Глава 4
Я третий день не выхожу из дома. Стараюсь казаться больной и не заговаривать ни с кем, даже Ева и Анна не слышали от меня ни слова за последние дни. Да я и сама толком не была уверена в том, что была в состоянии и в силах разговаривать. Все объяснения с друзьями и семьёй я оставила на потом. Мне просто необходимо было время, чтобы подумать о том, в какой каше я оказалась замешанной и что не смогу найти выход, даже если очень захочу, что и говорить о том, если я не хочу выходить из этого. К моему сожалению, это было единственное, что я была готова признать, часть меня ликовала оттого, что во мне нуждался такой человек, как Бойл, и что меня хочет такой человек, как Стэнджер. Но я совершенно не хотела признавать того факта, что буду играть с ними, теша своё самолюбие, потому что абсолютно не была настроена на игры с мужчинами. Мои достижения в самоконтроле не давали мне покоя, каждый день дарил мне какие-то новые откровения, и мир вдруг открывался с другой стороны. Я находила прекрасными рассветы и закаты, люблю смотреть просто в окно и в первый раз за многое время нашла наслаждение в некоторых книгах, погружаясь в мир приключений и странствий.
Но наслаждаться великолепием таких дней я не могла полностью. Недовольное лицо Евы каждый раз, когда она видела, что я не снимала свои пижамные штаны с рисунком медведей, не давало мне покоя. А когда недовольна Ева, значит, становится недовольным весь мир. Она, я надеюсь, беспокоясь обо мне, подключила Анну, и если одна доставала меня своим взглядом, то другая старалась достать по телефону, но если от взгляда я могла скрыться в своей комнате, то на звонки я могла вовсе не отвечать. Но больше так не могло продолжаться, и я точно знала это. Рано или поздно мне придётся заговорить, объяснить и проститься, пусть на короткое время, но я уже не принадлежу сама себе, теперь я личный раб Фабиана Бойла. Пусть он пока не пользуется этим, но я была уверена, что в скором времени обязательно сделает это.
Часа показывали начало пятого, а я, кажется, даже не ела сегодня. Но какая разница, если в руках «Граф Монте-Кристо» и я вместе с ним мщу всем врагам и стараюсь быть милосердной к друзьям. Я чувствую себя его правой рукой, и мы вдвоём можем свернуть горы, отыскать сокровища и получить желаемое, только если постараемся. Так, погрузившись в книгу, я даже не заметила, как щёлкнул замок и вошла Ева. Только стук её каблуков заставил меня вернуться в Денвер, в мою скромную квартиру, и обернуться к ней лицом.
– Там посыльный за дверью, говорит, что у него для тебя посылка, – слишком грубо кинула мне Ева и, даже не улыбнувшись, отправилась в свою комнату. В последние три дня я только и наблюдала этот взгляд, её слова были резкими, и будто она чувствовала, что я храню какую-то тайну, которая заставит её переживать. Я знала, что сможет её разжалобить, и она вновь будет на моей стороне.
Медленно подбираясь к входной двери, я шаркала по полу тапками, стараясь разозлить любимую сестру ещё больше, чтобы она начала кричать. Потому что её эмоции должны найти выход, прежде чем я объясню, в чём дело и что со мной происходит.
– Мисс Грин, – бодро практически крикнул посыльный в зелёной форме и протянул мне большую коробку, на которой лежал листок с отчётом о доставке, на котором я должна была поставить подпись. Я поймала на себе странный взгляд посыльного и только сейчас поняла, почему он изменился в лице. Я совсем забыла о том, как выгляжу, этого и не требовалось в последние три дня. Грязные волосы, переплетённые и образовавшие колтуны, старая пижама с медведями на штанах и футболка с пятнами то ли мороженого, то ли сиропа на ней. Весь вид говорил о том, насколько я жалкая.
– От кого она? – поинтересовалась я, прежде чем оставила подпись, но прежде чем услышала ответ, поставила подпись, и посыльный вырвал у меня листок и отошёл к лифту.
– Я всего лишь посыльный, мэм, – пожал плечами молодой человек и шагнул в прибывший лифт.
