Не только силой оружия и количеством войск. Глава 2. Система управления – материальная основа управления войсками (Ю. Б. Рипенко, 2016)

В процессе управления войсками основная роль отводится командирам (командующим) и штабам – важным элементам системы управления войсками, так как помимо активизации своих сил на достижение поставленной цели они должны умело создать соответствующий механизм реализации потенциальных возможностей подчиненных войск – систему управления. И этот механизм будет тормозить процесс управления войсками, если он функционирует неэффективно.

Организационно-техническую (материальную) основу управления войсками составляет система управления, которая включает органы, пункты и средства управления. В связи с тем, что в организации войск существует определенная иерархическая лестница командных инстанций в систему управления войсками входит целый ряд соподчиненных систем управления, соответствующих различным уровням управления (фронтовой, армейский, корпусной, дивизионный, полковой, батальонный, ротный). Все они включают органы управления, пункты управления и средства управления, обеспечивающие информационный обмен между ними.

Кроме того, каждое общевойсковое формирование (фронт, армия, корпус, дивизия, полк) включает в себя соединения (части, подразделения) различных родов войск и специальных войск, для управления которыми имеются соответствующие управления (отделы, отделения) и службы.

Различие систем управления объединений, соединений, частей и подразделений заключается в составе их элементов. Чем выше уровень воинского формирования, тем многочисленнее и сложнее органы и пункты управления, тем более развита и сложна совокупность средств управления и связей между ними.

Органы и пункты управления войсками

Органы управления войсками, собирательное наименование командования, штабов, управлений, отделов и др. постоянных (штатных) и временно создаваемых (нештатных) органов, предназначенных для выполнения функций по руководству войсками (силами) в различных звеньях[12].

Организационная структура органов управления войсками перед Великой Отечественной войной сложилась в процессе развития вооруженных сил под влиянием изменений средств и способов вооруженной борьбы, численности и организации войск, а также технических средств управления. В ходе этого развития изменялись требования к управлению войсками, расширялся круг задач органов управления, возрастал объем их работы, а это в свою очередь вынуждало совершенствовать их организационную структуру, приводить ее в соответствие с современными требованиями и задачами.

К середине 30-х годов аппарат высшего военного руководства включал три основных органа: постоянную Комиссию обороны при Совете Народных Комиссаров, которая предварительно разрабатывала принципиальные вопросы обороны и строительства Вооруженных Сил, Народный Комиссариат по военным и морским делам и Революционный Военный Совет СССР, осуществлявшие непосредственное руководство Вооруженными Силами.

Последующая практика показала, что Комиссия обороны и РВС во многом дублировали друг друга. Поэтому в 1934 году постановлением ЦИК СССР Реввоенсовет СССР упраздняется, а Народный комиссариат по военным и морским делам переименовывается в Народный комиссариат обороны СССР. На Наркомат обороны возлагались задачи разработки планов организации, строительства, вооружения Красной Армии и Флота, руководства их боевой и политической подготовкой, оперативного использования Вооруженных Сил в мирное и военное время.

В качестве совещательного органа при Народном комиссаре обороны в 1934 году был создан Военный совет, все решения которого утверждались Наркомом обороны и проводились в жизнь его приказами и распоряжениями. В 1935 году штаб Рабоче-Крестьянской Красной Армии переименовывается в Генеральный штаб РККА, которому вменяется в обязанность разработка основных проблем организации обороны страны, планов развития и мобилизации Вооруженных Сил, руководство военно-научной работой, планирование подготовки военнообязанных, организация комплектования войск.

В 1937 году для улучшения руководства войсками было создано дополнительно несколько военных округов. Одновременно в округах, флотах и армиях были образованы военные советы, на которые возлагалось руководство боевой и политической подготовкой соединений и частей, мобилизационной подготовкой войск, путей сообщения и средств связи, изучение и подбор командных кадров частей и соединений, руководство партийно-политической работой.

Недостатки в управлении войсками как в оперативно-стратегическом, так и в тактическом звеньях, выявившиеся в боях у озера Хасан (1938 год), на реке Халхин-Гол и в Советско-финляндской войне (1939–1940 годы), свидетельствовали о необходимости дальнейшего совершенствования теории и практики управления, развития и внедрения новых технических средств управления, которые бы соответствовали новым требованиям. Например, по предвоенным взглядам все вопросы боевого применения артиллерии должны были решаться в тактическом звене (корпус, дивизия, полк). Опыт управления артиллерией в Советско-финляндской войне показал ошибочность подобных взглядов. Поэтому начальник артиллерии Красной Армии Н.Н. Воронов в своем докладе народному комиссару обороны об итогах и использовании боевого опыта Советско-финляндской войны отметил: «В артиллерии в мирное время нужно иметь полнокровные артиллерийские штабы в дивизиях и корпусах со средствами разведки. Значительное сокращение последних осенью 1939 года весьма пагубно сказалось на действиях артиллерии в первый период войны. Централизованное и массированное применение артиллерии требует тщательной подготовки штабных артиллерийских командиров, отличной подготовки разведки и связи и необходимой их сколоченности в мирное время. Эти кадры могут быть подготовлены, если они будут организационно предусмотрены в мирное время»[13].

Следует отметить, что после Советско-финляндской войны стали создавать штабы артиллерии в соединения, объединениях и округах. Однако их задачи, оптимальный состав, методы работы к началу Великой Отечественной войны разработаны не были.

В этот период активно формировались стрелковые, механизированные, танковые, авиационные дивизии, части артиллерии резерва Главного Командования, усиливались воздушно-десантные войска и Войска ПВО страны. Численность

Красной Армии к середине 1941 года составляла свыше 5 млн. человек. В составе Сухопутных войск имелось 303 дивизии (из них 25 % находились в стадии формирования)[14]. Территория СССР накануне войны делилась на 16 военных округов. Военно-Морской Флот включал четыре флота (Северный, Балтийский, Черноморский и Тихоокеанский) и пять флотилий.

Начиная с 1939 года и до первой половины 1941 года, производилась реорганизация центрального аппарата Вооруженных Сил. Комитет Обороны при Совете Народных Комиссаров ведал вопросами обороны СССР. Непосредственное управление Вооруженными Силами возлагалось на народных комиссаров обороны и Военно-Морского Флота. Под их председательством в качестве коллегиальных органов функционировали главные военные Советы Красной Армии и Военно-Морского Флота.

Было уточнено распределение обязанностей в Наркомате обороны СССР. Руководство Красной Армией осуществлялось народным комиссаром обороны через Генеральный штаб, его заместителей и систему главных и центральных управлений. На начальника Генерального штаба возлагалось также руководство работой управления связи, управления снабжения горючим, Главного управления ПВО и Академии Генерального штаба.

С началом войны предусматривалось на основе управлений приграничных военных округов развертывать полевые управления фронтов.

Полевое управление фронта перед войной включало: военный совет, штаб, политическое управление, управление начальника артиллерии, управление командующего бронетанковыми и механизированными войсками, инженерное управление, управление связи, управление ПВО, химическое управление, начальник тыла и тыловые органы, отдел боевой подготовки, отдел воздушно-десантной службы, отдел кадров.

Основным органом, старшим по отношению к другим управлениям, отделам и службам, являлся штаб фронта. Штаб фронта включал следующие отделы (части): оперативный отдел, разведывательный отдел, топографический отдел, отдел организационно-учетный и комплектования, шифровальщиков, отдел устройства тыла, снабжения и дорожной службы, отдел военных сообщений, хозяйственный отдел, финансовую часть, комендатуру.

Полевое управление армии включало: военный совет, штаб, отдел боевой подготовки, отдел кадров, отдел ПВО, отдел начальника артиллерии, автоброне-танковый отдел, отдел начальника инженерных войск, отдел связи, химический отдел и управление тыла.

Штаб армии имел следующие отделы: оперативный, разведывательный, укомплектования, комендатуру, финансовую часть и административно-хозяйственную часть.

Высшим тактическим соединением стрелковых войск был корпус, в состав которого входили три стрелковые дивизии, два артиллерийских дивизиона, саперная рота и инженерный парк, батальон связи и тыловые учреждения. Управление корпуса включало: командование, штаб, отдел политической пропаганды, начальника артиллерии со штабом, корпусного инженера, начальника химической службы, начальника снабжения автотракторным имуществом, корпусного врача, корпусного ветеринарного врача, корпусного интенданта и финансовое отделение.

В штаб корпуса входили следующие отделы: оперативный, разведывательный, связи, строевой, тыла и административно-хозяйственная часть.

Управление стрелковых дивизий и бригад было построено по аналогичной структуре.

Управление полка включало: командование, партийно-политический аппарат, штаб (начальник штаба, два помощника, начальник связи, помощник начальника штаба по тылу), начальников служб (инженерной и химической служб, старшего врача полка, старшего ветеринарного врача) и хозяйственную часть.

В управление батальона входили: командир батальона и его заместитель по политической части, штаб батальона (начальник штаба, помощник начальника штаба, химик-инструктор и наблюдатель).

Управление войсками накануне Великой Отечественной войны организовывалось в соответствии с положениями «Полевого устава» 1940 года и «Наставления по полевой службе войсковых штабов» 1936 года. В этих уставных документах были уточнены обязанности должностных лиц органов управления, была определена роль командира и штаба в управлении войсками, а также взаимоотношение между штабами. Так, командир несет полную ответственность за состояние и боевую деятельность войск. Он руководит жизнью, обучением войск и их боевой деятельностью. Штаб является основным органом командира по управлению войсками, повышается его роль в организации взаимодействия и обеспечения боевых действий войск. Помимо организации разведки и охранения на штаб возлагается разработка мероприятий по противотанковой, противовоздушной обороне и маскировке войск, а также планирование материального и технического обеспечения войск в операции (бою). Начальник штаба как первый заместитель командующего (командира) имел право от его имени отдавать приказы и распоряжения подчиненным войскам и органам управления, увязывал работу всех элементов полевого управления, согласовывал деятельность начальников родов войск и специальных войск в интересах подготовки и успешного ведения операции (боя). На начальника штаба была возложена также обязанность руководства материальным и техническим обеспечением войск. Он должен был разрабатывать указания командующего (командира) по вопросам материального и технического обеспечения войск, а в ходе операции (боя) контролировать работу органов управления материальным и техническим обеспечением с тем, чтобы их деятельность соответствовала боевой обстановке.

Таким образом, к началу Великой Отечественной войны в Красной Армии были установлены определенный состав и структура органов управления войсками. Однако состав и структура органов управления на всех уровнях не в полной мере учитывали требования, которые предъявлялись тогда к управлению войсками в операции (бою) с массированным применением танков, артиллерии, авиации и другой боевой техники. Руководство Красной Армии, к сожалению, не учло в этом вопросе опыт ведения вермахтом маневренных боевых действий в

Польше и Франции. В связи с этим, состав и структура органов управления войсками на всех уровнях носила в себе унаследованные от прошлого черты громоздкости, малоподвижности, излишней перенасыщенности личным составом, а где-то и недостаточной укомплектованности (например, управление начальника артиллерии военного округа).

Не совсем четко просматривалось также разграничение функций и задач между соответствующими элементами структуры в интересах повышения оперативности руководства войсками в ходе ведения маневренных боевых действий. Особенно это характерно было для общевойсковых штабов – наблюдалось стремление сделать их всеобъемлющим организационным центром всей системы управления, от решения оперативных задач до выполнения функций по организации материально-технического обеспечения боевых действий войск.

