5 глава
Он уехал, и не просто на несколько часов, а уехал надолго.
Первые дни я провела у себя, все еще ожидая, что Нейл вернется, он всегда возвращался. Все это время, что я нахожусь в этом доме, не было ни дня, чтобы он не присутствовал.
Я бы никогда не призналась себе, что его отсутствие, как и присутствие, я чувствую физически. Как противоречивы собственные эмоции, какая дикая внутренняя борьба, потому что я должна радоваться, что его нет, а вместо этого я подхожу к окну в безмолвном ожидании, когда распахнутся ворота и его машина въедет на территорию особняка. Острая нехватка присутствия, уже знакомая мне неестественная ломка. Только раньше я скучала по своим мыслям о нем, по строчкам о нем, по его образу перед глазами, а сейчас… мне не хватало его присутствия. Абсурдно, но каждый день внутри меня что-то надламывалось… Со временем я пойму, что это осколки моего неприятия Нейла настоящего, это куски той маски, которую я на него надела и долгое время любила этот восковой слепок, совершенно не похожий на оригинал, а под маской оказался звериный оскал… но, черт возьми, он был настоящим. Но я уже не знала, что лучше – лживая маска и розовые очки или та правда, которая выворачивает наизнанку и потрошит мое сознание, меняя восприятие, ваяя реальную зависимость, привязанность, тягу.
Но даже дом без него стал пустым, словно Нейл своим присутствием заполнял пустоту, оживлял это строение и превращал в живой организм, который дышал только в его присутствии.
Еще с самого первого дня меня поражало это здание, оно жило отдельной жизнью, по своим законам, как и его обитатели. Я часто думала о том, что их держит здесь? Почему все они остаются в этом доме, хотя смертельно боятся его хозяина? Как всегда, ответов не было. Но я чувствовала, что помимо страха все эти люди фанатично преданы Нейлу. Для меня, привыкшей к равенству и демократии моего мира, подобные средневековые правила были ужасающими.
Все эти дни я проводила на этаже со слугами. Поначалу они сторонились меня, замолкали в моем присутствии, но я неизменно приходила к Мие, к моему маленькому подарку, который наконец-то стал походить на обычного ребенка, а не на восковую куклу. И постепенно отношение слуг изменилось, они начали отвечать на мои вопросы, а иногда и разговаривать в моем присутствии, смеяться. Они мне доверяли, потому что я спасла одну из них, такую же, как они, а в этом мире не привыкли к чужой жалости, к состраданию тех, кто выше тебя по положению, а я была выше. Для них я в ином статусе – статусе любовницы Нейла Мортифера. Этого не произносили вслух, но этим были наполнены их взгляды, которые они бросали на меня. Кто-то с завистью и ненавистью, кто-то с восхищением, а кто-то с сочувствием, и, пожалуй, последние были близки к истинному положению вещей. Потому что я сама могла себе всего лишь посочувствовать и позавидовать таким, как они. Они не имели никакого значения для Нейла, тогда как я жила под его пристальным вниманием; даже сейчас, когда его здесь не было, я чувствовала, что каждый мой шаг строго проконтролирован.
Единственный, кто искренне был мне рад – это Мия. Дети не умеют лицемерить, и в ее огромных глазах вспыхивал огонек, который согревал меня. Я сама обустроила ее комнату и с наслаждением расчесывала тоненькие волосики Мии перед сном, я рассказывала ей сказки на ночь и заботилась о том, чтобы в ее рацион входили необходимые для ребенка витамины.
В свое время я мечтала, как буду так же заботиться о своем собственном ребенке, но нам со Стефом не повезло. Я так ни разу и не забеременела. Походы по врачам не принесли ничего, кроме разочарования. Они говорили, что я бесплодна. Приемного ребенка Стеф не хотел. И когда я смотрела на Мию, я представляла себе, что она могла бы быть моей дочерью. Только внутри постоянно билось чувство, что это все ненадолго, что в любой момент ОН может передумать и отобрать ее у меня.
В этом мире нет ничего, что могло бы принадлежать мне, а если и принадлежало, то, скорее, для видимости и никогда по-настоящему моим не станет.
Имя мы придумали с ней вместе, Мия очень хотела, чтобы наши имена были похожи.
