Право на мнение
#НЕРАВЕНСТВО #МИРОВОСПРИЯТИЕ #ВИДЕНИЕСУТИ
«Свобода слова» – словосочетание, вызывающее неконтролируемое слюноотделение у большинства журналистов России и Европы.
Граждан США оно возбуждает меньше.
Здесь этой свободы нет.
Большинство населения СНГ почему-то путает возможность публично вылить на власть/меньшинства/знаменитостей помои со свободой слова.
Вы действительно можете что угодно настрочить об Обаме, вас действительно никто не арестует за то, что вы пишите дрянь о президенте. Вас посадят за то, что вы – расист или вообще – террорист. Нет-нет, это не власти обязаны вам доказывать, что вы на деле террорист, это вы должны как-то убедить их в обратном.
Законы такие.
Любого, гражданина и не гражданина США, можно задержать, посадить, пытать, без вынесения обвинения и сроков заключения, основываясь на подозрении в терроризме.
И нельзя сказать, чтоб этот пункт как-то особенно обсуждался в американских СМИ.
Или вот дело о любви агентства по борьбе с наркотиками и крупнейшего мексиканского наркокартеля Синалоа. Любовь у них завязалась еще в далеких 90-х, в особенно активную фазу вступила в 2006, а к 2014 году о ней всем рассказали. Любовь тогда уже завяла, деньги отмыли, нужных людей спрятали – самое время для гласности.
А хотите – Афганистан. За 12 лет Соединенными Штатами было потрачено 96,6 млрд. долларов на его восстановление. В 2014—2015 правительство США планировало выделить на те же цели еще 12 млрд. долларов.
Где в Кабуле второй Дубай?
Много ли об этом говорят? Не об успехе или поражении Обамы в Афганистане, не о прогнозах насчет региона, не расплывчатые «США это выгодно» и не откровенно идиотские – всемирный заговор евреев. Часто ли вы натыкаетесь на конкретную информацию по взяткам, расхищению, махинациям с четкими цифрами и подсудимыми?
Это и есть свобода печати в самом чистом своем понимании.
Свобода слова невыгодна журналистам. И дело не в Большом Брате, а в том, что вам лично не интересно все, что как-то ломает вашу картину мира. Почему любят котиков и невероятно тупых журналистов – они кормят вас безопасными стереотипами. Или дрочат вашему эго.
Так что если и есть кто такой фанатичный, проделывающий невероятные расследования, то в СМИ и топы Google, Facebook или Youtube ему не попасть не из-за особливо злобных ЦРУшников, а потому что «вот моя косметичка» или «духовное, Кант, Толстой, гуманизм! Люби себя таким, какой ты есть, только будь добрым к людям, злые-злые капиталисты, банкиры, расхитители» – безопаснее.
СМИ свободны. Они тщательно и хорошо исполняют свою основную миссию. Если вы полагали, что основная миссия СМИ – просвещать население, нельзя не вспомнить Матроскина, «поздравляю тебя, Шарик, ты – балбес».
Не думай, Шарик, об экономике или политике.
Еще в момент зарождения газет, столь знаменитые французские энциклопедисты адски ругались на подобную графоманию. Потому что газеты и журналы создавались для нечитающего населения (внимание – не неграмотного населения, а для населения не способного к чтению книг), чтобы заработать на черни немного денег, скормив ей нечто для нее удобоваримое.
Газеты, журналы и их потомки никогда не были просветителями общества, они и не задумывались никогда как инструмент просвещения.
Пытаться их инструментом этим заделать, даже в теории, это так же странно, как стараться приобщить бегемота к классическому балету.
Право на высказывание своего мнения всегда было привилегией – нигде и никогда оно не было нормой, доступной всем.
Не было никогда за историю человечества полной свободы слова и не будет.
И слава богу. Страшно подумать каких непостижимых пределов какофонии и идиотизма способно достичь человечество, дай ему только волю.
Это как демократия – равенство, да, но не всех, а первых. Равноправие на высказывание и на мнение – да, но среди избранных, а не всего поголовья двуногих.
И избранным этим для того чтоб договориться СМИ не нужны.
Легендарный король Артур, например, тоже был большой борец за равноправие и свободу. Все сидящие за его круглым столом имели одинаковые права и одинаковый вес высказываний, но надо быть кретином, чтоб верить, что за его круглым столом помещалась вся Англия.
Вопрос свободы слова и права на высказывание, по-настоящему, лишь вопрос между олигархией и тиранией – одна голова или три, но никогда не сотни. И не надо под «олигархией» видеть «братков» в Адидасах или вороватых чиновников. Представляйте римский сенат. Не надо под тиранией видеть исключительно идиота-самодураизвращенца, вскрикивать лихорадочно – «Путин!», «Сталин!», «Нерон». Представьте это себе как режим, где решает один человек, не рак, щука, лебедь, как в басне, где «воз поныне там», а один человек, чтоб тянуть воз в одну сторону и сдвинуть его-таки хотя бы на сантиметр.