Осторожно поставив коробку на диван, я постаралась определить, от кого она, но так как никаких опознавательных знаков не было, я резко сдёрнула клейкую ленту и распахнула ящик. Жаль, что я не могла видеть своё лицо в тот момент, но была уверена в том, что всё тело задрожало, а зрачки расширились до невероятных размеров. В коробке лежал новый телефон последней модели Apple, аккуратно упакованная одежда синего цвета и белый конверт. Я могла бы, не открывая конверт, понять, от кого всё это, но было бы ужасно так поступить с собственным боссом.
«Уважаемая мисс Грин.
Я очень рад, что теперь вы работаете на меня. В последний наш разговор вы попросили не звонить вам, поэтому присылаю вам новый телефон для разговоров по работе, а также для разговоров со мной. Это наша личная связь на все случаи жизни. Этот телефон должен быть с вами и днем и ночью. Надеюсь на понимание.
Также вы найдёте форму нашей авиакомпании, надеюсь, размер ваш и наши модельеры не ошиблись. Эта форма – для ежедневной носки на работе, таковы требования, которые вы согласно нашему договору обязаны выполнять.
У вас было несколько дней, чтобы расстаться со своими делами в Денвере, так как в воскресенье, 14 июня, мы вылетаем в Лондон и начинаем путешествие по Европе. Не планируйте ничего на ближайшие несколько месяцев, так как мы, скорее всего, задержимся в Европе на подписании договоров с нашими партнёрами. Билет на самолёт и дальнейшие инструкции вышлю вам на e-mail.
До скорой встречи!
Я перечитала письмо несколько раз и всё ещё не до конца понимала, что происходит. Оно так прочно застряло и в моей руке, и в моей голове, что показалось, что я никогда не смогу уже выпустить его. Сегодня уже 12 июня, как я смогу собраться за один день, как смогу рассказать друзьям и семье, что улетаю и не знаю, когда вернусь? Как мои вечерние курсы в университете? Было столько вопросов, но среди всего этого беспорядка был лишь один ответ, и он, к сожалению, не мог подарить мне спокойствие сегодня. Мы никогда не будет больше чем начальник и сотрудник. Он навсегда определил границы наших отношений.
Ноги подогнулись, и я оказалась сидящей на полу напротив коробки с всё ещё вложенным в мои руки письмом. Меня всё ещё немного потряхивало, и я качалась из стороны в сторону как умалишённая в бессознательном состоянии. Но примерно в нём я и находилась последние несколько дней.
– Али… Ли, – с тобой всё в порядке? – выводит меня из транса взволнованный голос Евы, и я чувствую, как она присаживается рядом со мной и обнимает за плечи. Я могу лишь качать головой. Только сейчас, несколько минут спустя, замечаю, как по моим щекам текут слёзы. Я давно не плакала так часто, как за последнюю неделю. Он делает из меня безвольную куклу, которая подчиняется его воле без единой мысли и даже без желания что-либо изменить.
– Ева, меня уволили. Отказали в «ББА», и мне пришлось согласиться на работу, которую я возненавижу. – Мне хочется разрыдаться на её плече и пожаловаться на всё то, что произошло и что я старалась сохранить в себе. Слова прочно засели у меня в голове, и я не могу просто выпустить их наружу, так как не хочу переносить все беды на чужую голову. Поэтому только и позволяю себе смотреть на коричневую коробку перед собой.
– Я больше не могу смотреть на тебя такую. Я знаю, что-то случилось, ты можешь рассказать мне всё? – умоляющим голосом говорила Ева, и я чувствовала, как она волнуется за меня, переживает и готова сделать всё для того, чтобы мне стало легче. Но я сама не знала, что способно заставить меня чувствовать себя лучше. Это был второй раз в моей жизни, когда я не могла повлиять на обстоятельства и это вынуждало меня сдаться, хотя я была уверена в том, что я боец.