С каждым днем она менялась, а я вместе с ней, мы переставали бояться. Наверное, каждому человеку нужно о ком-то заботиться, чтобы чувствовать себя значимым, нужным. Мое сравнение кому-то покажется циничным или кощунственным, но именно поэтому люди заводят себе домашних питомцев. Им нравится заботиться, нравится приручить кого-то, кто будет их абсолютно и безоговорочно любить и в тоже время зависеть от них. В каждом из нас живет хозяин. Кто-то деспотичный, кто-то добрый и мягкий, но всякий раз, когда мы взваливаем на себя заботу о ком-то, мы тешим свое собственное эго намного больше, чем реально испытываем привязанность к зависимому. И я любила Мию именно за это – она создала для меня иллюзорный смысл существования там, где не было вообще никакого смысла ни в чем. Во мне особенно.
Через несколько дней я все же познакомилась со слугами, Лиам представил мне всех по именам и рассказал об обязанностях каждого из них. Он также сообщил, сколько времени они работают у Нейла, и оказалось, что некоторые родились в этом доме, что их семьи служат Деусу столетиями.
Мне захотелось спросить, каким образом он принудил их служить ему так долго, но я не решилась. Зато я спросила у Лиама, с ним мы общались все чаще.
Ответ меня поразил – никто из них не работал у Деуса насильно, потому что, оказывается, намного безопасней находиться в этом доме, чем за его чертой, где смертные являются постоянной добычей. Нейл далеко не самый жестокий хозяин, в отличие от других Деусов, и хотя он и внушает ужас своим подчиненным, он не трогает их, если не нарушаются неписаные законы этого дома. Тогда как в других особняках слуги меняются постоянно, потому что являются не только обслуживающим персонажем, но и развлечением хозяев. Едой.
Мне было страшно спросить, что происходит с теми, кто нарушает правила в этом доме. Ни для кого не секрет, что в подвалах особняка содержатся сотни людей для разных нужд хозяина, но эта тема никогда не затрагивается. Как они могут мысленно отстраняться от этого? Как могут настолько хладнокровно закрывать глаза?
А потом понимала, что они не знают ничего другого, они впитали это с молоком матерей, выучили столетиями рабства и подчинения, где не существовало даже малейшего шанса на изменения. Они считали Божьей благодатью прислуживать Нейлу и оставаться в живых, пытались пристроить своих близких в то место, которое давало хоть малейшую гарантию безопасности. Они выживали как могли. В ошейниках и на коленях. И если ошейники были материальными и я видела их на шее каждого из слуг, то на коленях они стояли перед ним ментально, ползали и целовали носки его сапог. Я понимала, что стоит Нейлу щелкнуть пальцами, и они станут на колени по-настоящему. А я? Я готова стать перед ним на колени?
Увидев, что от скуки я схожу с ума, Лиам устроил мне экскурсию по всему особняку, начиная с верхних этажей и заканчивая нижними. Сама бы я точно там заблудилась, потому что дом походил на лабиринт и, словно намеренно, приводил меня туда, куда приходить нельзя. Та часть дома, куда имел доступ только Нейл и несколько доверенных слуг. Раньше я в ней не бывала, так как даже не подозревала о её существовании. Лиам привел меня сюда, чтобы сказать, что это запрещенный сектор. Хозяин приходит в бешенство, если кто-то даже просто крутится рядом, не то что входит туда. Многие сильно пострадали за свое любопытство, и Лиам искренне не советует мне приближаться к этому сектору.
Как интересно устроен человеческий разум, точнее, мой собственный: я не могла думать больше ни о чем другом, кроме как об этом секторе, ключи от которого были только у Лиама и у Сильвии. Точнее, не ключи, а пластиковая карта с отпечатками пальцев хозяина. Потому что тяжелая дверь открывалась лишь тогда, когда к маленькому дисплею возле замка прикладывался этот своеобразный ключ.
Меня пожирало любопытство, один из самых противных моих пороков. Я, не переставая, мысленно возвращалась к сектору снова и снова, строя самые разные предположения о том, что там могло находиться. Больше всего мы хотим узнать тайны того, кого боимся, словно в надежде получить оружие против своего страха или, наоборот, понять, чего именно стоит опасаться больше всего. Но не всегда стоит избавляться от страха, потому что он и есть тот самый инстинкт самосохранения, благодаря ему мы избегаем ситуаций, которые могут привести нас к смерти. Природа заложила в нас этот механизм, и он идеально работает в моменты опасности.
Ночью, когда все звуки в доме стихли, я вышла из своей комнаты, наведалась к Мие и… сама не заметила, как пришла в ту самую часть дома. Я долго рассматривала круглую ручку под дисплеем и, как и любой, кто стоит перед закрытой дверью, попыталась ее открыть. Повернула несколько раз, но дверь, естественно, не поддалась.