Следует отметить, что совершенствование структуры органов управления в годы Великой Отечественной войны не обходилось без ошибок. К их числу следует отнести ликвидацию с началом войны корпусных управлений. В результате к концу 1941 года из 62 управлений корпусов осталось лишь шесть, а количество управлений общевойсковых армий возросло с 27 до 58[15]. При отсутствии корпусных управлений командующие армиями вынуждены были создавать временные оперативные группы для руководства войсками, действовавшими на отдельных направлениях. Боевая практика потребовала возродить корпусное звено управления. В течение 1942–1943 годов количество корпусов возросло до 61[16]. Улучшению системы управления войсками существенно способствовало создание в ходе войны мощных механизированных, танковых, артиллерийских и зенитных артиллерийских соединений. В целом на выработку оптимальной структуры органов управления войсками в войну потребовалось более двух лет. Она сложилась в основном лишь к концу 1943 года[17] (выделено мной. – Ю.Р.).

Пункты управления войсками – это специально оборудованные и оснащенные техническими средствами управления места, с которых командующий (командир) с офицерами штаба осуществляет управление войсками (силами) при подготовке и ведении боевых действий или во время боевого дежурства[18]. Наряду с совершенствованием организационной структуры и штатного состава органов управления, их укомплектованностью и подготовкой командно-начальствующего состава Красной Армии важное место занимали вопросы, связанные с правильным определением системы, состава и структуры пунктов управления.

Организация системы пунктов управления накануне Великой Отечественной войны осуществлялась в соответствии с положениями «Полевого устава» 1940 года и «Наставления по полевой службе войсковых штабов» 1936 года

Полевое управление фронта (армии) в ходе операции делилось на два эшелона. Первый эшелон составляли командование и все органы полевого управления, участвовавшие в руководстве войсками, сборе и обработке данных о противнике и своих войсках. Весь остальной состав Полевого управления входил во второй эшелон. Первый эшелон располагался на командном пункте, который во фронте развертывался не далее 50-150 км от линии фронта, второй эшелон – на КП второго эшелона или на ЗКП. Кроме этого, предполагалось развертывание наблюдательных пунктов. Все пункты управления между собой, с подчиненными и соседними штабами связывались техническими средствами связи (телефон, телеграф, радио), а также офицерами связи, снабженными средствами связи (автомашинами, мотоциклами, самолетами).

В предвоенный период произошли некоторые изменения в организации пунктов управления. Так, например, во время Советско-финляндской войны имелись следующие особенности в организации пунктов управления.

В армии организовывались оперативная группа, командный пункт и второй эшелон штаба (тыловая группа); в корпусах, дивизиях и полках – наблюдательный пункт и командный пункт.

Оперативная группа армии располагалась ближе к линии фронта. Она включала небольшое количество офицеров штаба, начальников родов войск и обычно возглавлялась командующим армией. В этом случае оперативная группа выполняла важную роль в руководстве боевой деятельностью войск. Иногда в оперативную группу входили только представители некоторых отделов штаба армии, тогда эта группа являлась как бы промежуточным звеном между КП и войсками и предназначалась для сбора необходимой информации. На наблюдательном пункте соединения (части) работала группа офицеров во главе с командиром и была в чем-то схожа с оперативной группой армии, однако она имела меньший состав и располагалась на местности с таким расчетом, чтобы можно было наблюдать за полем боя.

Работа органов управления на командном пункте была направлена исключительно на управление войсками в операции (бою). В этот период никакие другие вопросы, не имеющие отношения к управлению войсками, не решались.

Перемещение командного пункта намечалось заблаговременно с таким расчетом, чтобы он не отставал от продвигающихся войск и не нарушалось управление ими со стороны командира и штаба. Новое место для командного пункта, время и порядок перехода на него органов управления намечались начальником штаба, утверждались командиром и согласовывались с вышестоящим штабом. Готовность места для КП определялась готовностью связи с подчиненными хотя бы одним из имеющихся средств. Перемещение командного пункта обычно совершалось двумя эшелонами. При этом узел связи перемещался с первым эшелоном.

Следует отметить, что при организации пунктов управления на учениях перед войной недостаточно внимания уделялось вопросам обеспечения устойчивости, непрерывности и скрытности управления. Маскировка и фортификационное оборудование районов развертывания пунктов управления проводилась не в полном объеме. Передача управления одному из подчиненных командиров в случае выхода из строя пунктов управления своей инстанции практически не отрабатывалась. Это негативным образом сказалось на поддержании непрерывного управления войсками в начальном периоде войны.

Анализируя систему управления войсками, сложившуюся в начальный период войны, следует отметить, что она нередко страдала чрезмерной централизацией. Старшие начальники без особой необходимости вмешивались в функции подчиненных командиров, и это часто лишало последних инициативы и самостоятельности. Учитывая данное обстоятельство, Ставка Верховного Главнокомандования в 1943 году издала директиву, согласно которой старшие начальники не имели права без надобности вторгаться в работу подчиненных, управлять войсками "через их голову"[19].

Высоко оценивая роль разума, здравого смысла в войнах, английский военный теоретик Лиддел Гарт отмечал: «Хотя сражение представляет собой физический акт, управление им осуществляется умом человека»[21]. Следует отметить, что вопреки утверждениям антисталинистов, И.В. Сталин обращал самое серьезное внимание на подбор кадров в политической, экономической и в военной сферах страны. Так, И.В. Сталин на встрече с выпускниками военных академий в мае 1935 года провозгласил: «Чтобы привести технику в движение и использовать ее до дна, нужны люди, овладевшие техникой, нужны кадры, способные освоить и использовать эту технику по всем правилам искусства. Техника без людей, овладевших техникой, мертва… Вот почему упор должен быть сделан теперь на людях, на кадрах, на работниках, овладевших техникой. Вот почему старый лозунг "техника решает все", являющийся отражением уже пройденного периода, когда у нас был голод в области техники, должен быть теперь заменен новым лозунгом, лозунгом о том, что "кадры решают все". В этом теперь главное»[22].

До того как И.В. Сталину стало известно о заговоре Тухачевского он доверял военному руководству в подборе кадров на вышестоящие и ключевые должности. Что из этого вышло, Сталин отметил в своем выступлении на Расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны 2 июня 1937 года: «Думают, что центр должен все знать, все видеть. Нет, центр не все видит… Центр видит только часть, остальное видят на местах. Он посылает людей, но он не знает этих людей на 100 %, вы должны их проверять. Есть одно средство настоящей проверки – это проверка людей на работе, по результатам их работы (выделено мной. – Ю.Р.). А это только местные люди могут видеть»[23]. Далее Сталин подверг критике Генеральный штаб: «Генштаб должен знать все это, если он хочет действительно практически руководить делом. Я не вижу признаков того, чтобы Генштаб стоял на высоте с точки зрения подбора людей»[24].

Судя только по этому выступлению, нетрудно заметить, что И.В. Сталин оценивал людей не с точки зрения их преданности лично ему, как в этом пытаются его обвинить антисталинисты. Сталина абсолютно не интересует происхождение того или иного человека, так как «классовое происхождение не меняет дела. В каждом отдельном случае нужно судить по делам»[25]. Яркое свидетельство тому блестящая военная карьера Маршала Советского Союза Л.А Говорова[26], в судьбе которого была служба в колчаковской армии в течение почти года.

Далее в своем выступлении Сталин анализирует работу кадровых органов Красной Армии. «Не обращали достаточного внимания, по-моему, на дело назначения на посты начальствующего состава. Вы смотрите, что получается. Ведь очень важным вопросом является, как расставить кадры. В военном деле принято так: есть приказ – должен подчиниться. Если во главе этого дела стоит мерзавец, он может все запутать. Он может хороших солдат, хороших красноармейцев, великолепных бойцов направить не туда, куда нужно, не в обход, а навстречу врагу. Военная дисциплина строже, чем дисциплина в партии. Человека назначили на пост, он командует, он главная сила, его должны слушаться все. Тут надо проявлять особую осторожность при назначении людей.

Я сторонний человек и то заметил недавно. Каким-то образом дело обернулось так, что в механизированных бригадах, чуть ли не везде, стоят люди непроверенные, нестойкие. Почему это, в чем дело?

…Также не обращали должного внимания на то, что на посту начальника командного управления подряд за ряд лет сидели Гарькавый, Савицкий, Фельдман, Ефимов. Ну, уж, конечно, они старались, но многое не от них все-таки зависит. Нарком должен подписать. У них какая уловка практиковалась? Требуется военный атташе, представляют семь кандидатур, шесть дураков и один свой, он среди дураков выглядит умницей. Возвращают бумаги на этих шесть человек – не годятся, а седьмого посылают. У них было много возможностей. Когда представляют кандидатуры 16-ти дураков и одного умного, поневоле его подпишешь. На это дело нужно обратить особое внимание.

Затем не обращали должного внимания на военные школы, по-моему, на воспитание хорошее, валили туда всех. Это надо исправить, вычистить»[27].

В выступлении Сталина четко прослеживается задача на «расстановку кадров», т. е. на выдвижение и назначение на соответствующие должности людей, способных управлять подчиненными. Такой командно-начальствующий состав нужен Красной Армии для защиты страны от внешней агрессии. Эта задача поставлена Сталиным Наркомату обороны и Генеральному штабу. Оценить, насколько эти органы военного управления со своей задачей справились накануне войны, можно по результатам первого периода войны.

Безусловно, нет ничего красноречивей цифр. Поэтому придется «погрузиться» в пучину цифр. Антисталинисты обвиняют И.В. Сталина в том, что он репрессировал около 40 тысяч командно-начальствующего состава. Впервые эта цифра появилась в 1963 году на пике развенчания «культа личности Сталина». В довольно серьезном труде было записано: «С мая 1937 года по сентябрь 1938 года в армии было репрессировано 36761 человек, а на флоте – 3 тысяч человек»[28]. В округлении как «40 тысяч репрессированных» цифра широко использовалась всеми антисталинистами.

В сопоставлении 40 тысяч человек, пусть даже 36761 и полтора года есть что-то нереальное. Эту цифру сейчас нетрудно проверить.

Как известно, 5 мая 1940 года начальник главного управления кадров Наркомата обороны, заместитель наркома обороны генерал-лейтенант Е.А. Щаденко направил И.В. Сталину «Отчет начальника Управления по начальствующему составу РККА Наркомата Обороны СССР за 1939 год». Там говорилось, что за 1937–1939 годы из армии уволено 36898 командиров (1937 год – 18658 человек; 1938 год – 16362; 1939 год – 1878)[29]. Каковы были причины увольнения? Самые разные: возраст, состояние здоровья, дисциплинарные проступки, моральная неустойчивость, политические мотивы. Четвертая часть всех уволенных – 9579 человек (1937 год – 4474 человека; 1938 год – 5032; 1939 год – 73)[30], были арестованы, т. е. репрессированы в прямом смысле слова.

Однако Е.А. Щаденко тут же разъясняет: «В общем числе уволенных как за 1936-37 годы, так и за 1938-39 годы было большое количество арестовано и уволено несправедливо. Поэтому много поступало жалоб в Наркомат Обороны, в ЦК ВКП(б) и на имя тов. Сталина.

Мною в августе 1938 года была создана специальная комиссия для разбора жалоб уволенных командиров, которая тщательно проверяла материалы уволенных путем личного вызова их, выезда на места работников Управления, запросов парторганизаций, отдельных коммунистов и командиров, знающих уволенных, через органы НКВД и т. д.

Комиссией было рассмотрено около 30 тыс. жалоб, ходатайств и заявлений»[31].

«В результате проделанной большой работы, – подытоживает Е.А. Щаденко,

– армия в значительной мере очистилась от шпионов, диверсантов, не внушающих политического доверия иностранцев, от пьяниц, расхитителей народного достояния, а несправедливо уволенные возвращены в армию. Всего на 1 мая 1941 года

– 12461 чел.».

Процесс этот продолжался, и, как свидетельствует более поздняя справка – доклад Главного управления кадров, к 1 января 1941 года из 37 тысяч уволенных было возвращено в армию свыше 13 тысяч [32].

