Глава 1
Джинсы были еще ничего, в некоторых местах даже чистые. Другое дело свитер. Один – повседневный, другой – праздничный, оба со времен царя Гороха, и вся разница в расположении заплат.
Куда, интересно, деньги деваются, а?!
И время. Вот куда пропадает время? Неужели ни одной свободной минутки нельзя выбрать, чтобы единственные джинсы постирать с толком, с чувством, с расстановкой? Бедная девочка, сказал бы папа. Не приспособленная ты, сказала бы мама. Лентяйка и лоботряска, сказала бы Ираида Матвеевна. То бишь, мачеха. Ну и ладно.
Зато Женька вспомнила, куда деньги деваются, и довольно замурлыкала что то себе под нос и прижала крепко к груди ношеные переношенные джинсы. Перед глазами возникло зрелище сказочного счастья. Собственная квартира. И бог с ним, с гардеробом то. Чего это она вдруг с утра пораньше расстраиваться взялась? С утра надо радоваться и веселиться. Польку бабочку танцевать или румбу. На крайний случай, цыганочку с выходом. Чтобы на весь день положительный заряд получить, как рекомендовала мама. А Женя смеялась и уточняла, что тогда будет не положительный заряд, а наоборот – вставательный или плясательный, если хотите.
Вот как.
А до приобретения квартиры осталось совсем немного. Полгодика, а то и меньше. Женька зажмурилась от этой мысли, словно счастье уже слепило глаза. Охо хо нюшки… Сейчас главное решить все таки – который из свитеров будет удостоен чести быть надетым. Праздничный быстро измарается, а стирать некогда. На повседневный же – смотреть тошно, не то, что надевать. Была, не была, подумала Женька, сгребла в одну кучу джинсы и оба свитера и полезла в шкаф, где сиротливо болтались несколько блузок и платье – очень красивое – льняное, с вышивкой, со стильными крошечными кармашками и бахромой на рукавах. Правда, к нему придется надеть туфли на шпильке, а машину водить в них не очень то удобно. Впрочем, кому то другому неудобно, а для Жени, которая за рулем с двенадцати лет чувствовала себя комфортно, ни каблуки, ни «тракторная» платформа проблемой не были. Так что платье она все таки достала и собралась его погладить, как вдруг обнаружила, что утюг не работает. Совсем. Минут пять Женька ждала, что он все таки оживет, но утюг оставался холодным, как айсберг в океане.
– Интересное кино, – протянула огорченно Женя, но мысль ей развить не удалось, раздался стук в дверь.
Женька открыла, не ожидая ничего хорошего. За дверью оказалась тетя Тая, необъятных размеров женщина, втиснутая в цветастую тряпку, которую она выдавала за халат.
– Ну сколько же можно! – возмущенно заколыхалась тети Таина грудь навстречу молоденькой соседке, – когда же вы, свинтусы, начнете за собой убирать, а? Я ведь и участкового могу пригласить! Плита залита! Пол в пятнах! А в туалете вообще… Паразиты!
Неизвестно почему тетя Тая обращалась к Женьке на «вы». Явно не от уважения.
– Я еще не выходила, Таисия Степановна, – вежливо пояснила Женя.
Да и куда выходить то? С утра в коммуналке было не протолкнуться, это Женька успела за несколько месяцев усвоить. Сначала она попыталась вставать раньше, часиков в шесть. Но тогда из угловой комнаты выскакивала Лерка и орала, что шум воды будит ее драгоценное дитятко. Ребенок, видите ли, должен высыпаться! А то, что оно – это самое дитятко – может полночи горланить, насмотревшись вперемешку с телепузиками «Терминатора» и «Чужих», – Лерку не волнует. Вообще то ее трехлетний карапуз Женьке нравился, но пришлось из за него отменить ранние вставания и валяться в постели до десяти, пока народ не рассосется.
Так что претензии Таисии Степановны были необоснованны. Но убедить в этом соседку Жене не удавалось. Старая склочница никак не желала удалиться и все чего то орала, размахивала руками, колыхала грудями, и конца этому не предвиделось. Женька тоскливо разглядывала лампочку на потолке. Женька все понимала. Она в коммуналке не прописана, а только снимает комнату, и это уже повод для ненависти. Остальные – Лерка с сыном и вечно поддатым папашей, одинокая тетя Тая и пенсионеры Лыткины – живут здесь давно и по праву, и это право ненавидят так же, как Женьку. Потому что надежды отсюда выбраться нет никакой.
