Глава вторая
Белый – он тоже человек
Андрей не хотел просыпаться, не хотел отпускать этот сон. Там, во сне, ему было хорошо. Там всё было правильно, всё на своих местах и все вместе – он, жена и дочка. Они гуляют по зоопарку. Как всегда в выходные, народу здесь столько, что к клеткам не протолкнуться. Чтобы ребенок мог хоть что-то рассмотреть, Шахов сажает Аленку к себе на плечи. Тяжеленная-то какая, всю шею отдавила.
– Что ж ты мне врала, что тебе пять лет? – Андрей корчит обиженную гримасу. – Весишь ты на все шесть.
Аленка весело смеется и колотит ножками по широкой папиной груди.
– Но-но, я тебе не барабан!
– А кто же ты? – спрашивает девочка, предвкушая новую игру.
Андрей оглядывается по сторонам, видит клетку со львом и на ходу придумывает:
– Я африканский тамтам. Это тоже барабан, но особенный. По нему можно говорить, как по телефону. Только не словами, а стуком. Но, конечно, нужно долго учиться, чтобы понимать язык тамтамов.
– А ты понимаешь?
– А как же!
– Ну, и что я сейчас стучу?
Девочка принимается сучить ножками еще быстрее и сильнее, чем прежде.
Андрей подносит ладонь к уху, как будто прислушивается, и громким, важным голосом объявляет:
– Внимание! Всем детям сидеть тихо! Лев выходит на охоту.
– А если я не буду сидеть тихо? – капризничает Аленка.
– Тогда он тебя…. – Шахов делает паузу, потом неожиданно щиплет девочку за икру и резко выдыхает: – Съест!
Аленка визжит, но не от страха, а от восторга.
– А разве ты меня не защитишь? – шепчет она, наклонившись к папиному уху. – Ты же сильнее льва, правда?
– Правда, – соглашается Андрей. – Когда ты со мной, я сильнее всех.
Он снимает девочку с плеч и, изображая штангиста, поднимает ее на вытянутых руках. Дочка заливисто хохочет, а жена начинает беспокоиться:
– Хватит дурачиться! А то еще уронишь не дай бог.
– Ни за что, – отвечает Шахов и подбрасывает дочку в воздух.
Солнце слепит глаза, но он не должен отворачиваться, потому что тогда и в самом деле может не поймать ребенка…
Сон все-таки вырвался, ускользнул. И правильно – что прошло, того не воротишь. И не удержишь. Только солнце продолжало бесцеремонно ломиться в глаза даже сквозь опущенные веки. Андрей попытался отвернуться, но тут же закусил губу от боли. Словно бы к левому боку услужливо приложили раскаленный паяльник. Вот дьявол! Когда это он успел пораниться?
Ах да! Стало быть, тот, второй лев ему не приснился. Нет, ну почему ж такая несправедливость: если что-то хорошее вдруг случится, так обязательно во сне, а если какая-нибудь гадость – так непременно наяву! Но тогда и все остальное – ночная поездка в пампасы, африканский шаман, ребята с «калашами» – это тоже было на самом деле? Похоже на то.
В таком случае не мешало бы выяснить, чем все закончилось. Потому что финал истории Андрей явно пропустил. Например, сильно интересует такой вопрос: а где, собственно, он в данный момент находится?
Шахов все же решился открыть глаза, но тут же снова зажмурился. Яркий и узкий луч света, пробивающийся сквозь дырку в плетеной стене, как будто специально нацелили прямо ему в лицо. Андрей инстинктивно дернул головой и получил новую порцию неприятных ощущений. Вдобавок ко всему у него затекла шея. Камней, что ли, ему под голову подсунули?
Очень медленно и осторожно он протянул руку к тому месту, где у нормальных людей принято класть подушку, и нащупал нечто длинное, плоское и твердое. Поднес добычу к лицу и едва удержался от приступа истерического хохота, да и то лишь потому, что снова стало бы больно. Нет, это не камень, но ненамного лучше. Деревяшка. Гладкая, можно сказать отшлифованная за много лет безупречной службы в качестве постельной принадлежности. Да еще и с заботливо вырезанной полукруглой выемкой, видимо, для большего удобства. Нет, забавные все-таки люди эти зулусы, с весьма своеобразными представлениями о комфорте.
Но шутки шутками, а одно несомненно – до отеля они так и не добрались. И до больницы тоже. Потому как в больнице должны были придумать что-то более умное, чем пальмовый лист, привязанный к ране сплетенной из травы веревкой. Правда, судя по запаху, туда еще и разрезанный стебель столетника положили – средство проверенное, но не из арсенала традиционной медицины. Да и корзиноподобные стены, в точности повторяющие конструкцию жилища колдуна, тоже не напоминали больницу, как ее себе представлял Шахов. Скорее уж это обыкновенный крестьянско-зулусский дом.
И ничего удивительного – Гарик при всем желании не смог бы унести Андрея далеко от места происшествия. Если у него вообще было такое желание. Если он не сбежал, как бравый зулус Мзингва. Впрочем, нет, не мог парнишка бросить в беде пусть и не друга, но все ж таки партнера по бриджу. Наверное, надоело дожидаться, когда Шахов придет в себя, вот и вышел погулять немного. Не сидеть же здесь круглосуточно. Но все равно нужно у кого-нибудь спросить, где Гарик. И где находится само это «здесь».
– Эй, пипл! – крикнул раненый настолько громко, насколько позволял развороченный бок. – Есть тут энибади?
Через мгновенье в дверном проеме показался абсолютно голый негритенок лет семи-восьми (если предположить, что дети здесь развиваются такими же темпами, как в цивилизованных странах) и старательно заморгал глазами.
– Ну, чего уставился? – подмигнул ему Андрей. – Донт стэй как вкопанный. Зови хиа кого-нибудь из старших. Олдмен, андестэнд?
Мальчонка явно не андестэнд. Не каждый взрослый разобрал бы шаховский инглиш, но тут уж ничего не поделаешь. Раньше надо было озаботиться. Что бы такое придумать, чтобы до него дошло? А, была не была!
– Колл Гарика сюда, слышь, – попросил Андрей и медленно, по слогам повторил: – Га-ри‑ка.
