Глава 1. Тело и психика
«…Из этой группы отделился невысокий человек в военной форме и нерешительно, со слабой улыбкой на лице направился ко мне…»
Так получилось, что фигура Николая Александровича была крайне загадочной как для современников, так и для поздних исследователей периода истории Российской империи, связанных с его правлением. Вот как описывает свое впечатление А. Ф. Керенский[1], встретившийся с царской семьей уже после отречения Николая Александровича: «…Вся семья в полной растерянности стояла вокруг маленького столика у окна прилегающей комнаты. Из этой группы отделился невысокий человек в военной форме и нерешительно, со слабой улыбкой на лице направился ко мне. Это был Николай II….Он не знал, как я себя поведу. Следует ли ему встретить меня в качестве хозяина или подождать, пока я заговорю?… Я быстро подошел к Николаю II, с улыбкой протянул ему руку… Он крепко пожал мою руку, улыбнулся, почувствовав, видимо, облегчение, и тут же повел меня к семье… Александра Федоровна, надменная, чопорная и величавая, нехотя, словно по принуждению, протянула свою руку. В этом проявилось различие в характере и темпераменте мужа и жены. Я с первого взгляда понял, что Александра Федоровна, умная и привлекательная женщина, хоть и сломленная сейчас… обладала железной волей. В те несколько секунд мне стала ясна трагедия, которая в течение многих лет разыгрывалась за дворцовыми стенами.
Полагаю, что опыт большевистского режима уже заставил многих изменить свои суждения о личной ответственности Николая II за все преступления в период его правления. Склад ума и обстоятельства жизни царя обусловили его полную оторванность от народа. Я уходил от него взволнованный и возбужденный. Одного взгляда на бывшую царицу было достаточно, чтобы распознать ее сущность… Но Николай, с его ясными голубыми глазами, прекрасными манерами и благородной внешностью, представлял для меня загадку. Или он просто умело пользовался обаянием, унаследованным от своего деда Александра II? Или был всего лишь опытным актером и искусным лицемером? Или безобидным простаком, под каблуком у собственной жены, которым вертят все остальные? Представлялось непостижимым, что этот вялый сдержанный человек, платье на котором казалось с чужого плеча, был царем всея России, царем Польским, Финляндским и т. д., и т. п. и правил огромной империей 25 лет! Я ушел, полный желания разрешить загадку этого странного, испуганного и при этом обезоруживающе обаятельного человека»[2].
Так в чем же загадка Николая Александровича? Почему такой проницательный адвокат и яркий политик не смог ее разгадать?
1.1. Телесная конституция
1.1.1. Чем выше рост, тем «настоящее» царь
Прежде всего, каждый человек изначально является природным организмом, и его психическая индивидуальность базируется на телесных структурах (в первую очередь речь идет о центральной нервной системе), обеспечивающих работу психики. Кроме того, сам телесный облик (рост, вес, цвет глаз и т. д.), субъективно воспринимаясь как самим обладателем телесных черт, так и социальным окружением, может существенным образом повлиять на становление и функционирование психики человека. Так, определенная форма носа или ушей, разрез глаз, может одним человеком в определенном социальном окружении восприниматься как «дар божий», а в другом социуме как «проклятие». Причем степень зрелости социальной структуры общества оказывает существенное влияние на восприятие индивидом своих телесных качеств. В современном обществе, базирующемся на первенстве прав человека, значение телесных черт теряет свою актуальность. Зрелое общество толерантно не только к особенностям тела здоровых людей, но и создает все условия для равного социального участия людям с существенными физическими недостатками.
Российская империя конца XVI – начала XX века ни в коем случае не может быть отнесена к зрелым социальным структурам. Общество управлялось абсолютным монархом и базировалось практически только на одном социальном слое, «избранном богом», – дворянстве, составлявшем лишь несколько процентов от населения огромной империи. Большинство подданных Николая Александровича было лишено возможности получать образование, многие были неграмотны. В этом псевдообществе бытовали средневековые убеждения. Возможности для участия в управлении страной у самых многочисленных слоев населения отсутствовали или были существенно ограничены.
В таких условиях телесные характеристики императора являлись объектом пристального внимания его подданных. Ситуацию усугубляло появление и быстрое совершенствование таких средств массовой информации, как газеты и кинематограф.
Обратимся к характеристикам телесной конституции Николая Александровича и постараемся установить связь особенностей тела с психикой, а следовательно, возможно, и с его поступками. Заметим, что теоретической основой нашего анализа будут представления классического психоанализа Зигмунда Фрейда[3] и его учеников.
Образ царя, несомненно, можно отнести к области коллективного бессознательного. Так, Карл Юнг[4], сотрудник Фрейда, обозначил набор типовых человеческих проблем, решаемых людьми во все времена и на всех континентах. Единицей коллективного бессознательного является архетип (буквальный перевод «древний тип», в том смысле, что существует с момента возникновения человека). Конечно, как любые концепции, возникшие в школе психоанализа, проблематика коллективного бессознательного достаточно сложна для понимания. Попробуем объяснить понятие «отцовского архетипа» на простом примере. Любой человек вырастает в семье и бессознательно хранит в своей памяти образы родителей (или людей, их заменяющих). В семейной триаде (отец, мать, ребенок) у ребенка формируется, в большей степени бессознательное, представление о фигуре отца, главы семьи. Биологическая природа человеческих полов определяет, что в подавляющем большинстве мужчины крупнее и сильнее женщин. Уважение, любовь, страх, а иногда ужас перед отцовской фигурой бессознательно переносятся на главу государства. Монарх – это своего рода отцовская фигура, «отец народа». А дети до 10 лет в силу своего роста всегда смотрят на своих родителей снизу вверх. Отец для них своего рода «великан», который может быть как добрым, так и злым.
