2
Через полчаса вор был дома. Он сидел в мягком кресле и потягивал через соломинку мандариновый сок. Бумажник лежал на столе. Но вор не торопился.
Как приятно щекотать нервы, почти как в лотерее…
Бумажник казался то значительным и пухлым, то, наоборот, чрезвычайно гадким и тощим…
В дверь позвонили. Вор аккуратно накрыл бумажник газетой.
– Одолжите мне ваши хрустальные рюмочки, – затарахтела соседка. – Представляете, у моего благоверного юбилей… А мне ваши рюмочки без ума понравились еще с того раза, помните, когда вы затащили нас…
– Какой разговор, Елизавета Михайловна!
– Да вы не беспокойтесь… Все будут целехоньки…
– А я, Елизавета Михайловна, опять в Спортлото четыре номера угадал.
– Ох, и везунчик! С вас причитается…
Вор составил рюмки на маленький расписной поднос и вручил соседке.
– Дура, – сказал он, захлопнув дверь. – Хоть бы на юбилей пригласила.
Скомкал газету, швырнул на пол и, вывернув бумажник, принялся трясти его на столом.
Сотенная… Червонец… Трояк… Профсоюзная книжка… Еще червонец… Фотография губастой бабы…
Порвал книжку и фотографию, упаковал клочки вместе с бумажником в газету, заклеил сверток изолентой и отнес на кухню в ведро. Затем достал из ящика стола папку и на схеме городских бань поставил красным карандашом плюс. В толстую тетрадь вписал сегодняшний приход.
Полсотни на облигацию, а остальное можно прокутить…
Вор допил сок и, встав на стул, полез на шкаф за пластинками. Хотелось чего-нибудь серьезного. Наугад выдернул пакет из середины.
Шопен. Вальсы и экспромты.
Поставив свой любимый вальс, завалился на тахту – и вдруг под нарастающий всплеск фортепиано отчетливо вспомнил свою первую попытку. Чужая кабинка упорно не открывалась, и было ужасно неудобно голому шарить по карманам…