Глава 6. Чем мы жертвуем ради спокойствия?
«Он меня не замечает, ему все равно как я выгляжу, как бы я не старалась!» – жалуются многие женщины. «Ты что, не слышал меня что ли?!» – грозно наезжаем мы на ребенка. «Ты разве не ощущаешь запах весны, прямо витающий в воздухе?» – удивляемся мы. «Такой смешной фильм, а ты даже ни разу не улыбнулась»…
Во множестве подобных возмущений, недоумений, раздражений нас выводит из себя, обижает или злит как бы невозможность другого человека воспринять через какой-то орган чувств нас – наши слова, наше настроение, наше кокетство, специально купленный парфюм, какие-то наши просьбы. «Ты вообще как деревянный!» – характеризуем мы человека, который, как нам кажется, что-то не почувствовал, не услышал, не заметил (не увидел). Порой мы полагаем, что он (она) не делает это намеренно, потому что «вообще нас не ценит, не уважает, не придает значения, не любит». Но часто причина подобной «слепоты», «глухоты», «немоты» и нечувствительности совершенно иная.
Пока мы были маленькими, наши родители (или хотя бы один из них), бабушки-дедушки, воспитательницы были для нас очень Важные, Большие, Незаменимые; от них зависело почти все, они были почти как Боги… Ребенку осознать, что мама – не очень добрый человек, папа – большой лентяй, бабушка бывает вруньей, а дедушка вообще алкоголик – невозможно, просто невыносимо. Потому что наша детская идеализация близких взрослых создает у нас ощущение безопасности, надежности, уверенности и спокойствия. Наше Эго настолько хрупко, что сознанию не выдержать столь противоречивой и непонятной картины мира… И сознание выстраивает невидимые защиты: сужает каналы восприятия ровно настолько, чтобы Я-ребенок мог верить: все хорошо, я защищен, меня любят. Ценой такого спокойствия и становится искажение восприятия…
«А что вам было трудно, неприятно видеть дома, в своих близких, в их поступках или в отношении к вам?» – спрашиваю я у мужчины, который практически не может смотреть мне в глаза во время беседы – его взгляд почти всегда отведен куда-то в сторону. Ответа у него нет, он надолго задумывается и молчит…
Конечно, эти впечатления, как правило, совершенно растворяются в бессознательном и вспомнить их практически нереально. Хотя иногда, если все-таки найти и потянуть за нужную «ниточку», потихоньку могут появиться или картинки, или какой-то давний разговор, родительский крик, злое лицо, телесное ощущение…
«Что эти воспоминания дадут нам кроме боли?» – спросите вы. Они вернут нам недостающие детали, пазлы в нашем восприятии сложатся в единое целое. И теперь мы уже будем способны выдерживать болезненные чувства, что в свою очередь обновит ощущение жизни: мы снимем детские «розовые очки» и сможем принять ее реальной, подлинной, такой, какая она есть. Трезвое восприятие мира реально возвращает нам возможность видеть, причем не только грустное, но и, напротив, радостное, красивое, удивительное – то, мимо чего мы много лет проходили, вообще не замечая. И вопреки расхожему мнению, что с возрастом зрение только ухудшается, про субъективное, внутреннее зрение отдельных людей можно сказать обратное. Кто-то начинает замечать и поражаться красоте природы – неба, звезд, цветов, камней; кто-то вдруг открывает для себя невероятную изысканность архитектуры, искусства; для кого-то некие скромные, неброские люди расцвечиваются огромным обаянием доброты и света. Мы начинаем видеть обращенную к нам улыбку любимых. И можем теперь смотреть на боль этой жизни, на ее трагичность, скоротечность, уродливость, – и выдерживаем, не отводим глаз…
Люди, подвергшиеся в свое время физическому насилию (это могут быть «невинные» для взрослых оплеухи «за дело», наказание ремнем, дергание за волосы и т. д.), как правило, «отключают» или резко сужают тактильный канал восприятия. Во взрослой жизни они почти не ощущают и не реагируют на прикосновения – на нежный поцелуй, на комфортное белье, кресло; они гораздо более толерантны к физическому дискомфорту – холоду, давящей одежде или обуви, боли. Ощущения голода, жажды, усталости и т. п. очень медленно «добираются» до их сознания, и только придя домой, в безопасную обстановку, человек ощущает, как нестерпимо устал: организм просто «вопит», что хочет есть, спать; обнаруживаются натертые мозоли и откуда-то возникшие синяки…
При «отключенном» тактильном канале очень незначительное удовольствие человек испытывает и от секса. Во всех этих случаях ощущения (стимул) должны быть чрезвычайно сильны, гиперинтенсивны, и только тогда они пробиваются в сознание и могут быть восприняты. Такая потребность в гиперстимуляции, в желании ощутить себя живым, часто стоит за садо-мазохистическими тенденциями, за всеми увлечениями и пороками с поиском адреналина, каким бы опасным или разрушительным они не были.