Исходя из детских представлений, бессознательно содержащихся в психике любого взрослого человека, царь должен быть большим, а император должен быть просто огромным. Это мнение имеет свое неоспоримое визуальное подтверждение. Фараоны, цари, властители Древнего мира изображаются на стенах храмов и усыпальниц в виде огромных фигур, иногда вдвое выше своих подданных, расположенных рядом.
Предшественники Николая Александровича из династии Романовых, Николай I (рост 189 см), Александр II (рост 185 см) и Александр III (рост 193 см, вес более 120 кг), в силу своих природных особенностей прекрасно соответствовали этому обобщенному образу.
По традиции огромные портреты Николая Александровича были развешаны повсюду в государственных учреждениях. Однако в действительности Николай Александрович ни своим ростом, ни своим видом совсем не соответствовал ожиданиям придворных и своих подданных. Фотографии и мемуары современников позволяют достаточно точно описать особенности фигуры Николая Александровича. Его рост составлял всего 167–168 сантиметров, а в его теле преобладали мышечные ткани при худощавом телосложении (все современники отмечают атлетическое сложение царя без склонности к полноте).
В случае Николая Александровича рост оказался очень значимой телесной чертой. Многие исследователи индивидуальности Николая сравнивают его рост со средним ростом мужчин Российской империи начала XX века и при этом подчеркивают, что его рост был даже выше среднего. Однако эту особенность тела Николая нужно сопоставлять с ростом его прямых родственников и не забывать, что император, как символ отцовской фигуры, должен быть высоким.
Дело в том, что Николай родился в семье, где практически все родственники по мужской линии на протяжении нескольких поколений были гигантами, возвышающимися над своими подданными на целую голову. Ситуацию усугубляло то обстоятельство, что Николай Александрович вступил на престол неожиданно, никто не предполагал, что его отец умрет так рано. Все придворные и многочисленные жители империи психологически привыкли к огромному телу Александра Александровича, на фоне которого его щуплый сын Николай Александрович смотрелся очень контрастно низкорослым и незначительным.
Длительное время с начала своей деятельности Николай Александрович был под опекой родственников, недалеких, но внушительных персонажей в генеральских мундирах. Фотографии наглядно свидетельствуют о том, что низенький и худощавый Николай Александрович воспринимался практически карликом среди своих дядей. Своим громадным ростом и возрастом, но не умом они подавляли его. По сути, он оказался в ситуации неуверенного и пугливого ребенка, окруженного грозными отцовскими фигурами.
Вот как описана эта проблема в воспоминаниях родственника и друга детства Николая Александровича, великого князя Александра Михайловича[5]: «…Стройный юноша, ростом в пять футов и семь дюймов, Николай II провел первые десять лет своего царствования, сидя за громадным письменным столом в своем кабинете и слушая с чувством, скорее всего приближающимся к ужасу, советы и указания своих дядей. Он боялся оставаться наедине с ними. В присутствии посторонних его мнения принимались дядьями за приказания, но стоило племяннику и дядям остаться с глазу на глаз, их старшинство давало себя чувствовать, а потому последний Царь Всея Руси глубоко вздыхал, когда во время утреннего приема высших сановников Империи ему возвещали о приходе с докладом одного из его дядей. Они всегда чего-то требовали. Николай Николаевич воображал себя великим полководцем. Алексей Александрович повелевал морями. Сергей Александрович хотел бы превратить Московское генерал-губернаторство в собственную вотчину. Владимир Александрович стоял на страже искусств. Все они имели, каждый, своих любимцев среди генералов и адмиралов, которых надо было производить и повышать вне очереди, своих балерин, которые желали бы устроить «русский сезон» в Париже, своих удивительных миссионеров, жаждущих спасти душу Императора, своих чудодейственных медиков, просящих аудиенции, своих ясновидящих старцев, посланных свыше…»[6]
Официальные портреты, которые должны были внушать священный трепет перед царственной особой, стараются скрыть незначительность фигуры Николая Александровича, однако этому обстоятельству препятствовал технический прогресс, благодаря которому многие подданные могли увидеть реальные фотографии монарха на фоне его более рослых приближенных.
Кроме того, в отличие от своей супруги и придворных, он не пополнел с возрастом и выглядел незначительным даже на их фоне.
Министр двора барон Фредерикс, старясь сгладить проблему низкого роста своего царя, настоятельно рекомендовал ему появляться перед зрителями исключительно верхом на рослом коне. Однако в век автомобилей и синематографа эта рекомендация уже не работала.
Не случайно, характеризуя телесную конституцию, мы начали анализ с упоминания роста, именно сложившееся на основании этой и некоторых других (о них рассказ ниже) телесных особенностей субъективное мнение о «неспособности царя править» стало значимым для всей Российской империи. Однако и другие характеристики телесности Николая Александровича также не соответствовали бессознательным представлениям его подданных о фигуре императора.
