами друг друга.
– Хм-м! Как можно довериться вам, если я вас совсем не знаю?
– Я произвожу впечатление человека, который не вызывает у вас доверия?
– Просто принято считать, что доверие – это… Скажем так – это неуловимая материя, создаваемая нами из преданности и труда день за днем, месяц за месяцем.
– Вы, безусловно, правы! Но вы можете довериться своей интуиции. Вот у меня, например, есть привычка доверять своей интуиции.
– Хорошо, я тоже постараюсь положиться на свою интуицию. Итак, вы хотели посмотреть Невский? Только я вас хочу предупредить, что пешком весь Невский проспект пройти трудно, ведь его длина составляет четыре с половиной километра. От здания Адмиралтейства до самой Александро-Невской лавры. Здесь на проспекте находится здание Главного штаба, дворец Строгановых, Аничков дворец. Сегодня Невский проспект – сосредоточие культурной и общественной жизни Санкт-Петербурга. Здесь располагаются храмы, многие станции метро, крупнейшие банки, огромные бизнес-центры, кинотеатры, музеи, выставочные залы, многочисленные рестораны и кафе, знаменитые отели Петербурга. Универмаги «Гостиный двор» и «Пассаж», а также знаменитый Елисеевский магазин. Хотя вы, живя за границей, многого не знаете о нас, русских,
и о нашей жизни, равно как и о том, что представляет для нас особую ценность. На Невском проспекте очень красиво вечером, когда на фасадах зданий включается художественная подсветка. А вы в каком отеле Петербурга остановились?
– Отель «Астория», на Большой Морской улице. Точнее, на Исаакиевской площади, напротив Исаакиевского собора, рядом с Мариинским дворцом. Вот сколько исторических памятников находится рядом с отелем.
– «Астория» – это наш знаменитый отель, только очень дорогой.
– Всего лишь плата за элегантность, удобство и комфорт. – Он пожал плечами. – Там есть великолепный ресторан. Называется он «Давыдов». Еще там есть стильный бар «Кандинский», в котором было бы хорошо отдохнуть вечером после таких долгих пеших экскурсий по городу, как сегодня. – Он улыбнулся.
– А знаете, Майкл, гостиницу «Астория» официально открыли в конце 1912 года. Гостиница эта построена в стиле модерн знаменитым петербургским архитектором Лидвалем. Там жили и творили Михаил Булгаков, Герберт Уэллс, Андрей Белый.
– Правда? Я не знал.
Ему приятно было идти с ней рядом. Он давно не совершал пеших прогулок, так как слишком ценил свое время, которого всегда не хватало, и считал такие прогулки простым расточительством времени. Но сегодня время было не властно над ним, и он с удовольствием прогуливался рядом с красивой и очаровательной девушкой, с которой было так приятно общаться. Они остановились на пешеходном переходе и терпеливо ждали вместе со всеми пешеходами появления зеленого человечка.
– Я первый раз за несколько лет гуляю пешком.
– Почему? Не любите ходить или просто лень?
Она заметила: его пристальный и невозмутимый взгляд выводит ее из равновесия и сердце начинает биться чаще. «Да что со мной такое происходит?»
– Ну, почему же, люблю. Только жалко тратить на это время, которого всегда не хватает. Приходится физическую форму поддерживать в спортивных залах. Нора, вы не торопитесь? Может, зайдем куда-нибудь выпить кофе?
– Вряд ли получится, извините. Мне до шести вечера нужно попасть домой.
– Ничего страшного, значит, выпьем кофе в следующий раз!
«Какое нахальство, однако, так думать, или он уже что-то решает за меня?» – пронеслось у нее в голове, но вслух опять было сказано совсем другое:
– Может быть.
Они стояли возле ее дома. Он посмотрел на часы.
– Кажется, мы пришли вовремя. Нора, это моя визитная карточка, там указан номер моего мобильного телефона, на всякий случай. Можно узнать ваш телефон?
– Да, конечно! – Она продиктовала ему свой номер.
