«Клеопатра пролеткульта» и злодейства, раскрытые литераторами
В ХIХ веке на Никитском бульваре жил и умер Гоголь. В наше время классики здесь не замечены. Много обитало актеров, потому что театры поблизости. Пешком ходил на репетиции и спектакли Александр Ханов. Играл много лет характерные роли этот жилец дома № 6, ставшего перед сносом «Соловьиным». Его талант заметил Сергей Эйзенштейн и пригласил, перед тем как уйти в кино, в Первый рабочий театр Пролеткульта. Заявила о себе эта труппа в саду «Эрмитаж». Обосновалась в «Колизее», кинотеатре на Чистых прудах, где сейчас «Современник».
Идеологи Пролеткульта, старые большевики, интеллектуалы, стремились в «государстве рабочих и крестьян» утвердить «пролетарскую культуру». Один из них, сын учителя Александр Богданов, врач, философ, экономист, автор утопических романов, ведал в 1905 году, будучи членом ЦК партии, боевой организацией большевиков. Ее дела и сейчас нераскрытая до конца тайна. Уйдя из политики, разойдясь во взглядах с Лениным, Богданов основал в советской Москве первый в мире институт переливания крови, существующий поныне. Поставил на себе 11 экспериментов. На двенадцатом – погиб в 1926 году как герой науки.
Другой руководитель Пролеткульта, сын учителя, поэт, философ Алексей Гастев, занимался в Московском учительском институте и Высшей школе социальных наук в Париже. Основал в советской Москве первый в мире институт труда, здравствующий в наши дни. Расстрелян в 1938 году как «враг народа». Оба идеолога Пролеткульта сочиняли стихи. Пролетарскую прозу и поэзию Богданова и Гастева забыли, научные труды и в ХХI веке чтят.
Ничего пролетарского у родившегося в Риге сына инженера-немца и русской купчихи Сергея Эйзенштейна ни в биографии, ни искусстве нет. Рвавшиеся к сцене бедняки, одни по рождению, другие обездоленные революцией, шли к нему в ученики: Иван Пырьев, Георгий Александров, творцы чудных музыкальных кинокомедий, Михаил Штраух, в числе первых сыгравший Ленина, все они – будущие лауреаты Сталинских премий, народные артисты СССР.
Шестьдесят часов в неделю ученики (рабочая неделя во Франции – 35 часов) до изнеможения овладевали «биомеханикой», занимались по системе Мейерхольда техникой игры. Ей способствовали бокс, фехтование, балет, танцы, акробатика, жонглирование, пение, декламация. И теория всех видов творчества. Усвоенная техника позволила Александрову поставить сцену «Драки музыкантов» в фильме «Веселые ребята».
Александр Ханов попал в труппу Сергея Эйзенштейна, где царила, согласно трудовой книжке, «дочь рабочего из Могилева» с незаконченным средним образованием «Клеопатра Пролеткульта» Вера Янукова. Потрясающей красоты актриса владела сердцами многих, включая влюбленного главного режиссера. В его спектакле она карабкалась на цирковой шест высотой 8 метров. Его держал другой актер, проносивший Веру по проходу зала до балкона, куда она переходила и посылала привет восторженным зрителям. «В это время, – вспоминал Эйзенштейн, – оба мы с Александровым были влюблены в Янукову… оба боялись за нее. (Риск упасть и расшибиться в пух и прах действительно был громадным)». Пока Вера парила в зале, «Эйзен», как называли режиссера актеры, «блуждал, нервничая, по подвалам, не будучи в состоянии глядеть на номер». Подруга Януковой, актриса Юдифь Глизер, в книге «Эйзенштейн и женщины» считает, что Вера была «трепетной, может быть по-настоящему первой любовью» режиссера. После того как любовный роман оборвался, Эйзенштейн «не хотел никого видеть», «стонал и метался по полу».