– Нгайи?[32] – переспросил малыш, обрадованно закивал и тут же усвистел куда-то, вопя на всю округу: – Нгай-и-и-и!
Ну вот, одно разумное существо всегда может договориться с другим, даже не очень разумным.
Вместо ожидаемого студента в хижину заглянул другой, до боли знакомый персонаж:
– Шаха! Живой!
Мзингва. Как всегда, донельзя довольный, но улыбающийся немного сконфуженно. Да и было отчего смущаться. Костюм шофера отличался редкостной экзотикой. Рубашка была все та же – в разноцветных разводах, а вот ниже… нет, шотландцы, наверное, могли бы оценить это по достоинству, хотя сами предпочитают несколько иной фасон. Короткая кожаная юбка с бахромой и разрезами по бокам сама по себе особого протеста не вызывала. Если бы из нее не торчали тощие темно-коричневые волосатые мужские ноги. А чуть ниже колен находилось нечто и вовсе умопомрачительное. Так мог, вероятно, выглядеть какой-нибудь чукча, приехавший отдыхать в Сочи и, за неимением другой обуви, отправившийся на пляж в унтах с пышной меховой оторочкой. Позднее он сообразил, что так будет жарковато, и унты снял, а вот оторочку оставил.
– Ты во что это вырядился? – спросил Андрей, когда шок начал проходить и позволил ему говорить спокойно. – Крэзи дресс! – пояснил он, показывая на наряд зулуса.
– Здесь все так ходят, – отмахнулся Мзингва. – А у меня как раз брюки порвались, когда я… когда ты…
Храбрый зулус еще больше засмущался, но все-таки нашел в себе силы продолжить:
– Ты извини меня, Шаха, за то, что я тогда говорил. Я ведь думал, это вы мою машину украли. И хотел тебя проучить… А тут лев… А я не ожидал…
Так, с трагическим паузами и сокрушенными вздохами, он мало-помалу выложил Андрею всю историю. Как бежал по воде, не разбирая дороги. Как едва не сбил с ног молодого человека по имени Бонгопа, спешившего на призыв о помощи. Как они вдвоем вернулись на место поединка и обнаружили там истекающего кровью Шахова и совсем растерявшегося Гарика. Как все вместе с трудом доволокли тяжеленного русского до деревни. И что удивительно, Андрей прекрасно понимал слова Мзингвы, хотя и у того английский был отнюдь не безупречным. Возможно, как раз поэтому и понимал.
– Ладно, не бери в голову, чувак! – снисходительно ответил Шахов. – Донт ворри. И сэнкью тоже. Тебе и твоему Бонгопе. Слушай, – спохватился бизнесмен, – а Гарик-то где?
– Там, – неопределенно махнул рукой зулус. – Работает.
– Где там? Кем работает? И зачем?
Разговор тянулся медленно и натужно. Андрей старательно коверкал немногие известные ему английские слова, а потом внимательно вслушивался в ответы Мзингвы. Тому было проще, он в трудных случаях помогал себе жестами, объясняясь буквально на пальцах. Шахов же часто махать руками опасался. Может, царапина и неглубокая, но побаливает конкретно, и неизвестно, как себя поведет, если ее постоянно тревожить.
В конце концов удалось выяснить, что Гарик сейчас в полях за деревней, коров пасет. Кузнец Бабузе – отец Бонгопы и здешний хозяин – мужик серьезный, сразу парнишку к делу приставил, с первого же дня.
– Как это с первого? – забеспокоился Шахов. – Хау матч тайм я здесь лежу?
Оказалось, что уже пятые сутки.
– Так какого же хрена вы в город не позвонили? Вай нот коллин?
Андрей резко дернулся, и тут же рана на животе отозвалась мучительной болью. Он даже прослушал объяснения Мзингвы. Впрочем, они и во втором чтении оказались не особо внятными. По словам зулуса, телефонов здесь ни у кого нет. А также телевизоров, автомобилей и огнестрельного оружия. Насчет телевизора Шахов поверил сразу, вспомнив обстановку в жилище Магадхлелы, а вот про оружие верилось с трудом, особенно после тех ребят с автоматами, с которыми они лишь чудом разминулись. Ладно, допустим, это были приезжие, а местные действительно брезгуют такими игрушками, но как они тут без машины обходятся?
Да, странное местечко.
– Скажи, Мзингва, ду ю ноу эту местность? – поинтересовался Андрей, тревожась все больше и больше. – Зис вилидж, чтоб ей пусто было! Вэа мы находимся и хау фар отсюда до Дурбана?
Африканец радостно закивал, хотя Шахов так и не понял из его дальнейших слов, чего ж здесь веселого. Местность и в самом деле показалась шоферу знакомой. Совсем неподалеку должна находиться его родная деревня. Но здесь про нее почему-то ничего не знают. Да и про Дурбан, признаться, тоже.
– Странные люди здесь живут, Шаха, клянусь матерью! – Мзингва громко и эффектно щелкнул пальцами, чего за ним раньше вроде бы не наблюдалось. Должно быть, у местных выучился. – Говорят по-зулусски, но сами себя зулусами не считают. Кумало[33] какие-то! И про короля Шаку никогда не слышали, вот чудаки! Да что там Шака! Они даже про Нельсона Манделу[34] спросили: а кто это такой? Смешно, правда?
Андрею смешно не было. Окончание турнира они с Гариком уже пропустили, и вполне возможно, опоздают на свой рейс. Но это не беда. В крайнем случае обратятся в консульство, приплатят маленько за просроченную визу и все утрясется. Но внутренний голос подсказывал Шахову, что об этом пока можно забыть. Найдутся проблемы поважнее. Он не смог бы выразить словами свои подозрения, но чувствовал, что в Дурбан попадет очень нескоро. Если вообще попадет.
– Мзингва, а ты за эти дни деньги у кого-нибудь здесь видел? – внезапно спросил он. – Доллары или ранды – не важно.
– Представляешь, Шаха, ни разу. Да и где их увидишь? Магазинов нет, ресторанов и отелей – тем более. Зачем им деньги? Если что-нибудь нужно – просто меняются с соседом на то, чего нет у него. Или расплачиваются вот такими колечками.
Он поднял руку и показал болтающийся на запястье браслет из обыкновенной медной проволоки.