Пора было прощаться, но оба сознательно оттягивали этот момент.
– Вы живете одна? – заинтересованно спросил он.
– Да! Но сейчас я живу у мамы, так как отец уехал в командировку в Москву и она попросила меня побыть с ней. Ей просто скучно. – Она улыбнулась. – Майкл, вам не следует вечером ходить одному, это небезопасно, я сейчас вызову вам такси. – Она полезла в карман за телефоном.
– Нора, не нужно, я сейчас позвоню, и за мной приедут. Но в любом случае мне очень приятно, что вы так беспокоитесь обо мне.
– Звоните, а пока за вами не приехали, можно подняться к нам. Я вас напою чаем с вишневым вареньем. Ну не оставлять же вас одного на улице! – Она смущенно оправдывалась перед ним за свое настойчивое приглашение.
– А это будет удобно?
Умом он понимал, что в чужой стране, да еще заходить в чужой дом было верхом безрассудства. «Все понимаю и тем не менее тащусь за ней, как щенок на веревке. Надеюсь, Джек об этом ничего не узнает, ведь он отвечает за мою
безопасность, и, если что-то со мной случится, отвечать придется ему». Мысленно он еще раз одернул себя: «Что я делаю?» – но вопрос остался риторическим.
– Конечно! Пойдемте!
Стентон набрал нужный номер и отдал невидимому абоненту распоряжение о том, чтобы его забрали и доставили в отель, сообщив точное место своего нахождения. Закончив разговор, он нажал кнопку отбоя. Ни «спасибо», ни «до свидания» она не услышала. На хама он не был похож, значит,
он важная персона.
– Вы сказали, что вечером у вас небезопасно. Неужели как у нас в Гарлеме? Там гиды во время экскурсий до сих пор предупреждают туристов, чтобы ни в коем случае не покидали салонов автомобилей. – Майкл беззаботно рассмеялся.
– Нет, конечно! У нас пешком ходить можно, значит, ситуация не столь безнадежная. Но все же…
Он раскрыл перед ней дверь подъезда и, придерживая ее, пропустил Элеонору вперед. Он был с ней вежлив и небрежно элегантен. Они поднялись на лифте на четвертый этаж и вошли в квартиру.
– Мам, я дома! – сообщила девушка. – И я не одна.
– Какое совпадение! Я тоже не одна. Влад тебя давно дожидается и меня тут разговорами развлекает, – ответила ей мама, выходя в прихожую, чтобы встретить дочь. Увидев незнакомого молодого мужчину, она представилась: – Здравствуйте! Я Софья Владимировна, мама Эллы!
– Очень приятно! Майкл Стентон. – Он одаривает Софью Владимировну своей фирменной обезоруживающей улыбкой, перед которой невозможно устоять ни одной женщине. Она и не пыталась это сделать и лишь с чувством пожала его протянутую руку. – У вас очень красивая дочь! Вы с ней очень похожи.
«Дамский угодник! Это же надо! Всем сразу угодил! Обнять и плакать!» – подумала Элла.
Элеонора неодобрительно покачала на его слова головой и нахмурилась. Она видела смешливые искорки в серых глазах Майкла.
Из гостиной вышел Влад и удивленными глазами уставился на девушку.
– Привет! Ты сегодня совсем не торопишься домой со своих этюдов! Элла! Ты не одна? Познакомишь нас с молодым человеком?
– Привет! Пожалуйста! Майкл, это Влад! Это Майкл! Мы с ним случайно познакомились сегодня на улице. – Она взяла из рук Майкла сумку и опустила ее на тумбу в прихожей.
– Ничего себе дела! Ты уже стала знакомиться на улице? Что-то на тебя не похоже, это совсем не твой стиль, но не спорю, это так демократично.
– Влад, не говори глупостей! Я же сказала тебе, что все вышло совершенно случайно! Я писала этюд, а Майкл проходил мимо…
– И случайного знакомого, который проходил мимо, ты приглашаешь в дом?
