Стёпкина Радость
Пятилетний Стёпка всегда был занят каким-нибудь делом: то играл с ребятами в догонялки, то возводил в песочнице прекрасные, как ему казалось, замки, то качал в коляске соседскую крикливую Таньку, внучку соседки бабы Кати, пока та ходила в магазин за продуктами
А ещё он любил рисовать. Мама купила ему красивый альбом, цветные фломастеры, и теперь Стёпка рисует картинки, такие же прекрасные, как те замки из песка. В общем, у него всегда были дела.
Вот и сейчас он на лавочке у соседнего подъезда не просто так сидит и от нечего делать болтает ногами, а ждёт своего нового друга Тимку, с которым вчера познакомился в песочнице. Оказывается, Тимка в их дом переехал ещё весной, но раньше Стёпка его не видел. А вчера, когда он сооружал новый замок для царицы Будур, про которую мама читала в толстой книге, к нему подошёл рыжеволосый мальчик и стал помогать, точнее, всё переделывать. Вообще-то, Стёпка не жалует соавторов, но этому мальчику он перечить не стал. Замок получился почти таким же, как на картинке в той толстой книге.
– Тебе мама тоже про эту царицу читала? – спросил Стёпка.
– Почему, мама? Я сам читал, – ответил мальчик.
– Сам?!
Стёпка с уважением посмотрел на мальчика.
– Конечно, сам. Мне уже шесть лет, осенью пойду в школу.
Стёпка сник. Мальчик ему очень понравился, только вряд ли он захочет дружить со Стёпкой, который младше на целый год и не умеет читать. Но Стёпка не любил мучиться сомнениями и все вопросы решал сразу. Как мама. Она это называла расставить все точки над «i». Он тоже решил расставить эти точки и вынес приговор их дальнейшим отношениям:
– Значит, ты со мной дружить не будешь!
– Это ещё почему? – удивился мальчик.
– Я маленький и не умею читать.
– Ну, и что? А хочешь, я научу тебя читать?
Стёпка очень хотел, и они тут же приступили к делу. Мальчик на песке нарисовал две буквы. М и А. Стёпка сразу их запомнил и вскоре сам стал их рисовать. А если их вместе нарисовать по два раза, то получится МАМА. Здорово!
Вот так они и подружились.
Теперь Стёпка сидит и ждёт нового друга, который обещал научить рисовать слово «папа».
На соседней лавочке собрались бабушки и о чём-то разговаривают, но Стёпка не прислушивается. Бабушки такие же, как и бабушки из их подъезда, значит, и разговоры их о том же, что и у тех. О какой-то Перестройке, о талонах, о тяжёлой жизни. В общем, ему это совсем неинтересно.
Мимо прошла женщина в цветастой юбке, с короткими, как у мальчика, красными, как у Стёпкиной мамы, волосами и такая же красивая, как мама. Правда, красные волосы у мамы были на прошлой неделе, сейчас они у неё фиолетовые, но это тоже красиво, потому что у мамы синие глаза.
Женщина поздоровалась с бабушками и приветливо улыбнулась им. Бабушки дружно улыбнулись ей, вежливо ответили на приветствие, а как только эта красивая приветливая женщина вошла в подъезд, тут же оживились – у них появилась новая тема для обсуждения.
– Шалава, – категорично заявила одна.
– А ты почём знаешь? – не согласилась с ней другая. – У ей мужик есть. Ты видала его? Такой представительный. В очках.
– Вот твой представительный очкарик и не видел, как третьего дня его жену такой же представительный, но без очков поздно вечером на машине подвозил. Этот слепой олень и рогов своих не увидит, пока за что-нибудь ими не зацепится.
– А эту рыжую на какой машине подвозили? – включилась в разговор третья бабулька. – Ежели на чёрной, так это друг ейного мужа, а ежели на зелёной, то это ейный сослуживец.
– Да темно было, я не разглядела. Но всё равно она шалава, потому что хоть другом будь он, хоть сослуживцем, одинаково – чужой мужик, значит, хахаль. Путная баба на машине с чужим мужиком поздно вечером кататься не станет.
Ну, если катается на машине… да с чужим мужиком… да ещё поздно вечером… Тогда, конечно, шалава. О чём тут спорить?
На форуме был достигнут консенсус.
Имя Шалава Стёпка уже слышал, так одна из бабушек их подъезда назвала его маму. Но та бабушка, наверное, забыла, как зовут маму, и мальчик вежливо напомнил.
– Маму зовут Люся.