1.1.2. «Ни его физический внешний облик, ни манера говорить не возбуждали энтузиазма». Лицо и невербальные проявления
Манера держаться, или, как бы сказали психологи, невербальные проявления (мимика, жесты, поза, тембр голоса), также не способствовали укреплению авторитета императора. Кроме того, не только телесность, но и поведение Николая Александровича вызывало справедливые вопросы у подданных. Порой создается впечатление, что Николай Александрович бессознательно хотел затеряться в окружении своих приближенных, его действительно трудно выделить из толпы. Ему не была свойственна энергичная жестикуляция, движения тела сглажены, его природные особенности свидетельствовали, что он не лидер, а ведомый «человек толпы».
С точки зрения психологии, невербальные проявления (мимика, жесты, тембр голоса) бессознательно воспринимаются людьми. Это врожденный механизм, который достался в наследство человеку от животных. По сути, это своего рода сигнальная система, направленная либо на установление доминирования в группе (вожак стада, как правило, самый крупный и сильный самец, ведет себя агрессивно, все его движения подчеркивают его значимость), либо на обозначение подчиненной роли (низкая позиция в социальной иерархии обозначается телесно стремлением не выделяться на фоне стаи).
Лицо Николая Александровича с правильными чертами имело растерянный и слабовольный вид. Усы и борода, без сомнения, были результатом неудачной попытки компенсировать общее впечатление слабости и неуверенности. Всем своим обликом царь давал бессознательные сигналы людям из своего окружения о готовности принимать влияния.
Этот контраст особенно заметен на фоне отца Николая Александровича. Об этом в воспоминаниях очень точно писал художник А. Н. Бенуа, волей случая увидевший Александра III среди его свиты в театре: «…Состав этой густой и толкавшейся в разные стороны массы не отличался ни красотой, ни элегантностью, ни величественностью, ни какой-либо «породистостью». Большинство присутствующих состояло из согбенных под бременем лет сановников и из большей частью маленьких, толстеньких, а частью из тощих и комично высоких старых дам… Двери ложи распахнулись, выбежали церемониймейстеры с длинными тросточками, и за ними появился государь, ведя под руку новобрачную… Меня поразили его «громоздкость», его тяжеловесность и – как-никак – величие… Лицо государя поражало своей значительностью. Особенно поразил меня взгляд его светлых (серых? голубых?) глаз… Этот холодный стальной взгляд, в котором было что-то грозное и тревожное, производил впечатление удара. Взгляд человека, стоящего выше всех, но который несет чудовищное бремя и который ежесекундно должен опасаться за свою жизнь и жизнь самых близких».[7]
Продолжая раскрывать поразительный контраст впечатления на придворных Александра III в сравнении с его сыном, подчеркнем факт важности степени воздействия природных особенностей монарха на ближайших сотрудников в условиях абсолютной формы самодержавия. При спокойном впечатлении силы, исходящем от огромного тела Александра III, он считал себя вправе периодически «проявлять характер». Современники отмечали, что он умел держать и сдерживать. Несмотря на уравновешенность флегматичного темперамента, царь мог себе позволить, отчасти театрально, «гневаться», ударяя «кулаком об стол, и удар был серьезный»[8].
Резолюции Александра III пестрят резкими и нелицеприятными высказываниями и характеристиками. Он мог прямо в глаза назвать нерадивого подданного резким словом. Как вспоминали близкие к царю люди, «крепкое словцо было присуще его натуре, и это опять русская черта, но в словах не было озлобления. Это была потребность отвести душу и ругнуть иной раз сплеча, не изменяя своему добродушию»[9]. Как, видимо, заметили читатели, даже нецензурная брань императора воспринимается подданными за проявление «царскости».
Николай Александрович, в отличие от своего отца, не обладал такими врожденными особенностями. Окружение Николая Александровича в один голос отмечает одну важную черту его поведения. Все его жесты и движения были очень размеренны, даже медленны. Причем эта особенность отмечается у Николая Александровича с раннего детства, т. е. несомненно, является врожденной особенностью его нервной системы.
Те, кто работал с царем непосредственно, были убеждены в том, что царь «слаб». Трагичным для судеб России стало то, что во главе огромной империи «на переломе» оказался человек, не имевший «…той внутренней мощи, которая покоряет людей, заставляя их беспрекословно повиноваться»[10].
Генерал А. А. Брусилов[11] вспоминал о впечатлении, которое производил последний император уже в зрелом возрасте: «Николай II не умел добраться до души солдата, притянуть его сердце, возбудить его дух. Ни его физический внешний облик, ни манера говорить не возбуждали энтузиазма»[12].
На протяжении всего пребывания Николая у власти современники в один голос утверждают об отсутствии у него необходимых проявлений «царскости». Причем заметим, что нет никакого прогресса в развитии этих качеств. Сравним два описания особенностей Николая Александровича, фиксирующих его поведенческие черты в начале и в конце правления.
Из воспоминаний Федора Александровича Головина, описывающих события 1894 года: «…Особенно смешным и жалким показался мне государь во время торжественного шествия после коронования из собора во дворец. Бледный, утомленный, с большой императорской короной, нахлобученной до ушей, придавленный тяжелой, парчовой, подбитой горностаем, неуклюжею порфирою, Николай казался не величавым императором всея Руси, не центром грандиозной процессии, состоявшей из бесчисленных представителей всевозможных учреждений, классов, сословий, народностей громадного государства, а жалким провинциальным актером в роли императора, ему не подходящей»[13].
