Дождливый июль
Я пишу эти строки зимой, когда за окном валит снег, заметает все и вся, словно пытается крупными мазками выбелить всю землю и нас, так по-разному живущих на ней. Лето в такую погоду кажется чудом. Но его звуки, запахи не забываются с холодами, а живут где-то глубоко внутри нас, отзываясь на воспоминания.
Июль 1998-го был богат ливнями. Небо все время держало людей в напряжении, в любое мгновенье готовое вылиться на землю бурными потоками. Грозы гремели по два раза на дню, буквально подтверждая русскую поговорку «не из тучи гром». Я ехала на свою первую встречу с Александром Авдониным в автобусе, который, казалось, насквозь пропитался дождевой влагой. Длинные струи его били по стеклам, эта снабженная колесами железная коробка будто двигалась сквозь водопад. Было раннее утро, и почти все пассажиры спали. А я сидела с ручкой и блокнотом и снова и снова обдумывала и переписывала вопросы для будущего интервью.
Разумеется, я к нему подготовилась. Сходила в самую крупную библиотеку Челябинска, посидела за книгами и газетными статьями. Потом выловила все, что можно, в Интернете. О проблеме и об истории вопроса информации нашлось очень много, а вот об Авдонине – почти ничего. Кто-то из журналистов называл его личным другом губернатора Свердловской области Эдуарда Росселя. Кто-то назвал его скрытым монархистом. Кто-то написал, что он и его группа «приватизировали царские останки». Рассказывали о том, что первый раскоп для поисков места тайного захоронения был сделан с санкции тогдашнего министра МВД СССР Н. А. Ще-локова. Его личный советник, писатель и кинодраматург Гелий Рябов в августе 1976 года специально для этого приехал на Урал. До этого ему удалось встретиться с сыном Якова Юровского, того самого, который руководил расстрелом в доме Ипатьева. Рябов получил от него записку, составленную отцом для историка Покровского, и произвел необходимые выписки из книг судебного следователя Н. Соколова и генерал-лейтенанта М. Дитерихса (в то время они в СССР были малодоступны). Из последней он перерисовал схему района, где происходили события 16—19 июля 1918 года. Возможности Рябова и знания Авдонина привели к успеху – они нашли место, где большевики скрыли останки царской семьи, но потом эти два человека отчего-то поссорились. Я говорю здесь об этом для того, чтобы больше к этому не возвращаться. Я ценю, что Авдонин и сегодня уклоняется от описания своих взаимоотношений с Рябовым, это по-мужски. Из его скупых слов я поняла, что в свое время Рябов не сдержал своего слова, и события вокруг царских останков начали развиваться совсем не так, как ими было задумано.
Я нашла в «мировой паутине» и текст самого Авдонина с его версией екатеринбургской трагедии 1918-го. Думаю, что здесь не обойтись без хотя бы краткого изложения тех событий. Авдонин писал о них так: «17 июля 1918 года в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге без суда и следствия была уничтожена семья отрекшегося от престола императора Николая II и ее прислуга. Были убиты: император Николай II, его супруга Александра Федоровна, их дочери Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, сын Алексей, а также лейб-медик Боткин, камердинер Трупп, комнатная девушка Демидова и повар Харитонов. То, что произошло в Екатеринбурге, нужно квалифицировать как преступление – умышленное групповое убийство, исполненное революционной властью, продемонстрировавшей ненависть к бывшему императору, который отрекся от этого звания задолго до появления советской власти. Особая свирепость и злодейство преступления состояли в убийстве детей на глазах родителей, не способных их защитить. Оправдания этому преступлению нет! И большевики, прекрасно понимая это, сразу же начали заметать следы злодеяния путем сокрытия главного доказательства преступления – останков убиенных – и распространения ложного заявления Советского правительства о том, что в Екатеринбурге расстрелян только император, а его семья переведена в безопасное место.
