4 глава
Полуразрушенное здание с обшарпанными стенами и ржавыми потеками, карканье ворон где-то вверху и чувство опасности. Я поднимаюсь по разрушенной лестнице. Ступень за ступенью. Их ровно девять.
Я помню, как Нейл сказал, что я не должна идти по ступеням, я должна позвать его до того, как ступлю на первую. А я не могла. Словно в горле ком, словно там это дикое отрицание происходящего и я в кошмарном сне, я в прострации. Только несколько минут назад я была в тренировочном центре, смотрела на помощников Нейла и слушала, что он говорит мне, но не понимала ни слова. Они называли меня проводником, говорили, что у меня какие-то уникальные способности, а я, черт бы их побрал, не была вообще уверена, что мне это не снится.
А потом мозг взорвала ослепительная вспышка, и я оказалась здесь. Где? Я и сама не знала.
Каждый шаг дается мне с трудом, словно на моих ногах висят свинцовые гири. Мне страшно. Так страшно, что по спине катится градом холодный пот. А еще я знаю, что они найдут меня… идут по моему следу, дышат мне в затылок. Они. В длинных черных плащах, с пластмассовыми лицами масок-анонима. Если догонят – убьют. Нет, не просто убьют, они будут методично пытать меня, они будут вспарывать мою кожу на лоскуты, сжигать мои волосы, отрежут мне язык, выколют глаза, они заставят меня молить о смерти. Я знаю – они могут. Они способны на все. Нейл говорил мне, что это стражи Темного мира. Говорил, что я должна бежать, но куда, боже, я не помнила, куда именно. И я упорно взбираюсь по высоким ступеням. Там, вверху, меня ждет избавление. Ведь должно ждать. Если есть ступени, то они куда-то ведут. Как часто нам кажется, что если мы идем по дороге, она куда-нибудь нас выведет, а не заведет. Но чаще всего она оказывается частью чудовищного лабиринта смерти и ведет прямиком к финалу. В самое пекло.
По стенам здания расползаются трещины, и земля дрожит подо мной. Я вижу, как разваливаются стены и кирпичи летят хаотично вниз, раскалываясь на куски. Один из них, пролетая, вспарывает мне плечо, и я зажимаю рану ледяными пальцами.
Мозг взрывается воспоминанием. Это уже было. Да… во сне. До того, как я позвала его. Возможно, я не должна его звать, я должна вытерпеть, и все закончится. Я проснусь в своей постели у себя дома.
Взобралась на девятую ступень и остановилась над обрывом. Смотрю вниз, и голова кружится – снег и лед, макушки елей. На дне этой бездны я сломаю себе шею, а если не прыгну, то меня схватят ОНИ. Стены пылают огнем. Языки пламени лижут кирпичи, пол, расползаются волнами по стенам. Они обжигают мои босые ноги до волдырей. Боже! Я в аду? Огонь приближается ко мне со всех сторон, и мне остается только прыгать вниз или сгореть заживо. И я сама не понимаю, что наконец-то кричу его имя. Громко, гортанно, до боли в голосовых связках. Медленно оборачиваясь назад к огненной стене, за языками пламени я вижу мужской силуэт, вижу, как он приближается ко мне. НЕТ! Нейл! Не иди! Ты сгоришь! Пожалуйста! И я не понимаю, кричу ли я или шепчу про себя. Пусть уходит. Если мне суждено сломать себе шею на дне этой пропасти, значит, так и будет. Зачем я позвала? Вижу, как пылает его одежда, и кричу, громко, отчаянно.
Смотрю вниз и в ужасе закрываю глаза, делаю шаг вперед, и в этот момент меня подхватывают сильные руки, разворачивают лицом к себе и… я встречаюсь взглядом с темно-синими глазами…
Мое сердце готово вырваться из груди. Оно то бьется, причиняя боль, то не бьется совсем. Я цепляюсь за его плечи, и у меня подкашиваются ноги. А внутри… внутри противоестественное чувство – я была уверена, что он придет за мной. Найдет даже здесь. И нет ощущения, что я вижу впервые… нет. Я его знаю… не просто знаю. А люблю. И это далеко не начало, а те самые отношения, где есть совместное прошлое: из слез, боли… из самой изощренной мучительной боли и невероятного счастья, ослепительного, ощутимого на физическом уровне. Смотрю на него… задыхаюсь, и весь мир вращается вокруг нас на бешеной скорости. Я прячу заплаканное лицо у него на груди и вдыхаю запах…
Нас выбросило обратно в тренировочный центр. Прямо перед экспертами, сидевшими возле аппаратов.