С.М. Эйзенштейн
Когда театр Пролеткульта партия закрыла, актрису пригласил на главные роли другой ее поклонник, режиссер и актер Алексей Дикий, будущий Сталинский лауреат и народный артист СССР. С ним она сыграла героиню в фильме «Восстание рыбаков». Его поставил германский режиссер коммунист Эрвин Пискатор. Потомок профессора теологии после лекций в университете грезил, как многие европейцы тогда, о пролетарской революции. В его авангардных спектаклях, «документальных драмах», загоралась на сцене красная звезда, на экране перед матросами выступал Ленин. Очарованные Гитлером немцы охладели к драмам, окрашенным в красный цвет. Режиссер эмигрировал в «столицу мирового пролетариата», где прожил несколько лет. Вера влюбилась в него и страдала, когда полный радужных планов Эрвин, председатель Международного объединения рабочих самодеятельных театров, пообещав ей и правительству СССР вернуться из Парижа через 2–3 недели, навсегда остался на Западе.
«Вообще в ней было то, что называется: «Поди сюда!» – писала игравшая с Верой на одной сцене Юдифь. В числе тех, кого покорила ее подруга, она называет Николая Охлопкова. Этот режиссер взял Янукову на главные роли в свой Реалистический театр. На главную роль Анюты в «Веселых ребятах» хотел пригласить Георгий Александров, но прославил в этой роли Любовь Орлову, ставшую его женой.
Ютилась прима на квадратных метрах Никитского бульвара. Помог ей «улучить жилищные условия» другой поклонник – покоритель Северного полюса Герой Советского Союза Михаил Водопьянов. Вера играла героиню в пьесе, поставленной по книге летчика. Умерла красавица молодой, не успев получить государственных наград. Их удостоился ее партнер Александр Ханов. В кино за роль Кузьмы Минина он получил Сталинскую премию. Две другие медали лауреата Сталинской премии увенчали его за роли в театре Николая Охлопкова, которому актер не изменил до конца жизни. Умер в старости в своей постели.
В.Д. Янукова – «Клеопатра Пролеткульта»
Такую возможность советская власть дала не всем. Нет в центре старой Москвы ни одной улицы, ни одного большого дома, куда опричники Сталина не приезжали бы ночью с ордерами на обыск и арест. «Соловьиный дом» не стал исключением из жуткого правила. В списках погибших числится 63 фамилии жителей 25 владений Никитского бульвара. Не считая тех, кто мучился и умирал в лагерях.
Взяли в числе первых профессора Дмитрия Ершова, крупнейшего ученого в области геодезии. Занимал он две командные должности – одну на службе гражданской в Московском геодезическом институте, другую – в Военно-топографическом управлении Красной армии. Это самый высокопоставленный жилец дома. Три других – ничем особенным себя не проявили. Один работал в цехе очистки воды Рублевской насосной станции, другой на вагоноремонтном заводе, третий – в производственном отделе фабрики «Совкино». Их накрыл девятый вал казней, павших на 1937–1938 годы. Тогда, как стало известно на июньском Пленуме ЦК КПСС 1957 года, в СССР расстреляли 681 692 человека! «Масштабы государственного террора, – пишут историки, – в годы “великой чистки” не имеют аналога в человеческой истории».
Где вершились чудовищные казни? До последних дней СССР упорно скрывались адреса «специальных объектов» НКВД, где приводились в исполнение смертные приговоры. Они не упоминались ни в предписаниях расстрельным командам, ни в протоколах допросов, которым подвергли после смерти Сталина уцелевших карателей. Но они ведь были! Честь открытия тайны принадлежит журналисту, начавшему поиск «специальных объектов» раньше всех. «Пепел Клааса» стучал в сердце Александра Мильчакова, сына репрессированного генерального секретаря ЦК ВЛКСМ. Отец принес новорожденного в квартиру «Дома на набережной» в марте 1931 года. Сын от соседей, кто не попал в мясорубку, и отца, вернувшегося с Колымы, узнал то, о чем Юрий Трифонов написал в романе «Дом на набережной и о чем не написал. Соседу, начальнику Московского управления НКВД Реденсу, родственнику Сталина, доставляли на дом в обеденный перерыв смертные приговоры. Он, не теряя аппетит, их подписывал каждодневно, пока сам не попал в проскрипционные списки.
