Глава 3
Тупик под названием «безысходность». Я был во власти этого душераздирающего чувства, с каждой минутой теряя веру и надежду. Словно я наблюдал за песочными часами, зная, что с последней упавшей песчинкой закончится время самого дорогого мне человека. Бродо, ты не заслуживаешь этой участи! Окружённый вопросами: что делать, как помочь, как объяснить происходящее, – я впадал в отчаяние. Всё казалось безумием, вызывавшим непрекращающуюся дрожь и холод, скатывающийся по спине и ногам. Я был бессилен, пытаясь смотреть дедушке в глаза. Он как всегда чувствовал моё беспокойство. Старик обнял меня и, с трудом скрывая переживания, дал мне время побыть в одиночестве.
Что это: урок или наказание? Для чего я здесь? Может быть, это ад? И вдруг врезавшийся мне в глаза яркий свет прервал буйство навязчивых мыслей, и я услышал проповедь Вестоса:
– Многие из вас тратят время на ненужных людей, которым жалко даже секунды в ответ. Вы пытаетесь понравиться тем, кто презирает вас. Безответная любовь вызывает у людей азарт. И снова противоречие. Где-то в тени, но всегда рядом ваши близкие, любящие и родные. Вы откладываете главные слова на завтра, думая, что ещё будет время в этом бесконечном, увлекательном, полном надежд «завтра». Но время беспощадно, и в один день близкие уходят. Ну а вы, растратив постоянно занятую жизнь на вечную погоню за славой, утехами и признанием, испытываете чувство вины, потому что не выпустили на волю столь чудотворные и, как воздух, необходимые признания. Ибо осознание приходит в тяжёлые минуты, Шаду.
– Я не могу просто смотреть и бездействовать!
– Смерть Бродо была предрешена задолго до его рождения. Открыв эту тайну, ты превратишь его последний день в пытку.
– Скажи, что мне делать?
– Тебе выбирать, мой друг: отдать столь драгоценное время в руки отчаянию либо подарить чудесные минуты радости, которые ценит больше всего на свете твой дедушка.
– Кто ты, Вестос? Зачем ты отправил меня сюда? – тихим голосом спросил я.
Но мой гость исчез, оставив в тайне свою личность.
Как в старые добрые времена, под предлогом ловли форели, я и Бродо отправились беседовать о жизни к берегам бурной, кристально-чистой, приносящей умиротворение реки. Пробираясь всё дальше в глубь леса, мы созерцали тишину, боясь развеять разговорами царившую идиллию. Поток мыслей остановился, и на смену ему пришли воспоминания из прошлого, вызвавшие у меня неоднозначные чувства грусти и радости. Затем я увидел размытые временем фрагменты из детства. Однажды, будучи озорным мальчишкой, я лихо вскарабкался на верхушку дерева, чтобы осмотреть окрестности моих владений. Потом, возомнив себя разбойником, я издал боевой клич и прыгнул на землю. Мой полёт прервал выступавший из дерева сук, который приподнял меня за шкирку, словно провинившегося кота. Я почувствовал, как моя рубашонка превратилась в удавку, с каждой секундой лишая меня шанса глотнуть порцию кислорода. Я пытался позвать на помощь, но безуспешно. Страх управлял моими движениями, превращая их в беспорядочный танец конечностей. В глазах потемнело. И вдруг я почувствовал, что нечто сильное поднимает меня вверх, давая воздуху наполнить грудь. Перепуганные детские глаза метались по сторонам в поисках объяснения. И я увидел обеспокоенное, но полное решимости лицо Бродо. Мой ангел-хранитель. Через годы дедушка признался, что, когда он увидел моё маленькое, с посиневшими губами, висящее на дереве тело, какая-то неведомая сила помогла ему убежать от страха и спасти меня. А затем, будто бы придя в себя, старик с ужасом осознал произошедшее. Боязнь за мою жизнь дедушка долгие годы помнил.
Добравшись до намеченной цели, я принялся пристально вглядываться в окружающую нас живописную красоту. Осень приближалась и покрывала деревья самоцветами, превращая горный пейзаж в фестиваль красок. Но больше всего меня восхищали остававшиеся неизменными величественные сосны. Аромат этих деревьев исцелял от беспокойства и тревоги. Здесь стирались следы цивилизации, и ты покорно признавал царствие природы, которая мудро правила этими местами. Слушаешь тишину, и время останавливается, и ты невольно сливаешься в одно целое с волшебством этих мест. Природа начинает говорить с тобой шелестом листьев, дуновением ветра, всплесками воды. Таинственная речка впитывает в себя всё плохое и своим бурным течением уносит беды прочь.