Я услышала позади себя шорох и быстро обернулась, спрятав руки за спиной, прислонившись к двери, и в этот момент послышался характерный щелчок открывшегося замка.
Вздрогнув от неожиданности, резко отскочила, и мои глаза расширились от удивления. Дверь отворилась. Дыхание участилось, и я инстинктивно захлопнула ее обратно. Несколько секунд смотрела на ручку. Потом протянула пальцы и прижала их к дисплею. Снова сухой щелчок, и меня пронизало током, в горле резко пересохло. От догадки пульсировало в висках, но я не могла в это поверить – закрытый сектор дома открывался и от моих отпечатков пальцев. То есть я могла входить в эту часть здания, и никто, кроме Нейла, не мог разрешить мне доступ.
Трещина внутри… та самая, она стала больше, осыпались первые осколки выстроенной мною брони. Те самые осколки безопасного страха. Трудно продолжать бояться того, кто, как оказалось, доверял тебе…
Выдохнув, перешагнула порог и затворила за собой дверь.
Я словно попала в другое измерение. Потому что здесь меньше всего было черного.
Эта часть дома пестрела пусть и приглушенными, но совсем иными цветами.
Сиреневый, голубой, синий, белый… Пастельные тона, которые так безумно нравились мне самой. Я зашла в одну из комнат и замерла – она напоминала мне мою собственную спальню в нашем со Стефом доме. Я сама выбирала для нее дизайн, сама покупала шторы, краску для стен, ковер и тумбочку у кровати. Нет, здесь не было полной идентичности, но такое впечатление, что ее обставила именно я, именно в моем вкусе и именно для себя. Захотелось попятиться назад и быстро захлопнуть дверь. Потому что это похоже на сюрреалистический кошмар. Я подошла к столу, отодвинула ящик. Аккуратно сложенные вещи. Нижнее белье, косметика, украшения.
Открыла одну из коробочек, и мозг пронзило молнией, я даже поморщилась от боли. На бархатке кольцо, похожее на змею, чье тело усыпано очень мелкими драгоценными камнями. Но не оно само меня поразило, а воспоминание… Когда-то давно, после аварии, в больнице я заметила светлые полосы на своем безымянном пальце, такие, которые остаются, если очень долго, не снимая, носить украшение, часы, цепочку. Когда кожа загорает на солнце, а снизу остается след. Так вот на моем пальце был след, похожий на очертания этого самого кольца.
Протянула руку и взяла дрожащими пальцами перстень, надела на палец и сжала руку в кулак – подходит идеально. Быстро сняла и положила обратно. Захлопнула ящик.
Еще одна спальня… с огромной широкой постелью, застеленной также черным шелковым бельем. Осмотрелась по сторонам и судорожно вздохнула, увидев на спинке стула тоненький халат, словно еще вчера сброшенный кем-то. Тонкая красная ткань сверкала, как зарево, на черной деревянной спинке. Поддавшись порыву, я взяла ее в руки, поднесла к лицу, пальцы разжались, и халат бесшумно лег пятном у моих ног, подняла и повесила обратно.
Ощущение, что я влезла туда, куда лезть не имела права, не покидало. Но остановиться уже не могла. Открывала ящики стола, и каждая находка шокировала все больше и больше. Женские предметы туалета, кремы… и засушенные цветы в одном из ящиков. Семнадцать, и каждый из цветов словно моложе своего соседа, последний вообще еще свежий, хоть и завядший. Это не могло быть правдой. Монстр не мог собирать все эти цветы, ровно столько, сколько, по его словам, я отсутствовала. Но факт оставался фактом. Еще одна маска? А под ней?
Почему-то последнее напугало меня больше, чем все, что я «видела» в нем до этого. Нас пугает то, что мы не понимаем, и я понимала все меньше и меньше.
В последнем ящике я нашла медальон, подняла за цепочку и нажала на кнопку сбоку. О боже! У меня задрожали руки, и я почувствовала, как по спине поползли мурашки от затылка до копчика – там внутри на портрете было мое изображение.
Моложе, лет двадцать, с распущенными волосами, с блеском в глазах и нежной улыбкой на губах. Я улыбалась тому, кто делал этот снимок. Не просто улыбалась – я светилась счастьем. Так смотрят влюбленные женщины на того, кого обожают и кто им отвечает взаимностью.