Женька подвернулась под руку, вот так то. Даже утюг ни у кого нельзя спросить. Загрызут.
– В общем, давай двести рублей! – подвела итог тетя Тая.
За моральный ущерб что ли? Женя усмехнулась про себя.
– Ну чего вылупилась? Оглохла, что ли?
– Таисия Степановна, я не понимаю, если честно, почему я должна…
– По кочану!
Женька набрала воздуха в грудь.
Нет, поначалу ее это даже забавляло. Женя была закаленной, ее тренированная в боях с мачехой психика нисколько не страдала от давления соседей. Было весело, а потом – перестало. Ничего приготовить невозможно, потому что все конфорки вечно заняты. В туалет не прорваться – там засыпает пьяный Леркин отец. В коридоре не протолкнуться, потому как у пенсионеров хобби – велосипеды и лыжи, и эти самые атрибуты здорового образа жизни занимают всю прихожую.
Перечислять до следующего утра можно…
Но Женька вспомнила, что еще не выяснила, зачем тете Тае двести рублей.
– Я тороплюсь! – сообщила Женя. – Так что объясните толком. Или просто уйдите с дороги.
– У! – потрясла в воздухе кулаком соседка. – Нахалка! Двести рублей гони, на сансредства.
– На что? – искренне не поняла Женя.
– На порошок, шоб ванну мыть, на туалетного утенка…
– Он не туалетный, ваш утенок, а прямо золотой какой то, – вздохнула Женька.
Если не дать – совсем изведут, а переезжать некуда. Еще свежи воспоминания от поисков жилья. Чур меня, чур, называется. Двести рублей не вопрос, конечно. С одной стороны. Один хороший пассажир – вот тебе и двести рублей. С другой стороны – половина нового свитера или обед в Макдаке. Женька ненавидела Макдак, но надо же было где то есть.
– А может, ста хватит? – решила она поторговаться. Тетя Тая насупилась, готовясь к новому витку скандала.
– Ладно, ладно, – пробормотала Женя и полезла за деньгами, – вот, сто пятьдесят, у меня все равно больше нет.
И вручив купюры, она сильно надавила на дверь. Таисия Степановна кое как была выдворена, но из коридора донеслось ее возмущенное бульканье.
Женька сжала пальцами виски. Платье опять же не поглажено, вспомнилось вдруг. И вся жизнь наперекосяк. Ни тебе утюга нормального, ни собственной кухни, где можно устроиться за столом, уютно подпереть ладонями подбородок и слушать, как поет чайник на плите, и смотреть в окно, где качаются зеленые волны листвы, и ждать, пока остынет огромный огненный омлет.
Ладно, проехали, как выражается продвинутая молодежь.
Надо работать. Работать – значит сесть за руль и колесить по столице. Но колесить по столице в халате Женька не могла, стало быть, все же нужно надеть платье, шикарное, но мятое, словно коровой пожеванное.
Досадливо поморщившись, Женя стала переодеваться. В желудке в этот момент что то недовольно заурчало. Пустота, вот что, на которую Женька тоже плюнула, точнее, сглотнула голодную слюну и вышла из комнаты. В коридоре, как водится, на нее упал пенсионерский велосипед. Потирая ушибленные места, Женя взглянула на свое отражение в маленьком зеркальце, висевшем прямо на входной двери.
Да уж! Лицо перекошено, под глазами синяки, которые не может скрыть даже сильный загар, на макушке волосы стояли дыбом. Женька сильно сомневалась, что именно так положено выглядеть двадцатипятилетней, здоровой и умственно полноценной особе. Физиономия в зеркале скорее принадлежит озлобленному подростку, объявившему войну всему миру.
И шикарное платье, наверняка, не скрашивает этот образ.
И что, получается, на это тоже надо плюнуть?
Да, да, да, прокричал кто то внутри нее. Плюнуть и растереть, забыть и не обращать внимания! Имидж ничто, как гласит известный рекламный ролик.
