Вы здесь

Нет имени страшнее моего. Несколько слов о фэнтези (Предисловие) (Кирилл Берендеев)

Редактор Ирина Грановская


© Кирилл Берендеев, 2018


ISBN 978-5-4493-0297-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Несколько слов о фэнтези (Предисловие)

Лоуренс Альма Тадема «Пиррические танцы»


Фэнтези это, наверное, самый молодой и, в то же время, самый древний жанр не только и не столько фантастики, но и мировой литературы вообще. Его можно связать с древними преданиями давно ушедших народов – о царе Гильгамеше, правителе Урука, о возвращении на родину хитроумного Одиссея со товарищи, о деяниях Зигфрида или Тристана, о славных подвигах Святогора или Микулы Селяниновича. Именно с народных сказаний, стари́н, как их еще называли на Руси, и появился на свет сперва изустный, а затем уже и записанный собирателями эпос. У каждого народа свой, но так отчетливо перекликающийся со сказаниями других стран, других времен.

Постепенно эпическая литература ушла, уступила свое место профессиональным сказителям, сперва подражавшим старине, а затем переосмыслившим ее на свой лад – в виде комедий, драм, трагедий и иных форм театрального искусства, в виде убористых текстов о похождениях плутов и героев, богов и простолюдинов. Которые постепенно, пласт за пластом, образовывали то, что мы знаем под понятием «мировое наследие» и чем пользуемся, даже бессознательно, когда вспоминаем поговорку, устойчивое выражение, шутку или еще что-то подобное, чему, быть может, уже не одна тысяча лет. Как истории Ромео и Джульетты, имеющей бесчисленное множество современных интерпретаций, но берущей свое начало в Древней Элладе, в истории о Пираме и Фисбе: их несчастной любви, противопоставленной ненависти двух домов и горьком конце, столь же нелепом, сколь и печальном. Все, как и рассказал Шекспир, пересказывая, скорее всего, именно ту самую историю на новый лад. А может, пользуясь более современным, по его меркам, текстом, о схожей истории, писанной в Италии.

С течением времени эпос стал забываться, литература эпохи Просвещения уже окончательно порвала с ним, создав на основе оного другие формы произведений, иные способы передачи мыслей и настроений. Но, видимо, тоска по великим свершениям и неведомым землям, заселенным чудовищами, странными народами, исповедовавшими незнаемые культы, осталась. Иначе трудно объяснить столь стремительный в начале века двадцатого взлет именно этой литературы. Уже осмысленно не переносимой во времени на тысячелетия назад, как это делали Сенкевич или Скотт, не отправляемой на окраины земли, как об этом писали Дойл или Хаггард. Нет, мир начинался заново, с восторгом открываемый и автором и его читателями. Совсем новый, так похожий и столь отличный от нашего. И населяли его не только и не столько люди, но и другие существа, поначалу создаваемые из древних легенд своих или соседних народов, а после, когда фантазия разыгрывалась на полную, выходя за пределы всех и всяческих мифов и преданий. Творя миры такими, каких их еще никто не видел. Для этого достаточно вспомнить Терри Пратчетта хотя бы, выдумщика, каких мало, и его серию романов о Плоском мире.

И хотя жанр волшебной сказки появился совсем недавно, он тут же обрел как ярых своих сторонников, собирающихся позвенеть мечами в гербах и доспехах того или иного королевства из семи противостоящих, а может обратится в иную расу из представленных на территории Средиземья, – так и противников, не менее яростно доказывающих неуместность, несуразность и нелепость подобных сборищ. Мораль противников как раз понятна – в их представлении фэнтези это не более, чем сказка для взрослых, украшенная несколько в большей степени красивыми побрякушками неведомых стран и народов, нежели сказка для детей, традиционная и устоявшаяся за прошедшие с времен начала Просвещения века, и приправленная острым соусом того, что считается запрещенным отрокам.