Первая брешь в тайне большевиков была пробита следователем Соколовым еше в 1919 году. Вместе с екатеринбургскими следователями Наметкиным и Сергеевым он установил факт убийства царской семьи в доме Ипатьева. В убийстве семьи Соколов обвинял руководителей Советского правительства и Уралсовета, непосредственных исполнителей злодеяния: Юровского, Медведева, Ермакова, Никулина и других. Поиски останков убиенных привели Соколова в район старого заброшенного рудника вблизи деревни Коптяки. Здесь были найдены следы костров с остатками горелой одежды и другие вещественные доказательства, подтверждавшие, что останки царской семьи здесь находились, с ними что-то делалось, но самих останков не было. Соколову пришлось предположить, что останки были полностью сожжены. При обследовании Коптяковской дороги Соколов обнаружил и сфотографировал участок с настилом из шпал, где 19 июля при возвращении с рудника застряла машина большевиков, пробывшая на этом месте почти пять часов. Соколов, к сожалению, не догадался обследовать это место. В июле 1919 года, когда его работа достигла максимального размаха, район исследования был занят красными войсками. Это прервало следствие Соколова, которое осталось незаконченным».
Позже, в эмиграции Николай Соколов успел закончить книгу «Убийство царской семьи», ставшую основой для формирования мнения об убийстве царской семьи у широкого круга людей, не многие из которых поняли, что эта книга – его трагедия. Сам Соколов об этом знал, но умер, не ведая, что одна фотография в его книге отметила место сокрытия царских останков, которых он не нашел. Эта книга… явилась причиной для появления большого количества разнообразных версий об участи царской семьи, от ее уничтожения (в том числе и с отрезанием голов у трупов) до полного благополучного спасения, вместе с Николаем, даже несмотря на заявление Советского правительства. Эти же факты стали исходными положениями для появления «лже-претендентов», традиционных для России самозванцев на роль наследников государя, количество которых не уменьшается до сегодняшнего дня.
С конца 20-х и до 70-х годов тема гибели царской семьи в нашей стране была закрыта. Об убийстве ее Советское правительство никогда не заявляло (только о расстреле Николая II). Это оставалось государственной тайной, охраняемой спецслужбами.
Взрыв произошел в июле 1991 года, когда председатель Свердловского облисполкома Эдуард Россель заявил, что в окрестностях Свердловска найдены останки предполагаемой царской семьи. Место их нахождения было указано членами фонда «Обретение».
Поисковая группа состояла из трех человек: геолога Михаила Кочурова (погиб в 1990 году), инженера-геофизика Геннадия Васильева и автора (Александра Авдонина. – А.Т.-Н.). Работу с архивными источниками осуществлял писатель Гелий Рябов. Группа вскрытия останков известна – она состояла из шести человек. Место сокрытия было обнаружено мною совместно с Кочуровым в 1978 году. 1 июня было произведено вскрытие. Раскоп – примерно метр на метр. Человеческие останки встречены на глубине порядка 70 см. Здесь сразу же, на небольшом расстоянии друг от друга, обнаружены три черепа. Они были изъяты для последующей идентификации. Раскоп закрыт. На все ушло шесть часов, работали шесть человек. В своем акте об этом мы отметили, что вскрытие было локальным, и количество скелетов на месте сокрытия мы не пытались установить, это не входило в нашу задачу.
Прошел год, взятые фрагменты были возвращены на прежнее место. Мы намеренно уложили их в деревянный ящик вместе с металлической иконой, на которой были выгравированы дата изъятия и возвращения фрагментов останков.
Прошло еще десять лет до дня официального извлечения останков Свердловской областной прокуратурой в 1991 году. Начались криминалистические и судебно-медицинские исследования. Одновременно начался сбор документов, связанных с убийством царской семьи, в различных архивах страны. В августе 1993 года Генеральной прокуратурой РФ возбуждено уголовное дело по обстоятельствам гибели членов Российского императорского дома и лиц из их окружения в 1918— 1999 гг. Ведет это дело прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры РФ В. Н. Соловьев»5.
Каждое слово Авдонина было бесчисленное количество раз подвергнуто сомнению в многочисленных газетных и журнальных статьях, обращениях к президенту, в фильмах, снятых на этот сюжет, ставший весьма популярным за семь лет, прошедших с той памятной пресс-конференции свердловского губернатора Эдуарда Росселя. Гробокопатели -это самое мягкое определение из тех, которые применялись к группе Авдонина в эти годы. В 1996-м году «Челябинский рабочий» писал о документальном фильме свердловского режиссера Сергея Мирошниченко: «Снимая бесконечные митинги и молебны на месте дома Ипатьева, камера не стремится к панораме. Она нацелена на крупный план, подолгу задерживаясь на каждом лице. А есть еще съемки, сделанные на этом месте скрытой камерой: как люди молятся у непрочного деревянного креста, недоумевают, равнодушно проходят мимо, деловито воруют букеты цветов… Сколь непонимающе-равнодушны недетские лица подростков, ничего не знающих об этом месте и уже ничего не желающих знать»6.
