Глава 2. Способности
«…Стараюсь ни над чем не задумываться и нахожу, что только так и можно править Россией».
Впечатление о странном поведении Николая Александровича глубоко поразило и принимавшего у него текст отречения А. И. Гучкова[51]: «…Вообще я должен сказать, что вся эта сцена произвела в одном отношении очень тяжелое впечатление… что мне прямо пришло в голову: да имеем ли мы дело с нормальным человеком? У меня и раньше всегда было сомнение в этом отношении, но эта сцена; она меня еще глубже убедила в том, что человек этот просто, до последнего момента, не отдавал себе полного отчета в положении, в том акте, который он совершал… мне казалось, что эти люди должны были понять, что они имеют дело с человеком, который не может считаться во всех отношениях нормальным…»[52]
Свидетельство А. И. Гучкова направляет наше психологическое расследование на анализ умственных способностей Николая Александровича.
Способности определяются как качества психологической и телесной индивидуальности, способствующие успеху в определенной деятельности. Для нас наиболее значимыми являются способности, важные с точки зрения осуществления монархом функций государственного управления. Говоря о способностях, мы в первую очередь считаем, что они являются прижизненным развитием природных задатков, т. е. анатомо-физиологических особенностей организма. Таким образом, мы продолжим анализ природных особенностей индивидуальности Николая Александровича, начатый в предыдущей главе. Может быть, в ходе анализа способностей мы найдем причины того странного поведения монарха, которые А. И. Гучков обозначил вопросом: «Да имеем ли мы дело с нормальным человеком?»
2.1. Умственные способности. Сын своего отца
Нет сомнений, что человек, обладающий неограниченной властью, принимающий решения о судьбах целой империи, должен обладать высоким интеллектом. Традиционно не принято сомневаться в умственных особенностях правителей. Царей из династии Романовых обвиняли в коварстве, жестокости, но не в глупости. Однако многие поступки Николая Александровича и намеки заслуживающих доверия свидетелей дают основания подозревать, что у него могли быть проблемы с умственным развитием.
Заметим, что у современных исследователей постоянно звучит тезис о слабоволии Николая, но обсуждение его умственных способностей, как правило, остается закрытой темой. В них почему-то не принято сомневаться. Однако если абстрагироваться от романтического ореола, окружающего Николая Александровича, то, возможно, именно предположение о низком интеллекте может являться правдоподобным объяснением причин многих странных поступков этого человека.
Так как интеллект человека имеет врожденный характер, вызывает особый интерес анализ умственных способностей отца Николая Александровича – Александра Александровича (императора Александра III). Стандартная схема анализа строится на изучении фактов, свидетельствующих о показателях умственного развития индивида в течение всей жизни.
Александр Александрович был вторым сыном Александра II и первоначально не предназначался на роль наследника престола. Поэтому наряду со своим младшим братом Владимиром не пользовался большим вниманием отца и, следовательно, его образованию не придавали большого значения.
Первым свидетельством проблем в умственном развитии было мнение учителя профессора Александра Ивановича Чивилева[53], приглашенного для организации обучения детей Александра II, который обнаружил у юного Александра Александровича ужасную запущенность в умственном отношении. Этот факт важен в том смысле, что, как правило, недостаточность умственных способностей впервые проявляется и диагностируется именно в процессе школьного обучения.
Одним из важных воспитательных мероприятий в образовании юных Романовых было формирование у них потребности в ведении дневника. Главной целью подобного занятия было развитие письменной речи будущего наследника престола, а следовательно, создание предпосылок для развития мышления, важнейшего качества для управления огромной страной.
Александр Александрович ведет памятные записи с 12 лет. Приведем в качестве иллюстрации уровня умственного развития некоторые дневниковые записи с сохранением орфографии и пунктуации подлинника, составленные будущим Александром III в возрасте 16 лет: «18 августа мы еще были в Царском Селе. В 1/212 у нас был молебен. Теперь все укладывают и рано утром все вещи отправляются в Колпино. Мы сами едем завтра в 7 часов. Сегодня приезжала к нам тетя Мери мы с ней простились.
19 августа. В 5 часов мы встали и пили чай. В 6 часов поехали в Колпино где мы сели в вагоны и в 7 часов уже поехали, было очень приятно и погода была чудесная, но по середине дороги начался дождь и продолжался несколько часов.
Обедали на Спировской станции в 1/23 часа. Обед был очень хорош но с нас взяли очень дорого за него. С нами ехал полковник путей сообщения Зуев, он очень много рассказывал интересного. В 1/29 часа мы прибыли благополучно в Москву, где нас встретили Московский Губернатор и обер-полицмейстер. Мы сейчас же поехали к Иверской Бож (ией) Мат (ери) а оттуда домой где нас встретили генерал-губернатор Тучков, обер-гофмаршал Трубецкой и Комендант. Потом мы пили чай, а в 10 часов легли спать.