– Послушай! Он проводил меня до дома. Я не могла его оставить на улице одного, да еще вечером. Он иностранец. К тому же за ним скоро приедет машина.
Майкл поочередно смотрел на разговаривающих Влада и Элеонору и наконец решился прервать их словесную перепалку друг с другом:
– Нора, может, мне лучше уйти, чтобы не раздражать вашего молодого человека? – На его лице гаснет улыбка и появляется тревожное выражение.
– Нора? Почему он тебя называет Нора? – возмутился Влад и в изумлении уставился на Эллу. Влад продолжал разговаривать с Эллой, делая вид, что Майкла здесь нет вообще.
– Извините, но уменьшительное имя от Элеоноры на английском языке звучит как Нора.
– Извините, я сейчас разговариваю не с вами, а с Элеонорой, – произнес Влад, не глядя на Майкла.
– Майкл, проходите в гостиную и садитесь к столу, – решительно произнесла Элла, взяв его за руку и не обращая внимания на препирательства Влада.
– Элечка! Наливай гостю чай! И угощай его пирогом.
Посмотрев на свою мать, девушка заметила, с каким удивлением и воодушевлением она рассматривает Майкла и с каким трудом она отвела от него глаза.
«Вот только этого не хватало! Что Майкл подумает о них? Устроили смотрины! Где только мамина врожденная интеллигентность и тактичность? Сейчас ей их явно не хватает!» – думала Элла, наливая гостю чай и передавая ему чашку.
– Да, Майкл, не стесняйтесь! У нас в России любят иностранцев, – язвительно заметил Влад.
– Влад, не стоит говорить того, о чем потом придется сожалеть. – Элла начала сердиться, и Влад понял, что хватил через край.
– Извини! Я не хотел тебя обидеть, – тихо сказал он.
Майкл не успел допить чай, как ему позвонили на мобильный и сообщили о том, что машина стоит у подъезда. Он поблагодарил дам за гостеприимство, долго хвалил Софью Владимировну за вкусный пирог, говорил ей, что она замечательная хозяйка, затем пожал ее протянутую руку, и она расплылась при этом от удовольствия. Стентон попрощался со всеми присутствующими и, повернувшись, вышел вместе с Эллой, которая решила проводить его до лифта.
– Майкл! Я хочу извиниться перед вами за поведение Влада, не знаю, что на него нашло сегодня.
– Не стоит извиняться! На его месте я бы вел себя точно так же. Он просто вас ревнует. Это ваш парень? – Майкл настороженно ждал ответа, не сводя с нее своих внимательных глаз.
– Ну, что вы! Он не мой парень! Мы с Владом Корнеевым дружим уже много лет. Мы вместе росли, учились в одной школе с первого до последнего класса. Он мой старый друг, и больше ничего. Наши родители дружат семьями много лет. Он почти член семьи. Это совсем другое.
Она сказала последние слова уже не так уверенно, как звучала первая часть фразы. Элла знала, что нравится Владу давно. Именно сейчас ей вспомнилось, как на дне рождения он пытался ее поцеловать и с каким трудом ей удалось
преодолеть стену из его упругих мускулов, чтобы предотвратить этот поцелуй. Она долго на него была сердита за это,
и они не виделись тогда пару недель. Наверное, это было чересчур жестоко. Вот уж пришлось тогда Владу помучиться.
– Нора, что-то не так?
– С чего вы взяли? Все нормально! – Она произнесла это, не поднимая на него глаз.
– Мне показалось, вы что-то вспомнили и вам это было неприятно.
– Ничего! Вам это только показалось.
Майкл с интересом слушал ее и завораживающе смотрел на нее.
– Нора! Вы совсем не умеете обманывать. – Он улыбнулся, увидев на ее лице смущение.
– Это плохо! Надо учиться.
– Это замечательно! Это означает, что вы искренний человек. И другой становиться не надо.
