Вы здесь

Неоновый мир. Не блуда ради, а пользы для… (Максим Милованов, 2003)

Не блуда ради, а пользы для…

– …и не такое встречалось. Вспоминаю один случай из моей практики. Я тогда еще не в женской консультации работала, а в седьмом роддоме, на улице Революции… Сижу я как-то в своем кабинете, газетку почитываю. Вдруг тормоза так скрипнули, что я чуть не подскочила! Выглядываю в окно – «скорая» стоит возле самого крыльца, а из нее молодой фельдшер высунулся и вопит: «Носилки! Срочно! У нее уже воды давно отошли!» Понятно, весь персонал на улицу высыпал, и я в том числе. Открываем заднюю дверцу, а внутри – старушенция лет шестидесяти хохочет во весь свой беззубый рот. Мы понимаем, что нас разыграли, и тоже начинаем смеяться. А бабуля тем временем заливается громче всех, а сама пальцем куда-то вниз тычет. Смотрю, а под юбкой-то у нее шевелится. «Нет, старая, – говорю я ей. – Меня на это не купишь. Что там у тебя: кошка или собачонка?» И вдруг слышу детский плач… Поднимаю подол и вижу новорожденную. Как потом выяснилось, женщине было всего-то сорок восемь! За время беременности плод буквально высосал из нее весь кальций, поэтому выпали передние зубы, и сама она стала выглядеть на десяток лет старше.

– А почему она смеялась?

– Нервное, – пояснила рассказчица. – При родах и не такое случается.

С этими словами врач-гинеколог со стажем Инна Юрьевна Уппер убавила громкость вечно работающего в кабинете радиоприемника и приступила к осмотру пациентки.

Уппер испытывала к этой даме необъяснимую симпатию. Пациентка Валентина Андреевна Глушенкова не таскала врачу коробки шоколадных конфет, бутылки вина или французские духи. Причина заключалась в необычайной легкости общения с Глушенковой.

Пациентка же, со своей стороны, считала, что ей сильно повезло с гинекологом. Сорокашестилетняя Инна Юрьевна оказалась не просто хорошим специалистом, но и интересным, остроумным собеседником. Рутинные осмотры почти всегда сопровождались оживленными дискуссиями на разные темы, диапазон которых простирался от литературных новинок до моды, кино, экономики и, естественно, политики. Однако самой излюбленной темой была вечная проблема отцов и детей. Несмотря на то, что у доктора имелась пятнадцатилетняя дочь Жанна, а у пациентки первый ребенок находился еще в утробе, разговор шел на равных. Причиной равенства была профессия будущей роженицы. Вот уже много лет Валентина Глушенкова работала инспектором по делам несовершеннолетних в местном отделе внутренних дел и о детских проблемах знала побольше иных родителей. Частенько случалось так, что в ходе осмотра именно ей, старшему лейтенанту милиции Глушенковой, приходилось консультировать доктора вместо того, чтобы выслушивать ее рекомендации и советы. Сегодняшний прием не стал исключением.

– Как вы думаете, Валечка, сколько в наше время могут стоить приличные женские кроссовки тридцать четвертого размера? – поинтересовалась Инна Юрьевна, одновременно тщательно прощупывая живот пациентки.

– Зависит от фирмы-изготовителя и от места покупки, – поморщившись от щекотки, ответила Валентина. – Решили купить дочери обновку?

– Уже купила, – отозвалась собеседница. – Точнее, дала Жанне денег, чтобы сама сходила на рынок и выбрала. В пределах суммы, конечно!

– Вас не устроил ее выбор?

– Скорее, наоборот, – покачала головой Инна Юрьевна. – Ее выбор мне очень понравился. Даже слишком!..

– Как это – слишком?

– Мне кажется, что кроссовки, которые купила моя Жанна, стоят намного дороже!.. А я ей дала всего пятьсот рублей.