21 августа. Встали в 7 часов и пили чай дома с М. Реми. После чая мы пошли опять в Терема и осматривали разные книги и письма Петра, вот одно из них: Катеринушка друг мой! Я отсель сего момента отъезжаю в Карлсбад и чаю завтра туда поспеть. Платье и прочее вам куплено, а устерсов достать не мог. За сим вручаю вас в сохранение Божие. Петр.
В 11 часов у нас был Митрополит Филарет, который подарил нам образа. Он довольно долго у нас оставался и очень интересно рассказывал о разных вещах. В 12 часов мы пошли все в Архангельский собор в ризницу где очень много старинных вещей и утварей, потом мы осматривали гробницы Старинных Русских Царей и Князей, мы довольно долго оставались в соборе и в 1 час были уже дома.
В 2 часа мы собирались ехать в Романовский дом, Б. А. нас познакомил с одним любителем древности Снигиревом, с которым мы и поехали осматривать Романовский дом: он теперь прилично отделан и мы ходили в нем довольно долго, оттуда мы поехали домой и сели скоро обедать, Снигирев обедал у нас и после обеда мы с ним простились, а сами пошли в Оружейную палату где мы ходили 2 часа и осмотрели ее довольно подробно. Нам показывал все полковник Яковлев, который знает все вещи очень хорошо; оттуда простившись с ним, мы пошли смотреть Комнаты Никсы, которые мне не очень понравились. Возвратясь домой мы поехали кататься по городу и к 8-ми часам возвратились домой пить чай, а потом я сел писать сей журнал после коего я лягу спать.
22 августа. Встали в 7 часов и пили чай дома. В 9 часов мы поехали в колясках на железную дорогу, чтобы ехать в Новый Иерусалим. Скоро мы сели в вагоны и отправились. С нами поехал Н. В. Исаков, который был в Иерусалиме и мог нам рассказать об нем. Когда мы приехали на Крюковскую станцию то мы сейчас же сели в кареты и отправились в путь. В 1-й карете сидели: Б. А., М. Реми, А. Б. и я, во 2-й сидели Н. В. Исаков, Д.Ф., Н. П. и Владимир. Через 1 1/2часа мы уже были в Монастыре. Никто нас не ждал и оттого мы дожидались прихода Архимандрита который нас встретил с духовенством и отслужил маленький молебен. Потом мы начали наш осмотр который продолжался 2 часа из церкви в которой теперь 39 пределов, мы пошли в скит патриарха Никона и осмотрев его пошли в трактир обедать нас провожала ужасная толпа. Обед был прост но хорош и мы с аппетитом пообедали. После обеда мы сидели в комнатах где все курили и разговаривали. Севши в коляски мы поехали в обратный путь и приехали на станцию раньше чем ожидали и потому поезд не был еще готов. Через несколько минут все было готово и мы поехали назад в Москву. Приехали туда в 6 часов. Прямо со станции мы отправились домой где застали Никсу который приехал из Нижнего Новгорода. Мы с ним пошли к себе и там пили чай со всем обществом. Теперь я намерен идти к Никсе осматривать его вещи а потом лягу спать»[54].
Текст написан с вопиющими грамматическими и орфографическими ошибками. В определенной степени он раскрывает бедный духовный мир, который сужен до уровня вопросов о поездках и путешествиях, встречах и отношениях с придворной челядью, людьми различных классов и сословий.
Эти записи – яркое свидетельство низкого умственного развития и низкой образованности шестнадцатилетнего юноши, на наш взгляд, они соответствуют уровню современного ученика 2 или 3-го класса (а это будущий царь Александр III Миротворец).
Еще одно свидетельство существенного отставания в общем психическом развитии содержится в письме Б. А. Перовского[55], где он описывает затруднения восемнадцатилетнего Александра Александровича при изучении курса полицейского права с И. Е. Андреевским[56]: «…Когда дело доходит до ответов и Ал. Ал. надо говорить, в особенности же когда дело касается понятий несколько отвлеченных, в таком случае он впадает в крайнее затруднение, мешается и не находит или не решается находить выражений для объяснения самой простой мысли. Все это происходит от непривычки вести и поддерживать серьезный разговор. Но эти лекции для Ал. Ал. полезны в высшей степени… Я вхожу в большие подробности об учении, успехах и вообще об образовании Ал. Ал., потому что это наше больное место. Как часто размышляя о нем, видя его старание и замечая даже его успехи, я, несмотря на это, прихожу в сомнение о том, как решится для него трудная задача окончательного его образования…»[57]
Заметим, что письмо было адресовано императору Александру II, поэтому очевидные симптомы легкой степени умственной отсталости его сына изложены очень корректно. При описании очевидных проблем цесаревича сделана попытка сгладить острые углы.
Ну и наконец, упомянутый воспитатель Александра III профессор А.И. Чивилев, узнав, что его ученик объявлен наследником престола, ужаснулся и в разговоре со своим коллегой профессором К. Н. Бестужевым-Рюминым[58], по признанию крупного сановника Е. М. Феоктистова[59], сказал: «Как жаль, что государь не убедил его отказаться от своих прав: я не могу примириться с мыслью, что он будет править Россией… Конечно, опасения эти были преувеличены, но нельзя отрицать, что в интеллектуальном отношении государь Александр Александрович представлял собой весьма незначительную величину – плоть уж чересчур преобладала в нем над духом»[60].
