Вы здесь

Несуразица. 6 (Игорь Митрофанов)

6

ОН был в отпуске и смаковал ленивое безделье в собственном соку. Но соседка не дремала. Она вопила в сторону мужа, нарушая хрупкую конструкцию балкона:

– Ты почему выселся тут под ногами на солнце! Тебе что, не хватает домашнего тепла? Быстро зайди в хату!

ОН весь ёкнул и, накинув на себя тапочки, решил решительно себя выказать:

– Вы не можете не кричать не в такое время? – уверенно-вежливо высказал ОН себя. – А то из-за вашего «кукаре-ё» мои мысли сами отвлекаются друг от друга!

Соседка выдвинула глаза чуть вперёд глазниц и сделала короткую гипервентиляцию лёгких. Этого момента и ума хватило для того, чтобы, совершив манёвр, проскользнуть назад в квартиру.

– А ты вообще появляешься на свет каждый день только благодаря мне! Лучше двигай в умывальник, сними окалину с зубов, накипь из глаз, намажь лаком ногти, кремом локти, поскоблись и шуруй работать на это долбаное общество! А ко мне больше не звони, у меня нет твоего телефона, и я всё равно не услышу твои гудки! Но ты получишь всем моим автоответчиком по двоим ушам и по твоим мозгам, шо там ещё у тебя остались! Ты понял! Нет, ты понял?! Не слышу! Почему ты заставляешь меня орать? Ты не ценишь моего уважения!?

«Да! “Уважения”. Как же! – подумал ОН. – Человек повышает голос из уважения к другим только в одном случае: когда кричит: “Помогите!”».

ОН стоял в посреди квартиры:

«Видимо, придётся вставать! Утро начинается с расцвета хамства. Забреду-ка я в неведомые дали доброты и вежливости!.. Что-то перещеголял с мыслью!»

Не зная таких конкретных мест, ОН, выйдя из записсаного и записанного парадного, пошёл туда, куда пошлось. Обе ноги неожиданно споткнулись возле аптеки, руки среагировали и придержали асфальт на весу.

«Это знак», – отряхнувшись, подумал ОН. Ушибленная ФРАЗА, потирая коленку, пожаловалась:

«Лечите травмы аптеками!», но, привыкнув, что к ней не относятся, изобразила серьёзный надутый вид.

Пришлось зайти в заведение с таблеткой на всю витрину окна. На дверном стекле маячили две надписи, бросающиеся на всякого, со всем сюда входящего:

«Приносить с собой и распивать нелицензионные
упаковки строго запрещается!»
«На себя!»

Одна надпись относилась к людям, вторая – к дверям. Слова: «строго» и «запрещается» сразу несли организованность в несерьёзные умы легкомысленных народных масс, а табличка: «На себя» предотвращала любое давление на аптеку уже при входе.

ОН зашёл и удачно втиснулся под косяк у алоэ-каланхоэ с горшком, встревая интересом в наблюдение происходящего, совсем не желая того. Но обзор не давал пропустить калейдоскоп мимо себя. (Лицо могло пялиться только в одну сторону, как в автобусе спиной к движению – и хочешь не глядеть, да глаза натыкаются).

А барабанные перепонки не сдерживали громкость нечаянно хорошей акустики…

Согнутая бабушка смущённо допытывалась у отверстия под стеклом:

– Почему те свечи, которые она купила за пенсию, на прошлой неделе, кончились так быстро? Зато всё время липли к зубам, не горели и не помогали!

Кто-то на другом окошке, краснея от неловкости, громким шёпотом, заглушая гул, спрашивал:

– Эти порошки принимать перед расстройством или после?..

Ещё более стеснялась студенческая пара, покупая два теста на беременность, держа вдвоём одну купюру, как перед алтарём:

– Извините нас, пожалуйста, за необоснованное беспокойство, но вы не могли бы объяснить, на сколько вопросов нужно правильно ответить, какая категория сложности, где предварительно почитать литературу и как отличить, простите, мужской тест от женского?

– Это я про вас читала в «Жалобной красной книге рекордов Гиннеса»?