Все остальное тоже лишь мелкие неудобства. И если тебе так хочется из за них биться об стенку и выть на луну, так пожалуйста!
Никто мешать не будет.
В этом все дело. Некому мешать, некому вмешиваться, некому утешить или наорать, что хватит, мол, страдать из за чепухи!
Ты сама решила, что тебе никто не нужен.
Женька кивала, соглашаясь с собственными мыслями, которые назойливым роем вились в голове. Надо бы взять себя в руки. Она зашла в ванную, ополоснула лицо, пригладила волосы и постаралась сделать вид, что ей нравится эта жизнь.
Можно подумать, кому то было интересно ее отношение к жизни…
Ладно, как там… проехали…
Женя сбежала вниз по лестнице, врезалась со всего разгона в тетю Таю, опрокинув содержимое ее мусорного ведра, и, чертыхаясь, вылетела во двор.
– Привет, Шушик, – прижалась она к блестящему боку своего любимого «лансера», – пора за работу, милый.
Он потянулся, задрал голову вверх, но ничего интересного там не обнаружил. Как, впрочем, и вокруг. Было скучно и муторно, и он бы обязательно заснул, но спать не хотелось, а хотелось избавиться от скомканных, влажных простыней и гибкого тела, которое крепко прижалось к его собственному.
Илья потянулся сильнее, с тайным умыслом спихнуть с себя новообретенную любовницу. Блин. Она все не скатывалась с него, изображая невероятную усталость и необходимость прижиматься к его горячему боку.
– Илюша…
Ее дыхание щекотнуло шею.
– Илюша, ты как? Живой?
Кокетливый вопрос был словно взят напрокат у какой нибудь голливудской звезды, блаженно вздыхающей в койке рядом с другой голливудской звездой.
– Мне бы в душ.
– Я с тобой, – промурлыкала она.
Ну конечно. Все должно быть по сценарию, как это он забыл?
– Рит, давай в порядке живой очереди, а? – почти жалобно попросил он и все таки сдвинул ее с себя.
Она раскинулась на подушках, наблюдая, как Илья Кочетков пытается выбраться из кровати, путается в простынях, чертыхается и размахивает большими, смуглыми руками.
Он ей даже нравился, этот Илья Кочетков. Успешный адвокат с крепкими мышцами, веселым ежиком на голове и нахальными глазами. Сначала он, как водится, сопротивлялся. Они – успешные и крепкие – сразу все просекают, гордо вскидывают чисто выбритые подбородки и надменно проходят мимо. Типа не замечают. Они любят сами решать – с кем, когда и почему. Кочетков Риту в упор не видел, такое случается. Но она умела ждать и вот, пожалуйста, дождалась. Секс в гостиничном номере в разгаре деловой командировки, как бы между прочим, – был только началом. Теперь главное правильно расставить акценты. Ну хочет он в душ один, пусть валит один. Может, у него комплексы. Или просто привычка.
Рита знала, что Кочетков долгое время жил один. То есть не один, но холостяком, и постоянной женщины рядом с ним не было. Так что, мало ли к чему он привык, ей то что за дело?
Надо еще подождать, вот и все.
– Илюш, ты кофе будешь? – спросила она, вскакивая следом за ним.
– Буду, – проворчал он уже у двери в ванную. Черт его дернул с ней переспать! Пил бы сейчас кофе в одиночестве и работал.
Может, выставить ее из номера, а? Мол, побаловались, и хватит. Обычные девушки для «баловства» растворялись, будто сами по себе, и никаких проблем не создавали. Илья даже втайне гордился, что с некоторых пор вполне успешно освоил науку «секс без обещаний и обязательств».
Но вот Рита… Кажется, это тяжелый случай.
Он даже не помнил, когда точно она появилась в их компании. Так, мелькало что то незнакомое с длиннющими соблазнительными ногами и шлейфом каких то неведомых, охмуряющих духов. Все время чихнуть тянуло, но он сдерживался и здоровался с ней, незнакомкой, кивком головы. Потом они встречались на совещаниях, и она почему то всегда оказывалась рядом с ним, сидела, покачивая ногой в опасной близости от его колена. А потом случилась эта командировка, и Илья поддался порыву (ладно, ладно, просто инстинкту), когда Рита появилась в его номере, вроде обсудить какие то контракты, в которых она, как свинья в апельсинах.