Как видим, в число «репрессированных» включены не только расстрелянные или хотя бы арестованные. Игорь Пыхалов в книге «Великая оболганная война», Герман Смирнов в книге «Очищение армии» и ряд других авторов доказали, что это ни что иное как миф об «обезглавливании» Красной Армии. Результаты исследований последних лет свидетельствуют, что военный заговор под руководством Тухачевского был. Поэтому Сталин целеустремленно реализовал один из принципов военного управления – единство политического, государственного и военного руководства[33], который выражается в том, что все вопросы руководства строительством Вооруженных Сил, их подготовкой к ведению вооруженной борьбы и управления войсками и силами флота в операциях (боях) тесно связано с решением многих политических, экономических и социальных задач, от которых зависит уровень обороноспособности страны. Как известно, принцип единства государственного и военного руководства Сталин провел с жесткой решительностью, в результате которой сумел ликвидировать «пятую колонну» в стране накануне войны. К слову сказать, Тухачевского и его пособников назвал «пятой колонной» соратник Рузвельта в области внешней политики Джозеф Девис, высказав при этом удовлетворение, что от них удалось избавиться до начала войны[34]. Как видим, боялся американец прихода к власти Тухачевского, так как был убежден, что в такой ситуации США и Великобритания будут обречены воевать с Германией и ее сателлитами без участия СССР. Личная диктатура Тухачевского была гибельной альтернативой самоотверженному сталинскому руководству. Это руководство «для России было величайшим счастьем»[35]. Так оценил руководство Сталиным советским народом в годы Великой Отечественной войны искушенный политик Черчилль.

Вообще деятельность Тухачевского в 30-е годы прошлого столетия напоминает одно известное четверостишие: «В борьбе за народное дело он был инородное тело».

Безусловно, в период чистки Красной Армии от внутренних врагов командный и начальствующий состав, кто продолжал службу в Красной Армии в психологическом плане был потрясен. В связи с этим осложнились отношения между начальниками и подчиненными, возникло чувство всеобщей подозрительности, недоверия. Всякого рода проходимцы пользовались этой обстановкой всеобщего подозрения[36].

Тем не менее, военачальники не причастные к заговору освобождались из заключения и восстанавливались в рядах Красной Армии. Время было сложное, неоднозначное, но зря никого не сажали. Если и ошибались, реагируя на доносы, то эти ошибки исправляли. И в наше время всячески поддерживается миф о том, что Сталин чуть ли не в свое удовольствие подписывал расстрельные списки. Так в интервью Комсомольской правде правнук Ю.Б. Левитана рассказывал: «Мало кто знает, что Сталин в буквальном смысле спас Юрия Борисовича (Левитана. – Ю.Р.) от смерти. После войны началась чистка, Сталину предоставляли списки: кого на расстрел, кого в ссылку. В одном из списков был Юрий Борисович под 116-м номером. Обычно Сталин подмахивал, не вчитываясь и отправлял (выделено мной. – Ю.Р.). Но на этот раз он решил почитать фамилии. Увидел фамилию Левитана… и вычеркнул из списка»[37]. Надо же, какое везение! Вот ведь как, Сталин списки никогда не читал и подписывал, а тут прочитал. Возможно, Ю.Б. Левитан и был в тех списках, но общеизвестно, что Сталин не просто читал документы, он их изучал, редактировал, отправлял на доработку и только тогда подписывал. Зачем, правнуку Юрия Борисовича Артуру Левитану так категорично утверждать то, что он лично не мог видеть? По всей видимости, Артур Левитан, сам того не желая занимается мифотворчеством. Сталин никогда не «подмахивал» документы, как изволил выразиться Артур, он даже редактировал сводки Совинформбюро, которые затем озвучивал Ю.Б. Левитан. На взгляд автора, Артуру Левитану надо было бы знать, что в годы войны его прадед читал сводки Совинформбюро и приказы Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина – его голос был известен каждому жителю СССР. Именно Левитану было доверено сообщить Заявления о взятии Берлина и о Победе. Примечательно, что Адольф Гитлер объявил Левитана своим личным врагом № 1 (под «номером два» в списке значился Сталин)[38].

Анализ деятельности военачальников, освобожденных в 1938–1941 годы из заключения и восстановленных в кадрах Красной Армии и Военно-Морского Флота, показывает, что все они в годы Великой Отечественной войны показали себя только с положительной стороны. О том говорят должности, которые они занимали; успехи операций и боев, которые они организовывали и проводили; воинские звания, полученные ими; наконец, многочисленные награды на их груди.

Если говорить о представителях высшего и старшего звена командноначальствующего состава Красной Армии, освобожденных из заключения накануне войны, то следует отметить, что подавляющая их часть занимала в 1941–1945 годах крупные командные, штабные и иные должности. Наиболее способные и подготовленные командовали фронтами, армиями, корпусами, дивизиями, возглавляли штабы объединений и соединений, внеся достойный вклад в достижение победы над гитлеровской Германией, в разгром ее вооруженных сил, в развитие теории и практики военного дела, военного искусства. В первую очередь это относится к командующим фронтами и армиями (общевойсковыми, танковыми, воздушными)[39].

Андрей Смирнов в своем исследовании сделал следующий вывод: «В ходе массовых репрессий 1937–1938 гг. и после них выучка командиров, штабов и войск Красной Армии отнюдь не ухудшилась, а осталась на прежнем, весьма низком уровне (в отдельных аспектах, похоже, даже улучшилась!)…Но если выучка Красной Армии после ее чистки не ухудшилась, нельзя считать репрессии, которым подвергся в 1937–1938 гг. командный и начальствующий состав РККА, одной из причин (и тем более главной причиной) разгрома Красной Армии в 1941 года (а также малоуспешных действий советских войск в боях на Хасане в 1938 году и в войне с Финляндией 1939–1940 гг.)»[40].

Авторитетные историки в монографии «Нацистская Германия против Советского Союза: планирование войны» утверждают: «В ходе Гражданской войны в России 1918–1922 гг. и у красных и у белых инициативность командиров и командующих в силу специфики этой войны, в том числе отсутствия сплошных фронтов и маневренности, проявлялась весьма широко. Этот дух инициативности в Красной Армии сохранялся определенное время, однако он был почти вытравлен в результате репрессий 1937–1938 гг. и последующих лет»[41]. Позволю себе не согласиться с тем, что «дух инициативности в Красной Армии был почти вытравлен в результате репрессий 1937–1938 гг. и последующих лет». Дух инициативности, это скорее врожденная черта характера, чем приобретенная. Инициативу не будет проявлять тот командир или командующий, в характере которого нет этой черты. Вероятнее всего, в Красной Армии в тот период было мало по-настоящему инициативных командиров и командующих. Искать причину в репрессиях, означает попытку представить И.В. Сталина единственно виноватым в неудачах первого периода войны. Если влияние репрессий так повлияло на деятельность командиров и командующих, тогда почему подвергшийся репрессиям К.К. Рокоссовский не боялся принимать смелые решения и очень часто брал ответственность на себя, когда это было необходимо? К его действиям в начале войны мы еще вернемся. Почему репрессированный А.В. Горбатов с началом войны действовал инициативно и очень удивлялся безынициативности своего непосредственного командира? Почему дух инициативности не был вытравлен у Г.Н. Микушева, который поднял по тревоге 41-ю стрелковую дивизию Юго-Западного фронта и вывел ее в район боевого предназначения? Руководимая Микушевым дивизия, отразила атаку противника и перешла в наступление? Можно еще привести примеры, когда командиры и командующие проявляли инициативу в начале войны. Отмечу, что никто из командиров и командующих Красной Армии не лишился духа инициативности. Просто у одних был этот дух, а у других его не было. Эти другие не лишались духа инициативности, его у них просто не было. И надо отметить, что безынициативных командиров и командующих было немало в Красной Армии, в какой-то степени это сказалось на результатах сражений первого периода войны. Хорошо по этому поводу высказался А.А. Свечин. «Важнейшее качество в начальнике – это любовь к ответственности. Под этим углом зрения можно делить людей на две группы: одни охотно, почти радостно берут на себя самую тяжелую ответственность, чувствуют себя как бы в отставке, не имея ответственного дела, молодеют, когда тяжелое бремя ответственности сваливается на их плечи. Это натуры, созданные для борьбы… И есть другие, которые не будут спать ночью, если у них хранится секретный пакет или казенная сумма денег, которые ориентируют все свое мышление, все свои действия так, чтобы ответственность только скользила по ним и перекладывалась на других. Это для них и ими же пишутся приказы циркуляры, это для них создается сложный лабиринт распоряжений, дающий возможность придерживаться буквы декрета, быть всегда правым, не подвергать свое гражданское мужество никаким испытаниям. Бойцы и бюрократы – две породы людей, с которыми следует считаться при отборе и процеживании командного элемента»[42]. Натур созданных для борьбы, как выразился А.А. Свечин, как раз и не хватало Красной Армии в первом периоде войны. По мнению автора, это было основной причиной неудач первого периода войны. При таком состоянии дел очень сложно было достичь превосходства в управлении над противником.

Поэтому попытки Хрущева и его последователей свести первоначальные неудачи в первом периоде Великой Отечественной войны к «обезглавливанию» Красной Армии в ходе репрессий уводят от истинных причин. Безусловно, причины носят комплексный характер. Об основной причине уже было сказано. Нельзя не отметить такой фактор, как укомплектованность и подготовка командно-начальствующего состава Красной Армии, который также в немалой степени обусловливает достижение превосходства над противником в управлении войсками.

Говоря о причинах некомплекта и подготовки командных кадров накануне войны, следовало бы говорить, с одной стороны, скорее об отставании сложившейся системы военных учебных заведений от роста численности Красной Армии, нежели об «обезглавливании» ее вследствие репрессий, с другой – об отсутствии эффективной системы отбора молодежи в военные училища.

Следует отметить, что отличительными чертами командиров Красной Армии накануне войны были патриотизм, отсутствие боевого опыта и небольшой командный стаж, так как в условиях дефицита кадров организационные мероприятия вызывали крупномасштабные перемещения комсостава. Если в 1937 году было выдвинуто на новые должности 29 тыс. и перемещено 40 тыс. командиров, то только за 10 месяцев 1938 года – соответственно 59 тыс. и 41 тыс., т. е. новые должности заняли 100 тыс. человек. В 1939 году было произведено 246626 перемещений (69 % всего командного состава)[43].

В результате на вышестоящие должности пришли новые люди, имевшие недостаточную оперативно-тактическую подготовку и боевой опыт (табл. 1.1).

Таблица 1.1

Срок нахождения в должностях (в процентном отношении) руководящего состава Красной Армии[44]

Как следствие кадровых перемещений и выдвижений – к моменту нападения Германии и ее союзников на СССР 50 % советских командармов занимали свою должность до 3 месяцев, менее полугода командовали своими соединениями до 50 % командиров стрелковых, кавалерийских и механизированных корпусов и почти столько же командиров таких же дивизий. Около 50 % командиров батальонов и 68 % командиров рот и взводов были выпускниками шестимесячных курсов. И лишь отдельные командиры полкового звена имели практический опыт ведения боевых действий[45].