Не нашлась «остроумно» смолчать проходящая мимо заведующая аптекой, положив на прилавок третью упаковку «теста»:

– А это, если два первых не помогут, – с сознанием дела опытно снаглела она, толкнув примолчаленного фармацевта, и закричала куда-то внутрь: – Разгружай в лобаллаторию, а что не влезет – тащи в кухню! – И, повернувшись к студентам, не сбавляя крика, посоветовала: – Да, чуть не забыла! Лакмусовую бумажку макать только в первую утреннюю мочу!

Слышно было и на улице, потому что прохожие, сделав руками «подводные маски», прилипли снаружи к стёклам, как жабы клювами, посмотреть: «кому и в какую мочу».

Не меняя интонации, начальница снова громко заобращалась через стенку:

– Разгрузил? Подожди, я проверю! Да смотри там, спирт не трогай! А то я тебя знаю!

Зачем она это кричала, не понятно. Спирт невозможно было потрогать, даже если «я тебя не знаю», потому что он (спирт) хранился в запечатанных сургучом бидонах в комнате с железной дверью, с наваренными решётками, под сигнализацией.

У дальнего прилавка слышалось лёгкое препирательство:

– Мне надо природную, натуральную, чистую эхинацею от всех болезней, я читала в последнем номере журнала «Фабрикантка».

– Вот вам кора дуба, пожалуйста, два пятьдесят в кассу, следующий! – в одной тональности дурила тётю уставшая по жизни «продавщица аптеки», страдая от хронической аллергии на людей.

Мужик весом два центнера с гектара кожи, влезший без очереди с претензией: «Мне срочно, я знаю Марьяну Карповну», потребовал «виагру». Услышав в ответ цену, он на весь зал заорал:

– Марьяна!

Заведующая находилась в подсобках.

– Я ж тебе крышу ремонтировал! Где ты? Почему так дорого? Куда смотрит «Минздрав»?

«Минздрав» в это время, видимо, никуда не смотрел, и уж тем более не смотрел на сокровенное этого болвана, который пытался воскресить всё малой ценой.

От «ничего не поделаешь» грубо согласившись с оплатой, доверяя кивнувшей из внутренних дверей «шахине», вместе с которой они жили много лет на Второй Подвальной, мужик спросил:

– Как это надо принимать? До еды или после?

– Не «до» и не «после», – заёрзала провизорша, – а когда она захочет.

– А если я не хочу?

– Поменяйте её на свежую и купите себе гипс!

Пришёл на выручку ситуации мальчик, до этого старательно выдёргивающий кактус под усиленно тихие замечания мамы.

– Дёшево и надолго, только через месяц сильно чесаться начнёт. Я знаю, мне уже всё гипсовали.

Дядя задумался и купил ещё навесную спринцовку.

Аптекарша нашипела на мальчика и поползла, тяжело подвигая станину, во внутреннюю дверь, чтобы вовремя не пропустить период своего кормления.

Решив, что уже до конца подсмотрел бесплатное приложение к представлению, не дождавшись своей очереди (колено само затянулось), подчерпнув для себя новые формы давно старого, не дожидаясь, собственно, рутины самого «фильма», ОН покинул «киносеанс» во время «киножурнала» и, пружиня прекрасным настроением, погулял дальше.

«Цените театры антрактами!»

Не отставая, семенила ФРАЗА.

– Заткнись! И бегом через дорогу, пока красный!.. – весело пожелал ОН ФРАЗЕ «всего наилучшего».

Возле пединститута кипела нарядная толпа. Сегодня был «день открытых дверей». «Высшая школа» слабо и неубедительно пыталась приманить выпускников «средней школы» в непрестижный вуз. ОН не отказывал себе в ленивом удовольствии покурить на солнышке парапета, наблюдая за молодёжным шевелением. (На жаре сигарета не горела, а тлела, сжигая бумагу и пуская дым).