Так как интеллект имеет врожденное основание, мы можем предположить, что у Николая Александровича были все шансы унаследовать от своего отца предпосылки к дефициту умственного развития. Однако, прежде чем искать симптомы умственной отсталости у последнего российского императора, дадим научное объяснение тем фактам, которые мы отметили в интеллектуальном развитии Александра III.
В данном случае мы опираемся на данные пограничной области, объединившей знания из практической психологии и медицины и получившей название малой психиатрии. Большинство читателей знает о важной связи психологической науки и такой области практической медицины, как психиатрия. Однако пусть читателей не пугает обращение к столь специфической медицинской проблематике. В данном случае речь пойдет не о классических психических болезнях, т. е. шизофрении или маниакально-депрессивном психозе, а о пограничных состояниях, буквально находящихся на границе нормы и патологии. Подобные расстройства психики являются крайними вариантами нормы, но создают почву для развития некоторых особенностей характера, создающих существенные трудности для взаимодействия с другими людьми.
Впервые четко описал и классифицировал эти выделяющиеся особенности психологического облика некоторых людей знаменитый отечественный психиатр Петр Борисович Ганнушкин (1875–1933). Основатель малой психиатрии использовал для описания данных расстройств термин «психопатия». Психопатию можно на житейском языке пояснить как уродство характера, имеющее врожденную природу. Если характер определять как совокупность устойчивых форм поведения (черт), то у психопата наблюдается доминирование некоторых чрезмерно заостренных черт характера. Подобные особенности психики обладают свойством тотальности, т. е. проявляются во всех аспектах психологического облика человека и зачастую приводят к социальной дезадаптации обладателя подобных пограничных расстройств.
Среди множества психопатий нас интересует группа, яркой выраженной особенностью которой являются низкие умственные способности. П.Б. Ганнушкин обозначил такую форму психопатии термином «конституционально глупые». В житейской практике слово «глупость» негативно эмоционально окрашено и употребление его у кого-то может вызвать обиду. Однако мы вслед за Ганнушкиным используем это слово как нейтральный научный термин, буквально обозначающий низкий уровень умственного развития.
Приведем описание набора симптомов[61], свойственных данной группе психопатов: «…Эта группа также находится на границе между психическим здоровьем и психической болезнью; это – люди врожденно ограниченные, от рождения неумные, безо всякой границы, как само собой разумеется, сливающиеся с группой врожденной отсталости (идиотией, олигофренией). Мы не можем здесь заниматься рассмотрением вопроса о причинах, вызывающих к жизни интеллектуальную дефектность этого рода людей. Нашей задачей является только подчеркнуть, что среди конституциональных психопатий (в том смысле и объеме этого термина, какой ему придается в этой работе) надо отвести место и тем лицам, отличительным свойством которых является врожденная умственная недостаточность. Это именно те случаи, оценивая которые трудно понять, что здесь нормально и что уже не нормально. Подобного рода люди иногда хорошо учатся (у них сплошь и рядом хорошая память) не только в средней, но даже и в высшей школе; когда же они вступают в жизнь, когда им приходится применять их знания к действительности, проявлять известную инициативу – они оказываются совершенно бесплодными. Они умеют себя держать в обществе, говорить о погоде, говорить шаблонные, банальные вещи, но не проявляют никакой оригинальности (отсюда выражение «Salon blodsinn» – салонное слабоумие). Они хорошо справляются с жизнью лишь в определенных, узких, давно установленных рамках домашнего обихода и материального благополучия. С другой стороны, сюда относятся и элементарно простые, примитивные люди, лишенные духовных запросов, но хорошо справляющиеся с несложными требованиями какого-нибудь ремесла; иногда даже без больших недоразумений работающие в торговле, даже в администрации.
Одной из отличительных черт конституционально-ограниченных является их большая внушаемость, их постоянная готовность подчиняться голосу большинства, «общественному мнению» («что станет говорить княгиня Марья Алексеевна!»); это – люди шаблона, банальности, моды; это тоже люди среды (Milieumenschen), но не совсем в том смысле, как неустойчивые психопаты; там люди идут за ярким примером этой среды, за «пороком», а здесь, напротив, – за благонравием. Конституционально-ограниченные психопаты – всегда консерваторы; из естественного чувства самозащиты они держатся за старое, к которому привыкли и к которому приспособились, и боятся всего нового. Это – те «нормальные» люди, о которых Кюльер (Cullere) говорил, что в тот самый день, когда больше не будет полунормальных людей (demi-fous), цивилизованный мир погибнет, погибнет не от избытка мудрости, а от избытка посредственности. Это те «нормальные» люди, которых Ферри (Ferri) сравнивает с готовым платьем из больших магазинов; здесь действует только закон подражания. Как людям с резко выраженной внушаемостью, им близко, им свойственно все «человеческое», все «людские слабости» и прежде всего страх и отчаяние. Они очень легко дают реактивные состояния, вслед за соответствующими травмами; острый параноид – после ареста и пребывания в тюрьме, острую депрессию – после потери имущества, острую ипохондрию – после страшного диагноза и т. д., и т. д.»[62].