– Все вон! Все! Пошли! Вон!
Не дожидаясь, пока они выбегут из комнаты, схватил Лию за плечи, испытывая только одно желание – свернуть её тонкую шею.
– Идиотка! Ты совсем с ума сошла?! Какого хрена ты меня ослушалась?! Почему так долго не звала?
Встряхнул её так, что голова откинулась назад, и на мгновение закрылись глаза, а когда она распахнула их, я заметил, как в зрачках снова появляется дикий страх. Чертыхнулся про себя, впиваясь пальцами в нежную кожу на плечах, заставляя смотреть на себя, понимая, что она в шоке после этого перехода.
У меня еще стучал в висках адреналин, не просто стучал, а разрывал мне вены. Я никогда в своей жизни не испытывала ничего подобного. И я все еще не могла прийти в себя после всего, что случилось, после всего, что я узнала о себе и… после того, как Нейл спас меня. Мне это казалось невозможным. Я до смерти боялась огня. Самая страшная стихия, которая внушает мне панический ужас. И от осознания, что могла сгореть живьем, как спичка, становилось жутко.
Нейл тряхнул меня за плечи, и когда я открыла глаза, то встретилась с его горящим взглядом. На нем ни одного ожога, но я видела, как он прошел сквозь огонь. Видела своими глазами. Я вцепилась в его запястья. Боже! Как же я испугалась, что это проклятое пламя сожрет его, и сейчас меня лихорадило после пережитого. Зуб на зуб не попадал.
Вцепилась в мои руки, и на какую-то предательскую долю секунды я подумал, что она испугалась не меня, а за меня. Испугалась того, что я мог сгореть. Но тут же отбросил эти мысли, потому что они из прошлого. Из того прошлого, в которое она не хотела возвращаться, а я понятия не имел, как вернуть её туда насильно.
Лия продолжает молчать, и мне это не нравится. Это приводит в ярость и… приносит страх. Слишком опасным оказался этот переход, все вышло из-под контроля, и обычный тест вдруг оказался смертельной ловушкой из-за ее неопытности. Но я был слишком зол, чтобы дать нам время, я даже надеялся, что это может стать своеобразным толчком для её памяти.
– Скажи хоть слово, Лия.
Снова встряхнул её и перевел взгляд на губы. Неожиданно диким осознанием: она в моих руках, сама льнет, не отстраняясь, не отворачиваясь и пряча взгляд, как это было в последнее время. И становится до боли необходимо просто услышать её голос, убедиться, что всё в порядке.
– Скажи хоть слово, Лия.
Его голос… Он врывается в сознание и заставляет дрожать еще больше, смотрю ему в глаза и прижимаюсь всем телом сильнее. Почувствовать сердцебиение. Обязана. Не знаю почему. Должна услышать, как оно бьется, и я успокоюсь. Раскрытые ладони на его груди, и глаза в глаза… Секунды отбивают ритм в висках, и под ладонями его жизнью. Дыхание все еще срывается, все еще бешено бьется сердце.
– Ты… живой.
Мне хотелось трогать его лицо пальцами, чтобы убедиться, что действительно живой. Это был настолько сумасшедший ужас, я никогда так не боялась. Где-то в уголках сознания мелькнуло, что это могло быть частью игры… но облегчение от того, что он действительно жив, забивало все остальные мысли. А потом лезвием по нервам: «Он бессмертный, Лия, а ты идиотка».
Разжала пальцы, сжимающие его плечи, отстраняясь… Желая только одного – чтобы отпустил, чувствуя горячие ладони на талии, понимая, что сама льну к нему, и начиная осознавать, что мы здесь одни и это опасно… Потому что моя кожа воспламенилась под его руками, потому что мне уже трудно дышать от его близости… Потому что страх перетекает в возбуждение.
– Отпусти, – очень тихо, умоляя, – отпусти, пожалуйста.