Конечно, Шалава звучит гораздо красивее, чем Люся, оно похоже на шоколадку и халву, но против истины не попрёшь, как говорил дядя Игорь, второй Стёпкин папа. Бабушке стало стыдно, что у неё плохая память, и она начала прятать глаза. А тут ещё и баба Катя, у которой есть крикливая внучка Танька, неодобрительно посмотрела на неё и покрутила пальцем возле уха, тем самым намекнув на её старческую забывчивость. Стёпке стало очень жалко ту бабушку, он улыбнулся ей и сказал:
– Ничего страшного. Бывает и на старуху проруха.
Так говорил третий его папа, дядя Витя который.
И, тяжело вздохнув, добавил:
– Я хоть и молодой, а тоже иногда забываю чего-нибудь. Вчера вот забыл в песочнице совок с ведёрком.
Дверь подъезда открылась, и появился Тимка с книжкой в руках.
– Какие у нас планы? – спросил Стёпка и покосился на книгу.
Так всегда говорит папа Коля, когда приходит к ним в гости.
– Планы? – удивился друг. – Ты что, забыл, что мы сегодня будем писать слово «папа»?
– А книга тогда зачем?
– Я тебе буду читать про Конька-горбунка. Ты знаешь, кто это?
Нет, этого конька Стёпка не знал, но ему захотелось немедленно познакомиться с ним, и он предложил:
– Давай, сначала книгу почитаем, а писать «папа» будем потом.
Чуточку поколебавшись, Тимка решительно отклонил коррективы, внесённые Стёпкой в ранее намеченные планы:
– Нельзя, папа говорит, что всё нужно делать по порядку. Если по-другому, то получится хаос.
Стёпка позавидовал силе воли мальчика и тому, что у него такой умный папа. Совсем немножко позавидовал. Чуточку. Много завидовать – это грех. Так говорит баба Катя.
Что такое «хаос», он знал. Мама всегда называет хаосом пустые бутылки из-под вина и окурки, которые всегда остаются после гостей. А ещё она этим словом называет разбросанные Стёпкой фломастеры и игрушки. У Тимки, наверное, дома никогда не бывает хаоса, за этим следит сам папа. Вот бы и Стёпке такого!
Конечно, у него тоже есть папа. Их даже несколько. Стёпка ничего не имеет против того, что их несколько, даже мама всегда говорит, что чем больше, тем лучше. Правда, она это не про пап говорит, а про деньги и вино, которые они приносят. Про пап мама говорит, что они все безбашенные.
Папа Коля, который первый, настоящий папа, приходит к ним каждую субботу и занимается Стёпкиным воспитанием. С ним мальчик ходит в гости к дяде Жене. Папа с дядей Женей пьют водку с пивом, играют в карты и поют печальные песни о лагерях и пересылках.
Про лагеря Стёпке всё понятно, он видел по телевизору фильм про пионеров. Вот папа и дядя Женя, наверное, вспоминают своё пионерское детство, грустят, матерятся и даже иногда плачут. Плачут – это если водки и пива бывает много. А про пересылки Стёпка ничего не знает, но догадывается, что это вроде той посылки, которую по ошибке доставят сначала на один адрес, а потом, когда разберутся, отправляют на другой.
Пока взрослые вспоминают лагерный отдых у костров, Стёпка играет в карты. Сам с собой. Он уже выучил все масти и запомнил цифры от шести до десяти, чем несказанно удивил папиного друга.
– Слышь, корифан, башковитый у тебя фраерок получился! Далеко пойдёт, если менты не остановят.
– А то! – с гордостью ответил ему папа. – Чья кровь? Моя!
Стёпке было приятно услышать столь лестную похвалу в свой адрес. Только непонятно, кто такие менты и почему они должны его останавливать, если он куда-то пойдёт? Решил выяснить. Сначала папа и дядя Женя очень долго громко хохотали, а потом объяснили, что менты – это цветные легавые. Псы, одним словом.
Легавых псов Стёпка видел на картинке. Конечно, такие зверюги остановят кого угодно, не только маленького Стёпку! Но те легавые были серыми. Но если есть серые, значит, есть и цветные.
Кто такой фраерок, Стёпка тоже не знал, но догадался, что фраерок – это сын фраера, то есть, маленький фраер. А большой фраер – это сам папа. Так мама его называет.
Стёпка быстро запомнил, как рисовать слово «папа», и теперь внимательно слушал интереснейшую историю про Конька-горбунка. Дочитав сказку до конца, Тимка закрыл книгу и спросил:
– Понравилось?
– Нет, – ответил Стёпка, – это неправильная сказка.
– Почему? – удивился Тимка.