Мои воспоминания о дне смерти матери не дают мне покоя по ночам, и я будто сижу в машине вместо неё. Это был один из тех дней, когда ей пришлось поехать в мастерскую в сотне километров от нашего дома, для того чтобы иметь возможность разобраться в причине задержки мебели заказчику. Мне тогда только исполнилось шестнадцать, и я начала работу в аэропорту официально. Зимой всегда темнеет рано, и поэтому отец всегда оставлял свет на крыльце нашего дома, чтобы я могла не упасть на ступеньках. Когда же я поставила машину, свет не горел, и это меня немного удивило, но папа мог просто забыть сегодня или не думал, что я вернусь немного раньше. Но из-за сильного снегопада меня отпустили раньше, опасаясь, что сотрудники могут попасть в снежную бурю и тогда завтра никто не сможет явиться на работу. Войдя домой, меня поразила тишина, которая была так не присуща нашему дому. Всегда звучал либо телевизор, либо радио на кухне, пока мама готовила ужин. Не думая ни о чём важном, я повесила куртку на крючок и переодела любимые UGG на домашние тапочки. В нашем доме никогда не было так тихо и безжизненно. Всегда вкусно пахло из кухни, и мама с папой обменивались шутками и приветствовали меня улыбками. Но сейчас этого ничего не было, и внутри зародилось какое-то предчувствие, и холодок пробежал по спине. Я нашла отца в гостиной, сидевшего на диване и держащего в руке телефонную трубку. Он весь дрожал, и всё то предчувствие, что зародилось во мне, вдруг опустилось вместе с сердцем вниз. Я была уверена, что произошло что-то непоправимое. Сев рядом с отцом и обняв его за плечи, я увидела мокрые следы на его щеках. Это был первый раз в моей жизни, когда я видела, как отец плачет. Он всегда был для меня эталоном мужественности и стойкости, всегда идеальный в делах, в общении. Я даже представляла своего будущего мужа очень похожим на моего папу. Но сейчас он был бледен и казался почти неживым. В тишине дома звучали лишь глухие гудки в телефонной трубке. Его голос и слова изменили мою жизнь навсегда. За ним был визит полиции и посещение морга, опознание, хотя этого и не требовалась, похороны, но тот день стал самым худшим в моей жизни. Я никак не могла вернуть маму и не могла изменить время, чтобы она осталась жива. От меня не зависело ничего, оставалось быть сильной и стать поддержкой отцу.
– Я знаю, Ева, знаю. Просто я сама не понимаю, как всё так получилось, – я вытерла глаза рукавом футболки и посмотрела на взволнованное и даже перепуганное лицо сестры. Я никогда не видела её такой беззащитной и ранимой, и если одна часть меня не хотела, чтобы она ещё раз выглядела так, то другая была благодарна за то, что сейчас я не одна и не буду одна никогда, особенно когда мне плохо.
– Надеюсь, у нас есть что выпить, потому что это единственное, что я хочу, – моя попытка улыбнуться и казаться беззаботной не удалась, но я уже разговаривала и была готова высказать всё то, что накопилось. Но алкоголь был тем катализатором, который освободит меня от границ, и я смогу быть свободной в своих выражениях. Ева улыбнулась и поднялась с пола.
Пока относила коробку в свою комнату и старалась не смотреть ни на телефон, ни на новую форму, Ева налила нам по стакану виски, который хранился дома именно для таких случаев. Так же каким-то необыкновенным образом на нашем столике возле дивана оказались разложены по тарелкам моё любимое мороженое с шоколадной крошкой и печеньем и мои любимые конфеты. Обычно мы не покупали ничего сладкого, так как я старалась следить за тем, чтобы хотя бы не растолстеть ещё больше. Но шоколад и мороженое делали меня настолько счастливой, что сложно описать, и Ева прекрасно знала и понимала, что это единственное, что мне сейчас надо. После нескольких дней заточения я была готова открыться.
Я собрала волосы в высокий хвост и надела чистую футболку и спортивные штаны, в первый раз за несколько дней сменив свой наряд с пижамы. Усевшись на диван с ногами и положив подушку, я принялась запихивать в себя ложку за ложкой мороженое, и только когда оно закончилось и я тяжело вздохнула, Ева уставилась на меня глазами, способными прожечь в тебе дырку. Она хотела получить ответы на мучившие её вопросы. А я, кажется, уже не могла сказать нет.