Вот так же когда-то, случайно, ОН удосужился поступать в институт. На заводе было почему-то только восемнадцать дней отпуска, а справка о подаче документов в ВУЗ давала разрешение позволить себе ещё дополнительные полмесяца погрустить вне стен родного цеха. Куда «поступать»? Определённой мысли не было. Только однозначно не с математикой под уклоном на алгебру. Нет! Математику ОН умел и соображал. Но она убивала своей жизненной непригодностью. Извините!

Почему, если подойдут подряд два автобуса № 24, это не заменит один автобус № 48?

Почему, когда планируешь сложить две зарплаты вместе, то в конце второго месяца получается сумма гораздо меньше первого аванса?

Почему из одной рюмки 80 градусного спирта можно сделать две 40 градусного, а из двух рюмок водки не получается одна чарочка восьмидесяти градусов?

Почему семеро одного ждут, только если их зависимость равняется «семь к одному»?

Почему десять миль бегом гораздо длиннее, чем пятьдесят миль на кузове?

Почему уравнение людей решается несколькими неизвестными, и в результате получается величина, которой можно пренебречь?

Почему корень не всегда квадратный?

Почему избыток продукта создаёт его дефицит?

Почему результат твоего отдыха сведён к полному нулю, когда за два часа до рассвета у тебя ещё находятся два гостя, забежавшие вчера в два часа по полудню на две минуты?

Почему, чтобы двигаться со скоростью сто километров в час, достаточно десяти минут?

Почему Константа из соседнего подъезда такая не постоянная?

Почему один час на работе длится полтора часа, на отдыхе – полчаса, во сне – три секунды, а на севере – час за два?

Почему, выкопав ямку в два метра глубиной, не получается горка в два метра вышиной?

Почему чётных домов на этой улице, по правую сторону двадцать три, а нечётных – по левую – восемнадцать?

Почему количество посадочных мест всегда не соответствует количеству проданных билетов?

Почему, когда для сна тебе хватает пять часов в сутки, в выходной день нельзя выспаться за пятнадцать часов на три дня вперёд?

Почему, когда вы садились за карточный стол, у вас было поровну, ты проиграл только сто, а у него сразу стало на двести больше?..

Нет, математику уж точно нельзя было брать за основу будущей жизни!

Выбрав что-то среднее между гуманитарным, планетарным и экстраординарным, ОН сдал документы в самый последний день, последний час и последние минуты институтской подачи. Студентки-секретарши уже собирали папки и пытались улепетать на две минуты раньше. Он уговорил, убедив, что действительно живёт в другом дальнем тупом углу отчизны и поезд ходит с туда только каждого нечётного 24-го числа полного месяца, после обеда. Для убедительности развернул на двух столах «упавшие» под руку схему эвакуации в случае пожара и сейсмическую карту Латинской Америки. Тыкнув куда-то пальцем, стал настойчиво показывать место, откуда злосчастный поезд рискнул сегодня отправиться. Потом ОН серьёзно замолчал. Девки, глубоко вздохнув от жалости к себе, пошли навстречу этому клоунашке, немного запав на глупые прибамбасы да и на внешний вид «по фирме», конечно: сабо, штруксы, батник, отлив, клёпки, выточки, «хамелеоны», дамский длинный коричневый «эс-тэ Морис» – по сигарете в «презент», жова «bruclin» – по пластинке в подарок… В общем, пришлось конструктивно, в течении двадцати минут заполнять анкеты, негромко, вежливо матерясь «вовсю», просматривая при этом вполоборота паспорта, метрики, характеристики и ворох других справок, говорящих о личности этого лица больше, чем оно есть на самом деле. Что тот не был около, не сидел рядом, не стоял возле, не привлекался в качестве, не имел количества, не пил импортного, не ел экспортного, не дышал запретным. В каких командах играл, в каких ансамблях участвовал, в каких кружках занимался, в каких артелях мастерил, в каких обществах внеклассил…