Еще неполиткорректнее: плебс – Шарики и Шариковы – как никогда ничего не решал, да, господа, и смиряйте ваше эго, так решать никогда и не будет. Не способен он на решения, потому что существа не способные ни к мысли, ни к ответственности физиологически не могут ничего решать. Им хлеб нужен и зрелища, на том их интересы кончаются.
Читайте «Кориолан».
Теперь два слова о формализме – биче ящиков C и D, но и практически единственном инструменте их улучшения.
Формализм – ярчайшее проявление глупости. Чем тупее существо, тем больший оно формалист.
Очень ВАЖНО: не бывает плохих или хороших действий, бывают убогие и не очень намерения.
Мотивации бывают достойными или уродливыми.
Действие же всегда – нейтрально.
Педофилия. Изнасилование пусть даже 14-летней девушки старым, нищим, закомплексованным менеджером по продажам, неспособным на нормальный акт с женщиной – уродливо.
Спор совершеннолетнего Ромео с 14-летней Джульеттой о том жаворонок это или соловей – классика.
Убийство маньяком изнасилованной им 9-летней девочки, позволяющее ему почувствовать себя сильным за счет чужой боли – уродливо и наказуемо.
Убийство 9-летней девочкой такого маньяка во время самозащиты – норма. Естественное желание безопасности.
Взятка за сбитую и искалеченную во время вождения в пьяном виде беременную – это одно.
Взятка чиновникам для того, чтоб они все-таки наконец-то как-то достроили адекватное отделение для больных лейкемией – это другое.
Но толпе этого не понять – слишком много для нее тонкостей. Ей – надо четко и просто. Вспомните «гениальный» философский тост Шарикова «Хочу, чтобы все».
Формализм – это болезнь черни, потому что там, где нет способности к мысли, бьет в глаза форма. Формализм это восприятие мира ящиков D и С. Хотите стать состоятельнее, выбивайте его из себя.
Не бывает плохих действий, идей или концепций. Все упирается только в «кто». Кто за них берется. Не важно, что делает человек, важно кто он. Суть его какова. Сутью мотивации и диктуются. Чем бы ни занимался Шариков, результат всегда будет уродлив. Не бывает у кретинов хэппи энда: не способны они к созиданию. К разрушению – тоже. Как макаки – обезьяна не сломает бункер и не построит – загадит только.
Нищим нужен формализм, чтобы все было просто, ничего не напрягало мозг («все у всех отобрать и поделить», Шариков)
Око за око, зуб за зуб – это понятно, остальное из восприятия выпадает – сложно чересчур.
Глупо учить собаку изящной словесности.
Глупо прилаживать двигатель боинга к велосипеду.
Так вот не более разумно давать существам с сутью зуб за зуб гуманные законы, требующие от них малейшей внутренней собранности или хотя бы простейшей логики.
Почему в Швеции возможны целые кварталы как Хаммарбю, а в России, Казахстане или Анголе – нет? Из-за честного правительства? Нет. Из-за того, что люди чуть собраннее и ответственнее. Увы, стремление к безупречности либо есть, либо нет.
Нищий «йог» встряхнул после бродячих собак свою простыню и ему чисто. Ни за что в жизни вы ему не докажете, что он – свинья, что спать на никогда не стиранной тряпке еще и после больных блохастых собак не есть гигиена.
Он не видел лучшего? Отведите его в самые приятные отели с хирургической чистотой, он разницы не заметит.
Встряхнуть тряпку после собак – это вершина его чистоты, к лучшему вы его приучите только страхом. Совести у него нет, понимания своей выгоды тоже, он даже за деньги тряпку свою так стирать не будет, как под страхом палки. Либо стирка, либо побои. Вот тогда тряпка… хотя бы вонять перестанет. Но эта пародия на чистоту нищему тому даром не нужна, счастливее она его не сделает, несчастнее тоже. Целые поколения такой голытьбы смениться должны, поддерживая чистоту из-под палки, прежде чем, однажды прапраправнучка того нищего вдруг сама заметит – что-то грязно как-то из-под собак, дай хоть состирну.
Так и добиваешься прогресса.
Так прививается прогресс приматам.
Через формализм.
Ты никогда не объяснишь обезьяне, что такое вонять, что такое бактерии и гигиена – это выше ее понимания, но взять палку и заставить ее стирать тряпье ты можешь. Суть теряется – суть обезьянам недоступна, форма остается.
Око за око, зуб за зуб – для того чтобы отойти от этого закона, нужны хотя бы чуть-чуть думающие существа, чья эмоциональная палитра включает в себя больше, чем разнообразие страхов и страшков, существа способные понимать хотя бы одну иную мотивацию, чем палка.
Заставь дурака богу молиться, он и лоб себе разобьет.
Так случаются буйства формализма.
Когда величайшими скульптурами называют два раскрашенных кирпича, величайшими картинами – детально нарисованный глаз… из учебника анатомии. Величайшей музыкой – видео, где очередной гений фортепиано минуту, зато с невероятной скоростью перебирает пальцами, чтоб еще 15 минут потом рассуждать о сыгранном словами – я вдохновлялся трансцендентностью звуковых волн в постоянном континууме времени и пространства.