Из воспоминаний Мориса Палеолога[14], описывающего события конца правления царя: «9 (22) февраля 1916 года открытие сессии IV Государственной Думы. В обширной зале с колоннами, где некогда Потемкин восхищал Екатерину своими великолепными празднествами, поставлен аналой для молебна. Депутаты стоят кругом тесными рядами… Император подходит к аналою; начинается служба; дивные песнопения, то широкие и могучие, то нежные и эфирные…
Император слушает службу со свойственным ему умилением. Он страшно бледен. Рот его ежеминутно подергивается, как будто он делает усилия, чтобы глотать. Более десяти раз трогает он правой рукой ворот – это его обычный тик; левая рука, в которой перчатка и фуражка, то и дело сжимается. Видно, что он сильно взволнован… Затем он произносит речь:
«Счастлив находиться посреди вас и посреди моего народа, избранниками которого вы здесь являетесь. Призывая благословление Божие на предстоящие вам труды, в особенности в такую тяжкую годину, твердо верую, что все вы и каждый из вас внесете в основу ответственной перед Родиной и передо Мной вашей работы весь свой опыт… и всю свою горячую любовь к нашему отечеству…»
Тяжело смотреть на Николая во время произнесения этой речи. Слова с трудом выходят из его сдавленного горла. Он останавливается, запинается после каждого слова. Левая рука лихорадочно дрожит; правая судорожно уцепилась за пояс. Последнюю фразу он произносит, совсем задыхаясь»[15].
До конца своей жизни Николай Александрович так и не обрел навык к бесчисленным публичным выступлениям и к появлению на людях в качестве первого лица государства. Несомненно, это испытание вызывало настоящий стресс. Несмотря на его внешнее спокойствие и «непрошибаемость», он, как и всякий человек, нервничал, и «внешним образом смущение государя выражалось, например, в столь известном постоянном поглаживании усов и почесывании левого глаза»[16].
Современники отмечали, что во внешности Николая II не было величия, которое подобает императору и вызывает трепет. Его манеры были просты, он никогда не повышал голоса, был чрезвычайно сдержан. Он слушал собеседника с видом, который большинство ошибочно принимали за «проявления внимания к собеседнику», и не возражал даже тем, кто не вызывал у него симпатию. Эти проявления некоторые мемуаристы и историки ошибочно называют «интеллигентностью».
Таким образом, такие природные особенности тела, как малый рост, отсутствие величия в чертах лица, тихий голос, необычайная сдержанность и неэмоциональность Николая Александровича, по крайней мере, в начальный период его правления сыграли для него роковую роль. Все окружающие были убеждены в его слабости, нехаризматичности, т. е. отсутствии, как сейчас бы сказали, «профессиональной пригодности» для роли монарха. Проницательные читатели, конечно, возразят и приведут примеры многих успешных политических деятелей, отличавшихся малым ростом (от Наполеона Бонапарта до Владимира Ленина). Однако их успех построен на их личностной активности, а Николаю Александровичу власть досталась по наследству. Заметим, что двоюродный брат Николая, будущий британский король Эдуард, обладавший таким же ростом и поразительно похожей внешностью, отнюдь не считался слабым королем на фоне английской конституционной монархии.
Несомненно, особенности телесной конституции (рост, взгляд, тихий голос) в случае Николая Александровича имели решающее значение для выработки стереотипа «слабого царя», «неудачника», которое далее трансформировалось в стереотип «царя-мученика». Абсолютная монархия оказалась очень рискованной формой государственного устройства. Даже такие несущественные особенности тела, как рост или выражение лица, могли стать одной из причин развала империи.
Отметим, что у Николая Александровича все же были потенциальные возможности изменить мнение окружающих о своей слабости и «нецарскости», и об этих шансах мы поговорим в главе, посвященной привычкам последего российского императора.
1.1.3. Телесное здоровье. Возрастные изменения
Анализ особенностей телесной конституции целесообразно продолжить констатацией возрастных изменений и связанных с ними проблем со здоровьем. Вступив на престол молодым человеком в возрасте 26 лет без видимых проблем со здоровьем, Николай Александрович отрекся от престола, будучи взрослым 49-летним мужчиной с явными возрастными изменениями, отражающимися на телесном здоровье.
Необходимо отметить те изменения, которые происходили с телом Николая Александровича на протяжении его пребывания у власти. Несмотря на некоторую стабильность телесных проявлений, необходимо отметить возрастные изменения, связанные скорее с усилением «нецарских» невербальных проявлений. Эту усиливавшуюся внутреннюю неуверенность царя при внешнем «непрошибаемом» спокойствии отмечали многие внимательные мемуаристы, особенно те, кто мог наблюдать царя длительное время в его повседневной жизни. Так, один из генералов Ставки Ю. Н. Данилов[17] в 1916 году вспоминал, что «эти черты государя выявлялись и наружно нервным подергиванием плеч, потиранием рук и излишне частым покашливанием, сопровождавшимся затем безотчетным разглаживанием рукою бороды и усов»[18].
В отличие от своих родственников и супруги, он не пополнел в среднем возрасте, однако в его фигуре появились некоторые заметные особенности. Так, становясь старше, он стал выглядеть все более нелепо, особенно это бросается в глаза на неофициальных фото Николая Александровича. И эта особенность позволяет предполагать о действии уже не природных, а социальных факторов на телесность Николая Александровича. Причем значение этих факторов, приобретенных при жизни, усиливалось с возрастом. Например, тот же Ю. Н. Данилов описывал «позднего» 46-летнего царя следующим образом: «…Государь был невысокого роста, плотного сложения, с несколько непропорционально развитою верхнею половиною туловища. Довольно полная шея придавала ему не вполне поворотливый вид, и вся его фигура при движении подавалась как-то особенно, правым плечом вперед»[19].
