ГЛАВА 1
О том, что знакомые водоемы тоже бывают опасными
Звук резал слух и становился все громче, врываясь в сонное сознание Алисы Савельевой; она застонала, пытаясь нащупать под подушкой телефон, и, что вполне понятно, там его не обнаружила. Девушка, чертыхаясь, села на кровати и, едва открыв глаза, сморщилась, увидев перед собой заспанное создание со следами бурно проведенного вечера и вчерашней косметики на лице. В общем, блондинистая жуть! Каждый раз, пробуждаясь после веселой гулянки, Алиса пугалась своего взлохмаченного отражения и клятвенно обещала себе перевесить зеркало в какое-нибудь другое место, но все как-то руки не доходили.
– Сегодня ты висишь здесь последний день! Нечего безнаказанно пугать меня по утрам, – погрозила Алиса зеркалу кулаком и с оханьем полезла под кровать отыскивать противно пищащий мобильник, который вполне мог завалиться туда с вечера. – Сегодня обязательно перевешу зеркало и сменю рингтон, – пробурчала Алиса, нажимая кнопку вызова.
– Привет, Анет (это прозвище неизвестно как приклеилось к Алисе еще в первом классе, и с тех пор никто, даже родители, не называли ее иначе). Ты идешь сегодня с нами на речку? – жизнерадостно протарахтела в трубку Ольга. Похоже, она давно уже бодрствовала и жаждала с пользой провести еще один день летних каникул. В конце концов, сессия была тяжелой и подруга вправе считала, что заслужила полноценный отдых. Анет соглашалась с ней, но не сейчас.
– Олечка, какая речка? – простонала девушка, собираясь с мыслями, разбежавшимися за ночь по лабиринтам мозга. – Ты меня из постели вытащила. Я еще толком не проснулась, а ты уже чего-то хочешь. Ты уверена, что нам вообще надо куда-то тащиться в такую рань? Может, ближе к вечеру сходим? Что-то я никак не проснусь.
– Надо, Анет, надо, – была непреклонна подруга. – Заодно и проснешься. А насчет рани… не думаю, что час дня – это все еще утро…
– Я соберусь не раньше чем через два часа, – с тоской в голосе проскулила Анет, не теряя надежду, что от нее наконец-то отстанут.
– Очень хорошо. Мы ждем тебя на пляже. Пока! – протараторил неугомонный Лелик и отключился.
Анет бросила телефон на тумбочку и отправилась на кухню. Родители еще неделю назад уехали отдыхать куда-то на острова, и девушка, предоставленная самой себе, все это время жила на сухом пайке. На то, чтобы приготовить хоть что-то, у нее не хватало ни опыта, ни способностей, ни желания. Да и дома она появлялась редко – в основном ближе к утру – и сразу же заваливалась спать. Какая уж там готовка или домашние дела? Холодильник был почти пуст и мог порадовать свою хозяйку только засохшим кусочком сыра и позавчерашним кефиром. Сетуя на несправедливо обошедшуюся с ней судьбу, Анет, не найдя ни одной чистой тарелки, со вздохом принялась за свой скудный завтрак, расположившись за столом с уже засаленной скатертью.
– Что же надеть-то? – думала она вслух, флегматично распутывая прядь волос, намотавшуюся на массивный серебряный браслет. – Только я могла так запутаться! – начинала злиться девушка. – Сниму, к чертям собачьим, эту пакостную штуку!
И ведь давно уже стоило снять: браслет из черненого серебра с темно-синими аметистами был старым, тяжелым и совершенно не вязался с имиджем полугламурной блондинки. Конечно, Анет всегда хотелось называться гламурной. Но откуда гламур в маленьком провинциальном городке? Да и полугламуру в общем-то здесь взяться неоткуда. В любом случае не подходил браслет девушке, и все тут. Но она все равно носила его, время от времени грозясь снять. Но дальше этого почему-то не заходило. То ли потому, что это был последний подарок любимой бабули, то ли просто в силу привычки.
Разглядывая причудливые серебряные завитки, девушка успокаивалась. А отвечая на экзаменах, зачастую вспоминала те лекции, конспекты которых даже толком повторить не успела. В общем, у кого какие талисманы: у одних – четки, у других – плюшевые мишки, а у Анет был браслет – старинное украшение, с которым не хотелось расставаться ни на минуту.