– Если кратко, то человек по имени Фабиан Бойл вынудил меня согласиться работать на него в качестве личного представителя на всех его рейсах, подчиняться его воле, выполнять все приказы и указы, надевать дурацкую форму, но самое страшное, летать с ним повсюду. А это значит, что я покидаю Денвер на неопределённое время, – выпалила я и опустила глаза, стараясь не смотреть на удивлённую Еву. Мне было стыдно рассказывать всю эту странную историю, описывать в подробностях, почему меня не радует такая работа и как я могла оказаться в такой ситуации, что, кроме этой должности, у меня нет других вариантов. Ева прекрасно знала, как сильно я люблю аэропорт и самолёты, что это часть меня и моей жизни. А работать – это единственное, что я умею. Потому что никогда не была усидчивой в учёбе и не умела жить за чей-то счёт. Работа была единственной вещью, делающей меня абсолютно свободной, а это означало счастливой. Теребя край футболки, я понимала, что не могу слышать тишину. Со дня смерти мамы она пугала меня и порождала в моей душе ужас, так что я терялась, хотя порой только она и требовалась, чтобы подарить мне покой. Мои глаза искали успокоения в нашей квартире, и только когда я вновь смогла заставить себя взглянуть на Еву, удивление застыло на моём лице. Ни разу в жизни я не видела, как она плачет, потому что для меня сестра была своеобразной железной леди, не способной страдать и переживать, только если глубоко в душе. Она была стойким оловянным солдатиком. Но сейчас по её щекам бесшумно текли слезы.
– Не плачь, Ева. Ну ты чего? – подскочила я к подруге и села на край её кресла, обнимая и целуя макушку. – Всё не так плохо, я обязательно вернусь и привезу миллион подарков, – попыталась быть оптимистичной я, но это было труднее, чем мне кажется. Единственное, что меня мучило на протяжении нескольких дней, – это вопрос, и я никак не могла ответить на него.
– Почему? – слишком громко произнесла я и поймала удивлённый заплаканный взгляд Евы.
– Почему что? – поинтересовалась она и не сводила с меня глаз. Будто проникала в самые потаённые части моей души, надеясь найти ответ на неозвученные вопросы.
– Понимаешь, – начала я, усаживаясь в кресло рядом с Евой и беря её за руку, – я в первый раз увидела его, когда проходила собеседование в «ББА», и я уверена, что он тоже видел меня в первый раз. Тогда почему он хотел, чтобы я работала на него? Почему заставил «ББА» отказать мне в работе и директора аэропорта уволить меня? Зачем ему я? – кидала вопросы в воздух я и понимала, что они так и не найдут ответа сегодня, а может, и вообще никогда. Но будут продолжать мучить меня ещё долгое время. Но глаза Евы заставили меня усомниться в этом. Она крепко сжала мою ладонь и улыбнулась так, как улыбалась крайне редко, будто говорила: «Я люблю тебя, но ты такая глупенькая». Мне не нравился такой взгляд, я чувствовала себя неумелой, немного жалкой и действительно глупой. Будто ответ на вопросы был так очевиден, а я просто не могла увидеть то, что у меня перед носом. Но ведь я замечаю всё и могу понять по человеку очень многое. Как же я не могу получить ответ на интересующий меня вопрос?
– Алиса, это же очевидно, он влюбился в тебя с первого взгляда, – улыбнулась она и ещё сильнее сжала мою ладонь, так что мне стало даже больно. – Это так романтично, – продолжала она, уже не замечая моё недовольное нахмуренное лицо, говорящее о моём сомнении, – он видит тебя в офисе и влюбляется без памяти. Понимает, что не сможет больше ни дня прожить без тебя, и потому устраивает всё, чтобы ты находилась всегда рядом с ним, – романтично вздыхает Ева и замирает с умиротворённой улыбкой на лице, такого удовлетворения я давно не видела. Но всё это казалось таким бредом и такой неосуществимой сказкой, я могла только фыркнуть в ответ.
– Это очень красиво звучит, но полная ерунда. Не верю в любовь с первого взгляда и тем более в то, что он мог влюбиться в меня. Ты бы видела его – идеален во всём. Даже его дурацкое имя идеально. Фабиан Лин Бойл, – повторила его я и вновь вернулась в тот момент, когда поняла, что это мой начальник и навсегда останется только им.