Определенная доля правды в этом есть. Хотя, конечно, не все так просто. Ведь фэнтези это не только и не столько форма эскапизма автора или, если автор коммерческий, то читателя, уставшего от дрязг современного общества и жаждущего из него хотя бы в книге выбраться в те неведомые дали, где и люди проще и добрее и есть те, на кого можно положиться и те, на кого и в реальной жизни хочется бросится с мечом, да вот только полиция не даст. Но это еще и иной способ выражения своих мыслей. Отчасти возвращенный к истокам литературы, отчасти, переосмысливающий как раз современный мир и погружая его в фольклорные предания, с их четкими градиентами человеческих пороков и добродетелей. Вспомнить хотя бы повесть Астрид Линдгрен «Мио, мой Мио» – это ли не история о противостоянии той коричневой чуме, что охватила Европу в период написания вроде бы подростковой волшебной сказки? Автор, по собственному признанию, имела в виду именно это. Но сейчас, когда история мальчика Бенке, ставшего принцем Мио в стране Дальней, сама стала памятником, текст ее воспринимается иначе. И рыцарь Като, с которым приходится бороться Мио и его верному оруженосцу Юм-Юму, теперь воплощает иные страхи и тревоги. И слова рыцаря о бессмысленности сражения с ним, ибо на его место придет новый монстр, увы, оказываются пророческими. Один монстр пал, но его место заняли другие, поплоще, помельче, но от этого не менее опасные. И в куда большем количестве. Иногда хочется задать другой вопрос – а придет ли сражаться с рыцарем Като другой принц Мио, и еще, и еще? Найдутся ли такие, способные не просто сразиться, но постичь каменное сердце и освободить от него само чудовище?

И это наверное, самый главный ориентир, отличающий, как и в любом другом жанре, хороший текст от скверного. Можно ли его перечитать через десять, двадцать, пятьдесят лет, имеет ли он смысл при этом прочтении? Хоть прежний, но лучше новый, вообще, хоть какой-нибудь.

Увы, в наше время прилавки книжных действительно ломятся от фэнтезийных поделок, авторы которых, не мудрствуя лукаво, пишут то, о чем их просит невзыскательная публика: о далеких странах, невероятных перевоплощениях, немыслимой магии и кровавых баталиях. Но истории большей, чем вмещают эти скупые строки, там не найти. Часто сами авторы попадают в подобную ловушку, и начинают писать о приключениях в чудесном мире именно ради самих приключений, и это тот случай, когда история, сколь бы красиво написана она ни была, отмстит творцу сама. Публика переменчива, а ее настроение подавно. Прочитав одно легкое и не требующее раздумий блюдо, она перейдет к другому, третьему, а четвертое возьмет у следующего в череде автора, без разницы лучшего или худшего среди мастеров поделок, ведь, главное в таких историях именно приключения на фоне необычайного. А их можно сотворить какие угодно и как угодно скоро, так что авторы забываются, названия стираются, а остается только смутное желание прочесть еще что-то, не насытившись предыдущим, и поиски эти, если не найти плотную пищу для ума, нелегкую в осмыслении, но отрадную при перечитывании, окажутся вечными и бессмысленными.

Потому публика устает от очевидного однообразия, потому ищет ему замену. Но как часто ошибается, принимая шило за мыло и меняя одно на другое. А потому ругается на сам жанр, потому фыркает, едва услышав о магии и мечах, новых землях и неведомых существах. Непросто, очень непросто найти давно лелеемое, куда проще забыть и привычно отмахиваться, уже и в душе не сомневаясь, что нынешние писатели выродились, литература измельчала, а все, что можно было прочесть, написано, в лучшем случае, в самом начале этого века, а скорее всего, в веке прошлом – видимо, нынешний предполагает отдохновение от качества и восполняет его количеством. Хотя это далеко не так. Достаточно прочесть, как это рекомендуют работники издательств, сами разбирающие ежедневный поток рукописей, заваливающий их электронные ящики, первые три главы любого произведения, чтоб можно оценить его потенциальные достоинства и недостатки. Обычно в этих главах предисловие начинает развертываться в само повествование. И уже по стилю, по подаче, по рисунку текста, по его слогу, можно вполне четко и осознанно понять, с чем столкнулся читатель. Ведь не зря же почти каждое издательство просит авторов написать синопсис, а к нему приложить именно такое количество глав, не больше и не меньше. И уж потом, ознакомившись, решает, стоит ли овчинка выделки. Решает, конечно, по своим правилам, но читателю важно иное – увидеть и понять, можно и нужно ли связываться с взятой в руки книгой. В книжном никто не прогонит потенциального покупателя, если он вдруг открыл том и начал знакомиться с первыми страницами, а на сайте того же самого магазина и подавно. Обычно открытые в свободный доступ десять-пятнадцать процентов массива текста – вполне достаточное количество для осознания его качества.