– Моя прелесть, – пробормотала Анет, подражая толкиеновскому Горлуму, послала браслету воздушный поцелуй и отправилась на балкон за купальником. Он выделялся ярким пятном на фоне давно постиранных черных папиных носков. Анет отметила про себя (уже который раз за неделю), что неплохо бы их снять, но решила отложить это на потом, поближе к родительскому приезду. В конце концов, ей самой носки никоим образом не мешали (они же чистые). Так пусть висят себе на здоровье, а перед маминым приездом можно и убрать, чтобы родительница не нервничала, что любимое чадо растет нехозяйственным и совершенно безответственным.
Через полтора часа Анет все же выползла из дома на пыльную улицу под палящее июльское солнце. Дернула тяжелую входную дверь, проверяя, хорошо ли она заперта, поправила полотенце на плечах и направилась в сторону речки. Настроение несколько улучшилось, и Анет даже подумала, что день обещает быть приятным, особенно если хотя бы чуть-чуть спадет удушливая, просто невыносимая жара. Девушка замедлила шаг и поплелась, еле переставляя отяжелевшие ноги. Несмотря на то что город, в котором она жила, был небольшим, но путь от дома до речки занимал около получаса. Анет порядком устала, когда за очередным поворотом показалась переливчатая водная гладь. Молодые люди на берегу играли в мяч. Девушки в бикини и загорелые парни валялись на усыпанной пивными банками и пакетами из-под чипсов траве. Дети весело плескались на мелководье. Девушка брезгливо оглядела захламленный пляж и начала раздеваться, бормоча себе под нос: «Это вам точно не Лазурный Берег». Ольги и прочих из их компании видно не было, и Анет осторожно, стараясь не поскользнуться на мокрой глине, спустилась к теплой мутноватой воде. Она отплыла подальше от берега (вода чище, и народу меньше) и наслаждалась водной прохладой. Но вдруг под ногами завертелся холодный водоворот и ее потянуло ко дну. Анет вскрикнула, хватая ртом воздух. Она барахталась, стараясь пробиться сквозь толщу воды на поверхность, но из цепких лап водяного не так-то просто выбраться. Вода попала в нос, хлынула в горло, Анет последний раз рванулась вверх, но было уже слишком поздно.
В небольшой комнате был ужасный беспорядок. Повсюду, даже на полу, лежали старинные фолианты, там и тут стояли чашки с недопитым кофе и одноразовые помятые тарелочки с недоеденными бутербродами. Молодой человек, запрокинув голову на высокую спинку стула и скрестив руки поверх толстой, раскрытой на середине книги, бессовестно дрых. Правильные черты лица, удивительно темные брови и ресницы, контрастируя со светлыми, слегка волнистыми волосами, делали его внешность неординарной. Он был вызывающе красив яркой, хищной красотой, обычно не характерной для блондинов. Но самыми примечательными в его облике были глаза – огромные, насыщенного фиолетового цвета, словно опрокинутые на белоснежную скатерть чернила. Они пленяли бы и завораживали тысячи красавиц, если бы не выдавали истинную, нечеловеческую сущность их обладателя. Эти глаза он ненавидел больше всего на свете, считая их причиной своих несчастий. А все потому, что они выдавали в нем ксари, потомка древней расы, представителей которой осталось не более сотни на всем Арм-Дамаше.[1] Ксари считались сильнее и выносливее, чем люди. Им не было равных в бою, под их руками открывались любые засовы. Как и оборотни, они могли менять ипостась. Некогда именно ксари правили миром. Их боялись и ненавидели за превосходство и неподверженность магическому влиянию. С восшествием на престол Арм-Дамаша Хакисы (ведьмы и чернокнижницы, правящей более тысячи лет назад) потомки древней расы подверглись гонениям, в результате чего выжили только самые хитрые, сильные и умные. Многие столетия они скрывались, стараясь не попадаться людям на глаза. Их отлавливали, словно диких собак, и забивали камнями. Время прошло, но лишь немногие стали относиться к ним спокойнее. На улицах уже не нападали, но редкий человек первым заговаривал с ксари – на них бросали ненавидящие взгляды и обходили стороной.
Среди книг на столе небрежно лежала изящная миниатюра, на которой был изображен возвышающийся в центре озера дворец – Кен-Корион.[2] Он, казалось, вырастал прямо из кристально чистых вод небольшого горного озера.
Освещенный закатными лучами солнца, Кен-Корион представлял собой чудо архитектурного искусства, притягивал взгляд своей грандиозностью и в то же время хрустальной хрупкостью. Трудно было даже подумать, что такое могли создать люди.