– Как ты сказала? Лин? – неожиданно разочарованно спросила Ева, и я поняла, что она наконец спустилась со своих романтических розовых облаков и вновь становится моей любимой Евой, не способной верить в святость любви и жаждущей внимания и много удовольствия. Я кивнула в ответ и уже через секунду наблюдала, как сестра скрывается в своей комнате, громко ругаясь. Я же продолжила пить свой виски и заедать его самыми вкусными шоколадными конфетами в мире, которые дарили мне гораздо больше удовольствия и тепла, нежели какой-нибудь мужчина. Ну, мне хотелось верить в то, что я пока могу заменить секс шоколадом, пусть это сказывается на моём теле, но зато я не чувствую себя последней дрянью и проституткой и не тру кожу на своём теле докрасна, лишь бы избавиться от запаха и ощущения прикосновений какого-нибудь очередного козла. Если не думать об этом, то секс не так уж и важен в жизни. Мы вполне можем обходиться без него.
Когда Ева вернулась из комнаты с распечатанной страницей местной газеты, я уже лежала на диване, запрокинув ноги на спинку и спустив голову на пол. Из радио лилась Switchfoot – You, а я почти не собиралась вновь предаться жалости к себе и заплакать под романтичную музыку. Ева размахивала листком у меня перед носом, а затем плюхнулась на диван, прочистила горло и начала читать газетную статью непонятно какой давности.
«Сегодня, 28 января 2014 года, из-за внезапно начавшегося сильного снегопада экстренно был закрыт аэропорт. Все рейсы были перенаправлены в ближайшие аэропорты, а вылет был отложен до того, как погода наладится».
– Отличная статья, Ева, очень интересная, а главное, новая, – недовольно фыркнула я и закинула в рот очередную конфету, мурлыча от удовольствия, когда она плавилась у меня вот рту и дарила незабываемое наслаждение.
– А ты помнишь, что случилось на следующий день? – спросила она и поменяла листки местами, заметив моё недоумение и крутящуюся в разные стороны голову, говорившую о том, что я не имею понятия о том, что произошло на следующий день.
Осенью мы с Евой приехали в Денвер и только начали обживаться в нашей новой квартире. Я начала работать в аэропорту, а подруга обставляла нашу квартиру и ходила на собеседования по разным салонам дизайна и снималась в паре рекламных роликов. Это было начало нашей новой жизни, и я была так необыкновенно счастлива оказаться далеко от дома, от того места, где всё напоминало о маме, а главное, я могла сбежать и от всех плохих воспоминаний, что преследовали меня в Таллахасси. Аэропорт казался мне новым миром и новой любовью в моей жизни, я посвятила себя работе и бывала дома так редко, что Ева говорила, что не помнит, как я выгляжу. Но мне было необходимо зарекомендовать себя и показать всё, что я могу.
– Тогда слушай и не перебивай меня, – толкнула она меня в бок, что заставило меня поперхнуться и рассмеяться.
«Вчера из-за сильного снегопада была приостановлена работа аэропорта. Ночью 29 января работа была восстановлена и рейсы вновь начали прилетать и вылетать из аэропорта. Однако одному из известнейших бизнесменов мистеру Ф. Лину было отказано в вылете из аэропорта. Как стало известно, мистера Лина попросили отложить вылет на неопределённое время без объяснения причины, сам мистер Лин отказался давать какие-либо комментарии и был вынужден отказаться от вылета. Позже было выяснено, что между бизнесменом и одним из служащих аэропорта завязался спор, сотрудникам аэропорта силой пришлось заставить мистера Ф. Лина покинуть аэропорт».
Ева закончила читать статью и внимательно уставилась на меня. Мне даже стало как-то не по себе от её взгляда, так что по спине пробежал холодок, и я наконец села ровно на диване. Я была сосредоточена на только что услышанном и пыталась вспомнить события тех дней.
– Ты помнишь что-то такое, Алиса? – то ли прокричала Ева, то ли её голос был настолько громким оттого, что я вновь стала молчать и думать о чём-то своём. Я же могла лишь мотать головой, стараясь дать понять, что я не помню ничего подобного. Но может, что-то такое и всплывало в моей памяти.