Их глаза встретились, и она с трудом оторвалась от его туманных серых глаз. Ее сердце теперь стучит в ускоренном ритме, и биение его так громко звучит, что, кажется, и Майкл слышит его. Теплый и мягкий голос Майкла выводит ее из размышлений:
– Нора, мне показалось, что Влад к вам относится не как к старому другу. – Он помолчал с минуту, разглядывая ее. – Можно я позвоню вам завтра вечером?
– Да, конечно, Майкл! До свидания! Еще раз извините!
– Нет проблем! Доброй вам ночи!
Она открыла дверь квартиры и тут неожиданно услышала его голос. Голос Майкла звучал достаточно спокойно, чтобы подтвердить правильность ее выводов, но в то же время достаточно непринужденно, чтобы показать: нет, он не думает обижаться. Достаточно непринужденно, чтобы угадать намек на возможность продолжения отношений.
– Я обязательно позвоню вам завтра.
Он шагнул в кабину лифта, и двери закрылись. Лифт уносил его вниз, туда, где его ждали другие люди, туда, где не было ее. Он сердился на то, что с ней сейчас остался какой-то
Влад, который ему совсем не понравился. «Тот еще тип, с большими претензиями, хотя очень неглуп! Как же он разозлился, узнав, что я иностранец!» – размышлял он. От этих размышлений он сам злился на Влада еще больше. Элеонора ему очень понравилась, и сейчас он дорого бы дал, чтобы провести с ней еще какое-то время, хотя бы немного. Он ехал в машине с закрытыми глазами, потому что так было легче представлять себе ее лицо. Они общались всего ничего, но сложилось ощущение, что они давно и близко знакомы друг с другом. И еще он помнил, как между ними пробежала искра, стоило лишь мимолетно коснуться друг друга. Она это тоже почувствовала. Это все неспроста. «Судя по тому, как она смущалась и смотрела на меня, я произвел на нее такое же впечатление. Девушка она просто чудесная, и у нее такая восхитительная улыбка». – Он невольно улыбнулся своим мыслям.
Она зашла в квартиру и закрыла за собой дверь. Прислонившись спиной к двери, Элла долго стояла молча. Ей нужно было осмыслить сегодняшнее событие, а точнее, привести свои мысли в порядок. Ей двадцать четыре года, а она еще ни разу не влюблялась по-настоящему. Она неотступно думала о своем новом знакомом: «Интересно, сколько ему лет, по виду не больше тридцати, может, и меньше. Может, он женат? Хотя обручального кольца на его руке нет. А вдруг у него есть девушка? Мы провели вместе больше трех часов, но я о нем ничего не знаю. Мы не молчали все это время, но все разговоры были почти ни о чем. Никогда еще ни один мужчина не производил на меня такого впечатления, как Майкл Стентон. Вот уж точно ирония судьбы. Что же в нем такого особенного, чего нет в других? Наваждение какое-то!» Она изо всех сил старалась собраться с мыслями.
Весь его облик, стиль жизни, повадки, привычки Майкла, несомненно, накладывали свой отпечаток на тот общий образ, создавали и дополняли его. Образ, который нравился многим возрастным категориям и разным типам людей. Люди старшего поколения видели в нем порядочность, серьезность, надежность, учтивость и заботливое внимание. Друзья принимали его как верного, надежного друга, обладающего отличным чувством юмора и добрым нравом. Девушки безошибочно находили в нем признаки сексуальности и мужской красоты, разностороннего ума и глубокой нежности. Дети, особенно его двоюродные племянники, признавали в нем своего человека и охотно доверяли ему всякие «страшные» тайны.
– Элечка! Иди к нам! Владик уже собирается уходить, – позвала ее мама. – Посиди с нами.
Элла изо всех сил потрясла головой и потерла виски. Сердце стало успокаиваться, и теперь можно хотя бы нормально дышать.
Когда за последним гостем закрылась дверь, Софья Владимировна сказала дочери, внимательно глядя на нее:
– Очень приятный молодой человек этот Майкл Стентон. Он хорошо воспитан, внимателен к окружающим, он совсем не похож на современных представителей молодежи, именно этим он очаровывает собеседника.