Не правда ли, описание «конституционально глупого психопата» поразительным образом совпадает с проявлениями тех самых странностей поведения Николая Александровича, о которых мы писали выше? Сделаем еще один шаг вперед и попробуем выделить у него симптомы пограничной умственной отсталости, анализируя доступные материалы, отражающие различные проявления затруднений в интеллектуальной сфере монарха.
2.2. Симптомы пограничной умственной отсталости
2.2.1. Письменная речь. Анализ дневника
Дневник Николая Александровича представляет собой ценный материал для анализа его индивидуальности. Кстати, мы уже приводили выше выдержки из этого документа, составленного рукой монарха. И еще не раз он станет для нас важной базой для исследования психической сущности Николая Александровича.
Ведение дневника было важным воспитательным средством при обучении детей царской фамилии. Обратимся к анализу дневниковых записей, сделанных Николаем Александровичем в период с 1894 по 1916 год. При этом у нас появляется уникальная возможность сравнить особенности письменной речи Николая Александровича и его отца.
Заметим одну интересную особенность дневника, которая сразу бросается в глаза. Николай описывает каждый день необычайно кратко. Обычно это два или три предложения. Даже такие, казалось бы, волнующие события, как смерть отца и собственное отречение от престола описаны очень скупо. И причина этого, вовсе не недостаток времени или проявление способности лаконично излагать свои мысли. В данном случае краткость не является достоинством, о дневниковых записях Николая Александровича нельзя сказать «краткость – сестра таланта», скупость изложения, эмоциональная уплощенность – свидетельство бедного внутреннего мира.
Заметим, что на протяжении всего анализа индивидуальности Николая Александровича мы постоянно сталкиваемся с крайним выражением некоторых вполне обычных человеческих проявлений. И манера ведения дневника Николаем Александровичем – одно из многих таких странных проявлений.
Содержание дневника отражает подробности быта императора и императорской семьи, их времяпрепровождение, привычки и привязанности. Сведения из других областей, в первую очередь посвященные управлению огромной страной, поверхностны и фрагментарны. Также в дневнике ни разу не упоминаются отвлеченные понятия. Это свидетельство того, что Николай Александрович мог оперировать только конкретными фактами, абстрактным мышлением он не владел. Среди психических процессов главенствует восприятие, что является признаком детской психики, причем отсутствуют признаки мышления, атрибута психики взрослого человека. Вот, например, типовая запись нетипового дня: «9-го января 1905 г. Воскресенье. Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мама приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей. Мама осталась у нас на ночь»[63].
А вот запись тяжелого периода войны: «23-го июля 1916 г. Четверг. В 10 час. На площадке представились молодые 1916 г. Собств. железнодорожного полка – великолепно подготовленные. Принял Юсупова, Мамантова и Самарина. Гулял и катался с Алексеем на прудах. В 6 час. у меня был Енгалычев. Вечер провели дома. У Ольги состоялся ее комитет. Узнал об оставлении Варшавы без боя!»[64]
Такая ограниченность по содержанию и эмоциональная тупость дневниковых записей Николая породила легенду о том, что большевики якобы подменили текст с целью дискредитации олицетворяемой им царской власти. Однако врагам Николая не было никакой нужды фальсифицировать его документы, поскольку современники, жившие в период правления царя, прекрасно представляли, кем был Николай, а опубликованные документы лишь подтверждали негативное общественное мнение.
А вот люди, живущие в XXI веке, напротив, имеют весьма смутное представление о последнем российском императоре, и дневник является ценным источником объективной информации о нем.
Приведем для доказательства нашего мнения цитату из книги Андрея Амальрика: «…Дневник царя – во всяком случае с тех пор, как он стал царем, – оставляет впечатление эмоциональной притупленности, словно не способен он понимать, что испытывают другие. Разорвало бомбой его министра – он записывает: «В лице доброго Плеве я потерял друга» – и тут же следом: «Тетя Маруся завтракала… Гуляли с мама… Покатался с Мишей… Обедали на балконе…» Этими пустяками заполнены все страницы, иной раз впечатление, что читаешь дневник четырнадцатилетнего гимназиста на каникулах, а не тридцатишестилетнего императора в период войны и революции. Притом описаны все эти пустяки по чувству долга, удовольствия в писании он не находил»[65].
Мысль императора при написании дневникового текста скачет, одна тема неожиданно сменяется другой, записи пестрят шаблонными фразами.
Кроме того, внимательный читатель, несомненно, заметил поразительное сходство манеры записей у Николая с его отцом и другими представителями Романовых. Этот документ является ярким свидетельством истинной сущности Николая Александровича. На наш взгляд, страницы дневника императора – яркое доказательство присущих ему симптомов «салонного слабоумия».