Бумажек оказалось достаточно для массивного «Дела». Это называлось безобидным: «подать заявление». Пройдя конкурсный отбор, ОН отправился за общежитием. Дали – в корпусе по «тридцать восемь сталеваров». Получив место, поднялся на какой-то там этаж и заматрасил один из четырёх пружин в чулане с солидным названием: «комната номер сорок восемь». Застолбив пару вешалок своими вещами и галстуками, ОН решил пойти осмотреть городской пляж имени Жданова, находящийся – как сказали – рядом. /Бедный Жданов, кто бы ты ни был! Это ж надо, так достойно(!) прожить свою жизнь, чтоб потом тобой обозвали грязный, засиженный, обделанный песок речного побережья!/ Задумав с серьёзным усилием готовиться ко вступанию, ОН прихватил с собой какое-то толстое пособие для последнего курса, вовремя выпавшее из шкафа и существенно повлиявшее на форму нового(й) левого(й) босоножка(и). С этой тяжёлой книженцией солидность образа была заказана, и ещё: массивный однотомник мог пригодиться как подушка для головы. Пляж считался пятой аудиторией института. Четыре для лекций находились непосредственно в студенческом городке, а шестой аудиторией являлся пивной бар – через балку, прозванный «реанимация». В нём жили студенты. Нередко там приходилось слышать общую дежурную шутку:

– Сколько бокалов берём для начала, пятьдесят?

– Нет, это уж слишком! Завтра зачёт! Сорок девять пока достаточно!

Вечером первого дня, нажарившись с солнцем, накормив собой жару и вдоволь назнакомившись с другими иногородними людьми, ОН, возвернувшись, вступил во что-то липкое и засасывающее: вечернюю жизнь общаги. На коридорах, кухнях, подоконниках, лестничных площадках, холлах, умывальниках и вестибюлях всё двигалось, стояло, гремело, шуршало, толкалось, кокетничало, читало, зазнавалось, конфузилось, спотыкалось, брезговало, удивлялось, рассказывало, тюкало, недоумевало и тут же привыкало.

Свою комнату ОН вычислил сразу, благодаря особой наблюдательности и яркому узелку «на память», который загодя намертво прикрутил к дверной ручке. Остальные ориентиры тоже не давали о себе спать: разрушенной штукатуркой, близким нахождением к ступенькам между этажами и неоднократно, годами выбиваемой ногами двери. Сейчас в этом проживалище на трёх остальных, ободранно-ржавых, обвисших до пола гамаках-качелях обосновалась серьёзная молодая поросль – будущий сад общества. Безошибочно знающие, чего хотят от жизни, строго держащие курс на зажиточное грядущее с хрусталём в импортном серванте и «авто» в собственном гараже, соучастники предстоящего розыгрыша этогогоднего тиража жевали книжную герань. Их напыщенность заставляла задуматься о своей никчемности. Обложавшись трудами хитрой школьной программы и обоклавшись умными источниками дополнительной литературы, покашливая и пошмыгивая соплями в себя, семнадцатилетние, перенасытившиеся мудростью и опытом фобофилы изредка позволяли себе расслабиться, сбросив через плечо поправку о единообразии первого поколения у Менделя, о темновой фазе у Фотосинтеза или о хромосомном наборе у Митоза. И дальше прослюнявливали насквозь запотевшие страницы.

Взглянув с пристальным мельком на эту, невообразимо естественную картину акварелью: «Индюки прилетели, сели и писают горячим кипятком перед этапом забития», ОН слегка познакомился и на стене, которая уже давно перехотела быть светлой, фломастером написал: «Поступил! 1920 век!». Затем расписался под исподлобые косяки и, не став мешать себе, удалился. Благо, ОН уже имел в «знакомых» нормальную абитуру всех полов, характеров и национальностей, с которой можно было провести время, не вдаваясь в подробности завтрашней битвы больше, чем с двумя остальными человеками на «место».

Кстати, из всех «однокомнатных» поступил только ОН. Даже не смешно как-то, а – однозначно!

МЕТКА*

Как ты относишьс к жизни, так и она – к тебе.

Люби жизнь, а не используй!