Зато стихи и книги, сегодня должны быть прямо по Ленину – «понятны народу!» – о дальнобойщиках и уборщицах. Чем примитивнее, тем лучше, чтобы даже черви в кишечнике нашли свои переживания в персонажах. Книги ли, фильмы, сериалы, древний римлянин, король Англии, Дракула или вообще эльф – всё одно – мыслить, говорить и действовать персонаж будет как кассир в Макдональдсе, причем выглядеть тоже.
В своем «Заратустре» Ницше с ностальгией думал о тех временах, когда тон жизни задавали короли, переживал, что измельчали они нынче, и предсказывал век торгашества, когда самым ярким представителем человека станет приземистый, недалекий, беспамятный бюргер-крестьянин с хитрецой.
В XIX веке так и произошло.
Сегодня торгашество – в прошлом. Тот бюргер со всей его ограниченностью обладал хотя бы прагматичностью и трудолюбием. Устремлениями обладал, пусть маленькими, невысокими, но стремлениями. Голытьбе же стремления недоступны, ей на самом деле даже деньги не нужны. И сегодня маятник дошел или доходит до противоположной вершины – до голытьбы.
Люди не меняются тысячелетиями, потому что мотивации их одинаковы.
Мода меняется.
В какое-то время тон задает церковь, потом короли, потом маятник, дойдя до верхней точки, разворачивается, внимание обращается уже к придворным, затем к торговой прослойке, к бизнесменам, уходит все ниже и ниже…
Очень хорошо иллюстрирует эволюцию моды на социальные прослойки кукла Барби.
Начав в послевоенные годы как проститутка Лили, продающаяся в магазинах для взрослых, Барби все-таки стала Барби, с налетом совершенности голливудской дивы 30-х, принцессы, снисходящей до простых смертных – безупречной и элегантной всегда. Не дай бог не пьяной, посверкивающей целлюлитными ляхами или дряблым животом, бабой.
С годами девушка стала раскрепощаться, пошла работать, даже пыталась рожать, стала ближе народу, потом еще ближе народу. Денег у нее поубавилось, лоска тоже, она стала проще в общении, проще в одежде. Помолодела. Женщиной бальзаковского возраста Барби не была никогда, но ученицей колледжа стала недавно. Сегодня самые продаваемые куклы – монстр Хай.
Если голливудскую диву 30-х с ее безупречным маникюром/макияжем/волосами большинство людей в принципе не встречало никогда, то монстров «Хаев» каждый видел не раз. После корпоративов, выпускных, хэллоуинов, дней святого Патрика улицы англосаксонского и европейского мира ими пестрят – жирные, плохо накрашенные, даже в дорогой одежде все равно – бомжацкого вида пьяные «монстры Хаи» могут спать у бара, на обочинах, в такси, в метро… В кукольном варианте они только слегка худее. Но, может, это просто то как они видят себя в зеркале.
Представьте таких дам и вы увидите, что круг почти замкнулся. Чувствуете, как близко отсюда до послевоенной проститутки Лили?
Дойдя до верхней точки Шариковых, маятник развернется.
Может быть, уже разворачивается.
И монстр Хай, и Барби производит одна компания – Mattel.
Как бы маятник не качался – общее положение неизменно.
У людей с менталитетом ящиков D и С не было права слова ни 2000 лет до нашей эры, ни 2000 лет после.
Вопрос в фокусе.
Фокус на ящике A – правда очевидна.
Фокус на В – шума больше, информационной шелухи тоже, легкие разговорчики о равноправии.
Фокус на ящиках D и С – общий гвалт. Все орут, никого не слышно. Все общаются, никто не слушает. Все высказываются, никто не думает. Свобода, равенство и братство. Там где фокус – в ящиках D и С, не в системе в целом.
Система как была иерархизирована, так осталась, просто фокус ушел… временно.
И систему не изменишь, потому что психология у людей такая – стайная.
Любая стая – это всегда и только строгая иерархия.
Только в строгой иерархии приматы способны более-менее на человеческое поведение.
И разница между существом с менталитетом ящика В и существом из ящика D бьет в глаза. А если вам ее не заметно, «поздравляю, шарик, ты – балбес».
Значит, вам еще работать и работать… («лупить себя по затылку», профессор Преображенский)
Если, конечно, вы на это способны – без палки-то над спиной.
Для всеобщей свободы слова нужна ответственность каждого – не всеобщая, ничья, общественная, несуществующая, а личная ответственность каждого за любое из его слов и действий. И никаких оправданий, потому что оправдания и извинения ситуации не исправляют.
Для всеобщей свободы слова нужна всеобщая осознанность.
Хватит верить в Атлантиды.
Дурак никогда не поймет, что он дурак.
Нет ничего страшнее, чем глупость.
Последствия всего остального обратимы.
Глупости – никогда.
И она – неискоренима, господа.
Так не будет у дурака свободы слова, действия и выражения – безопасности ради.
Демократия – пусть.
Равенство – может быть.
Не среди всех – среди первых.
И не потому что «злой большой брат».
А потому что закон выживания – прост и суров:
Один человек оказывает куда больше влияния на события и природу, чем миллионы навозных мух. Равнять их – безумие.