Вода хлестала по разгоряченному телу, и Илья вроде бы приходил в себя. Втайне он надеялся, что Рита уже догадалась уйти. Невыносимо представить, что сейчас она окажется там же, где он оставил ее, что придется вместе пить кофе, разговаривать, ну и что там еще обычно делают в таких случаях.
Илья принялся лихорадочно растирать спину мочалкой.
Рита в это время рылась на полу в куче одежды, пытаясь отыскать мобильник, который истошно верещал вот уже несколько минут. Оказалось, звонит телефон Кочеткова. Пару секунд она раздумывала, потом решительно нажала кнопку приема.
– Да?
– Илька, что у тебя с голосом?
– Илья в ванной. Ему что нибудь передать?
Рита постаралась, чтобы эта фраза прозвучала как можно более ехидно. Голос то был женский. Стало быть, у холостяка адвоката все же имеется постоянная пассия, которая называет его «Илькой».
– А вы кто? – удивились на том конце провода.
– А вы? – холодно полюбопытствовала Рита. Получай, пассия, и не выпендривайся.
– Я Илюшина мама, меня зовут Ольга Викторовна, – благосклонно объяснил голос.
Рита перестроилась в считанные секунды.
– Ольга Викторовна, здравствуйте, – пропела она радостно, – как хорошо, что вы позвонили. Илюша мне много о вас рассказывал…
– А вы кто? – повторила Илюшина мама.
– Я – Рита, – как будто смущенно призналась она, – его невеста.
– Невеста?! Правда? Вот это сюрприз! Это же замечательно! Риточка, это так замечательно, что я даже слов не нахожу. Наконец то, господи, наконец то!
В голосе Ольги Викторовны отчетливо слышалось ликование, и Рита даже слегка струхнула. С чего это старуха так обрадовалась? Не чает сыночка сбагрить в новый брак? Или что?
Насчет невесты Рита соврала машинально, вслепую прощупывая почву. И оказалось, что попала в самое яблочко. Это было так неожиданно и так приятно, что она не сразу сумела сосредоточиться на продолжении диалога. Впрочем, Ольга Викторовна вполне справлялась сама, с необыкновенным воодушевлением что то лопоча на том конце провода.
–..так вы согласны, Риточка?
– Конечно, – не раздумывая, ответила она, решив, что такая покладистость непременно порадует будущую «свекровь».
– Вот и отлично! – пропела Ольга Викторовна. – Значит, мы вас ждем!
Рита попрощалась и быстренько вернула телефон на место. Ее лицо на секунду приобрело мечтательное выражение. Надо же, как все просто оказалось! Мать Кочеткова вне себя от радости и ждет новоявленную невестку в гости.
Ну что ж, можно с уверенностью констатировать, что Ритин талант к импровизации сегодня сыграл на все сто. Хотя импровизировать она всегда опасалась, предпочитая продумывать все наперед.
– Кто приходил? – хмуро поинтересовался Илья, вернувшись из душа.
– Что?
– Мне послышалось, ты с кем то разговаривала… Он остановился в дверях и смотрел на Риту с едва скрываемым раздражением.
– А… Это мне звонили, – легко соврала она и похлопала ладонью по кровати, приглашая Илью сесть. Словно любимую собачку подзывала.
Он, набычившись, покачал головой.
– Знаешь, у нас времени мало осталось. Мне надо просмотреть бумаги до отъезда. Давай потом поговорим.
О чем это он собрался со мной говорить, весело удивилась Рита. Но спорить не стала. Если он хочет, чтобы она ушла сейчас, так и будет. Пусть убедится, как она послушна, пусть увидит, как она все прекрасно понимает. Да и вообще, теперь, когда на ее стороне его матушка, гораздо проще расставить силки. Поэтому можно спокойно вернуться в свой номер и отдохнуть. Она это заслужила, не так ли?