– Откуда он у тебя? Неужели заработал?
– Вот еще! – хмыкнул шофер. – Я же гость, мужчина. Я не обязан работать.
– А как же Гарик?
– А он еще мальчишка. Он должен слушать старших и выполнять их приказания.
– Понятно, – хмыкнул в ответ Шахов, в глубине души порадовавшийся, что он тоже взрослый мужчина и даже по местным законам не обязан подчиняться этим папуасам. – Но все-таки откуда у тебя браслет?
– Выменял у соседа на зажигалку, – гордо ответил Мзингва. – А то уж очень медленно у него кальян раскуривается.
– Ах вот оно что! – не смог сдержать усмешки Андрей. – То-то я смотрю, веселый ты больно. До любимой травки дорвался, значит?
– Так мне ж машину водить пока не нужно, – осклабился в ответ зулус. – Почему бы и не покурить, если предлагают? Сам Бабузе даггу не любит, зато соседи каждый день в гости зовут.
– И что вы там делаете?
– Беседуем, как настоящие мужчины. Они мне про свою жизнь рассказывают, а я им – про свою. Только знаешь, Шаха, – в голосе Мзингвы послышалась легкая обида, – они ведь совсем не понимают, о чем я говорю. Например, я рассказываю, как Фрэнсис Бота уложил Джо Гая[35] в первом же раунде, а они спрашивают, какой он потом взял выкуп за пленника. Дикий народ!
Он еще что-то говорил, но Шахов не слушал.
Хорошо все-таки быть идиотом. Сиди себе, покуривай, мели языком всякую чушь, и ничего тебе больше не нужно. Вот Гарик наверняка уже догадался, что их занесло в какую-то задницу. Может быть, даже понял, в какую. Эх, скорей бы он вернулся с выгона! Потому что крайне неприятно да и – чего уж там скрывать – страшно остаться наедине со своими тревожными мыслями. Страшно ни хрена не понимать в том, что вокруг происходит.
– А поворотись-ка, сынку! Экий ты смешной!
Шахов на мгновение сморщился, хватаясь за живот, мелко подрагивающий от хохота. Гарик прибежал к Шахову прямо с пастбища, оставив вместо себя мальца-посыльного, и своим видом доставил партнеру массу удовольствия. Одно дело, когда в наряд аборигена вырядился Мзингва, и совсем другое – студент Финэка.
Гарику тоже не нравилась его новая одежда. Да и что там могло нравиться? Что там можно было назвать одеждой? Но пастух в деловом костюме, пусть даже помятом и грязном, смотрелся бы еще смешнее, рубашку пришлось пустить на бинты для Шахова, а галстук… хорошо, что Андрей не видел момент примерки, а то бы наверняка посоветовал, куда этот галстук теперь лучше всего нацепить. Оставались еще ботинки, но появиться в них перед кузнецом юноша не рискнул. Вдруг отнимет последнюю память о цивилизованном мире.
Пришлось нарядиться в коротенький передничек, как у официанток в сомнительных заведениях. Хорошо, хоть трусы снять не заставили, иначе сходство получилось бы еще более разительным. И еще Гарик ухитрился выпросить накидку из козьей шкуры, а то бы спалил себе на солнце всю кожу, даром что она черная. Но в целом одежда – одно расстройство.
Да и с работой как-то сразу не заладилось. Попробуй за этими коровами уследи. То одна в кусты удерет, то сразу полстада за холмом спрячется. И бегай потом за ними по жаре. Чуть ли не каждые пять минут их пересчитывал, и все равно к вечеру одной недосчитался. Причем Бабузе еще на подходе к скотному двору его развернул. Иди, говорит, и найди белую корову с черным пятном, у которой один рог в другую сторону загнут. А без нее, понятное дело, не возвращайся. И еще посмотрел на Гарика этак с сожалением, как на безнадежного тупицу. Но ничего не сказал. Наверное, это и к лучшему. А то ведь не выдержишь, ответишь, а потом такое начнется.
Бабузе – дядька крутой. Конечно, с Шаховым он вряд ли справился бы, так ведь тот и помоложе будет. А внешне они в чем-то даже похожи. Оба невысокие, но крепкие такие, солидные. И эта похожесть юношу немного пугала. Если кузнец так же, как Шахов, заводится с полоборота, тогда вообще труба.
Даже прически у них были бы почти одинаковые, если бы не черный обруч[36] на голове у кузнеца. Кажется, он вообще не снимается. Во всяком случае, студент не разу не видел кузнеца без этого головного убора. Надо бы спросить у мальчишек. Гарик уже немного объясняется по-зулусски, хотя поначалу язык показался ему трудным. Но что-то в нем было и знакомое. Видимо, отец, которого юноша толком и не помнил, когда-то говорил с сыном на похожем наречии. Так что Гарик теперь без особых проблем общается с многочисленными внуками Бабузе. Но с самим кузнецом…
С правилами поведения тут строго: пока старший с тобой не заговорит, ты и рта раскрыть не смеешь. А когда скажет, спорить уже бесполезно, выполнять нужно. И он выполняет. Даже корову эту отыскал, хотя и не без помощи мальчишек. Но побегал по холмам опять до полного удовлетворения. До стертых в кровь ног. Раньше ему, конечно, приходилось ходить босиком, но не так долго и не с такой скоростью. И потом мечтал только об одном – добраться до постели.
Слава богу, что Андрей выздоравливает, уж он-то за Гарика заступится, не даст так издеваться над бедным студентом. Хотя, если бы проблема была только в этом, можно было бы как-то перетерпеть. До лучших времен. Но в том-то и дело, что с каждым днем надежд на их наступление остается все меньше. Поскольку с законами логики спорить еще трудней, чем с кузнецом, и эти законы допускают лишь одно объяснение происходящему. Но поймет ли Андрей это объяснение? Поверит ли? А если и поверит, то наверняка разволнуется, и как бы ему от переживаний хуже не сделалось. Может, стоит отложить обсуждение до более удобного момента?
– Ладно, давай поговорим серьезно, – сказал Шахов, осторожно поворачиваясь на бок. – Только не надо про здоровье спрашивать, я и сам не знаю, насколько я теперь в порядке. Завтра попробую пройтись, а там поглядим. Ты мне лучше скажи, что обо всем этом думаешь?