Но я слишком далеко отошел от предисловия, посему возвращаюсь уже непосредственно к роману, представленному в этой книге. Однако, чтоб сказать о нем пару слов, начну с того, как он написан. Хотя, наверное, многие произведения в жанре фэнтези созданы именно так, основываясь на вполне себе земной истории.

«Но как же так? – спросит меня въедливый читатель, – Ведь сказка она и есть сказка, чтоб не подчиняться законам логики и трактовать события, влияя на них, как душе автора угодно». Отчасти я буду согласен с этим положением. Но только отчасти. Если вернуться к эпосу, откуда и пошла история фэнтези, то и там можно встретить подобные временные допущения. Особенно характерные для изустного мифа: герои не стареют, события, растягивающиеся во времени на десятилетия, ничуть не меняют их, а порой, напротив, только молодят. Или же, в один-два года истории впихивается столько всего, такие пертурбации, что и за пару десятилетий вряд ли успеют произойти.

Но ведь это и есть художественное переосмысление истории. Не случайно события «Кольца нибелунгов» продолжаются не один десяток лет, а герои, встречаясь друг с другом, по-прежнему молоды и столь же тверды в своих убеждениях и скоры на поступки. Не случайно и обратное – вся любовь Ромео к Джульетте уместилась всего в несколько дней, от знакомства на балу, до смерти. И в этом есть своя логика – время, есть инструмент рассказчика, и оно изменяется именно по его воле, дабы в одном случае показать одну ипостась героев, в другом же совершенно противоположную. А потому вряд ли кто будет спорить с Шекспиром, столь стремительно оборвавшим юную страсть, вряд ли кто покусится на безымянных рассказчиков повести о Зигфриде, Хагене и мести Кримхильды, которая состоялась, когда возлюбленной «девушке» стукнуло где-то пятьдесят. Подобные допущения осмысленны и всегда тщательно прорабатываются создателями, волей судеб своих героев вынужденных идти на подобные временны́е экзерсисы.

Но вернемся к подлинной истории. Я, как большой ее любитель (не могу не отметить собственные исторические сборники «Неизвестная война» и «Отряд Нандо Бругейры», повествующие о конфликтах двадцатого века и роман «Безымянный замок», рассказывающей о средневековой Польше и написанный совместно с Анной Райновой), всегда основываю собственные миры на культуре, обычаях и нравах того или иного народа. И подмешиваю в них, подобно завзятому кулинару, что-то от наследия народа другого, часто совершенно отличного и по времени и по месту положения. Часто настолько, что казалось бы, они эти народы, вовсе несовместимы. Как финны и японцы. Но и у тех и у других, к примеру, есть особенность, ставящая их на одну плоскость – несгибаемая решимость противостоять лишениям, напастям и невзгодам, подниматься, оказавшись у судьбы на лопатках и не становиться на колени, что бы ни случилось. Только эта черта характера у них называется различно: сису у финнов, бусидо у японцев. А в остальном… да любой современный народ это гремучая смесь былых народов, ушедших в небытие, растворившихся в нем, в соседях, претерпевших такие метаморфозы, что изменили его навеки. А равно традиции и культуру. Скажем, древнегреческая культура охотно прижилась у завоевателей Эллады – римлян, сами же греки вполне охотно переняв христианство, отказались от многих своих обычаев тысячелетней давности. И то, что мы считаем их особенностью, скажем, танец «сиртаки» есть произведение уже двадцатого века, композитора Микиса Теодоракиса. То же можно сказать о еврейской культуре, не имевшей средневековья и ставшей сплавом современности и архаики, созданной авторами, жившими уже в недавнем двадцатом веке. О финской, начало переосмысления которой положило отделение от России. О многих других, вместивших в себя завоевателей и завоеванные народы. О тех же русских, которых наши северные соседи именуют на старый лад кривичами, ведь Московия произошла именно от этого племени, а вобрала в себя. и с Востока, и с Запада безмерно. И с византийцев, с латинян, германцев, татар, и прочих, всего и всякого во множестве. Как словарного запаса, так и обычаев, обрядов и отчасти, самого характера.