Но вернемся в тот июльский день, когда я буквально «на коленке» переписывала дрожащей от автобусной тряски рукой вопросы для первого интервью с Авдониным. Эта страничка хранится в моем архиве. Иногда я беру ее в руки и вспоминаю и тот дождь, и то особенное волнение, которое я испытывала перед первой встречей с этим человеком. Значительность его личности была для меня бесспорна уже тогда, и я боялась своей малой компетентности, боялась перепутать даты, фамилии. Хотя мой опыт подсказывал, что важно совсем другое – эмоциональный контакт, который определяет степень открытости и откровенности.
В первые минуты знакомства мне показалось, что из моей затеи ничего не получится. Александр Николаевич, крупный, седовласый человек, выглядел усталым и погруженным в себя, словно бы отрезанным от мира. Он назначил мне встречу в областном краеведческом музее, который из-за дождя был почти пуст. Мы сидели в мрачноватом полупустом кабинете, потолок терялся где-то в высоте, я пыталась спрашивать, он смотрел на меня с горестной иронией и недоверием, как человек, много претерпевший в жизни от разных журналистов. Я уже начала отчаиваться, как вдруг за окном громыхнуло так, что задрожали стекла, и ливень встал стеной, словно разверзлись хляби небесные. И, глядя на потоки воды, Александр Николаевич стал постепенно оттаивать. Потом в газете я для красоты слова написала так: «Во время этого природного катаклизма мы говорили о катаклизме историческом, участником которого суждено было стать этому седому человеку».
30 лет он занимался поисками полезных ископаемых. И, судя по тому, что получил научную степень доктора геолого-минералогических наук, делал это неплохо. Причем эта степень была ему присвоена без защиты диссертации. Это уникальный случай на Урале. Он написал четыре монографии, около 200 статей по своей специальности. А в 1997-м одна газета назвала его «доктором геолого-исторических наук». Ошибка эта, конечно, смешная, но и очень показательная. Именно истории, а точнее, восстановлению ее нравственности посвятил геолог Авдонин последние 10 лет своей жизни.
Он рассказывал мне об этом, когда мы бродили по залу, где разместилась выставка «Романовы. Возвращение в историю», детище фонда «Обретение», которым Александр Николаевич руководит с 1991 года. Мы бродили по залу, наполненному историей, где рядом оказались убитые и убийцы, жертвы и палачи. Здесь материалы генетических экспертиз останков, фотографии, на которых зияют глазницы черепов и разложены пронумерованные кости. История преступления и трагедии.
Сейчас, через три года после прощания с останками, выставки о царской семье выглядят по-иному. В январе 2001 года в Москве, в Историческом музее были выставлены детские веши и игрушки семьи Романовых. Игрушечный стульчик-трон и парадные мундирчики царевича Алексея. Кружевные платьица девочек, дневнички, расписание уроков, трехколесный велосипед. Нет ничего, что напоминало бы о страшной участи детей венценосной семьи. Но, как написала журналистка «Известий» Ольга Кабанова, «выставка душераздирающая». Наверное, люди, которые приходили в Исторический музей, испытывают те же чувства, что и я в тот июльский день в Екатеринбурге.
Авдонин не чувствовал себя победителем, хотя оставались считанные дни до захоронения останков царской семьи события, к которому он и его единомышленники шли около двадцати лет.
Мне хочется, чтобы сомнения, чувства тех дней остались в этой книге, поэтому я воспроизвожу здесь текст этого интервью. Итак, 2 июля 1998 года. Екатеринбург. Краеведческий музей. Гроза.
– Я был наивным человеком. Считал, что правда о расстреле царской семьи будет силой, которая примирит расколотое на части русское общество внутри страны и за рубежом.