Несомненно, постоянные неудачи, сопровождавшие правление императора, отражались на физическом состоянии Николая Александровича и неуклонно подрывали его здоровье.
Так, осенью 1900 года Николай Александрович тяжело заболел брюшным тифом и был близок к смерти. 3 ноября 1900 г. К. П. Победоносцев[20] в письме к министру внутренних дел Д. С. Сипягину[21] писал: «Тяжкое облако легло на нас от вестей из Ливадии». О тяжелом ходе заболевания свидетельствовал и сам внешний вид царя после выздоровления: он похудел на 11 кг, был очень слаб, еле передвигался пешком и вынужден был заново учиться ходить по лестнице.
Можно предполагать, что после 40 лет здоровье Николая Александровича уже не было столь блестящим, как принято считать на основе официальных сообщений. А после 45 лет у него появляются явные симптомы болезни сердца на фоне многолетнего злостного курения.
Медицина начала XX века сильно отличалась от современной. Так, для лечения болей в желудке, от которых страдал царь во время Первой мировой войны, врачи прописали ему опиум и морфин. Есть некоторые сведения об употреблении Николаем Александровичем кокаина, который в то время не считался опасным наркотиком и свободно продавался в аптеках. Им он лечил простуду, тогда считали, что это вещество эффективно устраняет симптомы заболевания. В 1916 году во время торжества по случаю дня рождения царевича Алексея один из гостей отметил косвенные проявления симптомов употребления наркотиков: «…Его Величество почти не пил, а однако был как будто сам не свой. Глаза будто светились, взгляд был невнимательный, отсутствующий. Иногда он улыбался, но как-то растерянно, и это выглядело очень странно…»[22]
Поздние фотографии Николая Александровича неоспоримо свидетельствуют о существенном ухудшении его телесного здоровья (ярко выраженные мешки под глазами, осунувшееся лицо, отстраненный взгляд).
Некоторые представления о существенном ухудшении состоянии здоровья царя можно получить из воспоминаний бывшего премьер-министра В. Н. Коковцова[23] встретившего царя в январе 1917 года: «…Внешний вид государя настолько поразил меня, что я не мог не спросить его о состоянии его здоровья. За целый год, что я не видел его, он стал просто неузнаваем: лицо страшно исхудало, осунулось и было испещрено мелкими морщинами. Глаза, обычно такие бархатные, темно-коричневого оттенка, совершенно выцвели и как-то беспомощно передвигались с предмета на предмет вместо обычного пристального направления на того, с кем государь разговаривал. Белки имели ярко выраженный желтый оттенок, а темные зрачки стали совсем выцветшими, серыми, почти безжизненными.
«Ваше Величество, – осмелился спросить я, – что с Вами? Вы так устали, так переменились с прошлого января, когда я видел Вас в последний раз, что я позволю себе сказать Вам, что Вам необходимо подумать о своем здоровье. Те, кто видят Вас часто, очевидно, не замечают Вашей перемены, но она такая глубокая, что, очевидно, в Вас таится какой-нибудь серьезный недуг».
Выражение лица государя стало какое-то беспомощное. Принужденная, грустная улыбка не сходила с его лица, он сказал мне только: «Я совсем здоров и бодр, мне приходится только очень много сидеть без движения, а я так привык регулярно двигаться. Повторяю Вам, Владимир Николаевич, что я совершенно здоров. Вы просто давно не видели меня, да я, может быть, неважно спал эту ночь. Вот пройдусь по парку и снова приду в лучший вид»[24].
Это свидетельство человека, которому можно доверять, дополнительный аргумент, опровергающий устойчивое мнение о крепком здоровье Николая Александровича.
Царь скрывал свое нездоровье. Но в письмах к жене он дважды серьезно жаловался на боли в сердце. 12 июня 1915 г. он писал: «Да, моя родная, я начинаю ощущать свое старое сердце. Первый раз это было в августе прошлого года после Самсоновской катастрофы, а теперь опять – так тяжело с левой стороны, когда дышу. Ну, что ж делать!»[25] 26 февраля 1915 года он писал: «Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в груди, продолжавшуюся четверть часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота»[26].
Замечали тревожные симптомы прогрессирующего нездоровья царя и его родственники. Великая княгиня Ольга Александровна, встречавшаяся с Николаем II по его прибытии в Киев, вспоминала: «Я была потрясена, увидев Ники таким бледным, исхудавшим и измученным. Маму встревожила его необычайная молчаливость»[27].
На некоторые признаки либо болезни, либо сильнейшего физического и психического переутомления указывают и люди из ближайшего окружения царя. Французский посол в Санкт-Петербурге М. Палеолог писал о плохом впечатлении, которое производил царь: «У него глухой голос, впалые щеки». Наставник цесаревича Пьер Жильяр[28], находившийся при нем в Киеве, отмечал: «Никогда он (Николай II. – Авт.) мне не казался таким смущенным. Несмотря на свое самообладание, он был нервным, раздражителен и два или три раза ему случалось оборвать Алексея Николаевича»[29].
