3
За доблестный труд на семейной ниве в конце июня был поощрен любимой женой увольнительной на футбольный матч. Просился зрителем, но под шумок сунул в спортивную сумку бутсы и плавки – возьмут, так сыграю, а форму на стадионе найду.
Нашел Шушукова, нашего тренера.
– Привет, Александр Петрович.
– Привет! Ты на игру?
– Если поставите.
– Играй.
– Формы нет.
– Найду.
И нашел. Я в раздевалку пошел.
Дружная команда футболистов «Луча» приветствовала старого игрока.
Слава Зырянов не без ехидства:
– Ну, как твоя семейная жизнь?
– Моя? – переспросил, но не потому, что не понял вопроса. Просто отношения у нас сложились не очень. После ухода из райкома я уже не донимал участкового звонками отправить тещу мою в ЛТП. – Жена моя – лучшая женщина в мире, но теща спуску не дает….
Слава хихикнул совсем по-мальчишески.
– А что это значит?
– Ты никогда не слышал этого выражения?
– Применительно к старой больной бабке? – нет.
– Она не пропускает ни одной мелочи, чтобы придраться ко мне и всегда оставляет последнее слово за собой. При этом пьет, паскуда, безбожно.
– А ты? Двинул бы ей разок между рог – пусть ходит жалуется.
– Когда-то и я считался крутым, как ты сейчас, но женщин пальцем не трогал.
– Значит, ты счастлив?
– Почему нет?
– Не похоже.
– А ты знаешь, что значит счастливым быть?
– Молодая красивая жена, хорошая работа, спорт, друзья…
– А как же строительство коммунизма? Разве оно не делает людей счастливыми само по себе?
– Только тех, кто на этой стройке хорошо зарабатывает.
– Вот как? У меня складывается впечатление, что Чепурной в РОВД запустил работу.
– Думаешь, он взяток не берет?
– Интересно, у кого менту взятки брать, если он не гаишник на дороге?
– А вот спроси Владимира Алексеевича, когда в гараже будешь пить.
– Увы, в райкомовское общество больше не вхож. А что касается формулы нашего счастья с Тамарой Борисовной, то она не особенно сложна. Главный секрет ее в том, чтобы каждый занимался своим делом – она с ребенком, я на работе. В последнее время приходится много работать, и я перестал на тренировки ходить, но работа мне нравится, а играть еще могу. Начало сезона пропустил, правда, но сегодня наверстаю.
– Мне тоже нравится моя работа.
– Это уже кое-что.
– Наверное.
– Работа, спорт и добрые друзья мужчине необходимы всегда.
– Чтобы быть счастливым? – да.
– А куда выезжали играть с начала сезона? – в моем голосе неожиданно прозвучали тоскливые нотки.
– Да порядком поездили – в Златоуст, Челябинск, Тимирязево, Еманжелинск – пол-области и столько же к нам.
– Ну, теперь, наверное, и я смогу, только без тренировок пока.
– Что-то мешает?
Я протяжно вздохнул, постучав бутсом в пол:
– Работаю в две смены – на недели никак не могу, только вот – в воскресенье.
– Ты шутишь!
– Ничего подобного. Первую смену, как мастер, вторую – токарем у станка.
– Так какого хера ты на бочку полез? – сидел бы в райкоме да сидел.
Народ потянулся на поле размяться.
– Не я полез, на меня полезли. Пойдем, попинаем.
Попрыгал, побегал, разогрелся. Поиграли пульку без ворот – защита на нападение. Начали отрабатывать стандартные ситуации и удары. Не все получалось, но я ликовал – есть еще ягоды в ягодицах! Шушуков обещал заменить меня, если заметит, что сильно устал. Значит, силы экономить не буду – выложусь на все сто и на скамейку. Впрочем, как игра пойдет – иногда полтора часа бьешься и только после игры замечаешь, как ты сильно устал. Азарт – великая штука!
Шушуков подошел.
– Я вижу технику не забыл. Это просто здорово, Анатолий! Я очень рад за тебя.
– А я рад, что ты меня принял.
– Так ты же заявлен. А с тренировками как?
– Пока не могу.
– Понятно.
Когда появились соперники в синей форме, почувствовал, как ко мне возвращается знакомое ощущение внутренней пустоты. Но не легкости, нет – ноги вдруг стали неуклюжими, а бутсы тяжелыми. Так всегда бывало перед встречей с заведомо сильным противником. Команда «Урожай» из села Варна возглавляла турнирную таблицу третьей группы, ни одного матча не упускала – рвалась во вторую группу. Мы играли не раз и ни разу у них не выигрывали.