Неудивительно, что и я, сообразуясь с тем, как творила народы сама история, достаточно привольно конструирую ментальность собственных наций, что заселяют мир романа «Нет имени страшнее моего». Можно даже угадать, откуда что берется в них, если повнимательнее глянуть на историю, обычаи и верования – последнему я уделил особое место в повествовании. Тоже странная смесь из языческих верований и политеизма, наподобие римского или славянского. Но, с другой стороны, разве в России мало мест, где язычество, или шаманизм, не проникают в буддизм или христианство? Да и так ли далеко надо забираться, если здесь, на Европейской территории России можно найти поселки, где активно празднуют и языческую Кострому и Масленицу и нечто среднее между христианством и язычеством, появившееся уже в Средневековье или в более поздние века – скажем, городушки на Петров день, Духов день, празднование Ивана Купалы или иные, странно смешанные обычаи.

Многие отказывают фэнтези в признании под тем предлогом, что «придумать легко», достаточно напихать некий стандартный набор чудищ, скажем: орков, эльфов, гномов или русалок, леших, кикимор; растворить его меж людьми, одетыми по моде Средневековья или античности – и готово. Но даже такому миру необходимо развитие, история, культура, общность и цельность. Калькируя один и тот же сюжетный ход, однотипных героев и схожие схемы развития, можно получить много поделок, не имеющих никакой цены. А потому авторы обычно очень долго и трудно подходят к написанию того или иного фэнтезийного романа. Я не говорю сейчас про себя, но приведу в пример Марию Семенову, автора «Волкодава». В произведении присутствует огромный пласт материала, который хорошо знаком автору, поднаторевшему на истории и обычаях Древней Руси, но весьма мало знаком читателю. А потому отторжения или непонимания не происходит. Ну и конечно, благодаря умению автора не просто полностью погружать читателя в свой мир, но и делать его понятным, логичным, антропоморфным.

Да, вот еще одно звено, от наличия или отсутствия которого зависит судьба текста. Увы, но всякая история должна быть интуитивно понятна, осязаема и ощущаема читателем, без этого, как бы хорошо и явственно не был написан текст, не случится связи между персонажем и живым человеком, не произойдет взаимопроникновения, читатель просто отложит книгу, подумав: мол, написано хорошо и мысли какие-то есть, но что мне с того? Потому, как невозможно описав мир пришельцев из далекого космоса, не ввести туда людей, либо контрапунктом, либо одними из героев в научной фантастике, и в фэнтези немыслимо просто сотворить мир, населив его неведомыми существами и только про них писать. Хоббиты, гномы и эльфы Средиземья являются порой больше людьми, чем сами люди в трилогии Толкина. Неудивительно, что именно поэтому «Властелин колец» завоевал столь большую популярность именно как литература, описывающая вроде бы немыслимое и невозможное, но которая так недалеко в своей сути ушла от эпических сказаний, на которых, собственно, и основывал свои тома профессор. Многие в курсе, что эльфийский язык является компиляцией угро-финских наречий, а святые тексты «Сильмариллиона» вышли из «Калевалы» и конечно, библии. Что сам мир Средиземья, если положить его на карту Англии Темных веков, подойдет, как влитой, и не покажется странным, что тогдашний Лондон и его окрестности станут Мордором. Ведь именно через этот город, эту реку и приходили все завоеватели: как ранние англы и саксы, так и более поздние викинги и норманны. Фактически, если мы рассматриваем историю хоббитов, мы говорим о тех самых легендарных временах Мерлина, но только с ожившими чудесами, их волхвователями-друидами, ставшими эльфами, пиктами, которые жили в землянках и стали похожи на хоббитов… и так далее и тому подобное. История очень интересно может преобразовываться, стоит только включить фантазию. А ее у профессора Толкина всегда было в достатке.

Покажется немного странным. что человек, обладающий столь широкими познаниями историка и лингвиста, вдруг обратился к сказкам. Но это как раз неудивительно. Все мы читали истории из жизни великих и не очень людей, начиная с «Фараона» Болеслава Пруса, в котором выведен достаточно фантазийный правитель Египта, и кончая вполне точными жизнеописаниями, скажем, Сенкевича. И, читая их, мы прекрасно помнили, чем кончится та или иная история. вне зависимости от того, как бы лихо не закрутил автор сюжет, к каким бы кунштюкам ни прибегнул. История она такая – имеет свойство начинаться и заканчиваться в строго определенной точке пространства- времени – и этого у нее, увы, не отнять и лишнего, как ни старайся, не прибавить.