Однако исчерпывающие сведения о возможных заболеваниях Николая Александровича в последние годы его правления отсутствуют. Врачебная тайна о состоянии здоровья императора была незыблема. Придворные врачи не делились ни с кем конфиденциальной информацией по этому жизненно важному для империи вопросу.
Яркой иллюстрацией отсутствия ясности в вопросе психического и физического здоровья императора является еще одно свидетельство бывшего премьера В. Н. Коковцова: «…Я обратился к Боткину (врач царской семьи. – Авт.) со словами: «Неужели Вы не видите, в каком состоянии Государь. Ведь он накануне душевной болезни, если уже не в ее власти, и Вы все понесете тяжкую ответственность, если не примете меры к тому, чтобы изменить всю создавшуюся обстановку». Не видели ли они того, что так поразило меня, или просто не хотели говорить со мною, я этого не знаю, но ни тот, ни другой не разделили моего впечатления и в один голос сказали мне, что я просто давно не видел Государя, но что в его здоровье нет решительно ничего грозного и что он просто устал от всех переживаний. У меня же осталось убеждение, что Государь тяжко болен и что болезнь его именно нервного, если даже не чисто душевного, свойства. При этом моем убеждении я был и 18 месяцев спустя, когда 10 июля 1918 года в помещении Петроградской чрезвычайки меня допрашивал Урицкий и задал мне прямой вопрос о том, считаю ли я Государя психически здоровым и не думаю ли я, что он еще со времени удара его в Японии был просто больным человеком»[30].
Так что же стало причиной роковых решений Николая Александровича, которые привели Российскую империю к катастрофе? Тяжелая телесная болезнь? Психическое расстройство? Последствия приема наркотиков?
1.2. Темперамент. Меланхолик или флегматик?
Продолжая анализ индивидуальности Николая Александровича, мы будем обсуждать еще одну особенность телесной индивидуальности, но уже проявляющуюся психически, а именно темперамент. Традиционно царю приписывают черты меланхолического темперамента и объясняют этим его слабость и нерешительность. Такая житейская трактовка темперамента совершенно не соответствует взглядам психологической науки. Попробуем опровергнуть эту версию, используя известные нам факты из жизни Николая Александровича, посредством анализа и сопоставления реакций царя в критических ситуациях с основными положениями психологической теории.
Понятие «темперамент» имеет древнюю историю и первоначально имело прямое отношение к характеристикам телесного здоровья человека (Гиппократ[31]). Однако позднее название классических темпераментов (сангвиник, холерик, флегматик и меланхолик) стали применять к описанию врожденных свойств нервной системы (И.П. Павлов[32]), определяющих общую активность и проявления эмоциональности и другие психические свойства индивида.
Темперамент обладает свойством тотальности, т. е. окрашивает весь психический облик человека. Таким образом, особенности темперамента обязательно проявятся в любой деятельности человека и, что важно подчеркнуть, эти характеристики остаются неизменными от рождения до смерти индивида.
Современные психологи определяют тип темперамента путем специального психологического тестирования, нам же остается анализировать тот фактический материал, который дошел до нас в воспоминаниях современников, дневниковых записях Николая, кино- и фотодокументах.
Даже при поверхностном анализе индивидуальности можно сразу отбросить версию о принадлежности Николая Александровича к сангвиническому или холерическому темпераменту. Этот вывод понятен даже на житейском уровне, достаточно просто посмотреть на один из многочисленных фотопортретов этого человека. Далее остаются две возможности – флегматик или меланхолик.
В разнообразной литературе, причем даже психологической, очень широко представлена версия, о том, что Николай Александрович от природы (т. е. по темпераменту) был слабым человеком. А именно слабость нервной системы (по И. П. Павлову) является отличительной чертой меланхолика. Мы уже отмечали выше, при описании невербальных телесных проявлений, черты его поведения, которые привели некоторых исследователей к подобному выводу.
Сила нервной системы, по Павлову, определяется как устойчивость к длительному воздействию раздражителя. С этой точки зрения Николай Александрович, несомненно, был обладателем сильной нервной системы. Приведем конкретные примеры из его жизни, не исключая и детского возраста.
Заметим, что обучение наследника было весьма утомительным и монотонным, однако Николай спокойно переносил умственное и физическое напряжение. Будучи взрослым человеком, он мог подолгу без видимого утомления осуществлять нелюбимую им деятельность (принимать министров и слушать их длинные и скучные доклады).
Уже само утверждение о сильной нервной системе у Николая Александровича позволяет нам отбросить предположение о меланхолическом темпераменте. Дальнейший анализ особенностей поведения позволит нам окончательно доказать версию о флегматическом темпераменте монарха.
Второе важное свойство нервной системы, выделяемое Павловым, – уравновешенность. Уравновешенность определяется как способность к переходу от возбуждения к торможению в критической ситуации. Именно это качество нервной системы является важным для уточнения типа темперамента последнего российского императора. Рассмотрим свидетельства современников, дающих описание поведения Николая Александровича, наглядно иллюстрирующих свойства нервной системы монарха.