– Ну что, Анатолий, готов выйти на поле? – это Кужемратов, главный врач районной больницы и страстный болельщик.
– Готов, Юрий Утимисович, готов.
– Тогда со щитом или на щите!
– К черту! – и побежал к боковому флажку, где команды строились, а Шушуков давал последние наставления на игру.
– Анатолий, на свое место «чистильщиком». Славу близко к вратарской не подпускай – знаешь, у него срезки бывают.
Зырянов играет центрального защитника. Я тоже, но за его спиной.
– Вобщем, ребятки, не нервничать, не грубить, не пасовать – перед противником имею в виду, – терпеливо наставлял Шушуков. – Поиграйте свою игру. Покажите болельщикам, как вы любите футбол, и они вам простят поражение.
– Как он меня задолбал своими «ребятками», – проворчал за моей спиной Дима Гвоздик.
– Парни, нашатырки нюхнули все…
– Теперь оскалились и в бой….
– Слава, повязка, где?
– В руке.
– Надень…
Свисток судьи на поле.
– Ну, все, ребятки, пошли…
– Задолбал…
Двумя вереницами мы побежали к центральному кругу – одна команда к триумфу, другая к своим мучениям. Надо признать, красивая саржа, из которой нам пошили форму, очень плотна для игры на солнце – воздух не пропускает, и тело под ней обильно потеет. Впрочем, об этом уже забыто….
Варненцы сразу повели штурм наших ворот большими силами.
То, что я и предполагал – игра не будет физически тяжелой, но нервной очень.
На воротах у нас играл Толик Беденко и с ним приехал какой-то виртуоз мяча из Увельского совхоза. Похоже, он стал сюрпризом для наших гостей – маленький юркий, большой любитель индивидуальной игры. Он ломился к воротам через все преграды – его аккуратно валили до линии штрафной. Судья судил честно. И постепенно игра выровнялась. Беденко выбивал далеко и очень точно – всегда своему протеже. И тот крутился юлой в окружении трех-четырех соперников. В опасном одиночестве два других наших форварда – Слава Невзоров и Голован. Оба способные на дриблинг, на мощный и точный удар по воротам.
Заценив ситуацию, я подумал в радостном предвкушении – что-то будет. Сегодня мы можем надрать задницу хваленому «Урожаю». Похоже, это и был тот решительный прорыв, которого от «Луча» ждут болельщики с начала сезона.
Случайно увидел среди них Пашкова А. М. Надо же! и этот здесь – пришел полюбоваться на нашу игру. А ведь не сказать, что мы выглядим убого.
Если выиграем, я подумал, надо отправить Шушукова к Пашкову – пусть пробьет новую форму для команды: в этой совершенно невозможно играть.
– Ничего пока держимся? – это Слава Зырянов. – Я вперед пододвинусь, к полузащите.
Прежде, чем ответить я окинул поле внимательным взглядом – где засада?
– Успевай возвращаться, не мешкая.
Когда мяч от наших ворот выбили на угловой, подошел к Беденко.
– Где это чудо достал?
– Наш, деревенский.
– Незаурядно играет. А школа чья?
– Моя, – гордо ответил Анатолий.
Был подан хорошо закрученный угловой – точно на голову одному из нападающих. Беденко в немыслимом прыжке снял угрозу вместе с мячом.
Мое место было у штанги, и я только глазами мог провожать эти броски и удары.
Потом был прорыв по краю, и если бы Зырянову не прошло в голову занять мое место, я бы не рискнул броситься на его ликвидацию.
– Спасибо, вовремя подстраховал, – хлопнул я его по плечу. – Если он меня обыграл, был бы выход один на один.
– Интуиция, брат.
– Слава Богу, все обошлось.
– Ты вовремя его нейтрализовал.
– На перехвате всегда легче играть.
Это произошло на тридцать пятой минуте – так записано в протоколе судьи. Зырянов опять провалился, а передо мной торчал высокий и тощий варненский центральный форвард. Мяч, посланный из глубины обороны, летел верхом к нему. Было три варианта:
– дать ему возможность мяч принять и не дать ему возможности меня обыграть;
– подтолкнуть его в спину во время приема, нарушая правила: был резон – пока до штрафного дело дойдет, народ вернется, а до ворот далеко, удар не опасным будет;
– сыграть на опережение.