Я снова здесь…
Дедушка принялся заботливо раскладывать снасти, доверив мне только одну удочку, с которой я едва мог совладать. С улыбкой наблюдая за моей беспомощностью, он помог мне справиться с наживкой и закинуть снасть. После продолжительного молчания Бродо первым прервал безмолвие:
– Шаду, ты по-прежнему рисуешь? Я помню тот день, когда во всей Чауде отключили свет, а ты зажёг свечу на кухне, накинул на себя, словно плащ, простыню и принялся писать мой портрет. Ты был такой важный.
– Дедушка, мне тогда было, наверное, лет пять! – почувствовав прилив хорошего настроения, звонко ответил я.
– Будучи студентом, ты мне писал о своей победе на городском конкурсе художников. А Хегри ведь не маленькая деревня.
– Да, деда, это так. Я всегда любил рисовать, несмотря на строгий запрет отца. Он всегда говорил мне: «Лучше бы ты занимался полезным делом. Жизнь тяжёлая и подлая. Сейчас эпоха негодяев, и ты должен думать о своём будущем». Однажды, когда я получил плохую оценку по латыни, он разорвал мои наброски со всем накопленным творчеством и вышвырнул ошмётки в окно. Я наблюдал, как ветер разносит в стороны кусочки моих чувств, хранившихся на бумаге долгие годы: городские пейзажи, портрет моей первой любви и моего лучшего друга, первое поздравление маме. Я тогда хотел выпрыгнуть вслед за ними, в надежде спасти хотя бы клочок…
Бродо как всегда внимательно поглощал каждое слово. Не отрывая глаз, он понимающе кивал и хлопал меня по плечу. Я перевёл дух и продолжил:
– Неделю я провёл в молчании, предпочитая до позднего часа засиживаться в одиночестве на крыше дома. Затем смирился. Ударился в изучение юриспруденции, игнорируя призывы души. Привычка стала второй натурой. Прошло больше года без творческих всплесков. И вот однажды меня попросили нарисовать карикатуры для местной студенческой газеты. Я подумал: это второй шанс, но все попытки свести краски в единое целое были провальными. Словно стучался в дверь, которая была безнадёжно заперта… А потом появился страх, от которого я решил прятаться.
– Шаду, страх – это хорошее состояние, которым обладает каждый человек. Оно предупреждает нас об опасности. Даёт нам силы для решительных действий. Как горькое лекарство: противное, но помогает. Я знаю кое-что гораздо хуже – сомнение. Это то, что размывает грань между мыслями и действием. Приносит душевные муки, превращая тебя в муху, которая бьётся о стекло. Словно паразит, оно жадно жрёт огромные куски времени, заставляя ненавидеть самого себя. Шаду, ты очень талантливый человек. Не отказывайся, люби и оберегай порывы своей души.
– Деда, ты очень мудрый. Я многим обязан тебе. Ты всегда учил меня видеть по-другому. Но разве у меня был выбор?
В тот же момент дедушка среагировал на поклёвку и резко потянул удочку, достав из речного потока крохотную форель. Виновато он достал крючок из пасти рыбёшки и уставился на меня:
– Вот, смотри, Шаду, сейчас в моих руках выбор. Скормить эту рыбу моим прожорливым собачкам, так и не дав ей познать свой путь, или же отпустить в вольное плавание, преподав ей самый большой урок?
Он заботливо опустил рыбёшку в воду, и она молниеносно шмыгнула в бурный поток.
– Наверное, я был этой самой беспомощной рыбкой!
– Как ни странно, Шаду, но это тоже был твой выбор. Теперь настало время взять жизнь в свои руки. Человек движется до тех пор, пока не останавливается на распутье. Неизведанное пугает его, а бездействие уничтожает. Внутренний голос всегда подскажет направление – только нужно перестать с ним бороться.
– Скажи мне, деда, ты ведь всю жизнь искал ответ на вопрос: для чего мы рождаемся?