Флигель-адъютант А. А. Мордвинов[33] (его тестем был англичанин К. И. Хис – воспитатель и преподаватель молодого цесаревича, будущего Николая II) подчеркивал, что «даже мальчиком он почти никогда не горячился и не терял самообладания»[34]. Взрослый монарх поражал царедворцев удивительным спокойствием и отсутствием проявлений гнева. Министр А. Н. Шварц[35] писал, что: «…не сердился он, как будто, никогда. Ни сам я гнева его никогда не видел, и от других о проявлениях его никогда не слышал»[36]. Генерал Мосолов[37] продолжает:
«…Царь не сердился даже в тех случаях, когда имел бы право и, быть может, был обязан высказать свое недовольство»[38]. Ниже в тексте мы еще не раз встретимся с описанием фактов поразительно спокойного реагирования царя на потрясавшие его современников события.
Таким образом, спокойствие и отсутствие склонности к аффектам (сильные природные эмоции, такие как гнев, ужас, паника) в стрессовых ситуациях позволяют сказать, что Николай Александрович обладал уравновешенной нервной системой.
И наконец, третье свойство нервной системы по Павлову, подвижность – это чисто темповая характеристика, которая определяется как скорость образования новых условных связей или скорость перехода от возбуждения к торможению. Медлительность, регидность (тугоподвижность к изменениям), расположенность к домашнему уюту, кругу семьи были характерными особенностями поведения Николая Александровича, что позволяет говорить об инертности его нервной системы. Отсюда можно сделать вывод о том, что Николай Александрович, в соответствии с врожденными особенностями нервной системы, являлся эмоционально устойчивым интровертом, т. е. обладателем флегматического темперамента.
И. П. Павлов писал: «Флегматик – спокойный, всегда ровный, настойчивый и упорный труженик жизни»[39]. Эта характеристика великого физиолога вполне подходит для описания Николай Александровича. Дополним портрет представителя этого типа тем, что флегматик обычно не склонен к аффектам. Речь и мимика представителя этого темперамента монотонная и сглаженная.
Подчеркнем, что вследствие уравновешенности нервных процессов и некоторой инертности флегматик легко остается спокойным даже в сложных условиях жизни.
Итак, мы определились с типом темперамента Николая Александровича, попробуем далее доказать нашу догадку фактами из биографии исследуемого объекта, которые наглядно иллюстрируют психофизиологические особенности его индивидуальности. В первую очередь нас интересует его реакция на стрессовые ситуации в разные периоды его жизни. За время его царствования подобных нестандартных ситуаций возникало достаточно много.
Покушение на Николая Александровича в Японии достаточно подробно описано. Напомним лишь, что посещение этой страны 23-летним наследником престола было частью большого путешествия по миру. Для нас важна необычная реакция на нападение японского полицейского. Дело в том, что на достаточно сильный удар саблей по голове Николай никак не отреагировал. И только после второго удара, опять же по голове, Николай с криком побежал спасаться от неадекватного полицейского, бывшего самурая. Не правда ли, странное поведение на фоне угрозы жизни?
Следующий эпизод показывает реакцию Николая Александровича на Ходынскую катастрофу (1896 г.) – события, связанные с коронацией последнего императора. Страшная давка при раздаче подарков привела к гибели, по официальным данным, 1389 человек, а в реальности количество жертв составляло более пяти тысяч. Николай Александрович узнал об этой катастрофе утром, но ни одного из намеченных празднеств не отменил и вечером открыл бал во французском посольстве. Возникает проблема объяснения такой реакции царя. Что это – проявление волевой сдержанности или врожденная низкая чувствительность?
Запись в дневнике Николая Александровича наглядно отражает восприятие им этого трагического события: «До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки и тут произошла страшная давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2ч. перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2завтракали, и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном “народном празднике”. Собственно там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка все время играла гимн и „Славься”. Переехали к Петровскому, где у ворот приняли несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимся предводителям двор. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello. Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 ч.»[40].
Думаем после прочтения этой записи в дневнике Николая читатели согласятся с мнением авторов о том, что царя никак нельзя назвать чувствительным человеком. С поразительным равнодушием и спокойствием он отнесся к страшной катастрофе. И хотя потом Николай Александрович официально посещал лазареты и жертвовал деньги семьям погибших, было уже поздно.
Спустя девять лет, а именно 6 (19) января 1905 года, у Зимнего дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости случился странный инцидент. По недоразумению одно из орудий вместо холостого заряда оказалось заряженным картечью. Часть свинцовых пуль разбили окна дворца, другие же упали около беседки, где находился Николай Александрович с духовенством и придворными. Спокойствие, с которым император отнесся к происшествию, грозившему ему смертью, было до того поразительно, что обратило на себя внимание ближайших к нему лиц окружавшей его свиты. Сложно назвать человека, так реагировавшего на смертельную опасность, чувствительным меланхоликом.
Реакция Николая Александровича на объявление войны и военные катастрофы также не отличается разнообразием и эмоциональностью. В день начала Русско-японской войны военный министр А.Н. Куропаткин[41] записал в дневнике: «28 января 1904 г. На докладе 27 числа государь был бледен, но спокоен»[42]. Посол Германской империи граф Пурталес, сообщивший царю об объявлении войны в 1914 г., также отмечал это необычайное спокойствие, оно даже вызывало у него впечатление некой психической аномалии: «31 июля 1914 г. Царь спокойно выслушал меня, не выдавая ни малейшим движением мускула, что происходит в его душе… У меня получилось впечатление, что мой высокий собеседник либо в необычайной манере одарен самообладанием, либо еще не успел, несмотря на мои весьма серьезные заявления, постигнуть всю грозность создавшегося положения»[43].