Гарик попытался изобразить непонимание, но не преуспел в этом.
– Ага, так я и поверил, что ты не замечаешь вокруг ничего подозрительного, – усмехнулся бизнесмен. – Кому другому лапшу на уши вешай, а я тебя все-таки немножко успел изучить. Уверен, ты не только заметил, но и выводы наверняка сделал. Только я тебя умоляю, не нужно пересказывать. Я уже успел с Мзингвой пообщаться. Даже слишком плотно, насилу его выпроводил. Просто объясни, куда это мы, по твоему мнению, попали?
Юноша вздохнул. Видит бог, он не хотел начинать этот разговор, но выбора ему не оставили.
– Ну, без подробностей все равно не получится, – начал он излагать свою теорию. – Смотри, какая картина вырисовывается: эти люди не пользуются никакими техническими средствами и, судя по всему, даже не знают об их существовании. Во всяком случае, ни мобильников, ни часов, ни зажигалок они раньше никогда не видели. А также пиджаков, ботинок и прочей привычной нам одежды. Готов поклясться, что и белый человек для них в диковинку.
– Это почему же? – не удержался от вопроса Шахов. – Неужели здесь никогда белые не появлялись?
– Выходит, что так. Сначала я об этом как-то не задумывался, а потом, когда странностей набралось слишком много, вспомнил, как на тебя там, у ручья, смотрел Бонгопа.
– И как?
– Как на чудо невиданное. Как на говорящую собаку или оживший шкаф.
– Ну и что? – не хотел сдаваться Андрей. – Может, они здесь на отшибе живут и белые до них действительно не добирались. И сами они никуда не выбирались.
– Если бы так! – снова вздохнул Гарик. – Однако Бабузе прекрасно известно, что где-то далеко на закате солнца находится море, а в полуночной стороны высятся горы[37]. И при этом он никогда не слышал про такие города, как Дурбан, Претория и Йоханнесбург[38]. Как такое может быть?
Шахов не ответил, потому что ответ напрашивался сам собой: никак не может.
– Идем дальше, – не унимался студент. – Говорят здесь по-зулусски либо на очень близком, родственном языке. В данном случае на мнение нашего эксперта Мзингвы положиться можно. Так что гипотеза о том, что нас увезли сонными куда-то далеко в глубь Африки, отпадает. Да и нет сейчас, наверное, на Земле такого места, куда бы не ступала нога человека.
Гарик взял паузу в надежде на то, что партнер продолжит сам, что не придется произносить страшные слова. Но Андрей все еще обдумывал информацию.
– Постой-постой. – Раненый приподнялся на локте. – Ты сказал: «на Земле»? Я правильно понял?
– Правильно, – кивнул юноша. – И еще я сказал: сейчас.
Нет, все равно не доходит. И Гарик не мог, не хотел Шахова за это осуждать. Он и сам был бы рад ошибиться. Но анализировать факты он умеет гораздо лучше, чем считать коров. Если в эти края до сих пор не добралась цивилизация, значит, она по каким-то причинам вообще не может сюда добраться. И следовательно, выбраться отсюда, по тем же причинам, тоже невозможно. Во всяком случае, обычным путем. А придумать какой-то необычный выход у Гарика никак не получалось. И здесь он сильно надеялся на Андрея. Но сначала нужно убедить его в своей правоте. А как убедишь, если самому себе с трудом веришь.
– Все, – сдался бизнесмен, подняв вверх правую руку. Левую не мог, потому как опирался на локоть. – Хорош темнить, академик! Говори, к чему клонишь.
– Так ведь я уже все сказал, – виновато улыбнулся юноша. – Этого места просто не может быть в нашем мире и в нашем времени. И значит…
– Хочешь сказать, что мы попали в прошлое? – внезапно севшим голосом спросил бизнесмен. И опять вопрос ответа не требовал.
– Или в параллельный мир.
Андрей снова задумался. Ерунда, бред какой-то! Параллельные миры только в книжках бывают. Для среднего школьного возраста. А это уже пройденный этап даже для Гарика. Но втирал он складно, ничего не скажешь. Ни разу Шахову не удалось поймать партнера на какой-либо нестыковке. Все сходится. Но ведь не может же такого быть? Ну, а он разве не то же самое говорил? Не может. В нормальном мире. А если он ненормальный, то можно называть его как угодно. Хоть параллельным, хоть перпендикулярным. Лучше от этого все равно не станет.
Остается либо согласиться с выводами студента, либо признаться самому себе, что сошел с ума. Что, в принципе, одно другого не исключает. Да и потом, как метко заметил отец дяди Федора из мультика про Простоквашино, это гриппом все вместе болеют, а с ума поодиночке сходят.
Да и другой вариант, с попаданием в прошлое, ничуть не лучше. Машина времени – это Макаревич и его команда. И никакой другой машины не существует. Как не существует летающих тарелок, гномов, вампиров и прочей нечисти. И колдунов, кстати, тоже. То есть их-то как раз развелось столько, что хоть отстреливай, но это ведь шарлатаны, обманщики, морочащие голову доверчивой публике. Вот и он чуть было этому Магадхлеле не поверил. И что получилось?
А получилось то, что они вместе с Гариком оказались черт-те где и имеют неплохие шансы застрять здесь навсегда. И если еще немного побыть сумасшедшим, то можно предположить, что именно колдун их черт-те куда и отправил. Чушь! Дикая, несусветная чушь, но почему-то на редкость логичная и складывающаяся в единую картину. Единую и единственную, какая может хоть что-то как-то объяснить.
– Магадхлела, – кратко сформулировал Андрей итог своих размышлений. И расшифровал, наткнувшись на непонимающий взгляд Гарика: – Это он нас сюда забросил.
– Вы так думаете? – от удивления юноша опять перешел на вы. – Я как-то об этом… Хотя… Нас, правда, учили, что «после» не означает «вследствие»… – Обрывки его рассуждений вырвались на свободу. – Но зачем? Он же собирался куда-то отправить только наших духов!
– Значит, передумал. Или, скорее, ему помешали, – теперь, когда обсуждался реальный мир, а не философские проблемы, Шахов почувствовал себя намного уверенней. – Те ребята с автоматами, помнишь?