2.2.2. Отличная память
Имеются многочисленные свидетельства современников о феноменальной памяти Николая Александровича. Приведем некоторые из них. Из воспоминаний Федора Александровича Головина[66]: «Николай II удивил меня своим знанием деталей русской истории. Когда кн. П. Н. Трубецкой, представляя меня, назвал мою фамилию, государь спросил, не мой ли предок один из сподвижников Петра Великого, Федор Головин. Далее он заметил, что первый договор с Китаем был заключен Головиным, и спросил, как звали этого Головина»[67].
Заметим, что любимым предметом при обучении Николая Александровича была история, и он на протяжении всей своей жизни прекрасно помнил исторические события, связанные с династией Романовых.
Бывший министр народного просвещения А. Н. Шварц вспоминает: «…Больше всего, конечно, бросалась каждому в глаза его редкая память если не на лица – зрительная память его, кажется, была не велика, – то на имена, числа, годы и т. п. В этом отношении он положительно поражал меня, через три года вдруг вспоминая имя какого-нибудь профессора, о котором он слышал от меня в запале, либо из самых резких моих докладов и по какому-нибудь совершенно пустому случаю»[68].
Генерал А. Ф. Редигер[69], бывший военным министром в период с 1905 по 1909 г., в своих воспоминаниях писал о Николае Александровиче: «…У него была удивительная память. Он знал массу лиц, служивших в Гвардии или почему-либо им виденных, помнил боевые подвиги отдельных лиц и войсковых частей, знал части, бунтовавшие и оставшиеся верными во время беспорядков, знал номер и название каждого полка, состав каждой дивизии и корпуса, места расположения многих частей… Он мне говорил, что в редких случаях бессонницы он начинает перечислять в памяти полки по порядку номеров и обыкновенно засыпает, дойдя до резервных частей, которые знает не так твердо»[70].
Феноменальная память является компенсацией низкого интеллектуального уровня у констуционально глупых психопатов. Таким же образом у слепых индивидов острый слух и феноменальная тактильная чувствительность становятся компенсацией утраченного зрения. Люди, не отличающиеся проницательностью, часто принимают хорошую память за признаки ума, однако память и интеллект являются (при некоторой связи) самостоятельными психическими процессами. Та память, которой по природе обладал Николай Александрович, касалась каких-то второстепенных житейских вопросов, и следовательно, была совершенно бесполезна для управления государством.
Обратим внимание читателей, что опять мы встречаемся с крайней степенью проявления, в данном случае памяти. Ясно, что человеку с нормальным развитием интеллекта такая память не нужна. Приведем в качестве аргумента фразу одного из основателей советской психологии выдающегося психолога Л.С. Выготского[71]: «Ребенок знает, потому что помнит, а взрослый знает, потому что мыслит»[72].
2.2.3. Умение «держать себя в обществе»
Практически все встречавшиеся лично с Николаем Александровичем в один голос отмечают его приветливость и простоту обхождения. Уже цитируемый нами министр народного просвещения А. Н. Шварц вспоминает: «…Другой столь же выдающейся его особенностью являлась совершенно исключительная приветливость, которой немало способствовало действие на всех, через которых мне случалось проверять это наблюдение, его в высшей степени привлекательных глаз. Обращение его прямо можно было назвать чарующим, несмотря на то что самое краткое пребывание с ним точно так же давало вам немедленно почувствовать, что эта приветливость чисто внешняя и что в его милостях и ласковых на вид речах – души нет. Он кротко на вас глядел, приветливо улыбался, но что-то невольно говорило вам, что это сделавшееся обычным выражение как будто скрывает полное равнодушие и безучастие и к делу, и к лицу, об этом деле говорящему»[73].
Заметим, что проницательные наблюдатели отмечают, что за маской приветливости и доброжелательности у Николая Александровича была пустота и безразличие к собеседникам. И это было именно не более чем умение «держать себя в обществе».
Именно эту особенность подчеркивает в воспоминаниях Александр Федорович Керенский: «…В каждую из своих редких и кратких поездок в Царское Село я стремился постичь характер бывшего царя. Я понял, что его ничто и никто не интересует, кроме сына и, быть может, дочерей. Такое безразличие ко всему внешнему миру казалось почти неестественным. Наблюдая за выражением его лица, я увидел, как мне казалось, что за улыбкой и благожелательным взглядом красивых глаз скрывается холодная, застывшая маска полного одиночества и отрешенности…»[74]
Таким образом, мы встречаем у Николая Александровича очередное проявление описанного Ганушкиным «салонного слабоумия».
2.2.4. Высокая внушаемость
Подверженность влияниям является закономерным следствием слабости интеллектуальной сферы. Индивид с ограниченными умственными способностями вынужден при столкновении с проблемами прибегать к мнению других людей. Именно такую картину мы наблюдаем, анализируя жизнь последнего императора.