Рядом с медальоном стопка свернутых вчетверо квадратов бумаги; когда я развернула один из них, я чуть пошатнулась и сжала записку в ладони. Моим почерком там было выведено его имя…
«Нейл, я так сильно тоскую по тебе, каждая минута похожа на вечность».
«Сегодня я сделала это три раза… Ты меня накажешь?»
«Я люблю тебя, я так сильно тебя люблю, что мне больно от этого».
– Теперь вы понимаете, кем были для него?
Я вздрогнула и быстро обернулась – Лиам стоял в дверях и смотрел на меня своим неизменно холодным, равнодушным взглядом. Нет, я ничего не понимала, мне было не по себе, и у меня подгибались колени. Зверь не мог любить меня, это невозможно, такие не умеют…
– Уступите!
Отрицательно качнула головой:
– Я потеряю себя.
– А вы разве еще не потеряли? Ведь вы здесь. Видите, КАК много вас здесь? Вы во всем, и в тоже время вас нет.
Лиам ушел, а я все еще оставалась в этой комнате. Мне казалось, что я попала в какое-то зазеркалье, изнанку самой себя и Нейла. Туда, куда никого и никогда не пускают. В сокровенное. Притом не в свое, а в его сокровенное. И это было самое жестокое открытие для меня. Не то, что Нейл показал мне в замке императора, не то, что я видела до этого в каждом его слове и поступках, а то, куда он не впустил бы меня, а возможно, даже и себя самого.
Слова. Как много можно сказать и как мало можно из них понять. Даже если кто-то кричит, мы можем не слышать ни звука. И я не слышала ничего из того, что говорил Нейл, а сейчас эта комната говорила со мной тишиной. Глухой, очень чуткой и звенящей тишиной, в которой я слышала шепот каждого предмета, каждого атома в воздухе, который пропитался прошлым… И я уже не могла отрицать, что это прошлое было. Наше с ним прошлое, которого я не помню.
Несмотря на то что это его территория, в этой комнате было так много меня, как, пожалуй, нигде больше за всю мою жизнь.
Я снова открыла ящик стола с розами, разложила их на постели. Первая совсем черная от времени, как и несколько последующих, а самая последняя с подпаленными лепестками, все еще имела запах. Зачем он складывал их в ящик?
Думал обо мне?
– Никогда не говори никогда, малыш. Даже бессмертным не дано заглянуть за ширму вечности. Кто знает, что находится там, на границе эпох?
– Есть вещи, неподвластные смене времен, Нейл. Как моя любовь к тебе.
Вздрогнула и обернулась по сторонам. Голоса. Они звучали у меня в голове так отчетливо, что по коже пошли мурашки. И неясные образы, от них пульсировало в висках, стало не по себе. Я подошла к постели и села на краешек. В животе взметнулся дикий вихрь бабочек, но мне казалось, что их крылышки обгорели и они хаотично мельтешат внутри меня, испуганные, оглушенные, сошедшие с ума. Закрыла глаза… и образы… Я увидела их как сквозь туман… Точнее, я увидела Нейла… но не себя, потому что это я говорила… Это был мой голос, который нежно шептал:
«Есть вещи, неподвластные смене времен, Нейл. Как моя любовь к тебе».
Я откинулась на подушку и зажмурилась, сжала виски пальцами, чтобы избавиться от голосов, от навязчивого эха, от провокации собственного воображения.
«Когда они повернули регулятор на компьютере в моей камере, я словно прошла сквозь стены и оказалась в таких местах, о существовании которых не подозревала. На обшарпанных улицах с разбитыми фонарями, где в сумраке скользили жуткие, объемные тени в поисках плоти, как голодные хищники. Я слышала леденящие душу крики, видела море крови и истерзанные тела. Видела существ, совершенно не похожих на нас, настолько отвратительных, что кровь стыла в жилах, и я беззвучно кричала от ужаса. Шла через языки пламени, обжигая босые ноги, заглядывала в окна заброшенных домов, спотыкалась о кости на развороченном кладбище… а иногда… среди жутких тварей я видела живых людей. Так похожих на нас. Но они выглядели иначе, они держались за руки, прижимались друг к другу и смеялись. Смех. Мне почему-то казалось, что я никогда в жизни не смеялась. Но ведь я была счастлива? Точно была. А сейчас я словно шла сквозь них, сквозь этих людей, слышала биение их сердец, чувствовала дыхание, видела мир их глазами – полный разных оттенков, запахов, звуков, и вдруг в это счастье ворвались тени в черном, они растоптали цветы, убивали их детей, насиловали их женщин. Грязно, грубо, отвратительно, жутко. Уродливо до тошноты. Раздирали их плоть… и я видела, как разбивается счастье, рассыпается, превращаясь в пепел, насколько оно хрупкое. Где-то в уголках моей памяти пульсировало навязчивое чувство, что и мое счастье разбилось. Я видела, как смех на их лицах превращается в гримасы боли и ужаса, мне стало страшно.