В большом светлом доме на окраине Москвы стоял трам тара рам. Ольга Викторовна пыталась поделиться потрясающей новостью с домочадцами. Но отец в этот момент искал свои рабочие штаны, чтобы отправиться в гараж, где его ждали верстак и рубанок. Штаны куда то подевались, и Виктор Прокопьевич на весь дом огорчался этому обстоятельству, двигал стулья, зачем то перекладывал книги на полках, и в итоге потерял еще и очки.
К поисковой экспедиции присоединилась дочь Ольги Викторовны – Марина, – двадцатилетнее, хрупкое создание с томной поволокой в глазах. Толку от нее было мало, потому как она ежесекундно замирала на месте, осененная удачной рифмой к своему очередному гениальному стихотворению. И ей непременно надо было именно сейчас продекламировать пришедшие на ум строчки вслух и услышать одобрения. Умнющая псина Гера тут же вскакивала с нагретого кресла и начинала подвывать, пытаясь таким образом выразить свое мнение. Данька же, – четырехлетний внук Ольги Викторовны, – стараясь переключить внимание присутствующих на себя, принимался гоняться из комнаты в комнату, бодро распевая: «Нас не догонят!»
Нет, совершенно невозможно было рассказать семейству, что у Илюши появилась наконец таки невеста. Ольга Викторовна, вздохнув, решила радоваться в одиночестве. Ей трудно было объяснить, почему женитьба сына так важна. Просто в последнее время Илья казался матери таким замученным и потерянным, просто на лице его так прочно обосновалось выражение недоверия, просто он слишком упорно делал вид, что работа – единственная радость в этой жизни. И еще потому, наверное, что Ольга Викторовна была очень романтичной особой и в свои пятьдесят с лишним лет продолжала верить в любовь и в тихое семейное счастье.
Мысли ее уплыли далеко, и на откровенный беспредел, творящийся в доме, она уже не обращала внимания. Но тут на лестнице, кутаясь в длинную пушистую шаль, появилась ее мать.
– Вы меня разбудили, изверги! – прошамкала Ирина Федоровна, с успехом притворяясь немощной старушкой, покой которой был нарушен бесчувственной молодежью.
– Риночка, где мои штаны? – кинулся к ней Виктор Прокопьевич.
– Бабуль, ты только послушай, что я написала! – кинулась к ней Марина.
– Бабрина! Пошли читать! – кинулся к ней правнук и с детской откровенностью добавил: – А то эти чокнутые меня в могилу сведут.
Ольга Викторовна фыркнула от смеха. Гера радостно тявкнула в знак солидарности.
– В могилу сведут меня, это точно, – нарочито шаркая тапками, Ирина Федоровна спустилась с лестницы и, продолжая ворчать, нашла мужнины штаны, посверкала глазами в знак восхищения перед новым творением внучки, успокоила Геру и усадила Даньку с книжкой на диван.
– Пора бы тебе, дружочек, читать самому.
– Я буквы забыл. Почти все, – схитрил он.
Ему отлично удавалось брать пример с прабабушки.
– А у меня зрение слабое, – не сдавалась та.
– А я – ребенок!
– А я – старуха!
– Какая же ты старуха? – удивился Данька и зашуршал страницами. – Старухи вон какие, смотри. Беззубые, с проплешинами и в рваных платьях.
– Это баба Яга, наверное, – догадалась Ольга Викторовна, – мам, я Ильке звонила.
– Он же завтра прилетает, чего ты ему опять плешь проедаешь? – недовольно пробормотала Ирина Федоровна. – Разве он без тебя не знает, что нужно мыть руки перед едой и не пить много кофе на ночь?
– Ничего такого я и не говорила! – возмутилась Ольга Викторовна.
– Ты всегда говоришь одно и то же! – отмахнулась мать. – Прямо зубы сводит от тоски.
– Не может быть! Они у тебя вставные! – мстительно фыркнула дочь.
Обе расхохотались, как девчонки.
– Я так не могу! – Данька от обиды заерзал на диване так, что покрывало сбилось в кучку. – Вы меня воспитывать будете, или че? Читай, давай, ба!
– Погоди, Данилушка, у бабушки новость есть. – Ольга Викторовна мечтательно улыбнулась и со вкусом произнесла. – Твой папа, кажется, скоро женится.
– Снова на маме? – скривился Данька.