Хотя нет, можно прибавить. Есть немало романов, посвященных как раз возможным «если бы». Если бы Гитлер умер на девять лет раньше, если бы на помощь Мамаю подоспел Ягелло в битве с князем Дмитрием, если бы война Алой и Белой розы закончилась победой одной из сторон… Но как ни переписывай историю, она всегда остается нашей, земной, и пусть слегка измененной, но не настолько, чтоб полностью перемениться. Ведь как писал старик Державин:

«Река времен в своем теченьи

Хоронит все дела людей

И топит в проспасти забвенья

Нарды, царства и царей…».

Неудивительно, что, основная константа истории всегда останется. Пусть исчезнут одни государства и появятся другие, одни правителя сменят прежних, их век недолог, новые государства возникнут на месте старых. и забудут о переменах, случившихся с канувшими в Лету. Возможно, даже не узнают о них. Достаточно вспомнить арабское нашествие, похоронившее многие народы и культуры. А исчезновение Ассирии, Инкского, Майяского, Хеттского царств… О последнем мы вообще узнали только потому, что о нем поминали его враги и друзья, а до того, все последующие за исчезновением хеттов века, мы понятия не имели ни о чем – ни о культуре, ни об обычаях, ни о самом государстве. Да что далеко ходить. Дохристианская Русь нам известна почти только по скудным берестяным грамотам и историям уже новообращенных сказателей. Мы и богов-то наших предков толком не знаем. Были, но чем занимались, какое место занимали в пантеоне – загадка, порой, неразрешимая.

Здесь же, в сказке, все можно начать и кончить как угодно. Всякая возможность хороша, и всякий персонаж кстати. Взять хотя бы знаменитую сагу Джорджа Мартина «Песнь Льда и Пламени» – не в последнюю очередь ее читают и перечитывают и ждут новых книг в том числе и потому, что не представляют, что там придумает автор дальше. как двинет сюжет, кого вознесет на вершины, а кого низвергнет в геенну огненную. История пишется с чистого листа, вот этим еще так интересна и свежа. И даже сказания Средиземья, пусть они и похожи на историю Англии, но ведь это углядеть может явно не всякий читатель. Намеков не так много, а загадки и тайны нового мира раскрываются совсем иначе.

Тем более, стоит присмотреться к персонажам трилогии Толкина внимательней. Ведь их путь в неведомое, это не просто борьба светлого с темным, это, прежде всего, история взросления. И пускай хоббиту Фродо на момент отправки из Шира стукнуло уже шестьдесят, его спокойно можно назвать подростком, равно как и его товарищей и слугу – ведь, несмотря на немалый возраст, опыта и знаний за плечами у них оказалось не так много. И для них собственная история вдруг начала писаться будто бы с чистого листа – как и задумывал автор, рассказывая тысячелетнюю сагу о дружестве и предательстве, о войне и мире, о любви и ненависти, – о том, что всегда будет вызывать понимание и находить отклик в душе всякого читающего, думающего человека.

Нечто подобное хотел рассказать и я. Но только история моя обратна, в чем-то похожая на рассказ об одном из «отрицательных» персонажей трилогии – колдуна Сарумана. Мой дружинник Абаим, ставший главой охраны самого императора, внезапно осознал новую свою ипостась, а еще увидел, что всякое его продвижение к вершине власти в государстве не просто удел фортуны, совпадение или личное везение, напротив. Это результат заговора, нити которого тянутся, разрастаясь. все дальше. И когда кажется. что с одним кукловодом покончено, вдруг возникает другой, третий. Или это иллюзия, навеянная демоническим артефактом, верно служившим прежнему монарху и по наследству доставшимся Абаиму? Или на вершине власти действительно невозможно ни на кого положиться, даже на человека самого преданного, самого любимого? Или все же…

Не буду утомлять бесконечными рассуждениями на тему подсознательных страхов и осознанных вызовов. Просто понадеюсь, что мой роман, сотворенный сюжетно в сознании и скомпилированный со странной, страшной и удивительной историей как Руси, так и окрестных, большей частью, северных народов, не пройдет мимо вашего внимания, читатель. А его герои, тоже вроде бы из иных мест, похожие и не похожие на нас, заинтересуют. Ведь они писались с нас, как и личностей исторических, так и современников, но вполне себе земных персоналий.


Приятного вам прочтения!

Кирилл Берендеев

(в оформлении обложки использована картина Жана Огюста Доминика Энгра «Юпитер и Тетис»)