– Странно, – удивилась Валентина. – Дети, чего таить, иногда привирают насчет стоимости покупок, но в сторону увеличения. Ну чтобы оставить себе мелочь на развлечения… А вы уверены, что не ошибаетесь?

– Не уверена, – призналась хозяйка кабинета. – Вся надежда на вас, как на эксперта. Вы как-то говорили, что дети иногда воруют одежду. Поэтому вы волей-неволей умеете в ней разбираться.

– Ну и память у вас! – удивилась Глушенкова. – Вы что же, хотите, чтобы я провела экспертизу кроссовок Жанны?

– Если это вас не затруднит, конечно…

– Хорошо. Приносите одну кроссовку. Я попытаюсь определить, сколько она стоит.

– А я уже принесла, – сказала Инна Юрьевна, указав взглядом в угол кабинета. – Сейчас вот только с вами закончим…

Даже с расстояния нескольких метров Глушенкова определила, что стоявшая в углу кроссовка имела весьма благородное происхождение и вела свою родословную отнюдь не от дешевого китайского ширпотреба.

Валентина нахмурилась. Беспокойство собеседницы вполне обоснованно. На пятьсот рублей качественную обувь для подростка не купишь. А в том, что экземпляр, белевший в углу, выполнен на высоком уровне, у нее никаких сомнений не было. Впрочем, озвучить свой вывод Валентина не спешила. Впереди еще важная медицинская процедура. Не стоило нервировать доктора.

Хозяйка кабинета одной рукой пододвинула к кушетке передвижной столик, на котором находился аппарат УЗИ, а второй принялась обмазывать прозрачной силиконовой жидкостью живот Глушенковой.

– А вот и малыш, – сказала доктор, когда на мониторе появилось расплывчатое изображение. – Какой умница! Так удачно лежит, что удастся определить пол… Ну-ка, посмотрим, кто там у нас? Ага, кажется, мальчик! Да, да, теперь четко видно – мальчик! Сейчас сделаем снимок. Вот так, готово… Вы, Валечка, кого ждали – мальчика или девочку?

– Мальчика, – просияв от радости, ответила пациентка. – Хотя, когда носишь первенца в тридцать семь, пол не так уж важен.

– Недолго осталось, каких-то три месяца, – возвращая аппарат на место, произнесла Инна Юрьевна. – Ребенок чувствует себя хорошо, а вашему состоянию позавидует любая двадцатилетняя роженица. Так что не волнуйтесь и спокойно ждите появления на свет своего малыша… Вы, кстати, когда в декрет собираетесь? Пора бы уже…

– Буквально на днях, – ответила Валентина, рассматривая снимок, – вот только дела закончу.

Затем ее взгляд снова уткнулся в предмет, принесенный сюда для «экспертизы». Хозяйка кабинета, заметив это, передала кроссовку в руки «эксперту». Беглого осмотра хватило, чтобы убедиться в правильности предварительного вывода: изделие не кустарное. Такую воздушную легкость кроссовке никто из кустарей обеспечить не в состоянии. Материалы не те. Тщательно изучив подошву и швы, Валентина решила, что обувь не просто качественная. Кроссовки – фирменные.

– Что скажете? – Инна Юрьевна заметно нервничала.

– Скажу, что вам нужно серьезно поговорить с дочерью, – не стала лукавить Валентина. – Такие кроссовки невозможно купить за пятьсот рублей. Их стоимость раза в три выше.

– Я так и думала! Я так и знала! А муж еще смеялся, упрекал меня в мнительности! Впрочем, он совершенно ни в чем не разбирается. Но что же делать?

– Вы уверены, что Жанна вообще покупала эти кроссовки?

– Хотите сказать, что она могла их украсть? – возмутилась было Инна Юрьевна, но затем на удивление быстро успокоилась и сказала: – Вы уж простите меня, пожалуйста. У меня в голове не укладывается, что Жанна, моя девочка, воровка! И потом, не может же она так часто воровать!

Валентина удивленно вскинула брови.