Всего два слова, и я действительно воскресаю. Всего два слова на выдохе, слишком тихо, настолько тихо, что даже кажется, будто мне послышалось. Будто больное сознание выдает желаемое за действительное. Но я читаю эти слова в её глазах, я чувствую их на своей коже под её пальцами, и прижимаю холодные ладони к себе сильнее, втягивая в себя её аромат, сходя от него с ума. В висках пульсирует отчаянное желание прижаться к её губам, вдохнуть в себя её страх. Но уже в следующую секунду это грёбаное «Отпусти».
Отстранилась от меня, и сразу волна холода из ниоткуда, и я притягиваю её к себе, чтобы пропасть навечно на дне её глаз, чтобы процедить сквозь зубы, сжимая талию руками:
– Меня бесит слово «Отпусти»! Никогда не смей его произносить! Забудь о нем! Потому что НЕ ОТПУЩУ!
И наброситься на её рот, сминая губы, раздвигая их языком, врываясь в горячую глубину, исследуя нёбо, зубы и рыча, когда она начинает отвечать мне, сплетая наши языки. Выпивать до дна её дыхание, не оставляя ни капли, умирая от простого поцелуя, ощущая, как моментально каменеет член в штанах, как напрягается её тело в моих руках. Сейчас я чувствовал, что если она снова оттолкнёт меня, то я сдохну… или убью её.
Отстранился, чтобы улыбнуться её затуманенному взгляду и тут же снова впиться в губы, не давая опомниться, запуская руку под кофту, жадно, грубо сжимая упругую грудь, большим пальцем дразня сосок.
Понимая, что готов кончить, словно подросток, только от этих прикосновений. Наших первых прикосновений после стольких лет. После того, как мучительно долго жаждал этого и вспоминал об этом.
Впился в мой рот, и я поняла, что все. Я не могу больше сопротивляться, больше не могу противостоять ему и себе одновременно. Это слишком непосильно для меня, особенно когда его губы сминают мои и в легкие врывается запах его дыхания. Вместе с жадным языком, и я отвечаю со стоном, с изнеможением от капитуляции. Когда понимаю, что обезумела в эту же секунду, как отпустила себя, сорвалась, полетела в пропасть. На дно его глаз, в космос его демонов.
Отстранился, а у меня ломка. Мгновенная с интервалом в секунду, с болью от расставания на миллиметр. Не думать… чувствовать. Необратимо и необходимо, как дышать, тянуться за его губами и ощущать, как сжимает грудь, как ласкает мгновенно затвердевший сосок, заставляя выгнуться, заставляя застонать и зарыться дрожащими пальцами в его волосы. Слишком долго хотела, слишком долго представляла… о боже, и не только представляла…От одной мысли, что он реально со мной, что сейчас его ладони ласкают мое тело и… это не иллюзия, не фантазия… я отчаянно до дикости хочу узнать, что это такое – быть с ним по-настоящему.
Проклятая ткань, от которой тело не просто зудит, она словно оставляет глубокие борозды на теле, не позволяя почувствовать, насколько горячая кожа у Лии. И я сдираю с неё кофту, разрывая её и посылая к чертям собачьим, туда же отшвырнув и лифчик. Чтобы склониться и прикусить зубами сосок, сатанея от тихого вскрика, от тонких пальцев, перебирающих мои волосы, от запаха её возбуждения, сносящего все тормоза, заставляющего рычать в унисон с её рваным дыханием.
Оторвался от неё, чтобы подтолкнуть к столу, приподнять за бёдра и усадить на него, смахивая ладонью бумаги, папки, компьютеры. Лихорадочно задираю её юбку, проникая ладонью за резинку трусиков, не сводя взгляда с её лица, с румянца, расползавшегося по щекам, по шее, с упругой груди и торчащих сосков, дерзко требующих ласки. И я склоняюсь, прикусываю твёрдую вершинку, чтобы тут же отстраниться и подуть на неё, в то же время раздвигая пальцами складки плоти между ног.
– Такая мокрая, моя девочка. – вдохнул полной грудью терпкий запах её желания. Положил её ладонь на член. – Чувствуешь, как сильно я хочу тебя, Лия?
Проскользнул пальцем в тесное лоно, сцепив зубы, чтобы не закричать, не завыть триумфальную песню. И снова к груди, лаская и терзая твёрдые камушки сосков губами, вгрызаясь в них зубами. Так, чтобы зарычать только от её аромата, от вкуса на языке, слизывая алую дорожку с белой кожи.