Реакцией царя на поражение России в русско-японской войне аналогичная. Т. е. по сути, нет никакой реакции. Абсолютное, ледяное спокойствие. Вот запись в дневнике Николая: «21-го декабря. Вторник. Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам ввиду громадных потерь и болезненности среди гарнизона и полного израсходования снарядов! Тяжело и больно, хотя оно и предвиделось, но хотелось верить, что армия выручит крепость. Защитники все герои и сделали более того, что можно было предполагать. На то значит воля Божья!»[44]
Такая же поразительная реакция и на известие о гибели целого флота в Цусимском сражении: «19-го мая. Четверг. Теперь окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою. Сам Рождественский раненый взят в плен!!
День стоял дивный, что прибавляло еще больше грусти на душе. Имел три доклада. Завтракал Петюша. Ездил верхом. Обедали: Ольга, Петя, Воронов – ком. Примор. драг. полка и его жена»[45].
Кстати, далее мы еще поговорим о странной манере дневниковых записей Николая Александровича.
Ну и наконец, чтобы подчеркнуть неизменность странного спокойствия в стрессовых ситуациях, расскажем о событиях, произошедших в конце жизни императора.
Поведение Николая Александровича во время отречения многих шокировало. Наиболее часто цитируется фраза официального историографа Ставки генерала Д. Н. Дубенского[46], произнесенная во время допроса в августе 1917 г.: «Это такой фаталист, что я не могу себе представить… он отказался от Российского престола, как сдал эскадрон»[47].
Один из охранников бывшего царя Ф. П. Проскуряков в своих показаниях отмечает: «Голос у него был мягким и ясным. Глаза голубыми. Когда кто-нибудь из наших обормотов, перебрав лишку, делал ему какую-нибудь пакость или хамил, бывший царь отвечал вежливо, тихо, но твердо»[48].
Необычное спокойствие и сдержанность Николая Александровича в стрессовых ситуациях оставались загадкой как для современников, так и для историков, дававших оценки его деятельности. Вот как выражает свою озадаченность странным поведением царя уже цитировавшийся нами Д. Н. Дубенский: «Я думаю, будут писать об этом многие психологи, и им трудно будет узнать; а вывести, что это равнодушный человек, будет неверно»[49]. Действительно существуют разные версии объяснения этих особенностей реагирования монарха, однако отечественные психологи, в отличие от историков, не удостоили своим вниманием персону последнего российского императора.
Испытывавшие симпатии к Николаю Александровичу современники (родственники, придворные) и поздние исследователи с ярко выраженным стремлением к обелению образа последнего царя старались найти позитивные объяснения его низкой эмоциональности. Природные особенности нервной системы подменялись пафосными легендами о якобы принятом в детстве решении «быть сдержанным» или развернутым мифом о сознательной выработке Николаем Александровичем необычайной воли и выдержки посредством самовоспитания. Кроме того, царю, без всяких на то оснований, приписывался богатый внутренний мир, который он якобы скрывал от окружающих, для чего и воспитал свое фантастическое «хладнокровие».
Однако нас более интересуют отзывы министров Николая Александровича. Оценки образованных, рационально мыслящих людей заслуживают большего доверия.
Странная холодность, отсутствие всяких выраженных эмоций, воспринимаемые многими как отрешенность, создавала существенные трудности в профессиональном общении Николая Александровича с министрами и другими представителями государственной власти. В целом подобное поведение было нетипично для российских монархов, ведь в силу своего положения они могли себе позволить не сдерживать эмоции, а «царский гнев» – вообще неотъемлемая часть их «богом данной профессии». Поэтому у возмущенного пассивностью царя П. А. Столыпина и вырвалось однажды: «Да рассердитесь же хоть раз, Ваше Величество!»
Субъективное восприятие министрами подобных проявлений императора было скорее негативным и трактовалось как крайняя степень равнодушия. Отсутствие ожидаемой человеческой реакции на доклады министров, составленные логично и рационально, воспринималось как психическая аномалия и вызывала у них закономерные сомнения во вменяемости Николая Александровича.
Исследование советских историков в 20-е годы прошлого века подтверждает нашу версию о высокой выраженности проявлений флегматического темперамента у Николая Александровича. Например, историк П. Е. Щеголев утверждал: «…Чувствительность Николая была понижена чрезвычайно, она была ниже уровня, обязательного для нормального человека»[50].
Однако при анализе всех отзывов нужно учитывать фактор отсутствия у людей, дающих оценки Николаю Александровичу, научных психологических понятий для объяснения его эмоциональности. Дело в том, что психология относительно молодая наука и в начале XX века делались только первые шаги к разработке теории темперамента (но, по странному совпадению, именно в России проводил свои блестящие эксперименты Иван Петрович Павлов, один из создателей современной теории темперамента). Таким образом, все оценки эмоциональности Николая Александровича носят интуитивный характер и базируются на житейских представлениях. Да и поздние исследователи деятельности монарха, будучи историками, не делают попыток использовать достижения психологической науки, а опять же высказывают интуитивные житейские догадки, часто не имеющие связи с реальностью.
Вместе с тем такая поразительная реакция на судьбоносные события, проявлявшаяся на протяжении всей жизни, не может быть объяснена только флегматическим темпераментом Николая Александровича. Видимо, были и другие важные причины, лежащие в основе его психической организации и вызывающие у окружающих обеспокоенность душевным здоровьем монарха.