В Московский университет Александру, сыну репрессированного, путь был закрыт. Мильчаков стал инженером, но на заводе работал недолго, хотел писать. Его я встретил на Чистых прудах в редакции «Московской правды», когда случилась вспышка холеры в Москве. Ее не разглашали. Знал о ней Геннадий Проценко, заведующий отделом информации, мой молодой начальник, но написать о холере в органе МГК партии не мог.
– Напиши ты, – дружески посоветовал Мильчакову.
Того словно ветром сдуло. Он провел журналистское расследование, сочинил повесть и сценарий фильма «В город пришла беда». По нему Киевская студия имени Довженко сняла картину, которая на экраны Москвы, как мне помнится, так и не вышла.
То было первое расследование журналиста. Мильчаков написал за свою жизнь много очерков, рассказов, повестей. Помнить будут его не за беллетристику, а за основанный им «Фонд поиска тайных мест захоронения жертв массовых репрессий». Никто до него не знал, где таились фабрики смерти, где братские могилы. Мильчаков понимал, искать надо за чертой Москвы. Известных кладбищ, Донского крематория не могло хватить: в день убивали десятки и сотни приговоренных к смерти. НКВД, карательному Наркомату внутренних дел, принадлежали земли к югу от города, где простирались подсобные хозяйства чекистов, дача наркома НКВД, стрельбище, конюшни в бывшем помещичьем имении Бутово. Там Мильчаков и увидел обнесенный забором с колючей проволокой безлюдный «специальный объект». Пройти за ограду не позволила охрана. Он забор сфотографировал. Другой «объект» обнаружил в десяти километрах от Бутова на землях совхоза НКВД «Коммунарка». Палачи стреляли из наганов в затылок. Хоронили во рвах. Бульдозером засыпали ямы землей.
Зловещий забор в дни перестройки и гласности Мильчаков показал по телевидению, написал обо всем, что узнал, в январе 1990 года в «Вечерней Москве». После запрета КПСС и распада СССР новая власть начала делать то, к чему призывал журналист: открывать архивы, искать документы, согласно которым в одном Бутове расстреляли 20 675 человек.
Сегодня каждый может проехать к расстрельному полигону. Там на политой кровью земле установлен красный камень. Возведен храм в честь Новомучеников. Опубликованы списки убитых. Составлена Книга памяти. Патриарх Алексий II назвал полигон «Русской Голгофой». На братские могилы родственники кладут цветы, зажигают свечи. Всему этому положил начало журналист, умерший в 2004 году, не дождавшийся награды государства.
Подобный подвиг совершил писатель и журналист Гелий Рябов. Его фильмы о милиции шли на большом экране, за картину «Рожденная революцией» получил Государственную премию, знак «Заслуженного работника МВД СССР». С женами мы с ним однажды возвращались поездом в Москву из дома отдыха журналистов в Варне. В пути разговорились, он, глядя на мою малую дочь, сокрушался, что его взрослая дочь в «Эрмитаже» интересовалась не картинами, а туфлями на платформе. О раскрытой им жуткой тайне промолчал. Скрывал ее ото всех, даже самых близких.
Главную тему жизни подсказал ему не редактор газеты. Сам, очевидно, того не ведая, сделал это министр МВД СССР Николай Щелоков. Тот самый, кто, надев парадный мундир генерала армии с орденами и медалями, из охотничьего ружья застрелился. С этим ружьем генерал охотился с покойным другом Брежневым. Командируя Гелия Рябова, личного консультанта по печати и кино, в Свердловск на совещание, министр неожиданно признался, что заходил в бывший дом инженера Ипатьева: «Захотел постоять на том месте, где упали Романовы».
Прибыв в столицу Урала, консультант министра, немедля направился к «приземистому дому с двумя ризолитами и полуподвальным этажом», о котором помянул министр. Спустился по 23 ступенькам в полуподвал, где изрешетили пулями Романовых, не пощадив ни детей, ни слуг, ни врача. Прочел выцарапанную надпись на побелке: «Саря русского николу за х… сдернули с престолу» и подобные гнусные перлы фольклора.
Ночью в гостинице осенила мысль: «Судьба подарила мне совершенно невероятную возможность. Когда-то купец Шлиман решил отыскать Трою. Посвятил этому поиску жизнь и нашел. И я найду».