– Я заметила эту странность примерно два месяца назад, – тяжело вздохнув, пояснила Инна Юрьевна, – когда в доме стали появляться незнакомые вещи. Причем абсолютно новые, да и на вид очень дорогие. Маечки всякие, юбочки, бижутерия, косметика. Естественно, я стала интересоваться: откуда все это? Сначала Жанна просто отшучивалась. Затем стала говорить, что берет вещи напрокат у подружек. Но ведь взятое напрокат нужно когда-то возвращать? В итоге, как я теперь понимаю, она изобрела способ оградить себя от лишних расспросов, требуя у меня мизерные суммы – якобы для покупок шмоток на оптовом рынке. Признаю, я отстала от моды, но не настолько, чтобы совсем ничего не понимать. Я все еще в состоянии отличить стильную дорогую вещь от ширпотреба. Совсем недавно, к примеру, Жанна явились домой в потрясающих кожаных брюках, заявив, что купила их на ближайшем рынке всего за двести рублей. Ближе всех к нам расположен торговый комплекс «ДОМ», ну вы, наверное, знаете, это бывший Средной рынок… Я не поленилась, сходила туда. Зашла сначала в китайский павильон, где все очень дешево, но не увидела там ничего даже отдаленно похожего на ее покупку. Зато в дорогом бутике обнаружила примерно такие же брюки, но вовсе не за двести рублей, а за полтыщи долларов!

На глазах Инны Юрьевны выступили слезы:

– Валечка, дорогая! – сказала она дрожащим голосом. – Мне нужен ваш совет! Что мне делать? Я в растерянности. Ведь Жанночке всего пятнадцать, а она уже так бессовестно лжет. Что же будет дальше?..

Валентина сидела на кушетке и молчала. Не оттого, что материнские слезы ее не трогали. Просто как профессионал она знала, что в подобные моменты лучше помолчать. Собеседник должен выговориться, освободиться от давящего на него тяжелого груза. Только после этого можно приступать к расспросам.

– Мы всегда понимали друг друга с полуслова, но в последнее время все изменилось! Мы словно чужие! – произнесла сквозь слезы Инна Юрьевна.

Инспектор Глушенкова прекрасно знала, что с вирусом подросткового отчуждения практически невозможно бороться. Большинство родителей слишком поздно понимают, что их несмышленые чада выросли из коротких штанишек, успев обзавестись недетскими заботами и проблемами.

«Неужели и мне когда-то придется с этим столкнуться?» – подумала Валентина, взглянув на зажатый в руке снимок.

Мысленный вопрос немедленно отозвался в животе барабанной дробью. Очевидно, у совсем еще маленького человечка уже имелось свое собственное мнение, и он не замедлил его выразить.

Тем временем рассказ Инны Юрьевны приближался к кульминации.

– А совсем недавно моя Жанна сделала себе татуировку, – продолжала собеседница. – Теперь на ее предплечье появилось какое-то ночное божество по кличке «Локи». Она говорит, что это «круто». А по мне, так ужасно! Пятнадцатилетняя девочка выглядит теперь словно уголовница или, прости господи, доступная женщина! Уж как я ее ругала за это, как стыдила! А с нее как с гуся вода…

– «Локи», – повторила Валентина. – Где-то я уже слышала…

– Так называется один ночной клуб, – подсказала Инна Юрьевна.

– Да-да, – вспомнила Валентина. – Кажется, на сегодняшний день – это самое модное место в городе.

– Вот с этого-то модного места все и началось, – объяснила доктор. – Не скажу, что раньше Жанна вела себя идеально, но после посещений клуба ее словно подменили. Мы с мужем однажды попытались запретить ей ходить туда, но в ответ получили самую настоящую войну. Дочь перестала с нами разговаривать, да еще и есть отказалась! После пяти дней молчаливой голодовки мы сдались.

Валентина сочувственно кивнула.