Каждый день экзаменов был, в первую очередь – «родительским днём». Отеческо-материнские войска сидели на подступах к корпусам, висели на окнах, проводили рекогносцировку, бегали в разведку, брали в окружение «отмучившихся», пытая и выуживая вопросы на ответы, «подбадривали» плачущих, неудачливых сегодня чужих детей, втихаря потирая руки оттого, что одним конкурентом для их отродка стало меньше. Гадко липли к экзаменаторам, вышедшим покурить, заранее тайно выспросив и записав на ладонях имена-отчества, при этом всё равно ошибаясь. Носили из «вазов» и «москвичей» сухой паёк в баночках с ложками своим, отбрыкивающимся от стыда, чадам, и занимали все туалеты от расстройства чувств, разума и желудка.

ОН спешил на экзамен, не могя подвести компанию, которая, от нетерпения свесившись из окон, кричала вслед на мягком суржике:

– Поторопись! Потому что солнце уже встало, шашлык замочен, купальники надеты, на улице лето в разгаре, и вообще, нечего мозги ерошить, пора отдыхать!

Нетерпеливые «повесы» успешно сдали свой экзамен вчера и позавчера!

Протолкавшись вплотную близко к ещё закрытым дверям экзаменационной «камеры пыток», вежливо не пренебрегая по пути честно занявшими очередь /те сами предлагали пройти вперёд/, ОН нагло постучал в дверь задолго до начала времени «запуска». Слабые стенания отпрянувших возмутившихся были хрупкими. Либо зазубрившиеся скворушки боялись отвлечься на пару слов в сторону и рассыпать при этом все накопленные знания, либо силились сдержать сфинктеры и дрейфили сделать жидким стулом под себя от вчерашней опрометчивой отваги «быть первыми». Как бы там и тут ни было, когда дверь открылась, ОН зашёл, так как считал:

«Если тебе уже открыли, не лицемерь, что случайно здесь оказался. Не толкайся по своим ногам, и не убегай. Просто, «добро пожаловать», а ситуация разовьётся сама собой!». И тебе повезёт.

«А везёт сильнейшим!» – любимый афоризм тренера.

МЕТКА!*

Попросилс зайти? Заходи!

Взяв со стола экзекуторов «проездной», сев за средний стол, ОН начал читать с первого вопроса, прикрывая рукой остальные, как будто натягивал карту нужной масти:

«Электромагнитные колебания»

Быстро-уверенно и крупно, насколько позволил формат страничных листов, стал формально отписываться, как учили газеты[36]:

Электромагнитные колебания.

«В природе, до конца неизведанной, существует множество физических явлений, открытых, научно доказанных и подробно изучаемых человеком. Для этого и служит «Физика». Так, наряду с другими великими достижениями, в этой науке не последнее место занимают электромагнитные колебания! Сейчас уже можно с уверенностью сказать: электромагнитные колебания имеют существенный вес в законах электричества и магнетизма. С развитием научных достижений, в свете современных разработок, основанных на новейших методах и сверхвысоких технологиях, учёные пришли к интересным выводам».

ОН попросил ещё три чистых листка, поднимая свою себестоимость. Теперь, торгуясь, можно было продать себя подороже.

«Так, опытным путём было определено, что электромагнитные колебания не однородны по своей природе. Некоторые из них могли затухать, другие же не затухали с течением заданного, определённого времени. Что сразу наталкивало на некий порядок и осмысленность в бессистемном, на первый взгляд, движении электромагнитных колебаний. Это открытие заставило по-другому взглянуть на окружающий нас мир с точки зрения свободной науки социалистического общества. Научные умы дали названия видам электромагнитных колебаний. Так электромагнитные колебания, которые не затухали, были названы «незатухающими», а электромагнитные колебания, имеющие тенденцию затухать, соответственно – «затухающими». Каково же было откровенное удивление научного мира, когда выяснилось, что сами, как затухающие, так и незатухающие электромагнитные колебания, подразделяются на типы. Этими типами являлись колебания «вынужденные» и колебания «невынужденные»! Сколько предстоит изучить ещё в отрасли колебаний! Сколько интересных и поучительных открытий в этой сфере науки ждёт нас впереди!»

