Глава 4
Китайский фактор. Вторжение на черный континент
В 1982 г. темпы роста китайской экономики составляли 9 % в год, в 1993 г. – 13 %, в 2006 г. – 11,3 %. Столкнувшись с такими темпами роста, лидеры Китая оказались в затруднительном положении. Для того чтобы гарантировать сохранение поддержки гражданами существующей политической системы, лидерам надо было предложить, по меньшей мере, возможность жизни по стандартам среднего класса. Но, оценив способы обеспечения энергетических потребностей этой стратегии, китайские руководители оказались в положении, когда ситуация изменяется буквально у них на глазах.
Эксперты предсказывали, что к 2045 г. 45 % потребностей Китая в нефти будет обеспечиваться за счет импорта. Исчезли всякие сомнения: если Китаю надо справляться с планами роста своей экономики и стать чистым импортером нефти, решающее значение в этих планах будет принадлежать Африке.
В течение большей части ХХ и в начале XXI в. многие американцы думали о китайцах, как об опасном и отсталом народе. Полагали, что китайцы, с их враждебностью и ядерным потенциалом, могут быть угрозой Западу, ибо их ценности не имеют отношения к американским ценностям.
Любопытно, что у китайцев были подобные стереотипные представления о Западе: они называли иностранцев «варварами» и избегали культурных или торговых отношений с ними, опасаясь, что в результате произойдет разложение их собственной идеологии.
Долгие годы китайцы проводили изоляционистскую политику. Китайское общество оставалось, по большей части, аграрным. Однако в 1959 г. было найдено нефтяное месторождение Дацин, залегающее под маньчжурскими степями. Хотя в момент открытия этого месторождения китайцы могли использовать только часть его запасов, казалось, что излишки добытой нефти могут обеспечить хорошие доходы.
Курс Китая изменился в 1978 г., когда к власти пришел Дэн Сяопин. Для того чтобы начать индустриализацию Китая, внедрить в Китае передовые технологии и современные методы бизнеса и тем самым укрепить финансовые основы коммунистического государства, Дэн потянулся к Западу.
Рассмотрим следующий факт в качестве показателя резких и стремительных перемен, происходящих в Китае. Еще в 90-х гг. ХХ в. самым популярным видом транспорта в Китае был велосипед, а всего лишь двадцатью годами позднее в городах вроде Шанхая загрязнение воздуха автомобильными выхлопами стало проблемой, и, по-видимому, ничто не может остановить (или хотя бы замедлить) стремительный рост культуры автомобиля в Китае. А эта культура, как уже поняли в США, – зверь, которого надо кормить. Таким образом, вновь созданная в Китае инфраструктура и новая китайская промышленность стали требовать больше ископаемого топлива, чем в Китае могли когда-либо вообразить. На Китай уже сейчас приходится около 12 % мирового спроса на энергию, и темпы роста этого спроса в 4 раза превышают общемировые темпы.
В 1984 г. Дэн Сяопин сделал Китай еще более доступным для Запада, заявив, что Китай открыт для бизнеса. 30 июня 1984 г., обращаясь к японской делегации Китайско-японского совета неправительственных лиц, Дэн заявил: «Мы приветствуем иностранные инвестиции и передовые приемы. Управление – тоже прием. Подорвут ли эти приемы наш социализм? Вряд ли, поскольку опорой нашей экономики остается социалистический сектор. Несомненно, иностранные инвестиции послужат важным дополнением к построению социализма в Китае. И, учитывая, как обстоят дела ныне, это дополнение незаменимо».
Источник: данные по США взяты из U.S. Department of Commerce, Bureau of Economic Analysis; данные по Китаю – из публикации National Bureau of Statistics, China Statistical Yearbook 2004, National Bureau of Statistics of China Plan Report, www.chinability.com.