– С чего ты взяла? – строго спросила Ирина Федоровна.
– А я с его невестой только что беседовала по телефону. Уже двадцать минут пытаюсь всем это сообщить, только в нашем сумасшедшем доме разговаривать спокойно невозможно!
Данила аккуратно отложил книжку, медленно, с достоинством поднялся с дивана и скорбно произнес:
– У папы, наверное, кризис этого… серединного возраста. Они с мамой уже женились, получается дважды на одни и те же грабли! Как говорится, седина в бороду, бес в ребро!
Иногда Даня говорил очень благоразумные вещи, но обычно делал это совершенно не к месту.
Ольга Викторовна, засмеявшись, прижала внука к себе.
– Не бойся, миленький, он не на маме женится, а на другой тете.
– Ты это точно знаешь? – прищурился он.
– Абсолютно!
– Дружочек, принеси ка мне, пожалуйста, воды, а? – слабым голосом попросила Ирина Федоровна и, как только Данька выбежал из комнаты, повернулась к дочери. – С чего ты вообще взяла, что разговаривала с Илюшиной невестой? Может, любовница взяла трубку. Не живет же наш Илюха монахом!
– Да она сама мне сказала!
Ирина Федоровна удивленно приподняла безупречные брови.
– Сама? Однако смелая девушка. Но это кажется мне странным.
Еще бы! Интуиция редко подводила Ирину Федоровну. Ее дочь обрадовалась, как ребенок, и, наверняка, даже толком не слушала эту самую «невесту». У Ольги слишком бурное воображение, всегда она придумывает то, чего нет на самом деле. И за словом «женитьба» ей сразу видится неземная любовь, кофе в постель, ужин при свечах, куча ребятишек и шумные веселые вечера в кругу «семьи». Что ж, ее можно понять, с Михаилом у них так все и было. Он ее обожал и до свадьбы, и после, а ведь такое встречается очень редко. Наверное, поэтому Ольга после гибели супруга больше не вышла замуж. Даже неудачный брак Илюши не смог заставить его мать разочароваться в своей теории. Она все еще наивно полагала, что надо «искать свою половинку», «прислушиваться к судьбе», «сохранять романтику». Ну и тому подобные прописные истины, которые, – увы! – действуют не всегда и не везде.
Ирина Федоровна была уверена, что все это чушь, и главное – не любовь, не романтические бредни, не жаркие объятия, не шумные ссоры со сладкими примирениями, а умение слушать и понимать. Уважение, вот как. Они с Виктором прожили шестьдесят лет, уважая друг друга.
Это был сильный аргумент, разве нет?
А тут какая то девица сообщает по телефону, что она – невеста. Сообщает это не кому нибудь, а матери жениха. И где уважение? Нормальная женщина дождется, пока мужчина сам объявит эту новость родным.
Стало быть, невеста Илюши – не вполне нормальная.
С одной стороны – это хорошо. Она явно впишется в их семью, где одна только Маришка с вечным поиском рифмы чего стоит! Ирина Федоровна умела трезво оценивать и себя, и своих близких. Хоть она усиленно прикидывалась беспомощной старой каргой, дом держался именно на ней, а остальные могли позволить себе всяческие слабости. Илья зарабатывал на всех, но не умел элементарно общаться, хронически уставал и плевал на самого себя с высокой колокольни. Слабость? Конечно! Марина витала в облаках, едва переползая с курса на курс в Литературном институте, зато писала стихи и считала себя гением. Слабость? Естественно!
Ну и так далее.
Единственный благоразумный человек в семье – Ирина Федоровна. И еще, может быть, Данька.
Теперь вот ожидается пополнение в виде не вполне нормальной невесты. И кто ее знает…
Наверное, Ирине Федоровне удалось бы додумать эту мысль до конца, прислушаться к интуиции или принять какие то меры, но в этот момент в гостиную вплыла Марина с очередным четверостишием, залаяла Гера, приветствуя вернувшегося Виктора Прокопьевича, Даньке удалось прочесть до конца сказку, и он принялся радостно вопить, сообщая об этом, и не унимался несколько минут.
Словом, в доме воцарился привычный кавардак, и новость о предстоящей женитьбе Илюши Кочеткова была благополучно забыта.