– Старшие братья работают, а младший ничего не делает. За него всё делает лошадка. Пусть бы этот Конёк-горбунок старшим помогал, а не этому дураку, – вздохнул Стёпка и совсем по-взрослому произнёс то, что слышал от третьего своего папы: – Вообще-то, дуракам всегда везёт.
– А почему так?
– Не знаю, – пожал плечами Стёпка. – Это только папы знают.
Тимка об этом как-то раньше не думал. У него не было третьего папы, как не было и второго. У него был только один папа, а тот никогда не говорил ничего подобного. И мальчик решил при случае выяснить у него, почему везёт только дуракам, причём, везёт всегда?
На балкон третьего этажа вышел высокий широкоплечий мужчина и позвал Тимку обедать.
– Ты иди, – сказал Стёпка, – я тебя на лавочке подожду.
Тимка направился к подъезду, но мужчина остановил его:
– А почему друга в гости не приглашаешь? Нехорошо, брат, нехорошо.
Дверь им открыла та самая красивая женщина с красными волосами и, обратившись к Стёпке, произнесла:
– Ну, давай знакомиться. Как тебя зовут?
Стёпка вытер свою руку о штанишки, протянул красивой женщине и ответил:
– Степан.
Потом тут же добавил:
– Николаевич. Можно просто Стёпка.
– Очень приятно, Степан Николаевич, – улыбнулась она, – а я мама Тимоши, зовут меня…
– Я знаю, вас зовут Шалава.
Стёпка знал, что человеку очень приятно, когда кто-то незнакомый уже что-то слышал о нём. Это у взрослых называется славой.
– Почему, Шалава? – удивилась Тимкина мама. – Меня зовут Нина Петровна. Ты можешь меня называть меня просто тётя Нина.
– Жалко, – вздохнул Стёпка, – Шалава – это красивее, чем тётя Нина.
Тут из кухни выглянул тот самый мужчина, приказал мальчикам мыть руки и садиться за стол.
В ванной Стёпка спросил у Тимки:
– А это твой папа?
– Да.
– Первый или второй?
Тимка озадачился.
– Наверное, первый. А что, их должно быть два?
– Нет, их должно быть три, – авторитетно заявил Стёпка.
– Зачем?
– Ну, с одним ты будешь по субботам ходить в гости к его другу и играть в карты, второй тебя научит свистеть и играть в шашки. С ним тоже было интересно, он весёлый. Играл на гитаре. Песни пел, – Стёпка вздохнул и грустно добавил: – Только он ушел от нас к Стерве, и теперь в шашки я играю сам с собой.
– Ты умеешь играть в шашки?
– Да. «В Чапая»! – гордо ответил Стёпка.
– А это как? – заинтересовался Тимка.
Он тоже умел играть в шашки, но как играют «в Чапая», мальчик не знал.
– Я тебе потом покажу.
– А третий папа тебе зачем?
– Пока не знаю. Он недавно стал папой, – вытирая руки полотенцем, произнёс Стёпка и добавил: – Поживём – увидим. Может, куда-нибудь приспособим.
Так мама ответила соседской бабе Кате, когда та поинтересовалась, зачем маме этот Витька-обормот.
За столом мальчик рассказывал о своей маме и трёх папах, а сам пристально рассматривал дядю Олега, пытаясь увидеть его рога. Их не было. Оказывается, бабушки не только имя Тимкиного папы неправильно расслышали, но и про рога чего-то напутали. Видать, они под старость маленько оглохли и ослепли. Ничего не попишешь, как говорит в таких в таких случаях баба Катя, старость не радость.
– Спасибо за хлеб-соль, – вылезая из-за стола, чинно поблагодарил радушных хозяев Стёпка. – Нажрался от пуза.
И для убедительности своих слов, задрал рубашонку и похлопал себя по животу.
– На здоровье, – дуэтом ответили родители Тимки и оба улыбнулись.
И всё же мальчик не удержал своего любопытства и спросил у дяди Олега, почему бабушки их подъезда называют его рогатым Оленем?
Взрослые переглянулись и весело расхохотались.
– Они пошутили, ты же сам видишь, что у меня нет рогов, – сквозь смех произнёс дядя Олег. – Можешь даже потрогать мой лоб.
Стёпка потрогал. Рогов, действительно, не было.
Тётя Нина принялась мыть посуду. Она почему-то стала невесёлой и всё время вздыхала. Наверное, за что-то рассердилась на Стёпку.
– Мне больше к вам не приходить? – спросил мальчик.
– Это почему же? – удивились тётя Нина и дядя Олег.