Маневр был опасный – если он меня подтолкнет, а судья не заметит – выход один на один обеспечен. Раздумывать, взвешивая, было некогда, и я рискнул – выскочив из-за его спины, высоко выпрыгнул и отбил летящий мяч головою.
Он не толкнул меня в спину, он поступил гораздо подлее – очень грамотно с профессиональной точки зрения костолома. Он плечом подтолкнул мои ноги, а под тело поставил спину. Возвращаясь из заоблачных высот, я под углом врезался в землю, причем всей тяжестью на носок левой ноги. Раздался хруст, пронзила боль…
В следующий момент я на попе сидел и смотрел на свою стопу, которая была под прямым углом к нормальному положению. Вся моя жизнерадостность нафик пропала. Мне показалось, что на трибунах зло смеются надо мной.
Судья дунул в свой инструмент. Наши ребята подняли меня и отнесли за кромку поля – прямо в объятия Кужемратова.
– Вывих? Да, господи, сейчас исправим.
Он схватил мою стопу умелыми руками хирурга – снова раздался хруст, снова острая боль, и вот она уже смотрит туда, куда надо.
Подошла женщина в белом халате из дежурившей «скорой помощи».
– Заморозьте ему ногу, – приказал главный врач районной больницы.
Я снял бутс, гетр и носок. Голень распухла, стопа посинела.
Женщина попрыскала на них из баллончика – боль отступила.
Но не то что играть, даже встать на ногу я не мог.
– Его надо везти в травмпункт на рентген, – сказала она и помахала «скорой» рукой.
По беговой дорожке подошла «неотложка». Водитель наполовину извлек из будки носилки. Сочувствующие подняли меня, пронесли на руках и усадили на них. А уж лег я сам. Крупный мускулистый водитель с узким носом и тонкими чертами лица аккуратно вкатил носилки в будку и закрепил.
Скорее всего, не просто водитель, а санитар – подумал я, – или даже медбрат.
В южноуральском травмпункте молодой травматолог встретил меня с улыбкой.
– Ух, ты! настоящий спортсмен.
– Тяжелый был матч? – спросил он, ощупывая мою ногу. – Теперь у тебя будут тяжелые дни: похоже на перелом. Вон костыли – топай на рентген.
Через несколько минут, вертя снимок так и сяк, проворчал:
– Ну-ка, давай еще раз.
Сам пошел со мной в рентген-кабинет, сам укладывал ногу в нужных ракурсах под экран излучателя вредных лучей. И, наконец, остался доволен:
– Вот она! Видишь? – вот на снимке эту царапину выкаблученную.
Я был расстроен и подавлен свалившейся на меня неудачей и, конечно, ничего не увидел.
– Ставлю диагноз, – сказал он торжественно. – При резкой и неудачной нагрузке на стопу она повернулась, вывихнув малоберцовую кость и сломав большеберцовую. Перелом весьма неудачный… Вот такой, – он показал костяшками пальцев. – Как английская дабл-ю. Кто-то очень удачно тебе вправил малоберцовую кость и сложил перелом большеберцовой без смещения. Скажи спасибо, осколков нет. Перелом очень близок к суставу – нарост образующийся при его сращивании будет мешать при ходьбе. С футболом покончено и хромота на всю жизнь. Все – ставим шину и гипсуем.
Мне поставили шину – через пятку на обе стороны лодыжки. Замотали ногу в прогипсованный бинт. Когда разрешили, мы уехали и вернулись к окончанию матча – 0: 2 не в нашу пользу. Ну что ж, годится – бывало и по десять мячей доставали из сетки.
Потом все заинтересованные лица собрались в тренерской для документального оформления моей трагедии. Но перед этим зашел ее виновник пожать мне руку:
– Извини, так получилось.
Судья составил протокол – все подписались, кому нужно.
Врач с «неотложки» напутствовала:
– В аптеке выпишешь костыли и притопаешь в поликлинику, если не на чем ехать – оформим больничный.
Еще вызвалась отвезти меня на «скорой» домой.
Зашел Беденко попрощаться.
– Жить будешь?
Я промолчал.
– Пашков подходил, матерился – какой-то деревне, мол, проиграли.