Вытащить палец из неё, чтобы ворваться уже грубо, намеренно жёстко двумя, вынуждая её выгнуться, надавливая большим пальцем на клитор. И подыхая от едкого желания оказаться в ней по-настоящему. Я хочу всё, много, крики, стоны, оргазмы. Много и для меня.
Слышу треск материи, чувствую, как нетерпеливо сдирает одежду, и у меня все тело горит от желания, чтобы снял все. Чтобы остаться полностью обнаженной, чтобы чувствовать его каждым кусочком тела. Прикосновения имеют память. Еще бо2льшую, чем глаза. Прикосновения оставляют следы навечно, и я хотела его пальцы везде. На мне, во мне. Это была осознанная бешеная похоть на грани безумия, выстраданная годами. Тело наполняется болью от желания, потому что я на пределе только от осознания, что я с ним. Все сомнения становятся ничтожными, мелкими, глупыми.
Ладони Нейла скользят по голой коже, губы пожирают каждый миллиметр, прикусывая соски, вызывая ответный шквал сумасшествия, и меня лихорадит. Подталкивает к столу, резко усаживая на край, проникая под юбку голодными пальцами, и я чувствую этот голод физически. Он витает в воздухе, раскаляет его до кипятка, чтобы обжигать легкие хаотично рваными вздохами, выдохами-стонами. И снова его губы на груди, а мне уже хочется кричать от нетерпения, и мои руки лихорадочно сдирают с него одежду, чтобы прикоснуться к нему, ощутить кожу под кончиками пальцев, под ногтями. Оставить на нем следы, пусть ненадолго. Отдать боль, причиняя ту боль, которую я испытывала каждый день, каждую секунду, желая его так долго и так отчаянно.
Чувствую, как проникает рукой между моих ног, раздвигая складки горячей плоти, под бешеную пульсацию, по нескончаемой влаге.
– Такая мокрая, моя девочка.
И слова только подхлестывают желания, как острые лезвия, как самая бесстыжая и наглая ласка, как проникновение. Только слова, только его голос, и я чувствую, как первые волны наслаждения окатывают все тело.
Прижал мою ладонь к своему паху, и я сжала пальцами напряженный член, закатывая глаза, потому что уже мысленно приняла его в себя. Глубоко, резко. Скулы свело от предвкушения. Проник в меня пальцами, и я вскрикнула, непроизвольно сжимаясь, чувствуя, как трясет крупной дрожью. Резкая боль от укусов в напряженных сосках, и тут же порхание его языка и рычание, и хриплые стоны с шумным дыханием. Чистое безумие. Его и моё.
Врывается в меня двумя пальцами. Грубо, сильно, растирая пульсирующий, набухший клитор, и меня накрывает, точка невозврата взорвана, распахиваю ноги шире, двигая бедрами навстречу, насаживаясь на его пальцы, чувствуя изнутри умелые толчки и ласку. Он точно знает, как ласкать меня, чтобы заставить сорваться. И всхлипывая его имя, притягивая к себе за волосы, чтобы отдать крик, чтобы сожрал его, пока я извиваюсь от оргазма в его руках, ослепленная, оглушенная яркостью экстаза.
Не позволяя ей отстраниться. Впиваясь в неё. До боли в губах. До синяков на бёдрах. Вырывая первый крик. Поглощая его. Чувствуя, как она истекает влагой на моих пальцах, как судорожно сжимает их лоном в спазмах оргазма. В диком нетерпении спустить её на пол, разворачивая к себе спиной, подтолкнуть вперёд, вынуждая опереться руками на стол и раздвинуть ноги шире.
Торопливо расстёгиваю брюки и наматываю густые волосы на руку, чтобы оттянуть голову назад, врываясь в неё до упора. Резко. В унисон моё рычание и её громкий крик. Наконец-то оказавшись в ней! По-настоящему! Слишком долго я не был в ней! Я соскучился по этому, Лия! Я не знаю, как я не сдох без тебя за это время!