– Ну, вот Костику из нашего подъезда мама с папой не разрешают со мной играть.
– Почему?
– Потому что я испорченный мальчик из негобла… неблаполучной семьи. Только мы с ним всё равно играем, когда они не видят.
Дядя Олег погладил Стёпку по голове.
– Приходи, Степан Николаевич, обязательно приходи!
Стёпка повеселел и посоветовал тёте Нине покрасить волосы в зелёный цвет.
– В зелёный? Зачем? – изумилась женщина.
– У вас глаза зелёные, будет очень красиво. Вот я нарисую вас с зелёными волосами, сами увидите.
– Ты умеешь рисовать? – заинтересовался дядя Олег. – А знаешь что? Принеси-ка мне в свой следующий визит свои рисунки. Идёт?
– Идёт, – кивнул Стёпка.
– Ты, Ниночка, не находишь, что в этом мальчике что-то есть, – задумчиво произнёс Олег Михайлович, когда ребята удалились в детскую. – Природный ум, любознательность, наблюдательность… Смотри-ка, как он примерил зелёный цвет волос к твоим глазам! А ведь этот цвет и впрямь тебе был бы к лицу.
– Вот ещё этого мне не хватало, – отмахнулась жена. – Сам же знаешь, что я никогда не красила волосы. Да и косметикой не пользуюсь. Только всё равно среди дворовых кумушек слыву шалавой.
Олег Михайлович взлохматил её короткую причёску и притворно вздохнул:
– А я, видать, так и помру рогатым оленем из-за этого огненного чуда…
Они поглядели друг на друга и весело рассмеялись.
Высунув от усердия язык, Стёпка старательно рисовал портрет Тимкиной мамы. Он уже испортил два листа бумаги, а цвет волос никак не хотел гармонировать с её глазами. Цвет получался то слишком ярким, и тогда терялись глаза, а сама женщина выглядела вульгарно, то слишком светлым, тогда, наоборот, глаза выходили на первый план. Наконец, получилось что-то, приближённое к замыслу.
– Ладно, покажу все три картинки. А ту, которая им понравится, подарю, – решил Стёпка.
Дядя Олег долго рассматривал портреты, самого Стёпку и недоверчиво крутил головой.
– Неужели это ты нарисовал?
– А кто же? – обиделся мальчик. – Я же сам вам про зелёные волосы говорил.
– Верно, брат, извини. Я что-то не то сказал.
– Ладно, проехали, – великодушно простил его Стёпка.
– А ты можешь мне показать другие свои рисунки?
– Могу. Завтра принесу.
Но ни завтра, ни послезавтра Стёпка не пришёл. В их семье всё пошло наперекосяк.
Папа, который третий, напился и начал требовать у мамы денег на водку, а у неё их не было, потому что деньги то ли заморозила, то ли сожрала какая-то жуткая Перестройка. Тогда папа сильно разозлился, побил маму и пошёл к своим друзьям. Там они что-то натворили, их загребли менты, те самые псы легавые, и теперь, по словам мамы, папа будет видеть небо в клетку.
Сначала Стёпка ухаживал за мамой, которой папа пересчитал рёбра, отпаивал её горячим чаем и рисовал картинки. На одной он нарисовал страшную Перестройку, похожую на бабу Ягу, которая заталкивала в свой огромный рот мамины деньги. На другой – третьего папу. Папа стоит в окружении разноцветных собак и смотрит на небо. По небу плывут облака, некоторые из них проваливаются в крупные клетки. Стёпке, несмотря ни на что, почему-то было очень жалко папу. Наверное, потому было жалко, что они с мамой так и не успели его куда-нибудь приспособить, и теперь он остался один под небом в клетку и среди этих цветных легавых псов, ждать от которых чего-то хорошего не приходиться.
На следующий день мама выпила немного пива, закрасила синяки, купила Стёпке три порции мороженого и, наказав ему съесть только одну, ушла на работу. А он не заметил, как съел все, и почти неделю лежал дома с ангиной.
За эту неделю их квартира преобразилась. Исчезли бутылки из-под вина и пива, окурки, а вместе с ними исчез и тот противный запах, который Стёпка пытался передать на своих рисунках грязно-серыми тонами. Правда, это у него пока не получалось. Мама тоже стала другой, но не потому, что покрасила волосы в тёмно-каштановый цвет, а потому, что сделалась какой-то домашней, уютной. Она навела везде порядок, часто стряпала то вкусные оладьи, то такие же вкусные пирожки, а по вечерам читала Стёпке интересные сказки, где всё хорошо кончается.