Подготовка кадров в военных училищах СССР до 1938 года была ориентирована исключительно на потребности армии мирного времени (т. е. на восполнение естественной убыли командного состава), о накоплении командных кадров со средним военным образованием для покрытия потребности военного времени не могло быть и речи. Так, с 1928 по 1938 год было подготовлено 67487 офицеров[46]. Но и этого количества едва хватало на покрытие естественной убыли командиров из армии, не говоря уже о создании резервов для обеспечения развертывания Вооруженных Сил на случай войны. В связи с этим последовало форсирование процессов обучения командиров, в первую очередь среднего звена, в том числе и в ущерб качеству (сроки обучения были сокращены в полтора раза). Создается ряд новых средних военных училищ, в первую очередь технических. Всего к 1941 года мы имели 203 училища с числом курсантов почти 239 тыс. человек[47].Однако, например, по планам с 1938 по 1941 год численность автобронетанковых войск военного времени увеличивалась в 5,9 раза, войск мирного времени – почти в 10 раз, а емкость соответствующих военных училищ – только в 1,6 раза. В стрелковых войсках все было наоборот: численность войск военного времени увеличивалась в 1,2 раза, мирного времени – в 2,8 раза, а емкость военных училищ – почти в 7 раз. Вдобавок из имевшихся к лету 1941 года 230 военных училищ 77 (33 %) открылись в период с июля 1939 года по декабрь 1940 года, т. е. до начала Великой Отечественной не могли сделать ни одного полноценного выпуска[48]. Да и в открытых училищах не могли сразу обеспечить высокое качество учебного процесса.

И когда началась война, советские командиры всех степеней оказались в массе своей не способны решать задачи по должностному предназначению, так как в течение года-полутора лет успели «проскочить» несколько должностных ступеней, ни на одной не успев толком освоить свои обязанности. А уже после первых месяцев боев их и вовсе заменили выпускники курсов подготовки комсостава запаса и младшие лейтенанты из числа младшего начсостава (всего за 1937–1940 годы их было подготовлено более 448,3 тыс., т. е. на одного выпускника военного училища приходилось семеро таких «специалистов»)[49]. Основным критерием отбора на курсы подготовки комсостава было наличие хоть какого-нибудь образования. Необходимые знания и опыт им пришлось получать на полях сражений, в ходе которых война осуществляла свой жесткий отбор. Выживали те командиры, которые умело действовали в боевой обстановке и выполняли поставленные задачи, т. е. обладали соответствующими способностями. Примечательно, что о таковых способностях они могли и не подозревать. Вот так необычно устроен человек. Один из примеров нашего времени – Арсен Павлов (Моторола). В гражданской жизни ничего особого не достиг. На военной службе был связистом, как он сам утверждал. Даже участвуя в боевых действиях внутреннего вооруженного конфликта, особых командирских качеств не проявлял. И кем стал у ополченцев Донбасса? Мы еще обсудим военную судьбу Моторолы.

Однако верно и то, что именно такое развитие событий соответствовало мобилизационному плану, согласно которому из положенного по штатам военного времени 1 млн. 4 тыс. лиц начальствующего состава только 527,5 тыс. состояли в кадрах Красной Армии на 1 января 1941 года. При этом в период мобилизации планировалось провести выпуск военных училищ 93,1 тыс. человек, присвоить соответствующие звания 121,1 тыс. человек, имеющим высшее образование и призвать из запаса 465,2 тыс. командиров (призванные из запаса помимо занятия штатных должностей должны были составить резерв для восполнения потерь – около четверти миллиона человек).

Таким образом, после проведения мобилизации подавляющее большинство начальствующего состава (с учетом отмеченного выше уровня военной подготовки кадрового начсостава) должны были составить люди с низкой командирской подготовкой. Прогнозировалось, что в ходе первого года войны ситуация усугубится и, более того, образуется некомплект командного состава в размере 120–160 тыс. человек.

Кроме того, в связи с увеличением численности военных училищ, были серьезные проблемы не только с отбором достойных для учебы в училищах, но и вообще с набором курсантов. Вот что пишет участник Великой Отечественной войны Ростислав Мохов: «Приближался 1941-й год. Корпус студгородка (Ленинградского политехнического института. – Ю.Р.) на Прибытковской (ныне улица Хлопина. – Ю.Р.), где мы жили, вдруг срочно освободили под общежитие ФЗУ и заселили 14-летними ребятами из Белоруссии и северных деревень – готовились кадры для промышленности. А нас ознакомили с постановлением ЦК ВКП(б) и правительства о введении платного обучения, от которого освобождались только студенты с оценками «5» и «4». Им же предоставлялась стипендия.

…В институте стали появляться представители военных училищ и активно вербовать студентов, вынужденных покинуть институт (выделено мной. – Ю.Р.), суля бесплатное обучение, питание и обмундирование»[50].

Но нельзя не заметить и то, что руководство СССР, а в известной степени – Наркомата обороны и Генерального штаба, в первой половине 1930-х годов занималось вопросами Красной Армии преимущественно в том ее виде, который она имела в мирное время. Облик отмобилизованной армии военного времени, ее реальные возможности в известной степени оставались для них абстракцией, совокупностью цифр из мобилизационных планов, пусть и хорошо проработанных. Иного трудно было бы ожидать в условиях «мирной передышки», когда нападение противника, превосходящего в силе Красную Армию, в ближайшее время не предвиделось, зато локальные войны и вооруженные конфликты, напротив, и предвиделись, и реально происходили (как и в наше время). Да еще над этими руководителями довлел старый военный опыт (в том числе и опыт «офицеров военного времени» Первой мировой войны), подсказывавший, что в пехоте, составлявшей в то время значительную долю войск, в качестве командира взвода можно обойтись и офицером запаса. Когда же после Советско-финляндской войны «вдруг» выяснилось, что пехотный командир на самом деле должен быть командиром общевойсковым, организатором взаимодействия родов войск, да еще в условиях дефицита времени на организацию боя, что его первейшим делом является управление огнем пехоты, танков и артиллерии, времени на подготовку таких командиров уже не осталось. Даже если бы и осталось, улучшения не произошло бы. Потому как система отбора в военные училища была далекой от совершенства.

Проблема подготовки кадров с высокой оперативно-стратегической подготовкой и общевойсковых штабов

Следует отметить, что в середине 30-х годов в войсках и штабах округов не было специалистов по подготовке и ведению операций с применением больших масс войск, авиации, танков, артиллерии, воздушных десантов и управления ими. Такие специалисты были только в Генеральном штабе.

Особенно наглядно эти недостатки выявились при проведении наркомом обороны К.Е. Ворошиловым большой военно-стратегической игры. Непосредственно ею руководил начальник Генерального штаба РККА А.И. Егоров. Кроме руководящих работников Генштаба и наркомата в игре участвовали командующие войсками ряда округов, их начальники штабов, начальники всех академий. За «красную» сторону играли: в роли командующего Северо-Западным фронтом командующий войсками Ленинградского округа Б.М. Шапошников, Западного фронта – командующий войсками Белорусского округа И.П. Уборевич, Юго-Западного – начальник штаба Киевского военного округа Д.А. Кучинский. Армиями во фронтах командовали начальники академий и командующие внутренних округов. За «синих» – противника играли заместитель наркома обороны М.Н. Тухачевский и командующий войсками Киевского округа Н.Э. Якир.

Игра прошла с большим напряжением и серьезными просчетами с обеих сторон. На разборе выяснилось, что ошибки и сбои происходили в основном из-за отсутствия у участников единства взглядов по ряду оперативно-стратегических вопросов[51]. Озабоченное этим руководство Красной Армии собирает 15 февраля 1936 года расширенный Военный совет, который после долгих дебатов признал необходимым создать для подготовки командиров высшего звена и разработки теории решения оперативно-стратегических проблем специальное высшее военное учебное заведение. До 1936 года командный состав оперативного звена готовился только на одногодичном факультете Академии имени М.В. Фрунзе.

2 апреля 1936 года ЦК ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров, рассмотрев представление Наркомата обороны, принимает решение создать в Москве Академию Генерального штаба РККА.

11 апреля 1936 года вышел приказ наркома обороны СССР о создании академии и подчинении ее непосредственно начальнику Генерального штаба. В приказе говорилось, что Академия Генерального штаба является высшим военноучебным заведением, предназначенным для подготовки высококвалифицированных командиров на высшие командные должности и для несения службы в Генеральном штабе, в крупных общевойсковых штабах и органах высшего командования. Академия должна была готовить командиров с широким оперативным кругозором, способных разрабатывать и осуществлять на практике армейские, фронтовые и более крупные операции. Кроме того, академия должна была разрабатывать вопросы теории стратегии и оперативного искусства. В положении об академии указывалось, что профессорско-преподавательский состав подбирается из числа наиболее квалифицированных кадров преподавательского состава и общевойсковых командиров. Для чтения лекций по отдельным вопросам программы, а также проведения отдельных оперативных игр привлекаются руководящие командиры Генерального штаба РККА, начальники центральных управлений НКО и командующие войсками округов.

В академии предусматривалось иметь два факультета: основной – с набором 125 слушателей и военно-исторический – в составе 40 слушателей. Предусматривалось и военно-морское отделение в количестве 10 человек. Это был первый случай, когда в Академии Генерального штаба начиналось обучение военно-морских кадров. До этого имели место только отдельные эпизоды учебы в ней морских офицеров. Первоначальный состав слушателей академии определялся в 175 человек, срок их обучения – полтора года[52].

Начальником и комиссаром академии был назначен один из талантливых командиров Красной Армии – начальник штаба Киевского военного округа комдив Дмитрий Александрович Кучинский. Человек высокой культуры, он отличался не только серьезными военно-теоретическими знаниями, но и большими организаторскими способностями.

Для преподавания в академию были направлены опытные военачальники, видные теоретики военного дела, передовые педагоги и методисты из других академий. Среди них комкоры М.И. Алфузо, М.А. Баторский, А.И. Верховский, комдивы Я.Я. Алкснис, П.И. Вакулич, В.А. Меликов, В.К. Мордвинов, И.Х. Паука, А.А. Свечин, Е.Н. Сергеев, Н.Н. Шварц, дивинженер Д.М. Карбышев; комбриги А.И. Готовцев, М.И. Дратвин, П.П. Ионов, Г.С. Иссерсон, Н.И. Трубецкой и другие.

Основной стала кафедра армейских операций, которая впоследствии развернулась в кафедры оперативного искусства и стратегии. Здесь изучались армейские и фронтовые операции, теория военной стратегии, операции ВВС, ВМФ и взаимодействие их сил с общевойсковыми армиями. Теорию и практику подготовки и ведения боя корпусами всех родов войск преподавали на кафедре тактики высших соединений. Серьезная научно-педагогическая работа велась и на кафедрах организации и мобилизации, военной истории, социально-экономических предметов и иностранных языков. За короткий срок было создано первоклассное военно-учебное заведение.

К сожалению, начало деятельности академии совпало с периодом массовых арестов командно-начальствующего состава. Были арестованы начальник академии комдив Д.А. Кучинский и выдающийся военный теоретик А.А. Свечин. Последнему было поручено читать лекции по стратегии. Но его критические замечания в адрес государственной власти, содержавшиеся в его первой лекции, послужили поводом для его отстранения и последующего ареста. Оказалось, что во вновь открытой академии стратегию вести некому, поэтому кафедра стратегии из штата академии была вообще исключена[53].

В приказе наркома обороны о создании Академии Генерального штаба предписывалось командующим войсками военных округов и начальниками главных и центральных управлений НКО подобрать кандидатов на учебу из числа лучших командиров, окончивших одну из военных академий, отлично проявивших себя на практической работе. И, надо отметить, что 138 командиров первого набора были действительно лучшими из лучших. Это, комбриги Л.А. Говоров, П.А. Курочкин, Г.К. Маландин; полковники А.И. Антонов, И.Х. Баграмян, А.М. Василевский, Н.Ф. Ватутин, А.И. Гастилович, М.В. Захаров, В.В. Курасов, А.П. Покровский, К.Ф. Скоробогаткин, А.В. Сухомлин, С.Г. Трофименко, Н.И. Четвериков, А.И. Шимонаев; майоры М.И. Казаков, Л.М. Сандалов. Почти все они через несколько лет, в годы Великой Отечественной войны, будут командовать армиями, фронтами, руководить крупнейшими штабами, станут прославленными полководцами и военачальниками.