Чувствую, как она плотно обхватила меня изнутри, слышу её хаотичное дыхание и запах слёз, и в груди бешеное, неуправляемое желание услышать её рыдания. Плачь, малыш. Я обожаю твои слёзы, обожаю слизывать их языком с твоих щёк. Слаще только твоя кровь. Ты не готова принять сегодня все то, что я могу дать и взять. Потом я возьму больше, позже я снова научу тебя отдавать мне свою боль… А сейчас я жажду твоего наслаждения. Я слишком голоден. Сжал рукой грудь, начиная двигаться, шумно выдыхая сквозь зубы, выходя из неё полностью и тут же вдалбливаясь в соблазнительное тело. Заставляя прогнуться ещё больше, принимать меня ещё глубже. Никакой нежности, Лия. Только оставляя отметины. Зубами вгрызаясь в шею и теряя контроль лишь от капли крови, попавшей в горло. Сминая ладонью живот, проскользнуть между ножек и сжать клитор. Ты готова взорваться снова. Чувствую пульсацию под пальцами и сжимаю ещё сильнее. Да, девочка, кончи для меня ещё раз, потому что я на грани. Заставь обезуметь от твоего экстаза. Повернув её к себе, впиваясь в шелковистые волосы на затылке, заглядывая в пьяные глаза, прошептать в самые губы приказом:
– Кричи, малыш!
Развернул спиной к себе, а у меня ноги подгибаются от слабости и от желания, от ожидания вторжения. Толкает вперед, животом на стол, опираюсь на руки, прогибаясь и дрожа всем телом, и вскрик удовольствия, извращенного удовольствия, почувствовать, как наматывает волосы на руку, тянет назад, заставляя прогибаться, пульсировать, трястись от желания получить в себе, отдаться полностью, позволить и покорно принять, открыть рот в немом крике, когда вошел. Затуманенным взглядом, через марево страсти, в глубину себя… осознанием, что хочу его до сумасшествия. И сорваться на крик, одновременно с его хриплым триумфальным рычанием. Первый толчок внутри раскаленной плотью по раскаленной плоти. Жестоким трением, вышибая искры из глаз. Обжигая и выжигая, помечая, оставляя свой запах проникновения, растягивая меня до боли, вбиваясь на всю длину и давая прочувствовать эту мощь изнутри, выходя полностью и снова врываясь до предела, так, что живот скручивает от возбуждения и в горле клокочет рыдание, ощущая каждую вену и рельеф его плоти во мне. Слезы катятся по щекам. Это не могло быть лучше, чем есть, потому что в миллиарды раз лучше, чем я представляла. Это больше чем секс, жадная потребность, животная страсть, звериный голод.
Вгрызается клыками в шею, проникая резче, жестче, быстрее. Безжалостно быстро, слишком быстро. В одном темпе, увеличивая, не снижая, не жалея, поднимая амплитуду толчков до оглушительного взрыва. Почувствовала его пальцы на пылающем клиторе, грубое умелое сжатие, разрывает возбуждение в ослепительную стихию и властный приказ, от которого трясет и закатываются глаза:
– Кричи, малыш.
Да! Кричать! Для него! Под ним. Снова и снова. Это же так естественно, чтобы оргазм сплетался только с его именем, острые иглы наслаждения, пробивающие буквы. Четыре буквы. Н-Е-Й-Л.
Замереть на секунду перед агонией и забиться в судорогах ослепительного урагана, который сметает все, вместе со слезами по щекам, вместе с хаотичным движением бедер навстречу его плоти, судорожно сжимая его изнутри. Быстро и сильно. Так же быстро, как он двигается во мне, не отпуская ни на секунду, продлевая муку наслаждения, разбивая каждый осколок экстаза еще на более мелкие частицы, на атомы чистейшего кайфа.
****
Взрыв. Мощный. Беспощадный. Словно атомный реактор. И после него меняется всё. Ни одного выжившего. Ни единой мысли. Только наши тела, сплетенные накрепко, прошиты между собой красными нитями. И я вижу эти нити, как только открываю глаза. Они горят ярким цветом на её коже, рваными стежками переходя в моё тело.
Моя зависимость от неё. Она вернулась. Она, блядь, вернулась именно сейчас! Потому что это было самое правильное за последние семнадцать лет! Мы вместе! Я в ней! И она, дрожащая, обессиленная в моих руках. Не отворачивая головы, удерживая мой взгляд. Она не знает, но её тело помнит, как я люблю её брать. И оно отзывается так, что хочется раскрошить руками стол… Хочется сжать ещё сильнее упругие бёдра, до крика. Потому что МОЯ! Теперь точно моя!