Нейл! Где же ты?
Жутко. Я рыдала, стоя на коленях, кричала и умоляла прекратить эти пытки, не трогать их или не мучить меня этими жуткими картинами.
А потом я снова шла, шатаясь среди останков, спотыкаясь о мертвые тела. Крупные капли дождя смывали кровь с истерзанных жертв. Их широко распахнутые глаза смотрели в грозовое небо, а слезы смешались с грязными потеками воды. Матери прижимали к себе мертвых детей, и я кричала от ужаса, меня раздирало от их горя, от осознания их беспомощности перед чудовищами, возомнившими себя богами.
Нейл! Забери меня отсюда! Мне страшно!
Я поскользнулась и упала на них, собственный крик оглушил меня саму – я увидела среди мертвецов Мию: захлёбываясь слезами, я трясла ее за плечи и умоляла проснуться, я шептала, что заберу ее и никому не дам в обиду. Но ведь мы обе знали, что я лгу. Я такая же никто, как и она. На меня саму надвигались те же тени… я видела их идеально красивые лица и голодный блеск в глазах. Они тянули ко мне руки и смеялись.
Нейл! Пожалуйста забери меня!..
Нет, он не придет за мной, я сама прогнала его, я сама оттолкнула, он не захочет меня слышать.
И вдруг сквозь крики и жуткий смех тварей:
– Тихо, маленькая, тихо. Проснись Посмотри на меня. Я здесь, девочка. Я с тобой.
Распахнула глаза и вскрикнула, когда увидела бледное лицо Нейла, склонившегося ко мне. Неожиданно для себя обхватила его за шею дрожащими руками и сильно прижалась к нему, захлебываясь слезами. Еще не понимая, что уснула в запрещенном секторе, на его постели и сейчас все уже наяву.
– Не уходи, – вырвалось само, тихим отчаянным всхлипом, а уже через секунду мне казалось, что нет ничего более естественного, чем попросить его остаться со мной.
Почувствовала, как Нейл крепко прижал меня к себе, зарываясь пальцами в мои волосы.
– Спи, я здесь. Это просто кошмар. Просто кошмар, маленькая.
Устроился на подушках, привлекая меня к себе на грудь, а я приподняла голову и посмотрела ему в глаза. Долго. Молча. Так много вопросов, и не хочется задавать ни одного. Показалось, что он взволнован, но разве это возможно? Тяжелый взгляд и бледное лицо, покрытое многодневной щетиной. Поднял руку, убрал с моего лица слипшиеся, влажные волосы, провел большим пальцем по щеке, и я не сразу поняла, что он вытер мои слезы, но ласка пронизала все тело… Не возбуждением, а чем-то новым. Чем-то, что я никогда бы не подумала, что могу испытывать именно к нему… Только от этой ласки стало больно в груди. В полумраке спальни он казался немного иным, точнее, Нейл сейчас вообще казался мне иным, словно резкие черты лица смягчились, а в светло-синих глазах отражались сомнение и ожидание. Палец все еще гладил мою щеку, прошелся по дрожащей нижней губе, и Нейл снова привлек меня к себе. Не настойчиво, мягко.
Я медленно судорожно выдохнула и склонила голову к нему на грудь. Под щекой билось его сердце очень гулко и быстро, словно в моем кошмаре мы побывали вдвоем. Но разве такие, как он, могут бояться?
Постепенно дыхание выравнивалось, и я чувствовала, как Нейл продолжает гладить мои волосы, спину, а потом… сквозь сон, прикосновения губ к макушке и шумный вздох… Улыбнулась краешком губ. Он втянул мой запах. Это была моя первая улыбка ему, но он ее не видел.
Никогда еще за все время моего пребывания в этом доме я не чувствовала себя настолько в безопасности… И именно с тем, кого опасаться надо было больше всего в этом мире и в этом доме. Только мое подсознание реагировало совсем иначе, я успокаивалась в его объятиях так противоестественно и в тот же момент правильно.
Потому что я наконец-то именно уснула, а не забылась тревожным сном. Словно это было так привычно – засыпать у него на груди.