Профессор богословия Г.И. Шавельский[75] вспоминает: «…Государь чрезвычайно легко поддавался влияниям и фактически всегда находился то под тем, то под другим влиянием, которому иногда отдавался безотчетно, под первым впечатлением. Каждый министр после своего назначения переживал “медовый месяц” близости к государю и неограниченного влияния на него, и тогда он бывал всесилен. Но проходило некоторое время, обаяние этого министра терялось, влияние на государя переходило в руки другого, нового счастливца, и опять же на непродолжительное время»[76].
В следующих главах, посвященных социальному окружению Николая Александровича, мы будем подробнее говорить о людях, оказывавших на него большое влияние. Здесь же заметим главное: высокая внушаемость императора, бывшая следствием дефицита интеллекта, стала мощным фактором, который привел империю к краху.
Еще одним важным аспектом внушаемости Николая Александровича, одним из проявлений которой была высокая религиозность, стала бессознательная тяга к разного рода «чудотворцам». Вот как в своих воспоминаниях характеризует эту черту монарха премьер С. Ю. Витте[77]: «…Шарлатан доктор Филипп видится с их величествами, почитается ими чуть ли не за святого и имеет существенное влияние на их психику. (…) Филипп нигде оконченного образования не получил, проживал он в окрестностях Лиона. (…) Когда Филипп начал практику лечения различными чудодейственными средствами, то, как обыкновенно в этих случаях бывает, имел некоторые успехи лечения и также предсказания. Лица, его знавшие, говорили, что он вообще человек умный и имеет какую-то мистическую силу над слабовольными и нервнобольными. Он имел также полицейские процессы вследствие жалоб некоторых лиц на его шарлатанство. Правительство ему запретило лечить и потому иногда преследовало»[78].
Кульминацией стремления царя к «чуду» стало тесное общение с Григорием Распутиным, о чем мы подробно поговорим в следующих главах.
Таким образом, как всякий комформный человек, Николай Александрович был очень зависим от окружающих. Термин «комформность» раскрывает стремление индивида не иметь собственного мнения, быть как все. Ему очень трудно противостоять мнению авторитетного человека, особенно если этот человек выражает мнение большинства. Такого человека, как Николай Александрович, следовательно, легко уговорить. Далее в этой книге мы затронем ключевые моменты правления последнего российского императора (война, манифест о даровании свобод, отречение от престола), где именно высокая подверженность Николая Александровича влиянию окажется роковым фактором в истории империи.
2.2.5. Консервативность, тугоподвижность к изменениям
Хотя время правления последнего российского императора отмечено кардинальными изменениями (революции, войны, ограничение и, наконец, падение монархии), ни для кого не секрет, что Николай Александрович не любил изменений и подчеркивал это в своих речах и поступках.
Даже перед лицом свершившихся событий, которые он сам утвердил своей подписью, император не признавал факта ограничения своей власти. Комментируя манифест 17 октября, по сути своей изменивший государственный строй и даровавший аналог конституции перед депутацией Иваново-Вознесенской самодержавно-монархической партии, Николай Александрович завершил свое обращение типовой фразой, которую он твердил по любому поводу: «…Самодержавие же Мое останется таким, как оно было встарь».
Мы думаем, что теперь читатель не будет удивляться, что образцом царской власти из рода Романовых для него был «тишайший» Алексей Михайлович[79] – правитель, олицетворявший крайнюю степень консервативности и тугоподвижности к изменениям.
2.2.6. Эмоциональные реакции. Реактивные состояния
Завершая разговор о симптомах психопатии Николая Александровича, мы должны затронуть вопрос об особенностях его эмоционально-волевой сферы. Для этого необходимо кратко остановиться на видах эмоциональных состояний индивида. Условно человеческие эмоции можно разделить на три вида: природные (их еще называют аффектами), социальные (собственно эмоции) и личностные (свойственные только человеку чувства).
Так вот, есть достаточно свидетельств того, что Николай Александрович при всем его странном спокойствии все-таки мог на природном уровне (т. е. в виде аффекта) эмоционально реагировать на события. Добавим, что аффекты характеризуются как кратковременные, но очень сильные эмоциональные состояния (гнев, ужас, эйфория). Так, непосредственное соприкосновение с психотравмирующей ситуацией вызывало у монарха сильные эмоции, вплоть до аффекта.
В силу своей высокой внушаемости Николай Александрович сильно зависел от эмоционального состояния окружающих, как бы заражаясь их эмоциями и впадая с окружающими в некие коллективные эмоциональные переживания. Младшая сестра царя Ксения в дневнике описывала события, происшедшие после приема в Зимнем дворце в апреле 1906 г. по случаю открытия нового сезона заседаний в I Государственной Думе: «Многие плакали! Мама и Аликс плакали, и бедный Ники стоял весь в слезах, самообладание его, наконец, покинуло, и он не мог удержаться от слез!»[80] Таким образом, для проявления эмоций ему нужен был пример эмоционального реагирования значимых окружающих. Если такого образца рядом не было, то Николай Александрович никак не реагировал и проявлял то самое «знаменитое» ледяное спокойствие и сдержанность.