Александр Николаевич показывает план, который еще в 1918 году составил знаменитый белогвардейский следователь Николай Соколов. Еще тогда он отметил место, где в конце 70-х были найдены останки. Точка на старой Коптяковской дороге подписана так: «Мостик из шпал и бревен, где застрял грузовик большевиков».
– Соколов не догадался, – говорит Александр Николаевич. – Если бы он тогда раскопал, не было бы сейчас этой головной боли.
В 1943 году маленький Саша Авдонин на заседании детского географического общества «Глобус» во Дворце пионеров впервые слушал Петра Ермакова – человека, который был в доме Ипатьева во время расстрела царской семьи. Дети тогда поняли, что жил когда-то плохой человек, угнетатель – царь, а хорошие люди его убили.
На выставке Александр Николаевич показал мне фотографию, где Петр Ермаков снят вместе с членами Уралсовста на том самом мостике из шпал. Перед ним на бревнах лежит маузер, который в свое время был знаком чуть ли не всей свердловской детворе. Ермаков долгие годы носил его по школам города и рассказывал пионерам о своем «подвиге».
– Этот снимок мы нашли в его архиве после смерти. И пистолет тоже в музее, но здесь мы его не выставляем, потому что Ермаков все врал, никого он не убивал. На этот же мостик революционер Парамонов водил поэта революции
Маяковского. Стихотворение об этом здесь же, под стеклом:
За Исетью, где шахты и кручи, за Исетью, где ветер свистел, приумолк исполкомовский кучер и встал на девятой версте…
Здесь кедр топором перетроган, зарубки под корень коры, у корня, под кедром, дорога, а в ней – император зарыт.
— Меня часто спрашивают, как появилась мысль заняться поисками. Все случилось эволюционно. В городе, который назывался Свердловском, события, связанные с расстрелом царской семьи, никогда не прекращались. Всегда атмосфера была заполнена флюидами от него. И люди, которые приезжали сюда, всегда интересовались: «Покажите дом, где шлепнули Николашку» или «где убили царскую семью». По-разному говорили, но интерес всегда был. По этой причине и снесли в 1977 году дом Ипатьева.
Мне повезло на встречи с людьми. Я знал людей, которые участвовали в расстреле, были в охране дома. Материалы накапливались. А потом появился Гелий Рябов. Он стал катализатором, ускорителем, без него это событие нескоро бы произошло.
– Так вы создали «преступную группу»?
– По тем временам (а это был самый расцвет тоталитарного режима) мы действительно раскрывали государственную тайну. Мы все были уверены, что если мы ее знаем, то должны передать людям. Но готовились передать ее в следующее поколение, через наших детей. Мы никак не могли предположить в те годы, что этот режим рухнет. И откроется новая эра, возможности нового мировоззрения. Стоит сказать, что за те 10 лет, что мы сохраняли тайну, не было ни одной утечки информации, люди подобрались очень надежные. А что касается «преступной группы». Мы много думали над тем, что совершаем. Можно ли было вскрывать могилу, нарушать покой мертвых. Но это не была могила. Это было место сокрытия от людей следов преступления. И где это место находилось? На дороге, где ездили машины, ходили люди. И все по ним. На такой глубине ведь не хоронят, гораздо глубже.
Они промерзали зимой, оттаивали летом. Приняли мученическую смерть, потом 70 лет мучились в яме. Их мучают последние семь лет экспертизами. Нет им покоя.
Я рассуждал так. Мы не только открываем чистую, а скорее грязную, страницу нашей истории, но мы даем основу для окончания следствия Соколова. За один только год он доказал на основе вещдоков и опроса свидетелей, что в доме Ипатьева была расстреляна царская семья и ее прислуга. Но он не нашел останков. Следствие его осталось незаконченным. Найденные останки послужили поводом для возбуждения в 1993 году Генеральной прокуратурой России уголовного дела.
– Я читала в материалах этого дела и оценку того, что сделали вы: «Этой группой выполнен не только гражданский долг, но сделан выдающийся вклад в юридическое дело и нашу историческую науку».