Дерри (так звали юношу) потянулся, открыл глаза и с раздражением убрал с коленей массивную книгу, с которой возился с самого утра. Ни одной умной мысли он в ней не нашел. Какой-то жутко праведный старец на шестистах страницах доказывал необходимость аскетического образа жизни и воздержания. Дерри положил книгу на стол рядом с миниатюрой Кен-Кориона, золотистые краски которой воскресили в его памяти образ другого мира, не менее красивого, но полного боли и горечи.
«Не к добру я вспомнил свой родной дом, – раздраженно подумал Дерри. – Не иначе как пора наведаться в Сирланию и хоть с большим запозданием, но получить наследство, которое нагло прикарманили дорогой сводный братец и его милая мамочка».
Это дело следовало завершить еще пять лет назад, но Дерри никак не мог решиться, пересилить себя и вернуться туда, где он впервые столкнулся с настоящей человеческой жестокостью. Хотя Дирон (знакомый маг) постоянно предлагал свои услуги по открытию прохода на Сирланию, да и в Кен-Корионе имелся стационарный портал. Поскольку Сирлания была одной из наиболее богатых провинций Арм-Дамаша, связь между этими двумя мирами поддерживалась постоянно.
Но пока Дерри не был к этому готов. Перед глазами поплыли картины прошлого. Что-то ему рассказали, а кое-что он прекрасно помнил сам – такое не забывается. Через три дня после его рождения мать убили только за то, что у нее были фиолетовые глаза. Отцу удалось спастись: использовав одно из умений древней расы, он обернулся зверем. Звериная сущность всегда сильнее человеческой – обернувшись, лишь единицы ксари могут возвратиться в человеческий облик. Он не смог. Новорожденного усыновил друг отца герцог Латенберский, и следующие шестнадцать лет жизни юного ксари прошли относительно спокойно. Не многие осмеливались задирать герцогского приемыша и напоминать о его происхождении, хотя косые взгляды Дерри ловил всегда. Он настолько привык к ним, что уже годам к десяти просто перестал их замечать. Молодой человек получил достойное образование в Кен-Корионском дворце, принадлежавшем брату приемного отца лорду Корвину. Тут же, на Арм-Дамаше, обзавелся друзьями. Но в шестнадцать лет обучение закончилось, Дерри возвратился в свой мир, где его уже ожидало печальное известие – умер отец, любимый, хоть и не родной. Его вдова не обрадовалась Лайтнингу, так как он был объявлен наследником. Дерри мешал ей, и его следовало убрать. Нет, Кариора не убила пасынка, а просто выкинула из привычного мира туда, где он не должен был выжить. Все друзья Дерри считали его погибшим, а сам он оказался в таком месте, из которого не мог дать о себе знать ни одному близкому человеку. Он должен был погибнуть, но чудом выжил, попав волею судеб в одну из самых влиятельных преступных группировок в Арм-Дамашской империи.
Здесь начиналась та часть биографии юного ксари, от которой он предпочел бы избавиться. В синдикате Сарта из него сделали идеальную машину для убийства, служившую верой и правдой около семи лет. А потом он встретил свою любовь. Первую и пока единственную. Думаю, вышла бы банальная и скучная до зевоты история, в финале которой полагалось бы написать: «И жили они долго и счастливо», если бы не одно «но». Лина была любовницей Сарта, короля преступного синдиката, и ее убили за измену своему Господину. А Дерри, устроив резню, сбежал. Он понял, что превратился в зверя. Сарт объявил его своим злейшим врагом, и теперь уже на него охотились все лучшие наемные убийцы синдиката. Именно тогда на пике отчаяния Лайтнинг оглянулся назад. Он вспомнил детство, истинные жизненные идеалы, на которых он воспитывался. Сложно было из наемного убийцы вновь стать аристократом, но Дерри старался. К тому же его учитель в синдикате Адольф фон Дьюринг считал, что правильно себя вести должен любой член синдиката, а Дерри с его неординарной внешностью особенно. Только так можно вписаться в высший свет, где, как известно, крутятся большие деньги и выгодные заказы. С манерами у ксари было все в порядке, он мог стать своим везде. Проблема заключалась в другом – отсутствие души. И как тут вернуться к прежним идеалам!
Только спустя многие месяцы Дерри стал привыкать к новой жизни. Он научился не хвататься за оружие при каждом шорохе. Вспомнил, как это жить, никого не убивая. Кен-Корион наконец стал для него настоящим домом, и быт, казалось, наладился, но тут совершенно неожиданно возникли новые неприятности. И пришли они оттуда, откуда никто их не ждал.