Этим восклицанием ОН решил завершить ответ на первую тему. Время не позволяло особо распространяться, ограничиваясь рамками сжатого, сокращённого, точного, конкретного объяснения. Такова физика – сильно «воду не польёшь».

Не рассчитал! Внизу, на пятой странице, осталось ещё «на два пальца» – несколько дюймов неиспорченного места. Но это не смутило и не остановило бодрой поступи перехода ко второму вопросу, потому что более исчерпывающей информации по первому невозможно было представить!

Второй вопрос заставил задуматься об инквизиторской жестокости тех, кто пытался спросить это. Всегда так! Если в начале легко, жди капкана в середине! Настораживала непонятность формулировки и неизвестность терминов. Здесь явно таился подвох, как растяжка на пограничной заставе: попробуй – тронь! «Сработка», и тебя дурака захапают с потрохами! В который раз посетила уверенность, что в жизни всё не так гладко, как сейчас в голове насчёт второго вопроса. Мозг поблёскивал безупречной стерильностью и это был момент, когда идеальная чистота не радовала. Идеи по второму вопросу закончились.

– Чтобы кончиться, надо сначала быть!

Очень уж умно, но совсем не к месту, пронеслось мимо. ОН поднял размышляющие глаза от злополучной бумаги и обнаружил впереди сосредоточенно-необъятную спину с мерно подёргивающимся правым предплечьем. Видимо, у «спины» процесс написания находился в непрерывной фазе. Закралась надежда на лучшее, и ОН, протянув ручку, нежно, кончиком фиолетового стержня, дотронул наиболее близко эрогенно открытую правую лопатку, намекая на тайные отношения.

Спина дёрнулась от третьего прикосновения, в движении, как овод отмахивается от назойливой коровы, но на четвёртый раз всё же слегка повернула профиль…

Тут ОН понял, что со стороны этого лица помощь не поступит, даже если внезапно наступит инфаркт у самого Миокарда!

Левые черты носа, щеки и уха глумливо радовались:

– Помнишь меня? А я тебя помню!

Память на лица, независимо от мозга, сработала.

Давече ОН и Гоша заходили к девчатам «попросить сахарку». Гастрономический продукт вовсе не был тут при чём, просто они бродили по дебрям общаговских просторов в поисках неизвестно чего, а сахар нарисовался первой мыслью, когда на дороге попалась дверь со щелочкой света. Пришлось вломиться. Девочки, довольные, что их насильно оторвали от учебников, даже не спросив: «зачем всё это нужно в два часа тридцать две минуты после ночного лунцестояния», гостеприимно достали полную трёхлитровую банку с надписью «для чая». /Это догадывало мысль, что в платяном шкафу ещё есть банки, как минимум, «для компота» и «для кефира»/.

– Ваш сахар, случайно, не из пустыни?

– Из какой ещё пустыни? Из буряка!

– Нет, просто есть пустыня, названная в честь сахара. Так и называется: «пустыня сахара», я читал.

– Та не пустыня сАхара, а пустыня СахАра! Гоша, ну ты даёшь!

Благоговейно слушая бред несущих и «случайно» зашедших, утомлённые жаркой летней учёбой курсантки, наскоро надев лифчики (кто под халат, кто сверху), подали стакан для отсыпки и утруски «песка». Гоша, не прекращая благодарить не понравившихся с первого взгляда девчонок, наполнил стекляшку до краёв и поставил на стол, а с банкой на груди стал пробираться к выходу. Когда обитатели пищевой комнаты сообразили всю подлость происходящего, Гоша уже маячил в дверном проёме. Вслед ему понёсся визг обиженных по полной программе девчат и полетел домашний тапочек, угодив между ушами в среднюю часть затылочной кости. Но было весело и вельветовый удар бубончиком по бетонному темечку остался незамеченным… Сахар они потом подарили другой девчачьей комнате за несколько яиц и половину непрожареной курицы.

Но суть в том, что хозяйка тапочка сейчас являлась впередисидящей и ухмыляющейся во весь профиль спиной! Эта улыбка категорически утверждала: «Правильного ответа на второй вопрос не существует!»