– В каком смысле «помешали»? – всполошился Гарик.
– Боюсь, что в том самом.
Они посмотрели друг на друга и надолго умолкли. Эту новость каждый должен был переварить самостоятельно, в гордом одиночестве. Если все так и произошло, то дело дрянь, и это еще мягко сказано. Совсем поганое дело. Раз они попали сюда с помощью колдовства, то и вернуться должны тем же способом. Но Магадхлела, похоже, уже ничем не сможет им помочь, а сами они колдовству не обучены. И что остается?
– Нам нужно найти другого колдуна, – решительно заявил Андрей.
– Да? И где же мы его найдем? – с горькой иронией поинтересовался Гарик. – Да и нужно ли? Что-то мне больше не хочется связываться с волшебством. Одного раза хватило.
– А остаться здесь навсегда тебе хочется? – зло прикрикнул на него Шахов. – Все равно другого выхода у нас нет. Должен же был Магадхлела у кого-то учиться своему ремеслу. Не по книжкам же он его, в самом деле, осваивал. А его учитель, в свою очередь, тоже у кого-то ума набирался. И так до бесконечности. В какую бы глубь веков мы ни попали, здесь должен жить хотя бы один настоящий колдун, от которого пошла вся эта цепочка. И нам остается его вычислить.
– Ничего себе задачка, – хмыкнул юноша. – Все равно что настоящую принцессу отыскать. Но там, в сказке, хоть горошина была, а мы как определять будем?
– Разговорчики в строю!
Андрей рыкнул так же громко, как и в прошлый раз, но не в пример веселее. Раз студент уже пытается шутить, пусть пока и не смешно, значит, не все еще потеряно. Не из таких задниц выбираться удавалось. Единственное, что напрягает, – раньше это были родные, русские задницы. Но тут уже Мзингва помочь должен, объяснить, если что непонятно будет. Не зря же его Гарик экспертом обозвал.
– Не сцы, студент, прорвемся! – бодро подытожил он. – Где наша не пропадала! В Азии, в Европе, в Америке, а теперь в Африке пропадать будет.
Однако уже к вечеру, после беседы с Бабузе, оптимизма у Андрея несколько поубавилось. Сам-то кузнец произвел приятное впечатление. Невысокий, но крепкий мужчина лет пятидесяти, с сильными, как принято говорить, натруженными руками, очень темной, действительно черной кожей. Даже борода с легкой проседью казалась светлее, чем само лицо. Красавцем его, конечно, назвать трудно. Нос широкий, приплюснутый, зубы желтоватые, глаза глубоко посаженные и кажутся упрятанными еще глубже из-за густых бровей, сросшихся в одну сплошную полосу, взгляд внимательный, немного уставший. По всему видать, зашел навестить раненого прямо из кузни. Во всяком случае, длинный кожаный фартук, коричневый, с разводами сажи или копоти, выглядел как рабочая, а не парадная одежда. А что никаких дополнений к нему на кузнеце надето не было – к такому минимализму Шахов уже начал привыкать.
Держался Бабузе спокойно, доброжелательно, но солидно, пальцев не гнул, не старался при каждом удобном случае подчеркнуть, что это он здесь хозяин и как ему заблагорассудится, так все и будет. К тому же умел слушать, что особенно важно, когда разговор ведется через переводчика. Причем переводить порой приходилось дважды. Сначала Гарик повторял сказанное Шаховым по-английски, затем Мзингва перетолмачивал на зулусский. Посмотрел Андрей на это безобразие и дал себе клятву, что обязательно выучится по-здешнему балакать. Сам в лепешку расшибется, окружающих замучает, но язык освоит. Иначе здесь не выжить. Не всегда же ему будут попадаться такие терпеливые собеседники.
Разговор начался с обычных расспросов: кто такой, откуда родом, как сюда попал? Только отвечать на них было непросто, ведь Шахов и сам не знал, как здесь очутился, а мог лишь догадываться. Но он сразу решил, что постарается ничего не скрывать от хозяина, рассказывать одну только правду и ничего, кроме правды. Ну, разумеется, в разумных пределах, не касаясь проблем множественности миров и возможности путешествий во времени. Так, мол, и так, один знакомый колдун забросил нас к вам из далекой страны, а потом сам нарвался на неприятности, заставившие его забыть про наши проблемы. Но без его помощи нам обратно не выбраться. Отсюда вопрос: нет ли у уважаемого хозяина на примете какого-нибудь могущественного волшебника, который смог бы вернуть нас домой? А уж мы отблагодарим, путь не сомневается.
Выдумывать какую-нибудь банальную, бытовую версию своего появления в окрестностях деревни не имело смысла. Слишком плохо Гарик и Андрей знали местные условия, чтобы их ложь оказалась убедительной. А если все равно не поверят, так не стоит и заморачиваться. Но Бабузе, кажется, поверил. Слушал внимательно, не перебивая, только иногда просил повторить особо сложные места. А потом долго обдумывал услышанное, сжав бороду в кулак. Но и уже начав отвечать, продолжал думать, подыскивать убедительные слова.
– Да, трудную ты мне задал задачу, Шаха. – Похоже, с легкой руки Мзингвы это имя приклеилось к Андрею надолго. – Колдуны у нас, конечно же, есть. Как без них обойтись? Снять проклятие, вызвать дождь, попросить помощи у предков – все это их работа. Даже мне в своем деле немного колдовать приходится. Но, видишь ли, колдуны бывают разные. Есть ньянга, а есть такати, и отличить одних от других способны только сангома[39].
Шахов протестующее замотал головой и покосился на Гарика:
– Студент, ты это сейчас по-каковски говорил?
– А я-то здесь при чем? – обиделся юноша. – Как он мне сказал, так я и перевел.
– А ты переспросить не пробовал?
– Пробовал, но он то же самое отвечает. Не веришь, сам попробуй.
Андрей рукой поманил к себе Мзингву:
– Эй, полиглот, давай-ка спик инглиш плиз. Отвечай, ху из ньянга?
– Э визард, – охотно объяснил переводчик.
– Ага, колдун, значит, – обрадовался бизнесмен. – А такати?
– Э визард ту, – улыбнулся до ушей зулус.
– Хорошо, а сангома тогда ху?