Иностранные инвестиции стали приходить в Китай медленно, но верно. Приезжавшие в начале 90-х гг. ХХ в. в Китай иностранцы могли видеть, как в пейзаж городов, от Шанхая до Пекина, вписываются небоскребы, а также посетить новые супермаркеты компании Wal-Mart. Что касается технологий, то Microsoft и Google стремились прорваться на китайский рынок и были готовы идти на компромиссы ради достижения своих целей. Хотя значительная часть населения Китая (более 1,3 млрд человек) остается бедной, предполагается, что численность возникающего китайского среднего класса к 2010 г. достигнет 100 млн человек, то есть приблизительно 13 % от общей численности населения Китая!
К 1993 г. маньчжурских нефтепромыслов уже не хватало для обеспечения ошеломляющих темпов роста китайской экономики, и Китай оказался в рядах чистых импортеров нефти. С тех пор экономический прогресс Китая столь стремительно вырос, что поиск источников нефти за рубежом стал все более лихорадочным, несмотря на предупреждения специалистов по вопросам окружающей среды о роковых экологических и экономических последствиях, неизбежных в случае, если Китай будет продолжать свой нынешний курс. В остальном мире столь же сильно озабочены «эффектом» Китая, ощущающимся в мировых поставках нефти, в экологии, геополитике и экономике.
К 2004 г. производители и потребители нефти, трейдеры нефти и аналитики с крайним удивлением поняли, что спрос Китая на нефть увеличивается на 1 млн баррелей в день. Для того чтобы обеспечить поставки нефти в будущем, Китаю ныне приходится осуществлять зарубежные инвестиции. Нуждаясь в трубопроводе из Казахстана в Китай протяженностью до 1000 км, китайцы обязались построить эту магистраль в восточном направлении, хотя США предпочли бы, чтобы этот трубопровод был проложен на запад, до Мурманска на Баренцевом море. Такой маршрут, предположительно, был бы более дешевым и удобным для США[9].
Строительство нефтепровода было завершено в декабре 2005 г., а его эксплуатация началась 25 мая 2006 г., и уже к концу года нефтепровод давал Китаю 200 тыс. баррелей нефти в день. Но, по словам нефтяного аналитика Ларри Голдстейна, этого было недостаточно:
«…[2004] год стал годом… когда мы пересекли некий порог, за которым переходишь от избытков к очень неустойчивому равновесию. Проблемы добычи в других странах были закрыты добычей нефти в новых странах. Можно было перерабатывать больше сырой нефти на чужих заводах, получая нефтепродукты по собственному усмотрению, и это образует первую линию обороны. У вас были эти предохранительные клапаны, всякие амортизаторы. В 2004 г. эти амортизаторы исчезли. Цена стала единственной неизменным фактором исправления дисбалансов»[10].
Показателем резких и стремительных перемен, происходящих в Китае, является факт.
Еще в 90-х гг. ХХ в. самым популярным видом транспорта в Китае был велосипед, а всего лишь двадцатью годами позднее в городах вроде Шанхая загрязнение воздуха автомобильными выхлопами стало проблемой, и, по-видимому, ничто не может остановить (или хотя бы замедлить) стремительный рост культуры автомобиля в Китае. А эта культура, как уже поняли в США, – зверь, которого надо кормить. Соответственно, вновь созданная в Китае инфраструктура и новая китайская промышленность стали требовать больше ископаемого топлива, чем в Китае могли когда-либо вообразить.
Уже сейчас на Китай приходится около 12 % мирового спроса на энергию, и темпы роста этого спроса в 4 раза превышают общемировые темпы.
Китай намеревается получать ресурсы, необходимые ему для поддержания роста своей экономики, и ведет поиски и захват источников нефти и других необходимых видов сырья по всему миру. Поскольку Средний Восток надолго погряз в трясине нестабильности, Китай обратился к другому крупному нефтедобывающему региону – к Африке. Ненасытный спрос Китая на энергоносители, необходимые для обеспечения переживающей бум китайской экономики, привел к поиску поставок нефти из африканских стран, включая Судан, Чад, Нигерию, Анголу, Алжир, Габон, Экваториальную Гвинею и Республику Конго.