Эта особенность эмоционального реагирования Николая Александровича также ярко проявляется на религиозных церемониях в присутствии большого количества людей. Единый эмоциональный порыв множества людей вызывал у него настоящий религиозный экстаз, подлинный аффект.
Социальный уровень проявления эмоциональных состояний, или собственно эмоции, был у царя существенно ограничен. Поясним, что социальный уровень эмоций отличается от природного тем, что здесь нет непосредственного контакта с травмирующей ситуацией. Неприятное событие еще не случилось, но есть уже предвосхищаемая событие тревога.
Судя по воспоминаниям современников, тревога не была свойственна последнему российскому императору. Можно с уверенностью утверждать, что он жил исключительно сегодняшним днем, и то, что случится через день, а уж тем более через несколько лет, его фактически не волновало. В силу природной ограниченности интеллектуальной сферы он не был способен анализировать и предвосхищать события, которые могли произойти в его необъятной империи под влиянием его решений или, напротив, бездействия.
А вот истинно человеческие эмоции, чувства Николай Александрович в принципе испытать не мог, вследствие дефицита интеллектуальной сферы. Именно эта странная особенность так пугала окружающих монарха. Дело в том, что он совершенно спокойно реагировал на трагические новости, сообщаемые устно или письменно. Ведь все это случилось где-то далеко и не с ним самим. А сообщающий официальным тоном плохую новость министр старался как мог сдерживать свои эмоции, не давая, таким образом, императору образца эмоциональных переживаний.
Еще одной яркой иллюстрацией подобного дефицита чувств, свойственного Николаю Александровичу, является равнодушие по отношению к смертельно раненному председателю правительства Столыпину. Царь не прерывает программу торжеств, зная, что его премьер находится при смерти. Однако дочь Столыпина вспоминает, как Николай Александрович плакал, стоя на коленях, перед телом погибшего, молился и твердил: «Прости, прости…»
Пожалуй, единственным исключением чувственного дефицита является отношение царя к сыну. Генерал Д.Н. Дубенский вспоминает о реакции Николая Александровича на болезнь сына: «Когда он говорил с Фредериксом об Алексее Николаевиче (наследнике, больном гемофилией. – Авт.), один на один, я знаю, он все-таки заплакал»[81].
Описанные особенности эмоциональной сферы монарха производили на его окружение негативное впечатление и даже давали повод для подозрений в психическом нездоровье Николая Александровича.
Нужно отметить, что предположения о психической аномалии эмоциональной сферы императора были, как мы уже знаем из описания психиатра Ганнушкина, не так уж безосновательны.
Для менее проницательных современников Николая Александровича, судивших о проявлениях монарха шаблонно, не оставалось другого удобного объяснения дефицита чувств, как сочинение легенды о якобы особой сдержанности императора, который свои настоящие переживания позволял видеть только самым близким людям.
Рассмотрев психические особенности интеллектуальной и эмоциональной сферы Николая Александровича, можно сделать вывод о наличии у него «пограничной умственной отсталости». Разумеется, наш диагноз о психопатии Николая Александровича, т. е. отнесение его к группе «конституционально глупых» носит вероятностный характер, однако надеемся, что мы привели читателям достаточное количество доказательств в пользу нашей версии. Кроме того, наше предположение может разумно, без обращения к житейскому мифотворчеству, объяснить те странности в поведении Николая Александровича, которые мы отмечали ранее.
Приведем современное описание особенностей психического развития, отмеченных нами у Николая Александровича: «…Сюда относятся случаи, пограничные между нормой и дебильностью: «субдебильность». В младших классах школы, хотя и с трудом, эти дети успевают. Но с усложнением школьных программ в 5–6-м классе им не даются математика и физика, все то, что нельзя заучить наизусть. Несколько десятилетий назад, когда программа обучения в начальной школе была проще, а население, особенно в сельской местности, в значительном числе довольствовалось начальным образованием, проблемы пограничной умственной отсталости практически не существовало. Чем сложнее становятся обучение и профессиональная подготовка, тем острее делается эта проблема, тем чаще подростки с невысоким уровнем интеллекта оказываются выбитыми из колеи. Если школа снижает к ним требования, им удается получить неполное среднее образование и поступить в ПТУ. Если же их несостоятельность выставляется напоказ перед сверстниками, они обычно забрасывают учебу и возникает риск приобщения их к асоциальным компаниям.
Многие из них обнаруживают любовь к физическому труду и хотят работать еще до 16 лет. Обычно они обнаруживают высокую конформность к непосредственному окружению. Возможно, эта конформность является реакцией психологической защиты: вести себя «как другие» – наиболее легкий способ не обнаружить свою несостоятельность»[82].
Не правда ли, это описание очень созвучно тем проблемам, которые мы отметили в поведении императора? Однако сложность тех проблем, с которыми сталкивался Николай Александрович при управлении огромной империей, не давала ему возможностей вести себя «как другие», и его несостоятельность на посту главы государства была очень заметна.