В 1938 году при Военной академии им. М.В. Фрунзе образуется штабная школа на 800 человек со сроком обучения один год. Кроме того, в это же время формируется ряд специальных штабных школ и курсов. К началу Великой Отечественной войны увеличивается число военных академий (с 14 до 19).

Однако следует заметить, что практика проведения командно-штабных учений и маневров в войсках предвоенных лет, на которых общевойсковые командиры и штабы учились управлению войсками, отставала от требований современной войны. Анализируя эту практику, начальник войск связи округа П.М. Курочкин вспоминал, как решались тогда вопросы организации связи в оперативных звеньях управления. «Трудностей почти не было. Связь в районе учений и маневров подготавливалась всегда заблаговременно, за 2–3 недели. Для ее обеспечения на маневрах, проводимых в каком-либо военном округе, собирались многие соответствующие части из других военных округов. Широко применялась общегосударственная связь. Все подготовленные средства и объекты использовались только для оперативного управления войсками. Что же касается связи, необходимой для управления противовоздушной обороной, военно-воздушными силами, тылом, то она или не учитывалась вовсе, или ее организация изучалась на специальных занятиях, на которых вопросы обеспечения ею для оперативного руководства не разбирались, то есть опять создавались благоприятные условия. При таких условиях командиры и штабы свыклись с тем, что организация связи не представляет никаких трудностей: в их распоряжении всегда будет связь, и не какая-нибудь, а именно проводная.

Не эта ли создаваемая в мирное время видимость благополучия в обеспечении связью привела к тому, что общевойсковые командиры и штабы пренебрегали трудностями в ее организации, встречавшимися на каждом шагу с самого начала войны? Не по этой ли причине недооценивалась роль радиосвязи? Не являлось ли это одной из причин, приводивших к большим затруднениям в руководстве войсками, а часто и к полной потере управления»[54].

Зададимся вопросом, от кого зависело качество подготовки и проведения учений в Красной Армии? Безусловно, в первую очередь, от наркома обороны, начальника Генерального штаба и командующих войсками военных округов. Руководство страны делало все, чтобы Красная Армия имела современное вооружение и технику, а как их применять – это дело военных.

Наряду с вышеизложенными недостатками надо отметить, что положительным в подготовке будущих руководящих военных кадров являлось привлечение преподавательского состава и слушателей академий к работе в штабах фронтов (армий), принимающих участие в боевых действиях. Так, преподаватели и слушатели академий принимали активное участие в операциях по освобождению Западной Украины, Западной Белоруссии и в Советско-финляндской войне. Генерал армии С.М. Штеменко вспоминал, что после возвращения в академию из освободительного похода в Западную Украину «проучились мы еще несколько месяцев, и снова вызов в Генштаб. Началась Советско-финляндская война.

Большую группу слушателей академии взяли на усиление Оперативного управления Генерального штаба. В их числе оказался и я.

В нашу задачу входило собирать данные по обстановке, анализировать их, вести карты боевых действий, составлять оперативные сводки, передавать в войска различные директивы и распоряжения. Короче, мы приобщались к оперативной работе во всей ее широте и многообразии…

Так как работа велась непрерывно, все мы были разбиты на две смены. Смена работала круглые сутки. Сменялись в 19.00 и сразу шли спать…

Весь следующий день, как правило, занимались в академии, а вечером опять на сутки заступали дежурить в Генштабе»[55].

Вот еще примеры. В начале января 1940 года для улучшения руководства войсками на Карельском перешейке был образован Северо-Западный фронт под командованием С.К. Тимошенко. Начальником артиллерии фронта был назначен начальник Артиллерийской академии комкор А.К. Сивков. Вместе с начальником академии на фронт выехала группа из 8 преподавателей и 25 слушателей. Начальником штаба артиллерии 7-й армии был назначен старший преподаватель кафедры тактики комбриг Л.А. Говоров.

Чтобы подготовить войска к завершающей операции по прорыву «линии Маннергейма» и дать им подробные указания о том, как надо действовать в непривычных им условиях, а также с целью использования уже накопленного опыта боевых действий и передачи его войскам командующий Северо-Западным фронтом С.К. Тимошенко приказал создать группу командиров штаба и управлений фронта под руководством заместителя начальника штаба фронта командарма 2 ранга В.М. Злобина. Эта группа, в которую вошел и начальник артиллерии фронта комкор А.К. Сивков, должна была разработать подробную инструкцию по прорыву укрепрайона противника. Результатом данной работы стала подробнейшая инструкция, которая была разослана в войска.

Начальник артиллерии фронта комкор А.К. Сивков для подготовки раздела инструкции по применению артиллерии привлек группу преподавателей и слушателей артиллерийской академии, работавших в штабе артиллерии фронта. Преподавателями и слушателями академии был разработан новый метод применения артиллерии. Сущность этого метода состояла в следующем. На узком участке прорыва скрытно сосредоточивается большая масса артиллерии, способная разрушить оборону противника. Перед наступлением проводиться мощная артиллерийская подготовка на всю глубину обороны противника. Под прикрытием огня артиллерии для разрушения особо прочных дотов выдвигаются на прямую наводку орудия крупного калибра (152 и 203-мм). Для воздействия по объектам глубокого тыла привлекаются дивизионы тяжелой артиллерии и батареи дальнобойных орудий на железнодорожных установках. Для корректирования огня дальнобойной артиллерии используется авиация. Атака пехоты и танков осуществляется за «огневым валом» артиллерии[56].

На основе инструкции в войсках была проведена большая и кропотливая работа по подготовке прорыва «линии Маннергейма». 11 февраля 1940 года под мощными ударами нашей артиллерии началось наступление, а 13 марта военные действия прекратились.

За образцовое выполнение боевых заданий все преподаватели и слушатели академии, принимавшие участие в боевых действиях, были награждены орденами и медалями, а слушателю академии полковнику М.П. Кутейникову было присвоено воинское звание генерал-майор артиллерии и звание Героя Советского Союза.

Преподаватели и слушатели артиллерийской академии, участвовавшие в боях, провели значительную работу по анализу и обобщению опыта прошедшей войны. В 1940 года в академии были проведены две конференции: в марте II научно-техническая, в мае III военно-научная. Основным докладчиком на III конференции был комдив Л.А. Говоров. Его доклад на тему «Основные вопросы боевого применения артиллерии при прорыве по опыту Карельской операции» привлек внимание всех ученых академии[57].

После Советско-финляндской войны слушатели Академии Генштаба также вернулись к учебе. «На академии, – вспоминал С.М. Штеменко, – заметно стали сказываться выводы, сделанные высшим командованием из опыта только что закончившейся войны. Была значительно поднята дисциплина. Из учебного процесса изымалось все отжившее, устаревшее. Особый упор делался на полевую выучку, на разработку сложных форм операции и боя, умение организовывать взаимодействие войск. Воспитательная работа перестраивалась таким образом, чтобы формировать командиров, готовых к любым испытаниям»[58].

Тем не менее, Советско-финляндская война вскрыла многие недостатки высшего военного руководства в подготовке Красной Армии и слабую обученность командного состава оперативного и тактического звеньев управлять войсками в сложных условиях боевой обстановки.

После окончания войны было проведено совещание при ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии 14–17 апреля 1940 года. На этом совещании была дана не только объективная оценка состояния Вооруженных Сил СССР, но и определены направления развития военного искусства и обучения командного состава.

На совещании активно обсуждался вопрос изучения опыта не только Советско-финляндской войны, но и войн, развязанных Германией против европейских стран. Необходимых материалов по изучению опыта ведения как наступательных, так и оборонительных операций в современных войнах было более чем достаточно. Однако иностранные военные журналы, а также ежедневно выпускаемый за границей бюллетень иностранных военных известий, не могли изучаться командным составом по причине присутствия в этой литературе «всякой клеветы о Красной Армии». Кроме того, почти вся литература об иностранных армиях была секретной, что в какой-то степени затрудняло изучение ее командным составом. Так, начальник 5-го управления Красной Армии[59] Проскуров, в своем докладе на совещании проинформировал, как в Красной Армии изучают военную литературу: «С литературой 5-го управления знакомятся только отдельные командиры центральных управлений, отдельные руководящие работники штаба и лишь отдельные работники низового аппарата. Некоторые издания лежат по 3–5 месяцев в сейфе, что лишает возможности знакомить с этой литературой необходимый круг командиров. Они такую литературу, как боевой устав Франции, состояние войск и т. д., не говоря о литературе, имеющей косвенное отношение, не читают.

…В Главном управлении ВВС не читается литература 5-го управления, в том числе и чисто авиационная. Например, опыт применения ВВС немцами в период польской кампании, устав ВВС Франции, устав ВВС немцев и т. д.

Начальник штаба ВВС даже не видел всей литературы, она хранится у какого-то второстепенного лица и не докладывается.

Начальники отделов, люди которые должны учитывать в своей работе все иностранные новинки, как правило, также литературу не читают.

…Артиллерийское управление, начальники отделов не читают разведывательных сводок по иностранной технике. Эти сводки после ознакомления с ними начальников информационных отделов Управление направляет в секретную библиотеку. В секретной библиотеке эти книги лежат без всякого движения. Такие книги, как «Артиллерия германской армии», «Французская армия» и другие читало всего четыре человека.

…из 50 переведенных статей в Артиллерийском управлении прочитано только 7 статей двумя лицами. Эти статьи без всяких грифов, несекретные»[60].

Следует отметить, что, в связи с этим, И.В. Сталин дал жесткие и довольно дельные указания, как улучшить положение дел в этом вопросе. При этом он обрушился с критикой на редакцию газеты «Красная Звезда», обратив внимание на то, что газета занимается в основном обсуждением поведения командного состава в быту, а это должно занимать десятое место, «главное – надо учить наших людей военному делу»[61]. Газета должна быть военной, а не военно-бытовой и т. д. Во время доклада Б.М. Шапошникова, Сталин обратил внимание участников совещания на отсутствие творческого обмена в среде командного состава: «Военная мысль не работает, нет журналов. У нас не бывает встреч, где люди могли бы совершенно свободно, не боясь, что их обвинят, выступать со своей точкой зрения, высказать свои мысли, чтобы военная мысль заработала, а также, чтобы выводы игр (командно-штабных военных игр. – Ю.Р.) стали достоянием широких масс»[62].

Уроки, которые И.В. Сталин решил извлечь из опыта Советско-финляндской войны, убедительно свидетельствовали о том, что он взял курс на коренное преобразование Красной Армии, направленной на отказ от тяготившего ее наследия Гражданской войны. Анализируя итоги войны с Финляндией в своем выступлении, Сталин отмечал: «После первых успехов по части продвижения наших войск, как только война началась, у нас обнаружились неувязки на всех участках. Обнаружились потому, что наши войска и командный состав наших войск не сумели приспособиться к условиям войны в Финляндии… У нас товарищи хвастались, что наша армия непобедима, что мы всех можем шапками закидать, нет никаких нехваток. В практике нет такой армии и не будет… Вообще в истории не бывало непобедимых армий»[63].

Преувеличение возможностей Красной Армии, по мнению Сталина, было следствием неоправданного самодовольства, порожденного прежними успехами. Он утверждал: «Нам страшно повредила польская кампания*, она избаловала нас[64]… Наша армия не сразу поняла, что война в Польше – это была военная прогулка, а не война»[65].

В своем выступлении, по форме эмоциональном, но по сути верно отражающем уровень подготовки командного состава, Сталин заострял внимание участников совещания на главных вопросах. «Надо вдолбить нашим людям, начиная с командного состава и кончая рядовым, что война – это игра с некоторыми неизвестными, что…в войне могут быть и поражения. И поэтому надо учиться и не только как наступать, но и отступать»[66]. Задачу военному руководству чему учиться конкретно поставил руководитель государства. Впоследствии все военачальники, непосредственно работавшие в годы войны со Сталиным, отмечали у него способность видеть главное звено в решении любой проблемы. И Черчилль это отмечал. Видимо, формально подошли нарком обороны, начальник Генерального штаба и командующие войсками округов к тому, что «учиться надо не только как наступать, но отступать».

