14
Через пару часов Франческо ждал в аэропорту вместе с командой посадку на самолет в Палермо. Они летели на очередной матч.
После ухода Джессики у него не было времени подумать о произошедшем. Но он испытывал чувство освобождения и был благодарен ей за это, хотя по-прежнему был смущен.
Единственной мыслью, пронзившей его по дороге в аэропорт, когда он начал приходить в себя, была мысль о том, что Джессика может предать огласке все то, что он сегодня наговорил. Хуже всего, что он даже не помнил толком, что именно он там наговорил. Этот торнадо затмил на миг его светлый разум.
Он раздумывал над этим всю дорогу и все время ожидания посадки. Он порывался ей позвонить и сказать что-то типа: «Джесси, я хотел бы, чтобы этот разговор остался между нами». Но мало того, что это выглядело глупо, так было еще и бесполезно. Бессмысленно просить женщину держать язык за зубами.
Единственное, что его успокаивало, – это отсутствие у нее каких-либо доказательств этого разговора. Если только она не записала разговор на диктофон…
Сердце его на мгновение остановилось. Ведь он ничего не видел вокруг себя, пока говорил. А что если она была с диктофоном? Его панические мысли прервал телефонный звонок.
– Франчи, чао! Это Серджо. Как дела?
Серджо был его старым другом. А еще он был спортивным журналистом. Его перу принадлежит множество статей о жизни великих спортсменов. Недавно он также опубликовал очерк о карьерном пути Франческо. Серджо брал у него немало интервью, и они выпили десятка два чашек кофе за написанием этого очерка.
В то время Италия узнала скандальную историю об одном известном актере. Очерк принадлежал перу журналиста Амедео Грильярди, который в прошлой жизни был не иначе как деятелем инквизиции. Если он знал, что в жизни знаменитого человека есть сомнительная история, он находил события менее крупного формата, а потом, показывая свою полную осведомленность о жизни несчастного интервьюируемого, умудрялся вытягивать факты, ему необходимые. Люди начинали нервничать и рассказывали больше, чем хотели бы. Знаменитости его, понятно, не любили и со временем сразу же отказывались давать ему интервью, поэтому он добывал сведения у их ближайшего окружения и узнавал немало интересного иногда даже путем психологического шантажа.
– Чао, Серджо! Я в аэропорту, летим в Палермо. Что-то важное?
– Угадай, кого недавно я видел недалеко от твоего дома?
– Не знаю, Серж.
– Амедео Грильярди с той девушкой, которую ты мне представил пару недель назад в твоем офисе. Джессика, кажется.
Франческо почувствовал, буквально физически, как сердце начинает падать куда-то в пропасть. У него даже потемнело в глазах.
– Надеюсь, она не твоя любовница, чтобы он мог выпытать у нее какие-нибудь тайны? – пошутил Серджо.
Нет, она не была его любовницей. Но она именно сегодня, пару часов назад, узнала «немного» секретную информацию.
– О! А вот и он, Франчи, и в каком-то странном настроении. Я перезвоню тебе позже, может, даже расскажу что-нибудь интересное из твоей жизни, о чем ты и не подозреваешь, – засмеялся он и повесил трубку.
Франческо было плохо. Очень плохо. Он не помнил, как он дошел до самолета, где он вставил в уши наушники и закрыл глаза, притворившись спящим.
Внутри него царствовал страх, который потом сменился бурей. Он сопоставил факты: раньше она тоже была спортивной журналисткой, и, очевидно, эти двое были знакомы. Видимо, она вошла к нему, Франческо, в доверие, чтобы выпытать все это, а потом предоставить материал для очередной грязной статьи Амедео. И, может, даже она была сегодня с диктофоном. Франческо застонал. Жизнь летела в пропасть, он это чувствовал. Он называл и ее, и себя самыми грязными словами, которые только существуют в итальянском языке, а лексика этого красивейшего языка очень богата экспрессивными выражениями. Он ненавидел ее. Впервые в жизни он чувствовал такую жгучую ненависть. Наверное, если бы она в тот момент предстала перед ним, он убил бы ее, не раздумывая.