– Тебе не нужно ничего подсказать?

Дипломатично ретировался ОН. Ответ последовал под столом, так же дипломатично, в виде сложной конфигурации пальцев.

Третья была задача:

«Пуля попала в дерево, пролетела там несколько метров (что за дерево такое) и застряла».

«Если бы навылет, была бы хоть слабая надежда, что не задеты живородящие органы», – подумал ОН. Но надо не думать, а искать решение! И условие насильно напоминало об этом. Нужно хотя бы приблизительно рассчитать силу, скорость, направление ветра, сопротивление ствола, площадь поверхности гильзы, упавшей поодаль и ещё какие-то величины, о существовании которых общество даже не догадывалось. Как можно, не зная всего этого, так безответственно не просыпаться по ночам!

Задачи по физике всегда убивали своей надуманностью изысканной ситуативности с заранее заданной неопределённостью. То есть «На тебе условия невиданные, используй знания неоткрытые и найди ответы неведомые! Копай, Емеля, от тель до селе, твоя неделя!

То ли дело – арифметика, непригодная для жизни, но простая, как аллегория на аллигатора.

Предположим! Упало три яблока: одно – неспелое, второе – в кусты, а третий огрызок вымазался об скатерть. Сколько шерсти весит килограмм, если два утконоса уже улетели, состарившись, а фигура на сломанной ветке карниза не отбрасывает тень в полтора метра?

Всё конкретно ясно, фантазия – побоку.

Расплывчатая же физика ещё в школе давала повод для расстройства. Однажды давно ОН из-за этой физики испортил отношения с новой учительницей, когда первым неправильно решил задачу о горячей воде в ванне. Получилось больше температуры кипения. Смеяться одному было скучно и ОН, трясясь, вкратце рассказал всё соседу Марику. Улыбаться тихо оба они не умели! Не зная, о чём речь, но заводясь от их идиотских гримас и спазмов, стал «потихоньку» ржать весь класс, в надежде когда-нибудь всё-таки услышать причину. Но несколько длинных минут эти двое, показывая синхронно на доску, только булькали, кряквали и царапали комсомольскими значками парту. Засмеялась, не удержавшись за какое-то наглядное пособие, и физичка – «русалка местной канализации», прозванная так уже на первом уроке. /Учителя, относитесь к детям уважительно, и тогда вы до пенсии будете носить безобидные клички/. Через увесистый кусок времени, когда, между гоготанием, блеянием и кряхтением, стали появляться проёмины, ОН, наконец, смог объяснить всем причину, предъявляя свой полученный ответ: температура воды в ванне 110 градусов. Для полной убедительности использовался анекдот про то, как папа купал ребёнка и, чтобы не обжечься, держал того за ухо пассатижами. Класс завёлся по второму кругу. Все подливали дров в костёр словечками, упражняясь в остроумии.

В момент, когда ученики на время обессилили, физичка воспользовалась паузой для написания на доске условия новой задачи (как – как, а урок – урок). Написанное читалось так: «куда направлена сила мамы, толкающей коляску с ребёнком в гору под наклоном тридцать семь градусов». Кроме того, учителька попыталась на доске изобразить всю картину схематически. Дааа! С рисунком она лоханулась!

Класс захлестнула новая истерика. Откуда-то взялись силы на импровизации: «почему мама не вызвала такси?», «где, собственно, папа?», «зачем маму понесло в гору под таким градусом, ребёнок едет стоя?» и «какая сила у мамы, если на схеме она толкает танк Т-34?». Нагрузка на мышцы живота удвоилась и класс медленно, беззвучно, с одинокими всхлипываниями полностью варварски разрушил физику как дисциплину, а школьную дисциплину – как физическую величину.