Сталин обращал внимание на то, что «за все существование советской власти мы настоящей современной войны еще не вели. Мелкие эпизоды в Маньчжурии, у оз. Хасан или в Монголии, – это чепуха, это не война, – это отдельные эпизоды на пятачке, строго ограниченном… Гражданская война – это не настоящая война, потому что это была война без артиллерии, без авиации, без танков, без минометов»[67]. В то же время Сталин указывал на то, что «опыт Гражданской войны очень ценен, традиции Гражданской войны тоже ценны, но они совершенно недостаточны. Вот именно культ традиции и опыта Гражданской войны, с которым надо покончить, он и помешал нашему командному составу сразу перестроиться на новый лад, на рельсы современной войны»[68].

Далее в своем докладе Сталин обратил внимание участников совещания на слабую подготовку общевойсковых командиров и штабов. «Сейчас командир, если он хочет быть авторитетным для всех родов войск, он должен знать авиацию, танки, артиллерию с разными калибрами, минометы, тогда он может давать задания. Значит нам нужен командный состав квалифицированный, культурный, образованный.

…Требуются хорошо сколоченные и искусно работающие штабы. До последнего времени говорили, что такой-то командир провалился… надо в штаб его. Или, например, случайно попался в штаб человек с «жилкой», может командовать, говорят – ему не место в штабе, его на командный пост надо.

Если таким путем будем смотреть на штабы, тогда у нас штаба не будет. А что значит отсутствие штаба? Это значит отсутствие органа, который и выполняет приказ и подготавливает приказ. Это очень серьезное дело. Мы должны наладить культурные искусно действующие штабы. Этого требует современная война, как она требует и массовую артиллерию, и массовую авиацию»[69].

Одним из следствий Советско-финляндской войны явилась отставка «Первого маршала» К.Е. Ворошилова с поста наркома обороны СССР. Очевидно, что Сталин в нем увидел главного носителя «культа традиции и опыта Гражданской войны». Правда, наркомом обороны стал маршал С.К. Тимошенко, сформировавшийся как крупный военачальник тоже в годы Гражданской войны.

Приказ нового наркома № 120 от 16 мая 1940 года о боевой подготовке войск на летний период (Приложение 1) требовал коренной ее перестройки: «Обучение войск приблизить к условиям боевой действительности».

Однако в соответствии с вековыми российскими (а в данном контексте – уже и с советскими) традициями даже превосходно разработанный приказ не означает, что все будет выполнено в полном соответствии с ним. Это извечная проблема. На бумаге одно, а в действительности – другое. Здесь и менталитет российского (советского) народа и надежда на «русский авось» и «пока гром не грянет…» и многое другое.

В этом можно убедиться на примере организации боевой подготовки в Западном Особом военном округе летом и осенью 1940 года.

«До осени 1940 года, – вспоминал генерал Л.М. Сандалов, – в тактической подготовке войск, как и в предыдущие годы, преобладали условности. Наступление стрелковых подразделений и частей обычно условно поддерживалось батальонной, редко полковой артиллерией, обозначенной одним орудием, а иногда и указками (!). Дивизионные артиллерийские полки и зенитно-артиллерийские дивизионы дислоцировались отдельно от стрелковых полков, весной убывали в специальные лагеря и поэтому в совместных действиях со стрелковыми войсками не тренировались. Танков в стрелковых дивизиях не было. На тактических занятиях иногда танковые группы поддержки пехоты обозначались тракторами или броневиками. Передача радиограмм на учениях в приграничных дивизиях из-за боязни перехвата запрещалась. Разрешался только обмен радиосигналами.

…Командный состав и штабы всех степеней, в том числе и штаба армии, не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи из-за трудности его применения по сравнению с проводной связью.

На учениях главное внимание обращалось на правильность принятия решения, его формулировку и оформление. Управление войсками на основе принятого решения отрабатывалось слабо. Опыта в управлении целыми соединениями, частями и подразделениями со всей боевой техникой и тылами командный состав не имел»[70].

Вот так выполнялся приказ наркома обороны в летнем периоде 1940 года в 4-й армии ЗапОВО, войска которой 22 июня 1941 года окажутся на направлении главного удара немецкой группы армий «Центр».

Нельзя не отметить, что С.К. Тимошенко много внимания уделял кадровым вопросам, так как его не могли удовлетворять те данные, которые ему представили кадровики в середине мая 1940 года. Они его просто удручали. В связи с этим, С.К. Тимошенко развил кипучую деятельность по реабилитации репрессированного командно-начальствующего состава в конце 30-х годов.

Так, в июне 1940 года Семен Константинович представил на имя Сталина справку-доклад с просьбой пересмотреть около трехсот дел командиров и лиц высшего начальствующего состава, репрессированных в 1937–1938 годах. Познакомил он с этим документом Ворошилова, реакция которого была крайне негативной. И все же С.К. Тимошенко решил лично обратиться к Сталину с ходатайством за тех людей, которых он хорошо знал по предшествующей службе. Сталин согласился с доводами Тимошенко и положительно решил этот вопрос. Заметим, что Сталин, не только в военной, но и в различных областях, практически всегда решал вопросы положительно, если обосновательная база была убедительной и справедливой.

По ходатайству С.К. Тимошенко более 250 командиров, в основном высшего начальствующего состава, было возвращено в строй. Среди них были К.К. Рокоссовский, К.Н. Галицкий, А.В. Горбатов, А.И. Тодорский, А.В. Голубев, Н.А. Эрнест, В.А. Шталь, Предотвращен был арест Л.А. Говорова и других командиров[71].

Конечно же, состояние боевой подготовки в РККА не могло не вызывать тревогу у руководства страны и Наркомата обороны. На совещании высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 года недостатки в боевой подготовке все выступающие военачальники видели в низкой квалификации большинства командного состава Красной Армии. А кто должен был повышать эту квалификацию? Сталин? Вот какую оценку можно дать командованию округов, если командующий войсками Московского военного округа генерал армии И.В. Тюленев в основном докладе на тему: «Характер современной оборонительной операции», отметил: «Ни в нашей, ни в заграничной военной литературе нет полного изданного труда, в котором были бы изложены основы оборонительных действий, теория обороны в оперативном масштабе, в масштабе, скажем, армейской операции. Таким образом, мы не имеем современной обоснованной теории обороны, которую могли бы противопоставить современной теории и практике глубокой армейской наступательной операции»[72].

Разумеется, такой вывод военачальника удивляет. Ведь принципы организации и ведения оборонительной операции, правильность которых подтвердилась в ходе Второй мировой войны, были подробно изложены в работе А.И. Егорова «Основы операции и боя», переведенной, кстати, на немецкий и французский языки[73].

Правомерен вопрос, какая «теория обороны» нужна командующему войсками округа, написавшему после Великой Отечественной войны мемуары под названием «Через три войны»? Военачальнику такого уровня самому необходимо принимать активное участие в военно-научной работе, как это делали, например, немецкие военачальники Гудериан, Лееб, Роммель и другие, а не ждать от товарища Сталина указаний и рекомендаций.

К сожалению, и начальник штаба Прибалтийского Особого военного округа генерал-лейтенант П.С. Кленов, принимая участие в обсуждении доклада И.В. Тюленева, самым важным в основном докладе определил: «ценное для нас в докладе генерала армии т. Тюленева заключается в том, что вопрос оборонительной армейской операции на сегодня, как и в прошлом, является вопросом наименее освещенным. Это, во-первых. Во-вторых, мы, в частности в том округе, где я работаю, проводя такую же оборонительную армейскую операцию, принуждены изыскивать эти формы и, естественно, в известной степени кустарничать в этом вопросе. Трудность исследования этого вопроса заключается в том, что опыт современных войн, хотя бы тех, что мы наблюдаем за последние годы, если исключить из этого войну в Испании, не дает нам ярких примеров оборонительных действий, подвергшихся воздействию крупных масс танков и оказавших им сопротивления на всю глубину»[74].

Какие же еще нужны войны, чтобы военачальники такого уровня разобрались в тенденциях развития современных оборонительных и наступательных операций? По таким выступлениям уверенно можно судить, что обороной в округах действительно занимались постольку-поскольку, раз командование округов плохо себе представляло армейскую оборонительную операцию и занималось «кустарничеством». Кстати, Н.Н. Воронов – участник войны в Испании, многое извлек из опыта этой войны, и многое сделал на посту начальника артиллерии Красной Армии до Великой Отечественной войны. А Кленова сняли с должности и впоследствии расстреляли. Потому что «сидел и ждал у моря погоды».

В заключительном докладе нарком обороны С.К. Тимошенко изложил: «До сего времени мы подразделяли оборону, в зависимости от задач, сил и средств, на оборону упорную и оборону подвижную. Такая терминология не точна, так как всякая оборона должна быть упорной.

Если оборона имеет целью удержать определенную и подготовленную к обороне местность, то это будет оборона, по существу, позиционная.

Если оборона, при недостатке сил и средств для создания позиционной обороны, строится на принципах подвижных действий войск и стремится ослабить противника, сохранить свои силы, даже подчас не считаясь с потерей пространства, то это будет оборона маневренная

В первом случае надо создавать и развивать оборонительную полосу и всеми средствами защищать ее; во втором – оборона строится на быстрых и внезапных контрударах или на своевременном отходе на новый рубеж. В этом последнем виде большое значение имеет подвижность обороняющегося»[75].

Все верно. Но далее С.К. Тимошенко обращает внимание участников совещания на то, как организовывать позиционную оборону, а о ведении маневренной обороны, к сожалению, не было сказано ни слова. И это оказало свое отрицательное влияние на убеждения многих военачальников. Уже в ходе войны, в условиях, когда целесообразно было переходить к маневренной обороне, некоторые военачальники организовывали позиционную оборону, в результате войска оказывались в окружении. А ведь организовать маневренную оборону намного сложнее, чем позиционную. Вывод наркома С.К. Тимошенко об отсутствии «нового в стратегическом творчестве», воспринятый комсоставом как «установка сверху», в определенной мере дезориентировал его при подготовке к отражению возможной агрессии.

В тоже время нарком обороны отметил: «На сегодня оперативная подготовка высшего командного состава не достигает требуемой высоты и нуждается в дальнейшей упорной работе как в порядке подчиненности, так и лично каждым над собой.

Необходимо всем нам в вопросах личной военной подкованности со всей решительностью изжить вредное чванство и самодовольную успокоенность. Нужно признать, что некоторым товарищам надо еще оправдывать звание генерала и высокую должность неустанным трудом над собой, кропотливо изучая теорию военного дела, опыт войн и осваивая опыт вождения войск в современном бою.

Мое внимательное изучение письменных докладов наших генералов по тактическим и оперативным вопросам, а также выступления здесь по докладам и решение летучек убедили, что у некоторых наших генералов еще слаба база знаний;

нет глубокого анализа вопросов; отсутствует перспектива развития отдельных положений современной операции»[76].

Недостатки в подготовке командно-начальствующего состава, указанные наркомом обороны, очень серьезные. Наиболее отчетливо они проявились в начале войны и во многих операциях первого периода войны.

К сожалению, несмотря на очевидные уроки войны в Европе, участники совещания не выработали обоснованной концепции ее начального периода.

Исходя из вышеизложенного, можно заключить, что войска приграничных округов не были обучены обороняться при «блицкриговском» развитии событий, а это означает что командование и штабы в условиях оборонительных операций (боев) не могли умело руководить войсками. К слову сказать, немцы признавали, что «именно русские впервые выдвинули идею массирования подвижных соединений (Буденный)»[77]. Такая запись появилась в военном дневнике Гальдера 23 июня 1941 года. Немцы оказались хорошими учениками, они научились у Красной Армии массированию подвижных соединений, а наши военачальники, выдвинув саму идею массирования подвижных соединений, не смогли выработать систему противодействия этому способу боевых действий.