Чтобы Стёпка поскорее выздоровел, баба Катя принесла ему банку малинового варенья и похвалила маму за то, что та, наконец-то, взялась за ум.
В субботу, как обычно, пришёл папа Коля. От него по-прежнему пахло тем же грязно-серым цветом, он просил маму простить старые обиды и что-то там начать сначала. Но мама не согласилась. И впервые к Стёпке пришла мысль: «А, может, ну их, этих пап? Разве им плохо вдвоём?»
Хотя, если честно признаться, этого папу ему тоже было очень жалко.
В воскресенье мама разрешила Стёпке выходить во двор и он тут же, взяв все свои рисунки, сломя голову помчался к Тимке.
Дядя Олег опять долго и очень внимательно рассматривал их, потом попросил оставить на несколько дней. Да хоть насовсем! Стёпке не жалко. Таких-то картинок он сколько угодно нарисует. А вот как нарисовать ту, единственную, увидев которую, люди сразу станут добрыми? Они перестанут говорить гадости друг другу и пить вино с пивом, а папы не будут у мам требовать денег и считать им рёбра.
У маленького Стёпки была большая мечта: он хотел нарисовать Радость. Только мальчик не знал, как это сделать.
Через три дня дядя Олег сам пришёл к ним домой. С ним был Тимка и незнакомый дяденька, которого они называли Михаилом Кирилловичем. Михаил Кириллович сначала поговорил со Стёпкой, просмотрел те рисунки, которые тот нарисовал за эти три дня, подарил настоящие акварельные краски и большой альбом с гладкими листами. Потом дядя Олег и Михаил Кириллович о чём-то долго разговаривали с мамой. Стёпка не слышал, о чём, потому что учил Тимку играть шашками «в Чапая».
Михаил Кириллович стал частым гостем в их доме. Он приносил с собой рамку, на которую была натянута белая простыня, много разных кисточек, красок и подолгу что-то рисовал, однако смотреть никому не разрешал. Но если Стёпке была дарована полная свобода, то маме было строго наказано сидеть на одном месте. Это, наверное, чтобы она не подглядывала. Стёпка-то подглядывать не будет, он мужчина. А женщины, они же любопытные.
Через несколько дней Михаил Кириллович показал то, что нарисовал. Стёпка ахнул – на него с простыни смотрела живая мама!
– Вот бы мне научиться рисовать такие картинки! – восхищённо прошептал мальчик.
Михаил Кириллович ласково потрепал его по щеке.
– Ну, вот, Степан, с этого мы и начнём наш с тобой первый урок. Запомни: это не картинка. Это портрет. А портреты не рисуют. Их пишут. Причём, не кистью – сердцем.
Молодой художник куском мягкой ткани тщательно протёр кисть, положил её в футляр и отошёл от мольберта. Вот и всё. Конец долгой работы. Сделан последний мазок. Он вымыл руки и набрал по мобильнику номер.
– Тимка, привет! Ты можешь ко мне приехать? Да. Что? Прямо сейчас? Всё, жду.
Через час в мастерскую молодого художника вошёл высокий рыжеволосый мужчина лет тридцати с небольшим.
– Давай, показывай свои шедевры.
Художник снял покрывало с первой картины.
– Ба! Да это же наше детство! Вот песочница. Мы с тобой пишем слово МАМА. Лавочка. Тополь весь в пуху. Слушай, ты же должен помнить, как я в детстве страдал от аллергии на него? Так вот, у меня даже сейчас в носу засвербило при виде этого тополя.
На второй картине был изображён Знаменский собор. Казалось, что колокола, сияя позолотой в лучах восходящего солнца, издавали мелодичный звон, который плыл и плыл над старым сибирским городом. Здесь было столько света, что меркло всё, мешающее людям жить. Здесь исчезало фарисейство и очищалась душа от всякой скверны.
Тимка ахнул от восторга.
– Стёпка! Это же надо! Ты всё-таки нарисовал свою Радость! Талант, брат, талант!
Друзья помолчали. Потом художник тихо произнёс:
– Первую картину я подарю тебе и твоим родителям, а вторую – моему настоящему отцу, Михаилу Кирилловичу. Ведь именно он стал моей путеводной звездой. Картину я назвал «Отрешение от суеты сует».
– А тебе не жалко дарить свою Радость? Ведь столько лет рисовал!
– Эх, ты, технарь! Радость ведь для того и существует, чтобы её кому-то дарили.
Художник улыбнулся, но тут же стал серьёзным.
– И запомни, Тимка: картины не рисуют, картины пишут. Причём, не кистью – сердцем.