Не могу сказать, что эти дни помню, как вчера. Но прекрасно помню первую снежную бурю в Денвере и какой ужас заполнил меня в то время. Я только-только смогла смириться с тем, что я теперь в другом городе, где ничто мне не будет напоминать о горе, пережитом мною, и я смогу начать новую жизнь. Со дня смерти мамы я ненавидела зиму и снег, боялась снегопадов, вечно представляя себе, как она попадает в аварию именно по вине непогоды. Я работала в аэропорту, и, к сожалению, 28 и 29 января были моими сменами. Из-за неожиданного снега нам пришлось закрыть аэропорт на неопределённое время, и так как директор аэропорта был рад работать со мной, то я могла принимать все необходимые меры самостоятельно, без дополнительного контроля с его стороны. Так было до утра 29-го числа. Я помню, как проснулась от телефонного звонка, мне пришлось остаться на ночь в офисе, так как я не могла выбраться домой, даже чтобы поменять одежду на чистую. Мне сообщили, что мы вновь открываем аэропорт. Не могу сказать, что была очень рада, но снег прекратился и машины выехали работать, а значит, в течение получаса все дороги и полосы будут вновь открыты. Когда со всеми делами было покончено, я дала себе час на то, чтобы съездить домой, чтобы принять душ и вновь вернуться в аэропорт, так как к тому времени я старалась доказать, что нужна этой работе больше, чем она мне, и, несмотря на относительно маленькое время, отработанное здесь, я могу наладить работу в короткие сроки. Но когда я собиралась высушить волосы феном, телефон разрывался уже от шестого звонка. Столько ругательных слов я никогда не слышала в свой адрес, меня заставляли приехать в аэропорт в ближайшие минуты. Несмотря на то, что светило солнце и снега не было, я была уверена почти на все сто, что в ближайшие полчаса пойдёт настоящий ураган из снега и града и что просто необходимо запретить вылет из аэропорта и принять как можно больше самолётов в ближайшее время, так как потом может случиться всё что угодно. Когда я приближалась к аэропорту, мой телефон вновь начал звонить. Директор аэропорта, находясь где-то на островах Италии, грозился уволить меня, если я сейчас же не разрешу конфликт с одним известным бизнесменом. Я обещала в ближайшее время разобраться. Не помню, как увидела Фабиана, но помню, как кричала на него. Могу повторить все слова как сейчас, только потому что это был единственный раз в моей жизни, когда я позволила себе так общаться с пассажиром, какой бы богатый и привилегированный он ни был.
– Если вам не дорога ваша жизнь, можете садиться в самолёт самостоятельно и лететь куда угодно. Но я не выпущу самолёт отсюда, потому что не хочу, чтобы из-за вашей глупости погибли ещё и пилоты, и экипаж, да и сопровождающие вас лица, – кричала я в ярости, не смотря ни на кого определённо. Не помню, чтобы кто-то произвёл на меня впечатление. Или я была полностью сосредоточена на безопасности, или не могла сосредоточить внимание на мужчине в то время. – Вы совсем глупый? Я сказала, что никто не улетит отсюда. Да. Сейчас погода наладилась. Но через считанные минуты она изменится вновь. Начнётся снежная буря, и из-за вашей несобранности и глупости не должны погибнуть другие люди, – продолжала кричать я в спину удаляющемуся Фабиану, окружённому службой безопасности аэропорта. Помню точно: абсолютно не сосредотачивала своё внимание на его внешности. Меня злили его бескомпромиссность, глупость, безответственность, а главное, он посмел смотреть на меня свысока. Это не было позволено никому.
Я была права в тот день и хотела верить, что спасла от гибели несколько жизней. Но газеты писали о том, что бизнесмен отменил вылет из-за скандала в аэропорту. Слава богу, имена не назывались, но я прекрасно знала, о ком всё это написано. Директор аэропорта был зол на меня, и я чувствовала это, поэтому с того дня стала более осторожно подбирать слова.
Быстро забыв о том инциденте, я сосредоточилась на карьере, и в скором времени вся шумиха вокруг отказа улеглась и я вновь стала обычным сотрудником аэропорта. Я же не вспоминала о том случае до сегодняшнего дня.
Если причина в этом, то стоит ли бояться этого мужчину или наоборот? Он нанял меня, чтобы отблагодарить или чтобы наказать и проучить? Что на самом деле он скрывает и какие планы строит на мой счет? Мне это только предстояло узнать.