ОН был тщательно затрамбован на заднюю парту, и они с физичкой прекрасно с трудом видели друг друга на её уроках до десятого класса. Но, когда училка выходила замуж, ОН был в списке гостей. Видимо, ей и на свадьбе не хватало «горьких» слов из-за дальнего стола…

Так и сейчас, в задаче про пулю ОН, «физически» недомогая, написал все уравнения и формулы, которые знал из этой физики, прихватил краешек химии и чуть заехал на геометрию. Получилась солидно чисто-замаранная страница. Нетронутыми специально были оставлены законы трёх «святых»: Ньютона, Гей-Люссака и Бойля-Мариотта. Эти законы ОН ещё в школе проходил мимо, а сегодня утром выучил между бритьём и умывальником, успев повторить между завтраком и коридором. Почему? В кулуарах сказали, что на этих трёх быках зиждется вся физическая школьственность. Сейчас ОН обладал секретными пятыми козырными тузами (в рукаве, за воротником и ещё в рукаве) для того, чтобы вовремя выложить их на стол и огорошить всех, если разговор на экзамене вдруг коснётся физики.

Всегда приятно заэкспромтить до неузнаваемости своего собеседника заранее подготовленной неожиданностью!..

Поймав на себе тройной взгляд тех, кто сегодня «с завязанными глазами держал ручные весочки», ОН уверенно, не подгибая конечностей, взошёл на эшафот. Оглядев бумажные терзанья, внимательно изучив две предыдущие отметки по профилирующим предметам (оценки оставляли желать худшего), добрая женщина спросила:

– Вы действительно будете учиться?

Но, смутившись, Светлана Ивановна*, увидев в ответ безоглядную

МЕТКА*

Всегда помните имена бескорыстных благодетелей ваших!

недоумённость искренне-беззаветно-преданного взгляда «а ля патриот», быстро осеклась и проронила:

– С заданием, в общем-то, вы справились, но для окончания нашей уверенности, вот вам три сложных, но дополнительных вопроса: третий закон Ньютона, закон Гей-Люссака и закон Бойля-Мариотта!..

Получив своё «отлично», медленно выплывая из корпуса, отпустив голову вниз, чтобы не споткнуться на крутых ступеньках, ОН сразу же был взят в осаду несколькими недремлющими парами родителей. Те сердечно советовали не падать духом и как следует готовиться поступать сюда уже после армии. Желая по-отечески «только хорошего», они хамлово вызуживали условия экзаменационной задачи, не прося, а «придавливая».

– Что тебе жалко! Ты всегда ДОЛЖЕН помогать другим!

Нагло, беспардонно, на «ты» наезжали те, помощь от которых людям «обычно пишется в день скорби на венках, как причина смерти: «от сотрудников», «от соседей»…»

Почему все решили, что ОН «пролетел»? Видимо, меряя других по своему жалкому образу и подобию, эта шваль в отрешенном спокойствии чьей-то опущенной головы слышала звуки такого сладкого для всех падальщиков реквиема.

«Ах, так! Ну, получайте!»

ОН гаденько-прегаденько ухмыльнулся и тихо, «по секрету» поведал кровососущим, что находится под грузом тяжёлого счастья, так как был несколько минут назад зачислен в институт без всякого экзамена. Ректор утром лично издал указ: «Первый по очереди абитуриент на третьем по счёту экзамене во втором по названию учебном корпусе будет назван «стотысячным»!» Автоматически получит статус «почётный студент» и будет учиться, независимо от успеваемости, на выбранном по желанию факультете, с практикой в Европе, стажировкой на Канарских островах и распределением в Северной Америке».

ОН врал честно. И вся эта, в одно мгновение «совсем невыдуманная», белиберда проимела эффект неожиданно пыхнувшей огнём газовой горелки посреди вошколупящихся тараканов. Насекомые и паукообразные резко отлетели, задрыгали опалёнными конечностями и рассыпались в одночасье. Долго ещё слышалось в соседних палисадниках визгливые упрёки, типа:

– Я тебе говорила, иди первой! А ты, дурак, чего молчишь? Скажи что-нибудь дочери!

Расправившись с вурдалаками, ОН размеренно приближался к общаге, чувствуя перелив внутреннего настроя в сторону чудесных эмоций нетерпеливо «вскидывающейся» ватаги собитуриентов.

* * *