Таким образом, если даже после такого серьезного мероприятия, как декабрьское совещание высшего руководящего состава, и стали уделять больше внимания обороне, как оказалось только позиционной, то слишком мало времени для этого оставалось.

Недостатки в укомплектованности и подготовке советских военных кадров не были секретом для нашего самого вероятного противника. 5 мая 1941 года, всего за полтора месяца до нападения на Советский Союз, германский атташе полковник Кребс доносил в Берлин: «Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня»[78]. В данном случае Кребс слишком категоричен, выдавая желаемое за действительное. Не исключено, что 1 мая 1945 года, Кребс, прежде чем застрелиться, осознал, насколько он глубоко заблуждался в 1941 году.

Однако надо признать, что проблема укомплектованности и подготовки органов управления в Красной Армии перед войной стояла очень остро, что и сказалось самым негативным образом в первом периоде Великой Отечественной войны.

«Нельзя под видом борьбы с едоками уничтожать систему управления в Красной Армии и всю службу связи»

Непосредственно перед началом Великой Отечественной войны части связи центрального и окружного подчинения состояли из 19 отдельных полков связи (14 окружных и 5 армейских), 25 отдельных батальонов связи, 16 радиодивизионов ОСНАЗ, одной роты световой сигнализации, 8 голубиных станций, а также других частей связи и военно-учебных заведений. Общая численность личного состава всех частей, заведений и учреждений достигала примерно 45–47 тыс. чел., при некомплекте офицерского состава 24 % и сержантов – около 10 %[79].

Наряду со старыми типами радиостанций в войсках использовались современные средства связи: автомобильные РАТ[80], РАФ[81] и РСБ-Ф[82], переносные РБ и РРУ; танковые 9Р, ЮР и РСМК; самолетные РСБ-3бис, РСИ-4, РСР-М. Тактико-технические данные радиостанций приведены в табл. 1.2.

Таблица 1.2

Основные тактико-технические данные радиостанций третьей системы радиовооружения Красной Армии

Одновременно с разработкой новых радиостанций были проведены большие работы по созданию более совершенных антенн, обеспечивающих заданную дальность связи.

К 1941 году в полевых радиостанциях типа РАТ, РСБ-Ф, РБ нашли широкое применение антенна «наклонный луч» и Т-образная антенна. Для танковых радиостанций проводились опытные проработки антенных устройств, получивших название «поручневые антенны».

Парк военных радиостанций по своему качеству и номенклатуре позволял создать стройную систему радиосвязи от главного командования до стрелковой роты, отдельного самолета и танка включительно. Однако потребности Красной Армии были так велики, что существующие мощности радиопромышленности не могли удовлетворить их. Это были серьезные просчеты правительства в определении приоритетов в оборонной промышленности.

Вследствие этого в Советско-финляндской войне взаимодействие общевойсковых и артиллерийских командиров усложнялось отсутствием средств связи. «Слабая оснащенность командиров полевыми радиостанциями, – вспоминал Маршал Советского Союза К.А. Мерецков, – не позволяла командирам поддерживать оперативную связь»[83]. Но что говорить о командирах частей и подразделений, если «только тогда я, как командарм, – писал К.А. Мерецков, впервые получил личную радиостанцию»[84].

Общее превосходство Красной Армии над вермахтом в 1941 году в танках, в настоящее время уже не подвергается сомнению. Но, если с точки зрения наших военачальников, танк – это броня, маневренность, вооружение, то немцы придавали не меньшее значение и наличию на каждом танке радиостанции, отсутствие которой затрудняло управление как отдельным танком, так и танковым подразделением. Немецкий танковый военачальник Кемпф об этом высказывался так: «Гу-дериан говорил: "Мотор – это такое же оружие танка, как и пушка". Мне хотелось бы добавить: "И радио!"»[85].

Если в нашей армии излишне осторожно, боязливо применяли радиосредства в управлении войсками, немцы, наоборот, очень решительно повели борьбу с теми, кто не понимал значения радио в современной войне. Они считали, что управление танковыми подразделениями невозможно без радио. Гудериан писал в своих трудах по применению танковых войск: «Основным средством связи является радиотелефон. Только с его помощью можно обеспечить своевременную постановку огневых задач и гибкое управление подразделениями. Своими крупными успехами немецкие бронетанковые войска в значительной степени обязаны превосходному оснащению их радиосредствами и хорошей организации связи. И то и другое было лучше чем у противника. Проводная связь играла меньшую роль. Она использовалась лишь в периоды отдыха, длительных привалов или при занятии исходного положения.

Еще перед войной каждый танк имел собственный радиоприемник; у командиров отделений, взводов и рот, кроме того, были радиопередатчики, а командиры рот дополнительно получали еще второй приемник. Машины командиров батальонов и полков оснащались средневолновыми радиостанциями, обеспечивающими связь также и на дальние расстояния с вышестоящим командованием, соседями или со своими тыловыми подразделениями (ремонтной ротой и т. д.)[86].

Поэтому немцы, активно используя современные средства управления, реализовывали на практике принцип «Мольтке-Шлиффена», так они его назвали, – «сосредоточивали главные силы в нужном месте в нужный момент и в нужной для победы диспозиции»[87]. Вот так немцы, не имея общего превосходства в танках, посредством гибкого управления создавали численное преимущество над нашими войсками.

К началу войны в артиллерии Красной Армии основными средствами технической связи являлись телефон и радио. Все командиры, от командира батареи до начальника артиллерии стрелкового корпуса, за исключением начальника артиллерии стрелкового полка, имели свои штатные средства связи. В штабных батареях начальников артиллерии стрелкового корпуса и дивизии имелось по взводу проводной связи, по отделению радиосвязи и посту ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь). По одному взводу проводной связи (2–3 отделения) и радиоотделению полагалось иметь в батареях артиллерийских полков (резерва главного командования и дальнобойной артиллерии), а также в дивизионах артиллерийских полков. В дивизионах артиллерийских полков стрелковых дивизий, кроме того, были отделения связи с пехотой.

Начальники артиллерии фронтов и армий своих штатных средств не имели. Предполагалось, что они будут обеспечиваться общевойсковыми средствами связи. Опыт Великой Отечественной войны показал, что такое решению было глубоко ошибочным.

Перед войной ошибочным было также мнение о том, что в обеспечении управления Красной армией в целом, а также войсками фронтов, армий и корпусов главную роль должны были играть стационарные узлы и станции Народного комиссариата связи (НКС), а также его линейные формирования.

В 1940 году по указанию Генерального штаба Народным комиссариатом связи готовились 75 местных узлов для возможного использования их Красной Армией во время войны. На 47 таких узлах связи, кроме аппаратов Морзе, были установлены 590 буквопечатающих аппаратов, остальные узлы имели только аппараты Морзе. В Прибалтике половина узлов связи была обеспечена или аппаратами Юза, или аппаратами Телетайп. На территории Западного Особого военного округа 70 % узлов связи, располагавших буквопечатающей аппаратурой, имели или аппараты Юза, или аппараты Тремля. В Киевском Особом военном округе узлы связи были оснащены в основном аппаратами Юза, а в Одесском военном округе – аппаратами Юза и Тремля.

Такое распределение аппаратуры по узлам связи препятствовало установлению при необходимости прямых телеграфных связей с большой пропускной способностью между многими городами территорий смежных военных округов, а имевшиеся на узлах аппараты Морзе не могли, естественно, заменить буквопечатающие телеграфные аппараты. Кроме того, разнотипность буквопечатающей аппаратуры, установленной на узлах связи НКС в приграничных округах, весьма отрицательно сказывалась на организации тесного взаимодействия органов и предприятий связи НКС и управления связи Красной Армии. Основными типами телеграфных аппаратов, применявшихся в объединениях и соединениях Красной Армии, были аппараты Бодо и СТ-35. Между тем, из 47 указанных выше узлов связи НКС только около половины имели аппараты таких же систем.

Телефонно-телеграфные узлы связи страны были легко уязвимы с воздуха. Стационарная аппаратура узлов связи размещалась, как правило, в зданиях телеграфа и телефонных станций городов. К этим помещениям и были подведены все обслуживаемые линии связи. Народный комиссариат связи пытался создать в некоторых других пунктах резервные телефонно-телеграфные станции, которые могли бы заменить действующие узлы в случае их разрушения. Но это очень важное и нужное мероприятие проводилось недопустимо медленно, причем без должного воздействия со стороны управления связи Красной Армии.

Основным недостатком местных линий и средств связи являлись: слабое развитие рокадных проводных линий, отсутствие обходных направлений связи, неувязка стыков проводных линейных сооружений с магистралями Западной Украины и низкая укомплектованность местных радиоузлов приемной аппаратурой.

Освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину дал возможность войскам связи накопить большой полезный опыт, проверить работу средств связи как военных, так и общегосударственных. Выявились недостатки в работе техники связи, в обучении специалистов различных категорий и в подготовке театра военных действий. Все это позволило сделать определенные выводы о проведении необходимых мероприятий по улучшению связи и в тактическом, и в оперативно-стратегическом звеньях управления нашей армии. Об этом свидетельствует письмо начальника войск связи Белорусского военного округа начальнику Управления связи Красной Армии от 21 августа 1940 года: «Я позволю себе обратить Ваше внимание на положение службы связи в целом и ее состояние в армии.

Начиная с 1937 года по совершенно непонятным причинам служба связи пошла по кривой на снижение своей роли и значимости в армии. Началось ничем не объяснимое сокращение штатов. Дошло до такого состояния, что у начальника связи фронта и армии не оказалось ни в мирное и ни в военное время ни одного помощника или заместителя. Уничтожили совершенно в мирное время службу радиотелеграфа. Вычеркнули совершенно из лексикона слово «ННС» во фронте. Мы потеряли понятие о руководстве нижестоящими начальниками связи, т. к. ни инспекторов, ни вообще командиров связи у меня нет. Это привело к тому, что вместо плана связи и планирования операций начальник связи "висит" буквально на аппарате и отдает распоряжения, т. к. первое отделение выбрасывается по узлам для их подготовки к новому переходу штаба. Такая "метода" работы приводит к совершенно нетерпимому положению, при котором стерлось понятие о "службе связи в округе и армии", а остался только начальник связи, который находится в тысячу раз в худших условиях работы, чем это было в период Гражданской войны, где я был именно начальником связи. Мы, связисты, тогда и обеспечивали управление войсками. Руководить могли нижестоящими начальниками связи и строили, хоть и не весьма успешно, систему связи. Сейчас у нас этого ничего нет.

В то же время работа стала во много раз сложнее. Думаю, что дальше так продолжаться не может. Нельзя под видом борьбы с едоками уничтожать систему управления в Красной Армии и всю службу связи (выделено мной. – Ю.Р.).

Наряду с этим нельзя не отметить совершенно недопустимое положение, когда работники в отделе связи по категории и положению ниже, чем в армии. Самая высокая у меня должность равна должности начальника связи корпуса.

По этим вопросам много пришлось говорить в прошлом году на совещании у заместителя начальника Генштаба генерал-лейтенанта т. Смородинова, но дело не изменилось»[88]. В полном объеме письмо начальника войск связи Белорусского военного округа генерал-майора А. Григорьева представлено в Приложении 2.

Не лучше обстояло дело и на других пограничных участках территории нашей страны, например, на Северо-Западном направлении, в Карелии. Обобщая работу войск связи в Советско-финляндской войне, начальник связи Северо-Западного фронта писал в 1940 году: «Подготовка театра военных действий в отношении связи в мирное время признается как неудовлетворительная. Ленинградский узел связи не имел обходных линий. Все связи шли через одну точку, и в случае аварии Москва лишалась всех связей с армиями»[89]. При этом имелись в виду не только армии, входившие в состав фронта, но также и те, которые действовали на территории от Петрозаводска до Мурманска.