– Что он понимает в колбасных обрезках…. Тезка, заедешь по этому адресу – я сейчас напишу. Там жена ждет-волнуется, а я поеду к родителям – неизвестно как нога себя поведет, когда кончится заморозка. Скажешь, что я изломался, и меня отвезли на свалку истории.
– Конечно, заеду!
– Спасибо, – мрачно поблагодарил, представляя, что ему скажет теща.
Меня высадили перед воротами, и домой я уже скакал на одной ноге.
Родители смотрели на меня и некоторое время оба молчали.
– Доигрался хрен на скрипке, – наконец оценил ситуацию отец.
Мама нахмурилась:
– Что Тома твоя скажет?
– Да выгонит – зачем ей калека сдался, – спрогнозировал отец.
– Конечно, – согласился я. – Вы примите?
– Куда же тебя девать? Чай не чужой.
Такие слова могли сказать и мама, и папа. Пусть будет хором.
Я постарался скрыть волнение благодарности.
– Что же, спасибо за приют.
Отец смерил меня проницательным взглядом.
– А что на работе скажут? – спросил он внезапно.
– Почему ты думаешь, что они могут что-то сказать? – совершенно искренне удивился я.
Отец смачно прищелкнул языком:
– Я однажды по дороге на работу разбился – мотоцикл занесло, а они записали: бытовая травма и заплатили копейки по бюллетеню.
– У меня оформленный протокол, соревнования официальные на первенство области, судья сказал – стопроцентно оплаченный больничный лист.
Отец глубокомысленно кивнул.
– У вас есть анальгин?
– Может, выпьешь: кровь разгоняет, а кровь у тебя сейчас – главный строительный материал.
– Хуже не будет? А вдруг «скорую» придется вызывать для обезболивающего укола – воздержусь.
Приготовив таблеток пачку и квас для запивки, я улегся на диван разглядывать телевизор. Нога ныла противно, но нестерпимой боли еще не было.
– Тамара-то знает? – подсела мама.
– Должны передать.
– Как ты попал на футбол? – ведь говорил, что бросил ходить.
– Тома отпустила поболеть, а ребята уговорили поиграть. И вот в таком я дерьме оказался. Обидно.
– Живи пока здесь – там-то от тебя сколько проку?
Я проглотил таблетку на всякий случай, запил квасом из банки и ничего не сказал.
– Все-таки жалко твою работу в райкоме – на виду, в тепле – чего не сиделось?
Тут я по-отцовски прищелкнул языком:
– Там угождать надо, а не работать.
– Ну, угождал бы – вон Анатолий Михайлович уже второй секретарь. Лиза, теща его, не нахвалится.
– Что-что, а угождать Анатолий Михайлович умеет – далеко пойдет.
– Вот и брал бы пример.
Отец аж засопел – Анатолий Михайлович Агарков, второй секретарь Увельского райкома партии, мой двойной тезка и, кажется, родственник через жену – его кумир кумиров. А на кожевниковское: «Он только галстуки, сидя в президиуме, умеет красиво поправлять» сказал: «Галстуки тоже надо уметь поправлять», Непрошибаемо!
– Нет, райком – это сборище упырей. Вот газету действительно жалко. Мы недавно об этом с Пал Иванычем говорили. Зимой он заканчивает ВПШ, и его уже звали в обком партии. Если получится, обещал спротежировать меня региональным внештатником в газету «Челябинский рабочий».
Сказал и от радости предвкушения перехватило дыхание, но постарался справиться с собой. Главное, цель ясна – к черту АИЗ! мне надо вернуться в прессу. В стране назревает что-то – что-то весьма важное и… интересное.
– Опять напортачишь что-нибудь и тебя снова выгонят, – вздохнула мама.
– Выгонят, если в местную газету идти. Надо на более высокий уровень выходить – Челябинск, Москва. Вон посмотрите – как здорово «комсомолка» пишет. Разве ей не нужны борзописцы с мест? Вы бы знали, как местные деятели партии боятся Реутова Виталия Петровича, а у него просто два журналиста из газеты «Правда» чаю дома попили случайно – и такой эффект!
Когда-нибудь, пообещал себе, стану настоящим журналистом и займусь серьезными материалами. Я прекрасно понимал, что ниже областной газеты соваться некуда – Увельский райком следит за мной тщательно. Сейчас, когда у меня появилось временное окно, надо попробовать написать несколько очерков и репортажей для областных газет и центральных. Пусть даже не публикации, пусть только контакт – письмо ответное, для кого писать, о чем и как. Я ни грамма не сомневался, что способен на заказные материалы – то есть писать не то, что думаю, а за что платят. Теперь я уже не считал это моральным и психологическим падением. Подобный шаг не в моем характере, но презирать себя за него не буду. С другой стороны, я себе плохо представлял, какие ветры откуда дуют, и что будет со страной через ближайшие два-три года.