– Э визард, – упрямо твердил Мзингва.
– Э нет, друзья, так не пойдет, – сказал Шахов, убедившись, что больше ничего от Мзингвы не добьется. – Если бы Бабузе нам про местные танцы рассказывал, так и черт с ним, пусть будет непонятно, лишь бы быстрее закончил. Но про колдунов мне хотелось бы знать все, что он сам знает, и даже немного больше.
Пришлось задействовать почтенного хозяина и путем последовательного русско-анлийско-зулусского перевода, со множеством уточняющих вопросов, за каких-нибудь полчаса составить приблизительное представление о роли магии в жизни племени кумало. Можно сказать, о всеобъемлющей ее роли.
Ни одно важное событие, будь то рождение или смерть, война или сбор урожая, не обходилось без колдовства. Например, чтобы победить в бою, вождь племени приказывал раздобыть прядь волос с головы своего врага, добавить добычу в волшебное зелье и дать выпить отвар своим воинам. И все – победа гарантирована. Если, конечно, противник не озаботился изготовлением такого же снадобья. В этом случае исход сражения уже решали отвага и выучка воинов. Даже смерть, если человек скончался не от старости и не от полученных ран, считалась результатом колдовства. Никакого представления о болезнях кумало не имели. Просто злой колдун – такати – за что-то рассердился на покойника и напустил на него такого же злого духа. Но если вовремя вмешается добрый волшебник ньянга, более могущественный, чем такати, то человека еще можно спасти.
Духов на земле кумало, если верить рассказчику, водилось даже больше, чем живых людей. Строго говоря, у каждого человека есть собственный дух, у каждого зверя, птицы, а также, вероятно, у трав и деревьев. И у тех, кто жил раньше, у предков, духи тоже были. А теперь, оставшись без тела, они по-прежнему живут где-то поблизости. Но с предками еще можно как-то поладить – не забывать приносить им жертвы, вспоминать при всяком удобном случае, носить защитные обереги и соблюдать прочие предосторожности. В большинстве своем духи предков не желают людям зла.
Куда сложнее с духами пришлыми. Эти существа мечтают лишь об одном – как бы завладеть чужим телом. А добившись цели, в лучшем случае выгоняют прочь собственного духа человека. И несчастный попросту умирает. Хуже, если пришельцу удается подчинить себе человеческого духа, а значит, и самого человека. Правда, на такое способны только очень сильные духи. Но и тем, кто послабее, тоже иногда везет. Им может помочь колдун-такати, решивший навредить какому-нибудь своему недругу. Колдун прокладывает духу дорогу внутрь выбранной жертвы, как здесь говорят, пускает стрелу. А дух, в уплату за помощь, исполняет приказы такати. Вернее, заставляет человека их исполнять.
И нет для кумало большего несчастья, чем это. Бедняга может и не знать, что в нем поселился злой дух, не помнить обо всех тех гадостях, которые творил по его наущению.
И разумеется, пакостить он станет тайно, без свидетелей, так что найти преступника простым людям обычно не под силу.
Ньянга – тот смог бы. Но вот незадача – даже этих добрых колдунов кумало хоть и безмерно уважали, но столь же сильно и побаивались. Ведь не было никакой уверенности, что добрый ньянга в один прекрасный день вдруг не превратится в злого такати. А чтобы не пропустить этот важный момент, периодически устраивались проверки на вшивость и зачистки потенциальных злоумышленников – церемонии вынюхивания колдунов. Занимались вынюхиванием специально обученные ребята, именуемые сангома.
Повелевать духами они не умели, но зато могли их чувствовать, видеть и даже разговаривать с ними. Впрочем, последнего и не требовалось. Вынюхиватели просто обходили всех людей племени, выстроенных по такому случаю, как на парад, и указывали палачам на тех, кого нужно «имать». Не только самих колдунов, но также и тех, кто невольно им помогал, подчиняясь воле злого духа. Причем отдавали этих несчастных палачам не для дальнейших следственных процедур, а непосредственно для исполнения приговора, поскольку даже вождь не имел права оспорить решение сангома. Неудивительно, что вынюхиватели внушали простым смертным чуть ли не больший трепет, чем зловредные такати.
А дальше виновного уводили в сторонку и загоняли ему в задний проход заранее приготовленные деревянные колышки. Только таким образом можно поразить поселившегося в теле злого духа, пусть и не убить, но заставить выйти наружу. При этом он обычно забирал с собой и собственного человеческого духа, и несчастный быстро умирал. Но тут уж ничего не поделаешь. Зато новых преступлений уже никто не совершит.
Обо всем этом Бабузе поведал с любезной улыбкой гостеприимного хозяина, лишь изредка сменяемой гримасой сожаления. Мол, извините, ребята, но не я выдумал этот мир.
– Так что я бы на вашем месте больше никому эту историю не рассказывал. Тебя, между прочим, – кузнец строго посмотрел на Мзингву, – это тоже касается. Пронюхают сангома, что вы с колдунами знакомство водите, обязательно захотят проверить. А что уж они напроверяют, про то только небесная принцесса Номкубулвана[40] знает. Но если другого выхода нет, то я бы посоветовал тебе обратиться к Кукумадеву, самому могущественному колдуну в наших краях. Не сейчас, а когда ты, Шаха, с благословения предков оправишься от ран. Если кто и поможет, то только он. Только боюсь, старый ньянга скажет тебе то же самое, что и я. Чтобы снять заклятие, нужно выполнить то, что тебе приказал твой колдун. Он же, кажется, велел вам победить льва. Вот и побеждайте.
– Так я уже пробовал, – невесело усмехнулся Андрей. – И сам видишь, что из этого получилось.
Он приподнял край одеяла и продемонстрировал перевязанный живот.
– Потому и не получилось, что ты один пробовал, – наставительно сказал Бабузе. – Колдовство точности и аккуратности требует. Чуть ошибешься, и оно самого тебя погубит. Сказано: вдвоем, значит, вдвоем и драться нужно.
Теперь пришла очередь Шахову надолго задуматься.