– Это сейчас. А раньше кричали: «Под суд Авдонина и Рябова! Кто им разрешил копать?». Мы задали работу тысячам людей во всем мире – в Германии, Америке, Канаде, на Украине, и в России конечно. Одних только судебно-медицинских экспертов было 500. А сколько об этом написали журналисты, следователи, историки. И все они в основном хулят нас, сторонников очень мало. Они говорят: «Подумаешь, все давно знали, где они лежат». Говорят, что мы это сделали для собственного престижа, из корыстных целей. Но за эти десять лет ни я, ни Рябов не сделали каких-то корыстных потуг, это все видят. Если я написал книжку, так это мой труд. Если выступил по телевидению – это тоже мой труд. Останками мы не торгуем.
Александр Николаевич подводит меня к одному из стендов:
– Вот фотография, которая трогает меня больше всех. Тоненький как былинка, царевич Алексей прильнул к матери. Она, гордая и строгая, обнимает его через перила корабля. Мальчик в матроске, ветер развевает ленточки бескозырки. Они по разные стороны перил. Так же развела их судьба. Останки Алексея, его сестры Марии не найдены.
– Сейчас мне говорят: «Давай ищи Алексея!». А я говорю: «Не надо искать». Хотя мы примерно знаем, где он.
– Почему не надо искать?
– Я повторю. Раньше я рассуждал как наивный человек, не представлявший реальной обстановки. Я не знал, что гражданская война не кончилась, что люди по-прежнему расколоты. И этот исторический объект – останки – не может их примирить. И открытие на старой Коптяковской дороге было преждевременным, мы еще не доросли до осознания его.
– Александр Николаевич, я прочла немало газетных статей на эту тему. Большинство из них оставляют впечатление «пляски на костях». Как будто каждый пишущий хочет на этом нажить себе капитал. Вот только что пришло сообщение о том, что Челябинская организация РКП приняла заявление, в котором останки называют безвестными, а кампанию по канонизации имени Николая II – надругательством над всеми народами бывшей Российской Империи. Как они говорят, нам нечего стыдиться своих предков, им было виднее, чем из нашего сегодняшнего далека. Баркашовцы тоже не понимают, почему русские люди должны каяться в том, чего они не совершали. Они считают, что те, кто к этому призывает, хотят привить русским людям комплекс вины, комплекс ущербности.
– Наше государство никогда не признавало убийства царской семьи. В 1918 году правительство заявило, что в Екатеринбурге из-за чрезвычайных обстоятельств и контрреволюционного заговора расстрелян Николай II, а семья перевезена в надежное место. С тех пор никто этого не опровергнул. Но теперь, если мы хороним эти останки, то мы признаем исторический факт: да, семья была убита, признаем это преступление. За последние годы наше государство уже много чего признало. Не так-то просто было развенчать культ личности, пакт Молотова – Риббентропа, массовые убийства военнопленных. Признали, чтобы реабилитировать себя, войти в разряд нормальных людей. Непросто вырывать эти язвы из тела. Трудно признать и убийство царской семьи. А это действительно преступление, потому что не было причин убивать этих людей. Преступление особо злодейское, потому что на глазах родителей убивали их детей, а они неспособны были их защитить. Что может быть изощреннее такой пытки?
Если мы это признаем, если берем этот грех на себя, то люди участвуют в покаянии. Что такое покаяние? Мы должны покаяться за то, что совершили наши предки. Некоторые люди этого не понимают и говорят: «Я-то тут при чем? Я в этом не участвовал». Дело-то не в этом. Дело в значимости самого акта покаяния. Если мы этого не понимаем, значит, мы еще не доросли.
– Ощущение такое, что общество споткнулось об эту проблему, зашло в тупик. Политический, религиозный, нравственный…
— Никто не знает, что с этим делать. Что самое обидное. Патриархия стала на сторону «оппозиции». И именно поэтому президент решил не участвовать в церемонии захоронения.
– Вы думаете, что произошло именно это? А люди говорят, что Ельцин взорвал дом Ипатьева и поэтому стыдится хоронить останки.
– Народ может говорить все, что угодно. Раньше говорили, что вот, мол, хотят сыграть на этом деле политическое шоу. Сейчас видно, что шоу не получилось, иначе бы Ельцин не отказался. Значит, не требуется политического шоу. А нормальное, естественное событие не произошло. Потому что в мире есть силы, которым это не нужно. Я думаю, что это потомки тех людей, которые виновны в этом преступлении, – Свердлова, Юровского, Войкова (который, кстати, говорил, что «мир никогда не узнает, что мы с ними сделали»).