– Мам, да он тебя этим не просто очаровал, если уж говорить точнее, то сразил наповал.
– Да! Ты права! Как хорошо, что он не похож на современную молодежь. Он достаточно серьезный. Похоже, ты ему понравилась.
– Мам! С чего ты взяла? – смущенно отвернулась от нее Элла, тщательно проводя щеткой по волосам, отчего они ровными волнами рассыпались по ее плечам. – Интересное приключение в выходной день, не более того. Не нужно на этом зацикливаться. – Сказав эту фразу, она вздохнула с облегчением.
– Я видела, как он на тебя смотрел. Но я хочу тебе сказать, что ты не должна строить никаких иллюзий на его счет. Он иностранец. Приехал и уедет! Замуж нужно выходить за такого, как Владик. Он в тебя влюблен с седьмого класса. Столько лет тебе портфель таскал, ты хоть это помнишь? – Она прижала к себе дочь и засмеялась. – К тому же Владик такой предсказуемый! А этот Майкл… Он, конечно, замечательный, но он не из нашей жизни. Он из той другой, своей американской жизни, продуктивной и очень насыщенной…
– Мама! Ну сколько можно о Майкле! Все уже закончилось! Но все равно, я опять тебе повторю, мы с Владиком просто друзья. Я не воспринимаю его как мужчину сейчас и не воспринимала никогда раньше. Да, он нравится мне, но как хороший друг! Понимаешь? У нас с ним много общего, нам есть о чем поговорить, но это другое!
– Он хороший парень, Эленька!
– Я знаю, но дело совсем не в этом. Я воспринимаю его просто как товарища, потому что он не мой мужчина! Просто мне нужен другой! Влад не удовлетворяет мои чувства, ощущения и потребности в той мере, в какой мне это необходимо. – Она расстроенно посмотрела на мать. – Надеюсь,
я понятно сформулировала свою мысль?
– Кажется, я тебя поняла. Хорошо, хорошо! Не буду больше тебе ничего говорить. В конце концов, твое счастье нам с папой дороже.
– Мам, извини, я хочу спать. Завтра рано вставать на работу. У меня завтра две консультации.
– Да, дорогая, и мне тоже вставать рано. Спокойной тебе ночи, солнышко мое! – Она нагнулась и поцеловала дочь. – Ничего, когда-нибудь ты встретишь своего принца и обязательно будешь с ним счастлива. Ведь ты у нас такая красавица, умница, а самое главное – ты у нас добрая, и у тебя есть еще одно главное качество: ты умеешь любить
людей.
«Ох! Мамочка, если бы ты знала… Кажется, я уже встретила его, своего принца! Только вряд ли я буду счастлива, да и буду ли вообще с ним? Впервые в жизни я хочу лечь в постель с мужчиной. Я так хочу почувствовать на себе прикосновение его рук и губ».
Раздумывая об этом, Элла выключила светильник и свернулась калачиком под одеялом. Она закрыла глаза, и, словно в калейдоскопе, закружились перед ней картинки. Вот его внимательные серые глаза, вот они знакомятся, и ее рука в его руке, опять его серые глаза, и она судорожно вздохнула при этом, пытаясь прогнать видение. Общительный и искренний, он притягивал к себе как магнит. Его энергия увлекала
и завораживала, и еще с ним было легко, темы для разговора находились сами собой. Элла долго не могла уснуть, но и во сне ее преследовали его серые глаза и улыбка, то ироничная, то теплая до боли в сердце.
Звонок будильника прервал ее ночные видения, и реальность вырвала ее из ночных эротических грез. Выйдя из подъезда, она направилась к машине. Ее «Пежо» черного цвета очень нравился ей. Элла его ласково называла «Пыжик». Выехав со двора, она влилась в поток машин и, выжав педаль газа, помчалась, перестраиваясь из одного ряда в другой, так как времени до начала консультации оставалось не так уж много, а расстояние до школы приличное.