Арм-Дамаш не всегда был столицей миров. Всего лишь тысячу лет назад он представлял собой жалкое зрелище темного Средневековья. Размытые постоянными дождями проселочные дороги, поля с убогими стадами голодных, жующих сухую траву коров, небольшие, деревянные с соломенными крышами халупы крестьян и жестокие феодалы, которые нередко развлекались тем, что пили кровь своих подданных или ночью, обернувшись в волка, грызли беззащитный крестьянский скот. Сами крестьяне, ободранные и голодные, жили в постоянном страхе. Там, где заправляли маги, оборотни и вампиры, оставалось мало шансов для нормальной жизни простым людям. Повелевала Арм-Дамашем Хакиса. Черные волосы, клочьями ниспадающие на плечи, обрамляли удлиненное, землистого цвета лицо, на котором выделялись огромные глаза с вертикальными прорезями зрачков. Правительница была болезненно худа. Постоянные испытания новых заклятий, общение с демонами и другой нежитью отнимали слишком много физических сил. Но силу ее духа сломить было нельзя. Колдунья мертвой хваткой держала свой мир. В ее повиновении находились все: люди, звери, нежить. Войско Хакисы, настоящая ее гордость, состояло из оживленных мертвецов. Зомби не требовали ни денег, ни еды, они были выносливы, не знали страха и боли, а самое главное, их было много. С каждым годом росли кладбища, а значит, и материал для воинов Хакисы.
О существовании Арм-Дамаша магам стало известно совершенно случайно. Кто-то, чье имя стерли века, ошибся в расчетах и открыл проход на Арм-Дамаш. Вообще, во вселенной множества миров портал в новый мир можно открыть двумя способами: или точно определив координаты, или вот так случайно. Причем чаще всего срабатывал именно второй способ.
Маги нашли этот мир, погрязший в интригах и охваченный страхом, интересным и, самое главное, потенциально удобным для жизни. Началось тщательное его изучение.
На Арм-Дамаше под строжайшим запретом была любая магия. Хакиса прекрасно понимала, что магия – это сила, а значит, и власть. А властью лучше не делиться ни с кем и не подпускать к ней близко возможных конкурентов. В связи с этим исследование мира затянулось надолго и встретило активное сопротивление его повелительницы. Хакиса неистовствовала, пытаясь всеми силами выжить непрошеных гостей из своих владений. На Арм-Дамаше столкнулись великие силы. Понадобилось несколько сотен лет, чтобы найти средство для уничтожения чернокнижницы. Убить ведьму было невозможно, она давно уже перешла ту грань, за которой нет различия между жизнью и смертью. Хакису с ее войском загнали в замок и с помощью мощнейшего заклятия выкинули в межмирье, а ее дух – в мир смерти Маш-Тартан, запечатав ведьме путь назад мощнейшим артефактом «Низвергающим в бездну».
Прошли годы, артефакт затерялся где-то во множестве миров, Арм-Дамаш зажил спокойной жизнью, забыв о своей жестокой повелительнице. Но вот на заре нового тысячелетия, после сильного шторма, жители Туманной Гавани в мутных водах Темного моря увидели выросший из воды огромный черный замок.
Дерри уселся поудобнее, собираясь продолжить изучение надоевших ему трактатов, но дверь комнаты открылась, и в проеме появилась не чесанная со вчерашнего вечера темноволосая голова, принадлежащая Стикуру Эскориту, герцогу Нарайскому.
– Дерри, чего ты здесь торчишь? Как всегда, пропустишь все самое интересное. Как тебе вообще пришло в голову рыться в этих рукописях? Могу поспорить: ты только что проснулся. Насколько я знаю, сидение на одном месте нагнетает на тебя тоску.
Дерри неопределенно пожал плечами, потянулся и, зевая, сказал:
– Искать информацию в этих идиотских книгах было, между прочим, твоей идеей.
– Да? – удивился Стикур. – Но сейчас это уже неважно. Мы наконец-то нашли то, что так долго искали. Послушай, что удалось раскопать Диру. Только давай по дороге, он уже нас ждет.
– Хорошо. – Дерри поднялся, посмотрел по сторонам и с тоской подумал, что горничные опять будут перемывать ему кости, сетуя на то, что граф Андеранский – свинья.