Таким образом, при снижении эмоциональной или телесной чувствительности задачей терапии является возвращение человеку способности осознавать и принимать телесные сигналы, тонкий, негромкий голос организма, который с благодарностью ответит на это внимание дополнительной энергией и психической силой.
Ну а уж говорить о том, как у нас «отрубается» способность осознавать свои чувства, даже и не хочется. Горы психологической литературы написаны про алекситимию – наше неумение как осознавать свои чувства (особенно «плохие»), так и выражать их. Сегодня есть огромное количество людей, которых воспитали на бесконечных запретах: не плакать, не жаловаться, не злиться, не бояться, не волноваться, не радоваться (раньше времени), не завидовать, не жадничать, не любопытствовать. Я даже и не знаю, какие чувства могли попасть, по мнению таких воспитателей, в санкционированный список… «Не плачь, не бойся, не проси», – эдакий тюремный наказ. В итоге сегодня люди, заблокировавшие канал чувств, не чувствуют, а «думают», или сразу погружаются в какой-то симптом (вдруг «разболелась голова», сердце, желудок и т. д.). Не могу не напомнить, что чувства – это главный язык нашей души; каждое (!) из чувств является очень важным указателем для нашего Пути, нет никаких «хороших» и «плохих» чувств. Они бывают приятные, сложные, противоречивые, болезненные, и чем больше мы способны к ним прислушаться и понять, тем глубже, тоньше, интереснее для себя и других мы становимся. Почти уверена, что возможность испытывать и воспринимать большую палитру чувств – залог харизматичности человека.
Есть еще одна закономерность. Когда мы перестаем или видеть, или слышать, или ощущать, или чувствовать, то тогда какая-то одна функция начинает развиваться утрированно и становится главным «стражем» нашей безопасности. От кого-то не скроется даже микродвижение губ, жеста собеседника, его недобрый взгляд, поскольку стражник-зрение замечает малейшие движения даже на периферии: изменение оттенка помады у подруги; какое-то «новое» выражение лица у мужа, вернувшегося из командировки; затаившуюся в уголках глаз хитрость у ребенка… Гиперслух как радар улавливает тончайшие интонации речи собеседника. Громкая речь, неожиданные звуки звучат для него как набат; плач ребенка, нотки его страданий врезаются прямо под кожу… Стражник-осязание будет немедленно реагировать на проблемы телесным дискомфортом и напряжением-болью, ну а стражник-чувство станет по малейшему поводу бить тревогу.
Что нам дает осознание всего этого? Можно было бы, конечно, написать: «Начинайте уделять специальное усиленное внимание именно суженной функции; тренируйте ее, давайте ей побольше пищи и заботы». Можно и нужно, но… Также следует помнить, что внутри психики каждого из нас есть свой собственный «внутренний мудрец» – самость, собственный внутренний компас, который вдруг начинает указывать нам правильный путь, дарить вдохновение и интерес к каким-то новым, непривычным занятиям, для Эго часто иррациональным. Очень вдруг захочется пойти на курсы риторики, научиться красиво танцевать, заняться живописью, фотографией, выращивать цветы и т. д. Стоит помнить, что именно так, через эти увлечения, хочет «воскреснуть» наша врожденная, исходная полнота мировосприятия, иначе называемая вкусом к жизни.