Ее девятый «А» в полном составе собрался на школьном дворе. Увидев ее, все хором поздоровались:
– Здравствуйте, Элеонора Николаевна!
– Здравствуйте, ребята! Почему не заходите в кабинет? – Она посмотрела на часы. – Звонок будет буквально через пару минут.
– А нам ключи от кабинета не дали! Сказали, что вы сами их возьмете!
– Неужели? Пойдемте со мной! – Она решительно направилась к двери, и ребята, переговариваясь между собой, нехотя потянулись за ней.
У нее было с утра хорошее настроение. Замечательное утро, любимая работа, хорошее самочувствие – что еще нужно для хорошего настроения? Одна мысль только занозой засела в сознании и то и дело отвлекала на себя внимание: позвонит ли Майкл, как обещал, или нет. Неужели все закончится, так и не начавшись?
День в школе тянулся бесконечно долго. До вечера еще была уйма времени. Звонок по мобильному застал ее в учительской.
– Привет, Элка! Как дела? Как твои любимые ученики? – засыпала ее вопросами школьная подруга Марина Вершинина. Она работала вместе с Владом в одной адвокатской конторе.
– Привет, Марина! Все нормально!
– Мне сегодня Влад все утро нудил про какого-то твоего иностранца. Ты его расстроила. Он на тебя сильно обижен. Давай рассказывай, с кем ты там вчера познакомилась?
– И совсем этот иностранец не мой, это во-первых, а во-вторых, никакой истории нет и в помине. Простое уличное знакомство, вот и вся история. – В учительскую зашли завуч по воспитательной работе и преподаватель истории. – Марин, ты извини, я не могу говорить сейчас. Перезвони мне вечером, если хочешь.
– Подожди, подожди! Что означает твое «если хочешь»? А ты разве сама не хочешь со мной пообщаться, ведь мы с тобой месяц как не виделись? Скажи мне только, вы хотя бы целовались с ним?
– Да нет, конечно! Ты с ума сошла?
– Ну, он хотя бы тебе на что-нибудь намекал?
– Марина!
– Слушай, а может, он гей? Знаешь, сколько сейчас красивых мужиков-гомосексуалистов?
– Он нормальный, и давай не будем его больше обсуждать! – Она покраснела от возмущения, удивляясь бесцеремонности подруги.
– Да ладно, как скажешь! Только вот скажи мне, моя дорогая, зачем тебе от природы такие подарки даны, а? У тебя красивая внешность, ты не лишена обаяния, ты сексуальная, наконец! И что? Когда мы наконец услышим твои романтические истории? Порадуй подруг, имей совесть!
– Господи! Марина! Ты о чем-нибудь другом думать можешь, кроме того, о чем сейчас сказала? – Элла рассмеялась.
– Ладно, пока! Я перезвоню тебе!
– Пока! – Элла убрала мобильник в сумочку. – Коллеги! Всего доброго и до свидания!
– До свидания, Элеонора Николаевна! Волнуетесь перед завтрашним днем?
– Да! Волнуюсь и переживаю за своих! – Элеонора остановилась и с тревогой посмотрела на старших коллег, ожидая их сочувствия.
– Не волнуйтесь! Это только первые годы такое острое восприятие. Пройдет время, и любые экзамены станут для вас привычным и обыденным делом. Вся наша работа – это унылая рутина, и все об этом знают! Да-да! Поверьте мне, милая Элеонора Николаевна!
– Это неправда! Я так не считаю. Наша работа творческая и интересная.
– Это вы сейчас, Элеонора Николаевна, так считаете, по молодости лет. Пройдет максимум пять лет, и ваше отношение к работе кардинально поменяется.
– Вера Сергеевна, если вам так не нравится ваша работа, почему вы не уходите из школы?
– А куда уходить? Я двадцать пять лет отдала школе! Не в гувернантки же мне подаваться! Да и кто меня туда возьмет в таком-то возрасте? Так что вы сейчас задумайтесь и, пока не поздно, получите второе высшее образование. Так, на всякий случай!