Хозяин не стал мешать ему, попрощался и вышел. На сегодня он и так наговорил достаточно. И еще не решил, стоит ли продолжать. Может быть, для раненого гостя лучше и не знать, что Бабузе обязан обо всех важных либо необычных событиях, произошедших в его краале[41], сообщать вождю Сикулуми. И о появлении в его владениях человека с белой кожей, разумеется, тоже. Ведь ничего подобного на земле кумало раньше не встречалось. Торговцы тсонга[42], правда, рассказывали, что к ним иногда приплывают белокожие люди на огромных плотах[43]. Таких огромных, что на них без труда уместился бы целый крааль. Ну, так мало ли что они могут наговорить, лишь бы выгодно обменять свои товары. Никто им особенно и не верит. Выходит, что зря.
Так что Бонгопа, средний сын кузнеца, еще позавчера отправился к вождю. А тот наверняка заинтересуется рассказом и пошлет для проверки своего советника Хлаканьяну. Дня через два-три обязательно советник здесь появится. Но Хлаканьяна не только помощник вождя, он еще и главный вынюхиватель колдунов. И с ним уже не поспоришь. Как все жители крааля беспрекословно подчиняются Бабузе, так и сам кузнец обязан исполнять волю вождя. И вождь прикажет то, что ему нашепчет советник. Решит он, что Шаха – такой же человек, как и все кумало, и будет гость спокойно жить дальше. А уж если объявит пришельца злым духом или колдуном, Бабузе ничем не сможет помочь своему гостю.
Был бы Шаха здоров, кузнец первым бы посоветовал ему спрятаться где-нибудь на ничейной земле, начинающейся за тем ручьем, где Бонгопа нашел раненого. Дал бы ему Бабузе пищи на несколько дней, научил, как построить шалаш, а потом, когда минует опасность, послал бы одного из сыновей, чтобы позвать гостя обратно. Но сейчас Шаха не сможет далеко уйти, да и в вельде в одиночку вряд ли выживет.
Нет, не знал кузнец, как в данном случае следует поступить. Поэтому и промолчал.
Хлаканьяна появился в краале даже раньше, чем рассчитывал кузнец.
На следующий день, когда солнце начало скатываться к горизонту, с выгона прибежал один из внуков Бабузе. Возможно, тот самый, что заглядывал накануне к Шахову, а может, и другой – негритята, тем более голые, все выглядят одинаково. Прибежал и завопил на всю деревню.
Андрей решил было, что произошло нечто ужасное, но присмотрелся к женщинам, быстро, но без каких-либо признаков истерики перемещающихся с огорода в сторону скотного двора, и успокоился. Что бы там ни случилось, это не война, не пожар и не наводнение. Но поприсутствовать все же не помешает. Он замотался, как в тогу, в шерстяное одеяло, набросил на спину плащ, еще утром принесенный Гариком, и вышел из дома. Кстати, поселили его, оказывается, в хижине среднего сына кузнеца, Бонгопы. Тот все равно постоянно где-то пропадает, а в остальных девяти домах крааля найти тихое и удобное место для раненого было бы затруднительно.
Шел Шахов не спеша. Не то чтобы ему было совсем не любопытно, просто пока он старался избегать резких движений. И когда он добрался до огороженной площадки в центре деревни, куда на ночь загоняют скот и где днем, в случае необходимости, можно провести общее собрание, весь гарнизон уже собрался там. За исключением караульной службы, то есть пацанов, оставленных следить за стадом. Зато стайка девчат разного возраста, не то семь, не то восемь внучек кузнеца, без труда компенсировали отсутствие братьев. Шумели так, что даже собаки, вечно суетившиеся под ногами и лаявшие почем зря, на этот раз не могли с ними соревноваться в громкости. От младших не отставали и взрослые женщины – четыре незамужние дочери Бабузе, жена младшего сына, две жены старшего и две – самого хозяина (а меньшее количество взрослый, здоровый и не нищий кумало просто не может себе позволить). Мужчины, сам кузнец и двое из трех его сыновей, молча и солидно стояли чуть поодаль. А гонец уже умчался обратно в поля с заданием разыскать Гарика.
По взглядам собравшихся, устремленным в одном направлении, Андрей догадался, что ожидается появление гостей. И долго ждать себя они не заставили. За изгородью послышался нестройный многоногий топот, и в ворота вошли два высоких молодых негра в одежде весьма экстравагантного фасона.
Конечно, и наряды самих обитателей крааля по-прежнему удивляли Шахова. Особенно впечатляли в этом смысле дочери кузнеца. За исключением старшей, все они щеголяли топлесс и обходились травяными юбками такой длины, назвать которую словом мини было бы большим преувеличением. Но гости поразили как раз обилием одежды. Оторочка от унт украшала не только щиколотки, но и предплечья этих ребят. Грудь и плечи закрывала накидка из тонких, но длинных кожаных полосок. Такая же бахрома красовалась и на бедрах. Головной убор состоял из узкой полоски то ли ткани, то ли шкуры какого-то мелкого животного, богато декорированной разноцветными перьями. А за ушами болтались изящные кисточки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся связкой коровьих хвостов. Несколько портили впечатление кожаные сандалии, сильно напоминавшие обычные пляжные тапочки. Но большие овальные щиты из черной кожи и длинные копья с металлическими наконечниками тут же заставили позабыть об этой комической детали. Нет, смешными эти ребята совсем не выглядели, и Шахов тут же окрестил их гренадерами. Он даже немного расстроился, когда понял, что переполох вызвали не они, а другой визитер.
Гренадеры заняли позиции возле столбов от ворот, а между ними прошаркал невысокий тощий старикашка в накидке из буйволовой шкуры, причем рогатая голова животного служила чем-то вроде капюшона. Сопровождала его женщина, тоже с ног до головы закутанная в плащ, так что затруднительно было определить ее возраст. Да и цель ее появления так и осталась загадкой. К ней никто ни разу не обратился, сама она ни с кем не заговорила, просто стояла и смотрела. Может, она здесь для подстраховки? Вдруг старику станет худо, и женщина успеет его поддержать, оказать первую помощь. Ну, в таком случае могли бы выбрать кого-нибудь покрепче. Даже в балахоне, скрывающем особенности фигуры, незнакомка выглядела более стройной, легкой и хрупкой, чем женщины и девушки из крааля Бабузе.