Поздно вечером, чувствуя, что боль так и не угнездилась в ноге, предложил отцу:
– А давай выпьем.
Когда накрыли журнальный столик перед диваном в виду телевизора, я попросил:
– Мы завтра сгоняем с тобой в аптеку за костылями?
– Сгоняем.
Мне хотелось поговорить с отцом – показать ему, что я сломан, но не сломлен, что АИЗ – это бомбоубежище; я поднимусь оттуда и начну сам херачить своих врагов: я не смирился.
Отец налил и предложил чокнуться:
– Надеюсь ты знаешь, чего хочешь и делаешь.
Выпили. Отец снова налил.
– Вот только с Тамарой я тебя не пойму – объясни.
– Попробую, если поймешь… Она все свои силы и половину жизни посвятила противостоянию с матерью – вернее держит ее за руку на краю пропасти. При этом сама остается слабой и уязвимой для внешних воздействий.
– Кой черт тебя заставил на ней жениться? Нравится? – ну, дружили бы без последствий.
– Теперь уже поздно причитать, но скажу… После измены Ольги Викторовны, после собственных похождений мир изменился в моих глазах: все бабы, мне казалось, в нем..ляди! И вдруг Тамара Борисовна – такая чистая, непорочная и порядочная… Мне казалось, таких не бывает. Не устоял….
– Да, – согласился отец. – Есть ценности, которые не меняются.
– Какие, например? – я рад был переключить внимание со своей персоны.
– Верность, забота, взаимопонимание.
Я ничего не ответил, но подумал – а ведь отец оказался прав. Сейчас поясню, о чем это я. По дороге домой из Челябинска с моей свадьбы в машине разгорелся спор между отцом и зятем. Отец молчал-молчал и вдруг выдал:
– Не-а, жить не будут.
Зять был выпившим:
– С чего ты решил?
– Ну, если ее отец прямо на свадьбе говорит о любовниках, то как с такой жить?
А дело вот в чем. Поздравляя молодых, мой тесть поднялся и сказал:
– Оля и Толя, желаю вам стать добрыми друзьями и нежными любовниками!
Отец расслышал лишь последнее слово и сделал вывод.
– Я хотел извиниться перед тобой, отец.
– За что?
– За то, что не сделал карьеру, на которую ты надеялся.
Отец покачал головой.
– Мы предполагаем, жизнь располагает.
– И я верю, что не все еще потеряно. Придет время, и всех пашковых метлой сметет в урну истории, а я еще поработаю для блага Родины в полную силу.
Отец усмехнулся:
– Сейчас это довольно сложно, но будем надеяться, что со временем все изменится.
– Вся страна на это надеется, – я улыбнулся и поднял рюмку. – Давай, пап, выпьем за перестройку!
– Давай! Чтобы Пашкова убрали, Анатолия Михайловича поставили, и он вернул тебя в райком.
Опять за рыбу деньги!
– Что касается меня – обратного пути у меня нет. Ариведерче!
– Это ты сейчас на них сердишься, а пригласят – пойдешь.
– Нет. Я вообще ни на кого не сержусь – в том-то и беда. Проблема в том, что я проиграл. Но ведь жизнь – зебра; завтра я снова окажусь на коне, а они под его копытами….
Переведя дыхание:
– Фу… дед, кажется мы напились. Пойдем спать.
– Давай еще посидим – поллитра не осилили. Где это видано!
– Давай посидим, но тему сменим. Знаешь, иногда мне кажется, что я существую… как бы отдельно от себя самого. Такое возможно или у меня не все в порядке с психикой? У тебя такое бывает?
– Не знаю, я – это я, а ты такой заумный у нас…
Закончив застолье, мы вышли во двор..
Над головой бескрайнее небо, усыпанное яркими пятнами звезд и похожее на опрокинутую черную пиалу с розовыми краями. Где-то под ним же Тома и Настенька ….
Утром мы приехали к аптеке. Отец вошел и взял костыли напрокат. Подогнали их под мой рост. Я попробовал несколько шажков (прыжков?) … и улыбнулся:
Конец ознакомительного фрагмента.