– Мне кажется, вам нужно сменить мотивацию. Если вы не можете делать то, что вам нравится, то пусть вам нравится то, что вы делаете.
– В каком смысле?
– В прямом! Психоневропатолог не может изменить мир для своего больного пациента, он пытается изменить его отношение к этому миру, чтобы тому легче было жить. Так понятно?
– Элеонора Николаевна! Вы работаете два года и считаете себя вправе давать мне, педагогу с таким стажем, подобные советы?
– Вера Сергеевна! Я не хотела вас обидеть, извините! Я всего лишь хотела вас успокоить, не более того, – примирительно сказала Элла, ставя классный журнал в нужную ячейку. – Вам нужно сменить установку. Человеческая психика так устроена, что наши ощущения и сознание загружаются по системе саморегуляции, то есть тем, что имеем, тем и загружаем. Всегда для наших ощущений, для эмоций требуется большое количество пищи, или информации. Меняется восприятие, и вместе с ним перестраивается сознание. Ваша работа
не меняется. Объективно ваша работа и в количественном выражении не меняется, а субъективно меняется. Потому что сменилась установка и сменилось отношение к работе. Она стала значимой, важной и нужной для всех.
– Элеонора Николаевна! Вам нужно учиться! Из вас должен получиться хороший психоаналитик.
– Спасибо, я подумаю над этим!
– Вера Сергеевна! Не настраивайте нашего молодого педагога против нашей профессии. У нас, Элеонора Николаевна, сердце всегда должно быть молодым, сколько бы лет нам ни было. И всю жизнь теперь нам с вами придется сеять разумное, доброе, вечное.
– Я к этому еще с института готова. До свидания, Анна Павловна! Вера Сергеевна! Всего хорошего!
Элла приехала домой и оказалась в пустой квартире. Мамы еще дома не было. Она задерживается. Есть совсем не хотелось. Она встала у окна и посмотрела вниз на проспект. Непрерывный поток машин, люди, спешащие по своим делам, и никому до нее нет никакого дела, – и от этого стало грустно и одиноко. Сначала пришла в голову мысль позвонить Марине, но вдруг подумала, что не сможет говорить с ней ни о чем. Потому что говорить Элла хочет только о Майкле, а о нем говорить с ней нельзя. Нельзя, потому что совсем не хочется! То, что она чувствует в отношении этого красивого молодого американца, – нечто особенное. И все вопросы подруги вроде того: «Вы с ним целовались?», «Он на что-то тебе намекал?», «Он не гомосексуалист?» – просто грубы и бестактны. Она не хотела обсуждать Майкла ни с кем, тем более на таком примитивном уровне. Элла не хотела признаться даже себе в том, что ждет звонка своего американского знакомого. Очень ждет, а он до сих пор не позвонил. Наверное, он просто забыл о ее существовании. Может, позвонить ему самой? Просто позвонить и предложить показать вечерний город. А что? Он же дал ей номер своего мобильного телефона.
Ну и как это будет выглядеть? Как будто она ждет не дождется встречи, утерпеть не смогла и сама позвонила. Как будто ей эта встреча нужна больше, чем Майклу. Как будто она влюбилась… И ничего она не влюбилась, просто знакомство с ним будоражит ее воображение, заставляет ее волноваться, переживать, как заставляют волноваться и переживать любые новые ситуации и ощущения. Опять вру, даже себе! Конечно, он волнует меня совсем не так, как волнуют новые ситуации. Он меня волнует как привлекательный мужчина. Просто я хочу его. Он не такой, как все. Он особенный. А если он уедет и она больше никогда его не увидит, и все из-за своей глупой гордости и светских условностей? Подруги уже кто замужем, кто живет гражданским браком, а она еще ни с кем не заводила серьезных отношений. Ждала своего единственного и неповторимого, ждала, ждала… А когда он появился, то начала придумывать какие-то отговорки… Я не хочу потерять его! Господи, что я говорю? Ведь совершенно очевидно, что невозможно потерять то, чего не имеешь. Смешно дожить до такого возраста и ни с кем не…
Она спорила сама с собой, приводила аргументы за и против того, чтобы позвонить Майклу Стентону.