Описанная нами патология индивидуальности императора позволяет нам задать вопрос о причинах данного дефицита интеллектуальной и эмоциональной сферы. Низкие умственные способности Николая Александровича нельзя объяснить педагогической запущенностью (вопросы царского образования мы разберем в следующих главах), мы склонны предполагать, что эта патология имеет врожденный характер и передавалась по мужской линии от отца к сыновьям. Мы уже отмечали ранее проблемы с умственным развитием у отца Николая Александровича – императора Александра III. В данной книге мы не ставили себе задачу проследить наличие описанных особенностей у деда (Александра II) или прадеда (Николая I) Николая Александровича. Однако анализ психологических особенностей индивидуальности родственников царя по мужской линии, который ждет читателей в следующих главах, тоже дает некоторые доказательства в пользу нашей гипотезы. Видимо, когда-то при передаче генетического материала произошел некий сбой или мутация соответствующих генов. Вероятность подобных генетических сбоев во много раз повышала традиция близкородственных браков в монарших семействах Европы. Гемофилия цесаревича Алексея прямое тому подтверждение. Так объяснил бы истоки этой проблемы генетик. Однако нам более интересен взгляд специалиста по патологии психической сферы. В чем же причина таких врожденных особенностей развития, именуемых психопатиями в трактовке автора понятия «малая психиатрия»?
Профессор Ганнушкин дает следующий ответ: «Вопрос об этиологии психопатий очень сложен. Громадную роль в их происхождении издавна приписывали тому до сих пор недостаточно выясненному биологическому процессу, который называется вырождением. К сожалению, понятие это до сих пор остается чрезвычайно неопределенным. Во всяком случае, применение его в интересующей нас области определенно подчеркивает факт врожденности психопатий. При этом большая часть их должна быть отнесена к состояниям не только врожденным, но и унаследованным, некоторая группа, по-видимому, имеет в своей основе так называемое «повреждение зачатка», и небольшая, может быть, относится к последствиям внутриутробных заболеваний и повреждений.
Совершенно несомненна громадная роль сифилиса, алкоголизма, а может быть, и туберкулеза родителей в этиологии психопатий»[83].
Заметим, что в династии Романовых уже было несколько случаев, когда неспособность монархов к управлению страной можно было напрямую объяснить отягощенной наследственностью. Одним из них был царь Иван Алексеевич Романов (1666–1696), который официально считался слабоумным. Однако он, несмотря на свой титул, не принимал участия в управлении страной, оставаясь номинально соправителем своего младшего брата Петра I, которого тоже сложно назвать здоровым. Кроме того, возможно, симптомы интеллектуального дефицита в сочетании с дефицитом эмоциональной сферы наблюдались и у Петра III, отрешенного от власти своей женой императрицей Екатериной II. Определенные симптомы психического нездоровья отмечались также и у Павла I, убитого своими приближенными в ходе дворцового переворота.
Отголосок этих далеких от начала XX века событий, связанных с проблемой психической вменяемости царей из династии Романовых, мы можем обнаружить в воспоминаниях бывшего французского посла в России Мориса Палеолога: «5 января 1917 г. Вечером крупный промышленник Богданов давал обед, на котором присутствовали члены Императорской фамилии, князь Гавриил Константинович, несколько офицеров, в том числе граф Капнист (Б. М. Капнист в 1919 г. состоял при французской военной миссии), адъютант военного министра, член Государственного совета Озеров и несколько представителей крупного финансового капитала, в том числе Путилов.
За обедом, который прошел очень оживленно, говорили исключительно о внутреннем положении… Обращаясь к князю Гавриилу, Озеров и Путилов изложили единственное, по их мнению, средство спасти царствующую династию и монархический режим – созвать всех членов Императорской фамилии, лидеров партий Государственного совета и Государственной Думы, а также представителей дворянства и армии и торжественно объявить Императора слабоумным, не способным для лежащей на нем задачи, не способным дальше царствовать, и объявить царем наследника под регентством одного из в[еликих] к[нязей].
Нисколько не протестуя, князь Гавриил ограничился формулировкой некоторых возражений практического характера, он все же обещал передать сказанное ему своим дядям и двоюродным братьям. Вечер закончился тостом за «царя умного», сознающего свой долг и достойного своего народа»[84].
Приведенные нами воспоминания являются еще одним подтверждением умственных проблем императора и свидетельством того, что большинство современников царя знали об этих проблемах.
После проведенного нами анализа возникает закономерный вопрос: можно ли все беды и несчастья Российской империи объяснить слабоумием царя? Справедливо ли утверждать, что Николай Александрович просто не справлялся с обязанностями самодержца в силу интеллектуального и эмоционального дефицита, или тому есть и другие причины?
Для ответа на этот вопрос необходимо провести анализ подготовки к монаршей работе и деятельности Николая Александровича после вступления на престол, описать его типовые предпочтения и поведенческие стереотипы. Об этом мы поговорим в следующей главе.