– Дирон нашел упоминание о ритуале изгнания, при помощи которого была низвергнута Хакиса. Крохи, конечно, но это уже больше того, чем мы располагали еще утром. Мы выяснили, что в ритуале участвовали восемь магов во главе с верховным Силиверстом Огненным Вихрем, и по всему сходится, что именно он создал «Низвергающего в бездну» и, соответственно, он его и применил. Этот маг был ключевой фигурой, а остальные только страховали его на случай, если что-то пойдет не так, как было запланировано. Самое интересное, что нет никаких упоминаний о том, что стало с артефактом после ритуала. Про него словно забыли. Ни тебе секретных хранилищ, ни музеев боевой славы. А это может означать либо то, что артефакт уничтожен во время обряда, но это вряд ли – сведения бы просочились, и мы были бы в курсе того, что с ним произошло; либо (о чем не очень хочется думать) «Низвергающий в бездну» – это далеко не все, что нам нужно, есть еще какая-то надежно скрытая составная часть, и сам артефакт не нуждается в особой защите. Именно поэтому в свое время сведения о нем затерялись. Или же древние маги просто не задумывались о том, что будет, если Хакиса вырвется на свободу, действуя по принципу «на наш век хватит». Эти два последних варианта наиболее реальны. А раз судьба «Низвергающего в бездну» неизвестна, то где он может находиться? Правильно, тогда он, скорее всего, остался у самого верховного мага и сейчас валяется в шкатулке с семейными реликвиями у кого-нибудь из его потомков.
Дир нашел историю рода Силиверста Огненного Вихря, и предположения подтвердились. «Низвергающий в бездну» остался в семье верховного мага и передавался от отца к сыну. Во все времена потомки мага жили на Арм-Дамаше или в близлежащих измерениях. Кроме одной ветви. Лет эдак двести пятьдесят назад один из потомков Силиверста Огненного Вихря, а именно Корнилиус Лактор, увлекся путешествиями по измерениям. Последнее измерение, которое он посетил, – некая Земля. По сведениям хроник, край ему приглянулся, и он обосновался там. Связь с ним постепенно была утрачена.
Мы взяли на себя смелость найти координаты данного измерения и проверить его на магические колебания, и… – Стик сделал паузу, – эта штуковина, похоже, еще там.
Стикур закончил свой рассказ, когда Дерри запирал дверь в свои покои, и молодые люди быстрым шагом направились по длинным коридорам Кен-Кориона в помещение, предназначенное для проведения важных магических ритуалов. Дерри привычно шел по мягким дорожкам с ярким восточным орнаментом. За три года, проведенных во дворце, он научился не обращать внимания на окружающее великолепие. Хотя трудно, наверное, не думать о том, что голубоватый магический огонь, заполняющий хрустальные шары, стоит во многих мирах столько, что не каждый правитель может украсить им свои покои. Шторы на окнах были сшиты из тончайшего материала, переливающегося разными цветами. А за любую из висящих на стенах картин коллекционеры заплатили бы такие деньги, на которые можно купить не только титул, землю и крестьян, но и целый гарем невольниц. Покои Сарта, короля преступного мира, были не менее роскошны, а его сокровищница, пожалуй, могла соперничать с кен-корионской. Так что Дерри за последние годы привык к роскоши и уже не замечал, что его окружают произведения искусства и редкие вещи. Что ж, любовь ко всяким диковинкам, антиквариату и артефактом – удел сильных мира сего.
Но вот в конце коридора появилась арка-вход в святая святых королевского дворца. Зал ритуалов представлял собой небольшое помещение с не покрытыми гобеленами толстыми стенами из натурального камня и высокими потолками, что существенно уменьшало количество испорченного во время магических действий казенного имущества. Вдоль стен тянулись деревянные полки с разными магическими артефактами и зельями. На полу была мелом нарисована пентаграмма. В каждом из пяти углов горело по толстой восковой свече. По комнате растекался сладковатый дымок от сожженных магических трав. В центре зала рядом с пентаграммой стоял так непохожий на мага Дирон. Высокий, мускулистый, облаченный в черный кожаный кафтан с золотой вышивкой на воротнике и манжетах, удобные сапоги и светлые штаны из мягкой замши, Дир создавал впечатление воина, но не чародея. Львиная доля магической силы досталась молодому человеку от предков эльфов, как, впрочем, и странная миндалевидная форма глаз, которые у чистокровок значительно больше, почти вполлица. Получеловек-полуэльф, молодой маг обладал весьма своеобразной магической силой и этим был ценен для двора Кен-Кориона и лорда Корвина. Кровь эльфов не давала магу обратиться к черным заклятиям, предав свет, и усиливала способности к целительству, а человеческая позволяла практиковать смертельную для эльфов боевую магию. Справа от Дира в запахнутом бордовом плаще, подбитом мехом, стоял уставший лорд Корвин.
Судя по напряжению в голосе Дирона, заклинание подходило к концу. В воздухе послышался хлопок, что-то заискрилось, и на полу в центре пентаграммы появилась мокрая, полураздетая девушка без сознания. Если это и был артефакт, то весьма странный.