Недостаточная подготовка в отношении связи приграничных областей нашей страны выявилась в первые же дни Великой Отечественной войны. 22 июня начальник штаба Прибалтийского Особого военного округа генерал-лейтенант П.С. Кленов доносил начальнику Генерального штаба: «Слабыми местами связи округа, могущими вызвать кризис, являются:

…2. Необорудованность узлов связи армий и фронта.

3. Недостаточная развитость проводов из Паневижисского и Двинского узлов связи…»[90].

Следует отметить, что проводная связь в Прибалтике была обособленной, международные линии и телефонные станции имелись только в крупных населенных пунктах, что не способствовало оперативному управлению войсками.

Кроме того, планом организации связи ПрибОВО предусматривалось создание единой радиосети фронта, армий, соединений и частей, которая должна вступить в действие с началом войны. Для каждой радиосети были определены рабочие и запасные частоты, позывные и парольные сигналы. Однако радиосвязь планировалась только по одному каналу – командирскому. Создание сетей начальника штаба, разведки, артиллерии, тыла не предусматривалась, так как округ располагал ограниченным количеством радиостанций (52 % от штатного количества). «Организация радиосвязи в округе, – вспоминал начальник связи округа П.М. Курочкин, – меня беспокоила тем, что документы плана (позывные, частоты и т. п.) хранились в штабе округа и с началом войны должны были рассылаться в войска. Это означало, что каждой радиостанции надо было сообщить новые позывные и частоты, а таких радиостанций в округе насчитывалось несколько тысяч. Опыт повседневной работы подсказывал, что нужна была по крайней мере неделя для перестройки радиосвязи по варианту военного времени. Заблаговременно это мероприятие не могло быть проведено по соображениям секретности»[91].

Разумеется, это крайне негативно отразилось на управлении войсками с началом боевых действий.

Для того чтобы связь была устойчивой, следовало ее устанавливать как из основного, так и из запасных районов размещения КП. «Я неоднократно просил начальника штаба округа, – вспоминал П.М. Курочкин, – определить запасные районы для размещения штаба фронта. После долгих размышлений были, наконец, намечены два таких района: один вблизи Рокишкис; другой – в лесу, в двадцати километрах северо-восточнее Даугавпилса.

В каждом из этих районов требовалось провести хотя бы минимальные работы по обеспечению связи, а для этого нужно было знать более подробно расположение штаба в каждом из намеченных районов. Я настойчиво просил начальника штаба выделить рекогносцировочную группу или, если этого сделать нельзя, разрешить мне самому наметить места расположения штаба в запасных районах. Пытался вместе с тем доказать необходимость своевременной подготовки запасных районов, показать, что существующую в этих районах общегосударственную связь нужно приспособить для нужд штаба. В конце концов начальник штаба решил направить начальника оперативного управления и меня для определения мест расположения штаба в запасных районах. Одновременно поручил нам проверить готовность инженерного оборудования и средств связи в основном районе»[92]. Как видим, недооценка вопросов организации связи и даже некоторая беспечность присутствовала, если даже начальника штаба округа, который по долгу своей службы отвечает за организацию управления войсками, необходимо было убеждать в целесообразности проведения мероприятий по обеспечению устойчивого и непрерывного управления войсками.

Следует отметить, что до войны местные средства связи использовались военным ведомством как на общих с другими ведомствами основаниях, так и путем арендования проводов у НКС, которых было немного. Это ограничивалось сметными ассигнованиями мирного времени.

По арендованным проводам и линиям связи, построенным управлением связи Красной Армии, обеспечивались важнейшие связи НКО со штабами военных округов и штабов округов с войсками.

Для использования проводных средств и средств радиосвязи НКС непосредственно из тех пунктов, где располагались высшие органы военного ведомства и штабы округов, при НКО и управлении военных округов были созданы узлы связи. С началом войны эти узлы связи переходили на штаты военного времени и должны были обеспечивать: узел связи НКО – связь Генерального штаба и центральных управлений с фронтами, округами и резервами, а узлы связи военных округов – связи в зависимости от планов штабов округов. Узлы связи при штабах фронтов и армий должны были готовиться средствами частей связи соответствующих объединений в пунктах, установленных планом развертывания войск.

В мирное время узел связи НКО обеспечивал потребности центральных управлений главным образом проводными средствами. Радиосвязь для этих целей почти не использовалась. Со штабами военных округов производился только учебный радиообмен по слуховым каналам.

Узел связи штаба военного округа в своем составе имел: управление, телефонную станцию, автоматическую телефонную станцию, радиостанцию, аккумуляторно-генераторную станцию, мастерскую связи.

Своей междугородней телефонной станции НКО не имел, поэтому все дальние связи Генерального штаба и центральных управлений осуществлялись через центральную междугородную телефонную станцию НКС. Внутренняя связь между центральными управлениями НКО обеспечивалась как по каналам, принадлежавшим военному ведомству, так и по кабелям гражданской телефонной сети.

Таким образом, узел связи НКО не был защищен от ударов авиации противника. Кроме того, в получении проводных связей и в управлении своими радиосредствами он полностью зависел от работы Центрального (Московского) узла связи НКС. Почти то же самое можно сказать и об узлах связи управлений военных округов, которые также не имели необходимой защиты и планировали обеспечить свои связи в военное время через кроссы местных учреждений (предприятий) связи.

Так обстояло дело со стационарными военными узлами связи. Не лучше готовились и полевые узлы связи фронтов и армий. Подготовка полевых узлов связи для будущих фронтов возлагались на штабы соответствующих приграничных военных округов. Армейские же узлы связи готовились средствами армий прикрытия, аппарат управления которых в западных военных округах был создан незадолго до начала войны.

Заблаговременная подготовка узлов связи на командных пунктах фронтов и армий, предусмотренных планом развертывания войск с началом войны, заключалась главным образом в проведении полевых фортификационных работ и в строительстве небольших участков воздушных линий, обеспечивающих выход проводов на общую систему связи страны. При этом в большинстве случаев проводные связи полевых узлов предполагалось осуществлять также через местные учреждения (предприятия) связи НКС.

Капитальных сооружений связи в районах будущих КП фронтов и армий не производилось. В мае 1941 года начальник связи Киевского Особого военного округа генерал-майор Д.М. Добыкин поднял вопрос перед наркоматом обороны о проектировании пяти узлов связи: фронтового – в районе года Тернополь и армейских – в районе городов Самбор, Жолкев, Яворов и Родзехов. Но это мероприятие осуществлено не было. Аналогичных мероприятий не было проведено и в других военных округах.

Следовательно, имелись недостатки в подготовке к войне не только гражданских узлов связи (узлов связи НКС), но и узлов связи НКО как стационарных, так и полевых.

Стационарные узлы связи НКС обладали рядом преимуществ по сравнению с полевыми. Они действовали постоянно. В результате длительной эксплуатации местных средств связи их личный состав срабатывался с соответствующими органами НКС, изучая необходимые направления связи и на практической работе готовился к выполнению своих обязанностей во время войны. Этого нельзя сказать о полевых узлах связи фронтов и армий. Они готовились вне пунктов дислокации штабов военных округов и армейских управлений и должны были развертываться лишь с началом войны. Поэтому их личный состав был лишен тех возможностей, которыми располагали стационарные узлы связи.

В соответствии с коррективами, вносившимися в мобилизационные планы, количество средств связи, выделявшихся для армии, изменялось. Так, уже в 1941 году Генеральный штаб предусматривал использование значительно большего количества местных радиостанций, чем это намечалось в 1940 году.

По новому расчету НКС обязывался выделить 228 радиостанций, в том числе для связей Генерального штаба 9 радиостанций, для связей Западного Особого военного округа – 16 радиостанций, для Киевского Особого военного округа -18 радиостанций и так для каждого военного округа[93]. Но директива Генерального штаба с новым расчетом и указанием порядка использования радиосредств НКС была разослана военным округам только 8 марта 1941 года, вследствие чего войска не могли провести необходимые мероприятия по освоению выделенных им радиостанций (радиосвязей).

Непосредственное руководство местными радио и проводными средствами, выделявшимися военному командованию с началом войны, возлагалось на полевые органы Народного комиссариата связи. Для этой цели с объявлением мобилизации Генеральным штабом намечалось создание при НКС СССР Центрального управления полевой связью (Цуполесвязи), а при штабах фронтов – управление полевой связи (уполесвязи) и при штабах армий – инспекторатов (отделов) связи. Кроме того, в приграничной зоне должны были начать действовать военно-оперативные узлы.

В составе управления связи НКС фронта имелось пять отделений: электросвязи, почтовой связи, шифровально-дислокаторское, связи ПВО и снабжения.

Инспекторат связи армии состоял из двух отделений: почтового и шифровально-дислокаторского.

Для управлений полевой связи фронтов и инспекторатов связи армий устанавливалось двойное подчинение. Выполняя указания начальников связи объединений своих объединений по обеспечению связей своего военного командования, они сохранили подчиненность и по линии НКС. Наряду с начальниками связи фронтов деятельностью управлений полевой связи руководило также Цуполесвязи, а инспектораты армий были подконтрольны уполесвязи фронтов.

Военно-оперативные узлы готовились по указаниям Генерального штаба в приграничной полосе, главным образом в районах предполагаемого развертывания наших войск, и представляли собой сеть опорных пунктов связи, базируясь на которые, военное командование могло использовать местные средства связи для управления войсками. Такими опорными пунктами являлись существовавшие узлы НКС, имевшие особое значение для армии и флота. Только на территории Западного и Киевского Особых военных округов готовились 50 военнооперативных узлов.

На ВОУ возлагалось обеспечение бесперебойной связи военного командования по телеграфно-телефонным проводам и другим средствам связи, входившим в систему ВОУ. В оперативном отношении ВОУ должны были подчиняться соответствующим начальникам связи фронтов и армий через полевые органы НКС (уполесвязи, инспектораты), а в административном отношении и по всем вопросам эксплуатации – начальникам областных управлений связи.

Положение о ВОУ было утверждено наркомом обороны 28.04.1941 года и наркомом связи 04.05.1941 года. Поэтому оно не могло быть достаточно изучено ни будущими исполнителями, ни руководящим составом войск связи, что явилось причиной многих недоразумений при последующем взаимодействии органов НКС с военным командованием. Степень мобилизационной готовности ВОУ была низкой. Так, например, из 15 военно-оперативных узлов связи Киевского Особого военного округа, проверявшихся в конце 1940 и начале 1941 года, все они не имели мобилизационных запасов линейных материалов. На многих узлах отсутствовали точные схемы проводов и схемы скрещивания цепей, часть ВОУ не была обеспечена необходимым электропитанием. Станционное оборудование большинства узлов включало лишь необходимую и притом разнотипную аппаратуру как отечественную, так и польскую[94].

Таким образом, основные выводы, которые можно сделать по состоянию и возможностям системы управления войсками состоят в следующем.

Во-первых, состав и структура органов управления войсками на всех уровнях носила в себе унаследованные от прошлого черты громоздкости, малоподвижности, излишней перенасыщенности личным составом, а где-то и недостаточной укомплектованности.

Во-вторых, пункты управления на всех уровнях управления не соответствовали требованиям живучести, взаимозаменяемости и мобильности.

В-третьих, недостаточная укомплектованность частей и подразделений связи, сложная организация системы связи во всех звеньях управления, слабая подготовка командного состава в вопросах применения радиосвязи, особенно, в ходе высокоманевренных боевых действий усложняли управление войсками, а во многих случаях делали его невозможным.