Развернул её к себе лицом, прижимая к груди, зарываясь лицом в спутанные волосы.
– Люблю тебя, малыш, – одними губами. Беззвучно. Не хочу, чтобы слышала.
Отстранилась, осторожно освобождаясь от объятий, чувствуя, как к щекам приливает краска. Посмотрела на него – улыбался, триумфально, до боли красивый, до невыносимости, и глаза светлые-светлые, лед растаял, а у меня внутри все сжимается от понимания, что я слишком беззащитна сейчас, он может делать со мной что угодно. Как кукловод с марионеткой, управляя мной прикосновениями пальцев, голосом, взглядом.
Нейл набросил на меня свою рубашку, укутывая в черный шелк, пытаясь привлечь к себе, а я уперлась руками ему в грудь, отворачиваясь, избегая смотреть в глаза. Взял за подбородок и приподнял мое лицо.
– Что такое, малыш? Посмотри на меня.
Не могу смотреть. Потому что вижу там свое отражение, свое бледное лицо, растрепанные волосы, свое падение к его ногам. Там в его зрачках я стою на коленях, потому что он этого хочет, я протягиваю ему конец цепи и склоняю голову, чтобы надел ошейник. Я ничего не помню, не знаю, каким образом он имеет такую власть надо мной. Мне страшно. Я боюсь себя, я боюсь его. Мне хочется бежать как можно дальше и спрятаться, забиться в угол и лихорадочно разбираться в себе. Кромсать свою память, эмоции резать на клочки и квадраты, чтобы собрать новую картинку, чтобы понять себя. Самое страшное – не понимать именно себя. Казаться себе чужой, незнакомой, не такой, как всегда. Это все равно что увидеть в зеркале не свою копию. Смотреть в блестящее стекло, рыдать от бессилия в тот момент, как твое отражение улыбается, изнемогает от пережитого кайфа, лениво потягивается, удовлетворенное и измотанное насаждением. Да, оно похоже на тебя… но оно не ты. И с Нейлом всего пару минут назад была не я. Потому что я никогда и никого не хотела так дико, я никогда не была способна на этот ментальный апокалипсис вожделения. Одержимо и необратимо, как последний вздох, как глоток воздуха перед смертью, так он был мне необходим. Но разве можно настолько хотеть, если не знаешь, если не любишь… Или люблю? Нет! Я не могу его любить! Хочется трясти головой, отступать назад, на горящий мост, шаг за шагом назад. Нельзя любить того, кто не умеет и ничего не даст взамен, нельзя убивать себя так быстро, так безжалостно. Я никогда не теряла контроль, а с ним нет никакого контроля. Он весь у него. И это страшно. С ним я – это не я. Потому что мне хочется стоять на коленях… и это НЕ НОРМАЛЬНО!
– Отпусти меня, – тихо, жалобно, – отвези домой. Пожалуйста.
Его руки разжались, а я покачнулась, чуть не упала. Ноги подкашивались, тряслись.
Увидела, как сильно сжались челюсти Нейла, как заиграли на скулах желваки.
– Что не так? Боишься меня? Было больно? Что не так, малыш? – избегая взгляда, не смотреть. Не смотреть на себя, такую жалкую в его глазах, покоренную и надломленную.
Господи! Все не так! Я не та, не там, не так! Нейл брал не только мое тело, он проникал в мою душу, ее он тоже ласкал пальцами, терзал, помечал когтями и клыками, жадными горячими губами, пронзал толчками плоти. Он брал меня всю. И это не ТАК. Потому что я не хочу этого. Потому что я не готова отдавать так много.
Я посмотрела на него затуманенным взглядом, чувствуя, как они наполняются слезами.
– Мне нужно побыть одной.
Прищурился. Долгий взгляд. Очень тяжелый. Невыносимый. Хочется зажмуриться и стать очень маленькой, незаметной.
– Ты побудешь одна. Ты побудешь одна так долго, как я решу. Только хватит лгать себе и прятаться от себя. Моего терпения тоже надолго не хватит, – дернул к себе за ворот собственной рубашки, – ты хотела меня, ты жаждала меня, ты отдавалась мне и орала мое имя. К чему сейчас разыгрывать спектакль? Чего ты боишься, Лия?