Неудивительно, что в 2004 г. мировые цены на нефть выросли столь значительно. В росте цен на нефть все обвинили Китай, но китайцы утверждают, что их спрос на нефть – только 1,3 млн баррелей в день, и это – всего лишь малая доля от 20,6 млн баррелей нефти в день, которые потребляла Америка на протяжении большей части 2005 г. Китай располагал доказанными и находящимися в пределах его границ запасами нефти в объеме 18,3 млрд баррелей.
Майкл Элиот в заглавной статье журнала Time[11], посвященной Китаю, написал: «Согласно оптимистической версии, подъемом Китая к выдающемуся положению в мире можно управлять… США нет нужды воевать с Китаем, нет нужды ввязываться в какие-то катастрофы или экономическую конкуренцию, которая становится неуправляемой. Но в этом веке относительная мощь США будет снижаться, а мощь Китая – расти. Этот пирог испекли давным-давно».
Люди, настроенные менее оптимистично, считают, что США и Китай сошлись в борьбе за нефть, которая со временем обострится или приведет к вспышкам насилия. Это представляется отдаленной возможностью, но не настолько отдаленной, чтобы ею можно было пренебречь. Высокопоставленные военные, занимающиеся планированием в Пентагоне, на всякий случай решили провести учения[12]. Гипотетический сценарий их «игры в войну за нефть» был таков:
• Иран начинает удары по судоходству в Персидском заливе, тем самым провоцируя США на массированный ответный удар…
• затем Китай нападает на Тайвань…
• США вынуждены делить свои силы, чтобы ответить на новые военные вызовы…
• тогда Венесуэла отправляет подводные лодки в Мексиканский залив и, объединяя действия с китайскими подводными лодками, наносит ракетные удары по нефтяным объектам в США и Мексике…
• на помощь США приходит Великобритания, которая направляет свои атомные ударные подводные лодки на уничтожение венесуэльских и китайских ВМФ…
• Индия становится на сторону США…
• Россия остается нейтральной и не участвует в конфликте.
Для СМИ предположения, что китайцы пошлют подводные лодки на другой край света, а Венесуэла объявит войну США, – идеи, более годящиеся для романов Тома Клэнси, чем для сценария, всерьез обсуждаемого в оперативных центрах крупных держав. И все же фактом остается то, что даже такая инсценировка показывает, насколько опасной может стать ситуация с нефтью.
Действительно, как указывает писатель Ваго Мурадян[13], в военных расчетах присутствовали три ключевых и взаимосвязанных элемента, и все они имели отношение к нефти.
1. Явный антиамериканизм Венесуэлы.
2. Возросшая политическая независимость России (обусловленная ее собственными нефтяными богатствами и расширяющимся экспортом вооружений).
3. Предполагаемое проведение Ираном программ создания ядерного оружия, финансируемых за счет доходов от экспорта нефти (Иран является вторым в мире экспортером нефти).
Мурадян утверждает, что в американском стратегическом мышлении эти три элемента соединяются с «нервозностью», которую вызывает «стремительный рост военной мощи Китая и рьяное стремление китайцев установить исключительный контроль над источниками нефти по всему миру». Сделки Китая с Ираном и Нигерией подстегнули эту «нервозность».
«Когда возникает нехватка кислорода, всем нам хочется получить кислородную подушку… Нефть стала ценной потому, что создалось впечатление, будто ее не хватает. Итак, китайцы не могут позволить себе одного – не иметь доступа к нефти», – поясняет Мурадян.
Короче говоря, без фанфар и предварительных заявлений Китай стал ключевым игроком на рынке нефти благодаря своему растущему среднему классу. Изо всех сил стремясь установить контроль над импортом нефти, китайцы обнаруживают большую готовность к рискам конкуренции с США. Америка хочет остаться господствующей военной силой в Гвинейском заливе; для того чтобы получить доступ к нефти и блокировать возможное проникновение США в регион, Китай нуждается в более тесных политических и экономических узах со странами Западной Африки. Конкуренция Китая с США за нефть заставила китайцев идти вровень с США. Ничего подобного не наблюдается в вопросах охраны окружающей среды. Китай просто не интересуется такими вопросами.
Конец ознакомительного фрагмента.