В Москве прочел в спецхране «Убийство царской семьи» следователя Соколова, который по поручению адмирала Колчака искал и не смог найти захоронение семьи Романовых. Увидел след у Маяковского в строчках стихотворения «Император»:
За Иветью, где шахты и кручи,
За Иветью, где ветер свистел,
Приумолк исполкомовский кучер
И встал на девятой версте.
Пройдя на эту версту, начал Гелий долгий поиск Романовых. Он убедил взяться за это дело местного краеведа геофизика и его друга геолога, добывшего снаряжение, инструменты и разрешение на поиски в тайге. Пользуясь содействием министра, получил Гелий засекреченные крупномасштабные планы окрестностей Свердловска. В архиве нашел обрывок бумаги, где Николая II написал то ли свои, то ли чужие стихи:
Не видать земли ни пяди.
Все смешалось: кони, бляди.
С красным знаменем вперед
Оголтелый прет народ.
Нет ни совести, ни чести,
Все с говном смешалось вместе.
Лишь одно могу сказать:
«Дождались е… мать».
В Ленинграде разыскал Рябов адмирала Юровского, сына коменданта дома, того, кто с командой из 12 палачей расстреливал семью. Получил копию секретной справки, составленной со слов его отца историком академиком Покровским. Из нее узнал: зарыли облитых серной кислотой раздетых донага Романовых посреди тракта у железной дороги. Довезти их до заброшенной шахты не смогли, застряв в лесу. Выкопали неглубокую яму, придавили могилу попавшими под руку шпалами, утрамбовали колесами грузовика. Образовался мосток из шпал у железнодорожного переезда 184.
Прокурор Соколов его сфотографировал. Проводил поблизости раскопки. Но не догадался, что зарыли убитых посреди дороги под мостком. Гелий Рябов это определил теоретически. Практически шпалы быстро нашли у переезда. Пробили под ними скважины, и 31 мая 1979 года нашли могилу императора и его семьи. (Наследника престола мальчика-инвалида Алексея и его сестру Марию сожгли. Зарыли их в шестидесяти метрах от мостка. Нашли их позднее другие энтузиасты).
К тому времени дом инженера Ипатьева исчез по инициативе местной власти, Свердловского обкома партии, которым руководил будущий президент России. Московским комсомольцам вандализм Ельцин в свойственной ему манере невнятно объяснил так: «Как только какое-нибудь событие, неважно какое, или наш какой-нибудь праздник, или еще что-нибудь, за границей вокруг этого крупные спекуляции… А там все это, вся эта грязь импровизировалась, и все время нагнеталось, нагнеталось. Тогда было принято решение. Оно было принято здесь и письменно поступило туда. Вот и все. Решение было выполнено».
Особняк Ипатьева Борис Ельцин взорвал.
В руках Гелия Рябова и его помощников оказались вещественные доказательства преступления: пули, черепа, кости, черепки от горшков с синильной кислотой… Обратите внимание на дату открытия – 1979 год. СССР на подъеме. Столица строит Олимпийский крытый стадион, восемьдесят объектов Игр. А консультант министра СССР тайком вскрывает могилу бывшего императора России и копает яму государству, которое отстаивал воевавший с белыми его отец, заслуживший в награду квартиру в сталинском доме на улице Горького, 4.
Что побудило преуспевавшего литератора, дипломированного юриста, знавшего закон, запрещавший без санкции прокурора вскрывать могилы, рисковать намного лет свободой. Лютая казнь семьи императора в подвале и гибель Романовых в шахте, куда живыми сбросили великих князей, княгиню Елизавету Федоровну, переродила «советского человека». Он из красного стал белым, из коммуниста – монархистом, из атеиста – верующим во Христа. «Пепел Семьи» стучал в груди и дал силы раскрыть тайну века.
На траурной церемонии в Петропавловском соборе первооткрывателя не заметили. Кручинился у останков Ельцин, взорвавший дом Ипатьева. Награды родины Гелий Рябов не получил. Его обвиняли в кощунстве, мол, не имел права вести раскопки, хотел продать останки в Лондоне. Законники обвиняли и меня, что не имел права один идентифицировать найденные рукописи «Тихого Дона», торговал ими и хотел продать в Израиле…