IV
…Учебная неделя пролетела, как один день. Мама работала без дежурств, и каждый раз перед отъездом я давала ей забавную записку для Егора, сложенную в виде самолетика. Иногда он присылал ответ. Я старалась быть не слишком навязчивой, но, вместе с тем, пыталась показать, что он мне небезразличен, не забывая передавать ему мармеладных червячков для поднятия настроения. Его неизменные друзья Пашка и Андрей сразу поняли, к кому неровно дышит воспитательская дочка, и сошли с дистанции. А мне был нужен только он…
Какое-то время я перестала ходить гулять с нашей компанией, тем более мне хотелось, чтобы Влад немного поостыл – все-таки он был неплохим парнем.
С каждым днем, необычное для меня чувство к кареглазому красавчику с серебристой сережкой в ухе, крепло. Я с замиранием сердца ждала маму, расспрашивая ее в деталях о Егоре.
Наконец наступило долгожданное дежурство, на которое мама уехала накануне вечером. Я с воодушевлением занялась собой: распустила и уложила волосы крупными мягкими локонами, влезла в обтягивающие джинсы цвета мокрого асфальта, идеально подчеркивающие стройные ноги; надела новую мамину блузку в черно-белую полоску, мазнула за ушком любимыми духами и нанесла немного блеска для губ. Глянув в зеркало, я довольно цокнула языком – готова к свиданию!
Электричка ползла медленно, в вагоне холодина, но мне было всё равно. Я водила пальцем по разукрашенному морозными узорами окну, глядя сквозь него на заснеженные поля, на черные деревья, одетые в белые воздушные шубы, на мелькающие телеграфные столбы и километры проводов. С каждой минутой наша встреча становилась ближе, сердце томилось в сладостном ожидании.
Снова мороз, снова слепящее солнце и искрящийся снег, снова иней на ресницах и дорога по белому скрипучему покрывалу до лагеря.
Егор уже ждал меня на ступеньках крыльца. Увидев его, я засмеялась:
– Привет! Ты чего тут попу морозишь? Пошли чай пить!
Мой голос звучал неестественно весело и возбужденно – так не терпелось побыть рядом с тем, кто заставлял трепетать мое сердце, услышать его бархатистый баритон – теперь я точно знала, как звучит этот тембр голоса.
Мама мудро оставила нас одних.
– Я по палатам пройду, а вы пока чаевничайте.
Юное сердечко колотилось, угрожая выскочить из груди. А Егор, словно невзначай, касался меня, отчего все тело пронзало электрическим разрядом – то ему нужно было подвинуть чашку, то срочно взять салфетку, лежащую на другом конце стола, то требовалось сделать громче радио, непременно задевая мое плечо своим.
Удивительно, но наш разговор стирался из моей памяти ежесекундно. И даже последние витавшие в воздухе фразы я забыла сразу, как только мы вышли из комнаты. Не важны слова, важно было лишь его присутствие рядом – парня, чей образ пробуждал во мне неведомые до этой зимы ощущения.
В память врезался всего один эпизод: у Егора была любимая рубашка, с которой он не расставался. Такая смешная – в черно-белую клеточку, казалось, что она ему немного велика. Именно в ней он и сидел рядом со мной, пока я отогревалась с мороза теплым чаем.
– Ты согрелась? На, возьми пока.
С этими словами он снял рубашку, оставшись в одной футболке, очень плотно облегавшей стройную фигуру. Я небрежно приняла его предложение, будто делая одолжение, и усмехнулась:
– Вообще, конечно, я согрелась, но могу немного поносить, раз ты настаиваешь.
– Ладно, носи пока, я пошел – сегодня дежурю по блоку.
Он ушел, а я прижалась лицом к рубашке и вдохнула его запах – уже такой родной и любимый.
Днем мы с ребятами играли в настольный теннис, потом сбежали гулять, а вечером я засиделась с мамой за чаем. Раздался стук в дверь, и показалась голова Костика Смирнова из моей любимой палаты:
– Здрассьте, извините, а пожелать спокойной ночи?
Мама удивилась – такого раньше не бывало.
– Спокойной ночи, Костик. Ксюша?!
– Мам, я скоро!
Оказывается, я забыла про свои поцелуи выходного дня!
При моем появлении в палате раздался одобрительный гул. Переходя от одного к другому я, как в первый свой приезд, равнодушно чмокала подставленные щеки. Наконец очередь дошла до Егора:
– Вздумала пропустить ритуал? – зашептал он, – я же не усну без твоих губ.
«Как он это сказал… Боже, зачем он это сказал?!» – мысли запутались, ноги задрожали, и я схватилась за спинку кровати, чтоб не упасть.
– Осторожно! Ты мне целая нужна.
«Ну вот, опять… Да он издевается! Говорит двусмысленными фразами, выбивая меня из равновесия». Я даже разозлилась на саму себя за эти размышления, и чмокнула его в лоб, а не в щеку.
– Как покойника?! – возмутился Егор.
– Нет, Пупсик, как ребенка.
Развернувшись, я вышла из палаты, бросив на ходу:
– Спокойной ночи, зайчики!
Полночи я вертелась. Мама ни о чём не спрашивала. Да и зачем, когда и так все очевидно – дочь влюбилась. Из головы не шли его слова: «твои губы», «нужна мне»… Так ли? Или он просто играет со мной? Девчонки вешались на него гроздьями, некоторые из них вполне ощутимо меня не переваривали, всячески демонстрируя свое пренебрежение при моем появлении. Однажды я даже слышала вслед ядовитое «приперлась, как будто ее здесь ждут…» Да, надеялась, что ждут, но он упорно не предпринимал никаких шагов, хотя его поведение красноречиво свидетельствовало о том, что я ему интересна.