Глаза Бродо постепенно стали грустными, и он с каплей дрожи в голосе начал рассказ:
– Да, Шаду. Эта мысль долгие годы не оставляла меня в покое. Навязчивая идея превратилась в одержимость. Я объездил полмира, обращаясь к толкователям разных конфессий. Я повстречал известных учёных, писателей, философов, задавая всем один и тот же вопрос. Все утверждения были туманны. Кто-то говорил, что мы рождаемся грешными и должны нести тяжкое бремя жизни. Другие – что мы рождаемся для поиска Бога. Третьи – для того чтобы оставить след в истории. Многие рассказывали глупые вещи с умным видом. Чтобы не впасть в безумие, я должен был добраться до истины. Осознание пришло, когда твоя бабушка тяжело заболела. Я многого не сказал ей при жизни. И только в те тяжёлые дни я осознал ценность каждой минуты. Я отвернулся от отчаяния и сделал всё возможное, чтобы подарить моей любимой ещё немножко счастливых мгновений. Когда она закрыла глаза, я окончательно понял: мы рождаемся, чтобы дарить любимым счастье и окружать заботой, словно живём последний день. Я был в вечном, слепом поиске истины, которая не может быть однозначной.
– И это всё, деда? Это и есть тот самый ответ на терзавший тебя столь долгое время вопрос? Ради этого ты потратил столько лет?
– Я понимаю твоё недоумение, Шаду. Ты, наверное, ожидал готовый рецепт или хотел услышать магические слова, которые откроют тебе суть бытия. Я долгое время не мог смириться, но у каждого свой ответ на вопрос, для чего он родился.
– Но как мне найти ответ на этот вопрос?
– Смысл кроется в том, чего желает твоя душа. Я знаю, что хочу быть с близкими всей душой…
День пролетел незаметно, постепенно уступая место вечеру. Мы говорили, не умолкая ни на секунду. Вернувшись домой, мы сели на порожки дома смотреть на бесконечные звёзды. Как и всегда у наших ног храпели две собачки. Изредка они пробуждались, чтобы недолго полаять в ответ соседским собакам. Затем снова умолкали и засыпали под дедушкины истории. Старик закуривал, и запах табачного дыма был на удивление приятен. Бродо рассказывал мне про войну, местные байки и с особой лаской о детстве папы. Некоторые истории я слушал далеко не в первый раз и заведомо знал финал, но снова и снова переживал по-новому, с удивительной интригой в душе. Это ощущение присуще детям, которые обожают слушать одну и ту же сказку перед сном. Казалось, будто вся вселенная улыбается нам в ответ на наши счастливые лица. Бродо продолжительно зевнул, дав понять, что время набирать силы перед новым восходом солнца. Похлопал меня по плечу, медленно приподнялся и, покачиваясь в стороны, зашагал в дом. Я же просидел до самого рассвета, так и не решаясь сомкнуть глаза. Наступило утро… Ну почему, время, ты так несправедливо? Иногда ты мучительно долго тянешься, а порой беспощадно мчишься, игнорируя призыв остановиться. Порой минуты бесконечны, порой годы мимолетны.
Дедушка помог мне собрать вещи, как следует накормил, и мы отправились на крохотную станцию. Кто-то свыше помогал мне справиться с нестерпимой болью, пронизывавшей каждый уголок моей души. Шагая вдоль улиц спящей деревушки, я понимал, что больше сюда никогда не вернусь.
– Шаду, я знаю, что отец хочет увидеть в тебе свою жизнь, о которой он так мечтал. Сделай свой выбор. Действие поможет справиться с сомнением. Я верю в тебя, мой самый лучший внучок.
– Ты самый дорогой мне человек. Я люблю тебя и благодарен за каждое сказанное тобой слово, за каждую минуту, проведённую с тобой!
Вдали раздался протяжный гул поезда, который предвещал разлуку с Бродо. Дедушка обнял меня, а затем протянул письмо с просьбой передать отцу лично в руки. Состав причалил к станции, и проводник выскочил поприветствовать единственного пассажира.
– Шаду, до встречи. Я буду ждать с нетерпением следующего лета. Не забывай писать старику…
Это расставание, которое я когда-то поместил в архив ушедших лет, вернулось к жизни. Всё, что я мог сделать, – это смириться и принять безнадёжно-необратимую разлуку. Едва собравшись духом, я улыбнулся Бродо и сквозь слёзы сказал:
– Спасибо тебе, деда…
Последнее объятие. Последний взгляд. Последняя улыбка.
Поезд тронулся, и, наверное, в последний раз мне на прощание махал рукой самый лучезарный человек на свете в сопровождении двух прыгающих от радости собачек.