Майкл сидел в это время за своим рабочим столом и ничего не знал о мучительных раздумьях и душевных терзаниях своей синеглазой знакомой. Он наметил себе на сегодня определенный объем работы, который необходимо было сделать. Для решения той проблемы, которая стояла перед компанией, куда его пригласили для консультации, необходимо было проделать фантастически большой объем работы. Он хорошо умел работать с большим количеством информации. У него от природы был математический склад ума и хорошие аналитические способности, кроме этого, у него были глубокие знания западных и российских стандартов финансовой отчетности. Более того, получив блестящее образование в Оксфорде и пройдя стажировку в крупном банке по работе с ценными бумагами, он получил в результате этого солидный опыт и к двадцати девяти годам превратился в талантливого аналитика, успешно работающего в крупнейшей финансовой корпорации. Его считали серьезным специалистом в этой области, одним из лучших, но для этого он приложил немало своих сил, да и его природные способности
не подкачали. Талант финансового аналитика служил на пользу не только финансовой структуре, в которой работал Майкл Стентон, но и ему самому. Он делал вложения, покупал ценные бумаги, сбрасывал, снова покупал и снова продавал, и его личный капитал рос и умножался в разы. В Россию его пригласили не только для того, чтобы на основании анализа финансовой деятельности сделать вывод об эффективности работы компании. Он должен был представить аналитический отчет о проделанной им работе заинтересованным лицам. Ему необходимо было также представить им в результате исследования этих показателей прогноз об их изменении и сделать вывод о том, стоит ли вкладывать деньги в конкретно выбранную компанию. Цена ошибки в этой области очень высока, и неправильный расчет может грозить компании-заказчику крупными финансовыми потерями. Внезапная трель мобильного телефона заставила его вздрогнуть от неожиданности. Он ответил почти сразу, после второго звонка:
– Слушаю!
Элла растерялась от звука английской речи и почти прошептала:
– Привет, Майкл!
– Нора! – Его голос неожиданно потеплел и приобрел бархатные нотки. – Как хорошо, что ты позвонила. Я еще работаю, я думал о тебе, я скучал и собирался позвонить… – выпалив ей все на одном дыхании, он сам растерялся от внезапно захлестнувших его эмоций, которые и спровоцировали его на такую неожиданную даже для него самого откровенность. Это было совершенно для него не свойственно – изображать такую радость от звонка незнакомой девушки. Обычно девушки сами всегда его добивались и ждали его внимания. Но сейчас ситуация изменилась, и теперь он жаждал любого проявления ее внимания. Это ему всю ночь снились ее синие глаза.
«О боже! Он сказал мне „ты“!» – Ее душа ликовала.
– Майкл, я хотела тебе предложить посмотреть на Невский проспект вечером, но если ты занят или у тебя другие планы, то… – Она замолчала ненадолго.
– Нора, я совсем не против прогулки, просто я пока занят, и если…– Он не успел договорить фразу.
– Извини, я тебя отвлекаю, ты занят, а эта прогулка совсем не вовремя… нет, это была плохая идея… Извини, Майкл!
– Так, ты почему перебиваешь, не дослушав собеседника, не давая ему возможности высказать свою мысль до конца?
– Ну, извини!
– Я не успел тебе сказать, что освобожусь через час-полтора и тогда мы сможем с тобой полюбоваться вечерним проспектом. Договорились? Нора! – Он рассмеялся.
– Договорились, – тихо ответила она. – Мне за тобой заехать?
– Нет! Я сегодня на машине. Я сам за тобой заеду. На Садовую?
– Да. Пока, Майкл!
– Пока! Я позвоню тебе, когда подъеду.