Впрочем, Андрей задержал на ней внимание лишь на секунду. Больше его занимал старик, остановившийся посреди двора, опираясь всем телом на длинную, невзрачную, как и он сам, клюку. На шее у него висела здоровенная медная бляха, и казалось, что ее тяжесть еще сильнее пригибает бедного старичка к земле. В общем, вид нежданного визитера поначалу вызвал у Шахова жалость.
Но потом, встретившись с ним взглядом, Андрей начал испытывать тревогу. Маленькие, чуть сдвинутые к переносице и как будто подслеповатые глаза оказались единственной живой чертой на его сморщенном, тонкогубом и длинноносом лице. Зато и жили они за всех сразу. Нехороший у старикана был взгляд, цепкий, оценивающий, фотографирующий. Такие часто встречались Шахову в его прежней жизни. И воспоминания от этих встреч остались не самые приятные.
Увлекшись изучением физиономии старика, Андрей не сразу заметил, что вслед за ним на двор вошли еще четверо гренадеров. А на то, что у крайнего левого в этой четверке брови знакомо срослись в одну мохнатую полосу, он и вовсе обратил внимание лишь случайно. Но, зацепившись за эту деталь, сразу понял, что и другие черты лица парня откровенно напоминают Бабузе. Не иначе как родственник. Уж не Бонгопа ли это, часом? Шахов ведь так и не познакомился со своим спасителем и теперь начал понимать почему. Оказывается, средний сын кузнеца за начальством бегал.
Он усмехнулся. Что ж, глупо ожидать, что его появление не вызовет интереса у местных властей. Кто-то непременно должен был прийти поглядеть на необычного гостя. Но Бабузе-то почему молчал? Мог бы предупредить, подготовить, подсказать, как себя вести с представителем верховного командования.
Андрей бросил укоризненный взгляд на кузнеца. Тот заметил, поднял обе руки, сложил ладони возле рта и коротко покачал головой. Вероятно, советует не болтать лишнего. Спасибо, конечно. Лучше поздно, чем никогда. Вот только хорошо бы уточнить, что тут у вас считается лишним. Но изобразить какую-либо ответную гримасу Шахов не успел. Торжественность встречи нарушило появление Мзингвы.
Безработный шофер, судя по всему, продолжал получать максимум удовольствия от своего вынужденного простоя и сейчас возвращался в крааль после беседы с гостеприимным соседом кузнеца. Заметив, что во внутреннем дворе что-то происходит, он решил узнать подробности и нарисовался в проеме ворот во всей красе – в цветастой рубахе, да еще и в бейсболке, непостижимым образом гармонировавшей с бахромой его юбки. И было бы совсем уж странно, если бы Мзингва промолчал, увидев во дворе знакомое лицо. Говорил он по-зулусски, но Шахов практически все понял. Если не дословно, то по смыслу и интонации.
– О, привет, Бонгопа! – обрадованно крикнул он чуть ли не в ухо старику. – Давно не виделись. Отлично выглядишь, брат, прямо как настоящий зулус. Я таких костюмов даже в «Шакаленде» не видел…
Сконфуженный сын кузнеца не знал уже, куда спрятать глаза, представитель власти понемногу начинал выходить из себя, но Мзингва, не замечая косых взглядов Бабузе, явно не собирался прерывать монолог. В конце концов хозяин справедливо рассудил, что лучше нарушить этикет в малом, чем своим бездействием позволить свершиться более крупному нарушению. Он что-то шепнул стоявшим по бокам сыновьям и подтолкнул их навстречу дебоширу. Мзингву тут же подхватили под черны рученьки и увели от греха подальше, отсыпаться в хижине младшего из братьев.
Дождавшись восстановления порядка, гость с хозяином обменялись церемонными приветствиями. Шахов, успевший выучить несколько кумальских слов, тоже пробормотал полагающееся к случаю «савубона»[44], но говорить на чужом языке пока, конечно, не мог. И поскольку один переводчик находился в нерабочем состоянии, а второй еще не вернулся с выгона, беседу с Хлаканьяной пришлось отложить до торжественного обеда. Андрей, со своей стороны, тоже не возражал против такой задержки, надеясь обмолвиться парой слов с кузнецом. Но хозяин был слишком занят подготовкой к пиру, чтобы тратить время на разговоры.
Не сказать, что Бабузе был владельцем бесчисленных стад, но он все же решил пожертвовать одним молодым бычком, чтобы задобрить советника вождя. Он собственноручно всадил ассегай[45] в левый бок жертвы, а затем руководил сыновьями, следя за правильностью свежевания и разделки туши. Левую переднюю ногу быка по обычаю отсылали в подарок вождю, правая доставалась дочерям хозяина, голова и загорбок – мужчинам, и так далее строго по регламенту. Старшая жена кузнеца занималась обжаркой лакомых кусочков, младшая без отдыха таскала на голове многочисленные сосуды с пивом. Работа кипела, и Андрей так и не решился отвлечь хозяина.
Наконец все расселись на циновках вокруг очага в большой хижине хозяина. Вернее, расселись полукругом, потому что ни один мужчина, будь это хоть семилетний мальчик, не вынес бы позора, оказавшись во время обеда на левой, женской стороне дома. Дочери и внучки тоже присутствовали на пиру, но именно присутствовали. Женщинам полагалось есть отдельно от мужчин. А жены лишь прислуживали обедающим, разносили миски с кукурузной кашей, кислым молоком и прочими деликатесами. И конечно же, разливали по чашам сорговое пиво. Кстати, им помогала и та женщина, пришедшая вместе с Хлаканьяной.
Или, скорее, делала вид, что помогала, а на самом деле внимательно слушала и наблюдала. У Шахова даже мелькнула мысль, что это она является главным проверяющим из штаба, а старичок прислан лишь для отвода глаз. Хотя, разумеется, смотреть на нее было куда приятнее. Внешностью женщина действительно отличалась от других зулусок, зато немного походила на самого Хлаканьяну, каким тот мог быть в молодости, когда на голове его еще росли волосы. Такие же тонкие губы, длинный нос с небольшой горбинкой. Если бы не большие, чуть раскосые, карие глаза, любой бы подумал, что они со стариком родственники. А в целом у нее был скорее кавказский тип лица. Если бы на Кавказе жили негры. Но там и без них хватает разных племен и народностей.
Конец ознакомительного фрагмента.