– Тебя! Себя! Я не хотела! Я просто сильно испугалась! – истерически, громко, срываясь на слезы. – Ты заставил меня! Ты каким-то дьявольским образом забираешься ко мне в мозги и заставляешь хотеть тебя, заставляешь быть иной, не мною. Все не настоящее, и секс с тобой был не настоящим. Ты взял сам. Это иллюзия. Ты создаешь ее во мне, потому что я слишком слабая, а ты сильный. Ты пользуешься мной. Я бы никогда не попросила! Потому что ты ужасаешь меня! Ты воплощение всего, чего я боюсь. Ты – смерть. Как я могу хотеть тебя? Это так же противоестественно, как желать боли. Когда ты прикасаешься ко мне – меня трясет от ужаса и от желания одновременно.
– Достаточно! Хватит!
Резко оттолкнул от себя, и я пошатнулась, сжимая руками ворот его рубашки, пряча наготу.
– Противоестественно хотеть боли? Когда-то ты молила меня причинить тебе боль, чтобы твое наслаждение было ярче. Да, ты была податливой и голодной до той боли, которую я мог выбивать из тебя вместе с оргазмами.
– Ложь! Не верю ни одному твоему слову. Это не нормально! Я не могла быть такой! То была не я!
– Да! Не ты! Не ты, мать твою! – Смотрит в глаза, и его взгляд становится слишком страшным, на дне синего пламени я вижу свою смерть. – А где они, пределы нормальности? В твоем «счастливом прошлом»? С ним? Там все было нормально?
– Да! Все было так, как должно быть! В моем мире не было таких монстров, как ты!
Нейл вдруг резко прижал меня к стене за горло, и его глаза загорелись дьявольским огнем, обещая мне все муки ада.
– Да, монстр, Лия. Жуткая тварь. Чудовище. Все верно. Каждое слово. И да, это не ты. Это фальшивка! Оболочка пустая. Внутри тебя звенит пустота! Потому что ты – другая… Она любила монстра!
– Она, но не я. Я не люблю тебя! Ты хочешь то, что я не могу тебе дать!
– А ему, – приблизил лицо к моему, выдыхая ярость, обжигая ею кожу, – ему давала?!
– Да! Ему давала и дала бы еще, потому что он настоящий! Но ты все разрушил, искалечил мою жизнь, решил распоряжаться мной…
Замахнулся, и я зажмурилась, ожидая удара, словно уверенная, что ударит, но кулак врезался рядом с моим лицом, заставив вздрогнуть.
– Я. БУДУ. РАСПОРЯЖАТЬСЯ. ТОБОЙ. ПОТОМУ ЧТО ТЫ МОЯ!
От яростного рычания в помещении задрожали стены. Резко разжал пальцы и добавил:
– Моя, пока я не решу иначе. Смирись!
Я медленно сползла по стене на пол.
Нейл вышел из помещения, шваркнув дверью с такой силой, что посыпалась штукатурка. Спустя пару минут за мной пришел Лиам. Протянул руку, помогая подняться. Он молчал, и я молчала, меня все еще лихорадило. В машине я посмотрела на слугу и тихо спросила:
– Скажи мне, Лиам, скажи, пожалуйста, кем я была для него? Я должна это знать. Я больше никогда не спрошу. Кем. Я. Была. Для. Него?
Медленно повернулся ко мне.
– Всем и никем.
Стало страшно, так страшно, что захотелось заплакать, как ребенку.
– Он не отпустит меня?
– Не отпустит. Скорее он вас убьет.
В его голосе прозвучало сожаление, а я отвернулась к окну. Дежавю… только картинки слишком разные.
Словно я писала строчки красными чернилами… а они проявились черными. Мои строчки о нем. Вымысел красивее реальности, потому что реальность уродлива в своей обнаженной искренности. Любовь не всегда переливается яркими красками… если смешать все оттенки вместе – вы получите черный. Только по отдельности они могут быть разными. Моя палитра смешалась, растворилась. Если я и любила Нейла Мортифера, то цвет моей любви – черный. Цвет моей любви к нему – это смерть… Смерть меня прежней. А я не хочу умирать. Но разве кто-то спросит моего мнения? Мой убийца уже нанес первые мазки на палитру моих эмоций, и рано или поздно он закрасит весь холст, мне остается только ждать, когда. Холст не выбирает художника, так же как и не знает, когда рисунок будет закончен, он удовлетворит творца, или тот сожжет неудачный шедевр.