– Вы думаете, что эти люди настолько влиятельны?
– Да, потому что «оппозиция» есть не только в России. Это мировая «оппозиция». Центр ее в США. И внутри нашей эмиграции.
– Я читала, что некоторые потомки Романовых не хотят признавать останки…
– А что такое «признавать – не признавать»? Как простой человек может этот вопрос решить? Кто должен его решать?
– Наука, наверное.
– Да, наука. И здесь возникает вопрос – верим или не верим мы науке. Если верим, значит, это объективный факт. Работали светила мировой науки, использовали новейшие
методы исследования. Больше того, разработали новые, доселе неизвестные. А у нас говорят: «Нам не хватает чего-то для полной уверенности». А чего, сказать не могут.
Есть страшная проблема для церкви. Признав эти останки, она должна будет признать их святыми мощами. Потому что Русская православная церковь за рубежом еще в 1981 году канонизировала царскую семью. А мощи ведь не хоронят, им поклоняются. Например, останки апостола Петра выставлены для поклонения в соборе Петра и Павла в Риме, мощи Семена Верхотурского – в Верхотурье. Недавно у нас канонизировали Великую Княгиню Елизавету Федоровну, которая была убита большевиками в Алапаевске. Часть ее останков находится в Иерусалиме, а часть хранится в церквях по всему миру. Так бы должны поступить и с найденными нами останками. Но этого не произошло. Больше того, их не хочет признавать и зарубежная церковь. Там говорят: «Мощей не может быть».
– В статье одной верующей журналистки из Петербурга я прочла вот такой довод: «Никогда еще в истории христианства святые мощи не обретались с „санкции“ земных властей, мирским способом, Коптяковский же могильник вскрывали (и не единожды) без церковного благословения, без участия хотя бы одного священнослужителя».
– Я думаю, что патриархия отрешила науку от церкви. И после Коперника это второй такой же мощный факт, когда выдающиеся научные результаты отвергаются без всяких ос
нований. «Оппозиция» – это люди лженауки. Они сами придумывают факты, не имея на руках никаких документов и доказательств.
Александр Николаевич показывает мне стенд, посвященный следователю Соколову. Он умер в 1924 году, когда ему было всего 42. Надпись на его могиле гласит: «Правда твоя – правда вовеки». Поискам исторической правды он посвятил всю свою недолгую жизнь в эмиграции. Поиск продолжается и сегодня. В тяжелой борьбе.
– Мы нашли останки и передали их государству. Оно решает, как их хоронить. Но кто теперь фактически занимается определением церемониала захоронения? Основная для меня проблема, когда я думаю о судьбе последнего российского императора: мог ли он не отречься от престола? Если бы он не отрекся, смог ли бы ликвидировать тот хаос, который возник в стране на третий год войны? Россия очень быстро деградировала. И в это же время возникает заговор внутри великих князей. Это были ближайшие родственники Николая. Он отрекся от престола именно в результате этого заговора. Все ему сказали: «Отрекись!». И они распяли его. Он не имел права отрекаться. Он должен был до конца нести свой крест. Ну что ж, так получилось. Он отказался от престола в пользу своего брата, что тоже не имел права делать по закону о престолонаследии. Михаил был императором – некоронованным – меньше суток и отказался от престола в пользу Учредительного собрания. Большевики его разогнали. Таким образом, юридически вопрос о власти в России оказался не решен. А императорский дом – те, кого не успели убить, – раскололся на две части. Одна из ветвей (я их называю Кирилловичи) объявила себя «блюстителями престола». Кирилл Владимирович объявил себя императором. А ведь именно он был застрельщиком заговора. Я всегда это знал. Сейчас мы выпустили книгу «Великие князья». Она написана Великим Князем Давидом Чавчавадзе. Мы перевели ее и издали. Немного запоздали, конечно. Я потратил на нее два года и не жалею. И в этой книге описан заговор. И теперь эти люди хоронят останки Николая. Они поддерживают отношения с Дворянским собранием, имеют своих представителей в Екатеринбурге и в Санкт-Петербурге.
Конец ознакомительного фрагмента.