– А вы бы видели, Валюша, что за гости появляются в нашем доме в последнее время! Парни все сплошь в наколках, а девушки – в сережках на всех частях тела и в одежде, больше похожей на прозрачные купальники. Да там все насквозь видно! Срам, да и только! А их музыка! Бред шизофреника, а не музыка. Я включила как-то, прослушала несколько композиций, попыталась уловить хоть какой-то мотив. Кроме монотонных звуков, вроде «бумца-бумца-бумца», ничего не уловила. Это какая-то вакханалия! Они это все называют трансом.

Пламенную речь прервал телефонный звонок. Инна Юрьевна сняла трубку и недовольно произнесла:

– Уппер, слушаю!

Через мгновение гримаса раздражения на лице хозяйки кабинета сменилась удивлением. Она протянула трубку своей собеседнице, сказав:

– Валюша, это вас! Некто Панфилов…

Валентина удивилась ничуть не меньше доктора. С капитаном милиции Анатолием Панфиловым, коллегой и одновременно лучшим другом, она виделась всего пару часов назад в коридоре родного восемнадцатого отдела внутренних дел. Но она прекрасно помнила, что не говорила, куда собиралась пойти после работы.

– Как ты меня нашел? – спросила Валентина, взяв трубку.

– Тайна следствия, – отозвался Панфилов. – Если серьезно, то я сначала связался с отделом. Мне сообщили, что ты уже ушла, и тогда я позвонил на работу твоему мужу. Он-то мне и открыл тайну местонахождения.

– А сам-то ты сейчас где?

– Рядом, в паре домов от женской консультации. Улица Коминтерна, дом девять, квартира сто тридцать шесть.

– К чему такие подробности? В гости зовешь?

– Вот именно. У меня тут на участке труп образовался. Нужно как можно быстрее найти свидетелей процесса трупообразования, боюсь, без твоей помощи не справиться.

Панфилов обожал пародировать суконный стиль милицейского протокола. В разговорной речи это звучало диковато, но сослуживцы, привыкнув к чудачествам следователя, не обращали внимания на обороты.

– А почему на выезде ты, следователь, а не кто-то из оперативников? – недоумевала Валентина.

– Здесь мой участок, а значит, дело рано или поздно ляжет ко мне на стол. Поэтому и прибыл вместе с операми, и не зря! Именно мне пришла в голову идея использовать видеокассеты для поиска свидетелей смерти, совершенной с признаками убийства.

– Что за кассеты?..

– Приходи и узнаешь. Если хочешь, пришлю за тобой машину.

– Нет, лучше я пешком, – возразила Валентина и напоследок осторожно поинтересовалась: – Труп еще не увезли? А то, сам знаешь, мне сейчас это зрелище…

– Вот черт, совсем забыл, – спохватился Панфилов. – Сейчас распоряжусь, чтоб забрали. А ты уж, пожалуйста, поторопись!

Валентина положила трубку и взглянула на опечаленное лицо доктора.

– Мне нужно срочно уходить…

– Понимаю, работа! – разочарованно произнесла Инна Юрьевна.

– Ничто не мешает нам продолжить разговор о вашей дочери сегодня вечером, – сжалилась Валентина. – Вы ведь знаете, где я живу. Приходите часов в восемь, мы спокойно все обговорим за чашечкой чая. Придете?

– Да, да, конечно, – заметно оживилась Инна Юрьевна. – Я принесу что-нибудь к чаю. Какой тортик вам больше нравится?

– Больше всего я люблю «Наполеон». Но сейчас стараюсь воздерживаться от лишних калорий…

– Поверьте мне, Валюша, вы в прекрасной форме, – заверила доктор Уппер. – Так что немного мучного вам совсем не повредит.

– Как скажете, – легко сдалась пациентка.


Через пару минут Глушенкова шагала по тротуару в направлении дома номер девять, по улице Коминтерна. Путь ее лежал мимо зеркальных окон магазина, именуемого в народе «червяком». Любимым занятием всех проходящих мимо пешеходов было созерцание себя любимых в зеркальном отражении витрин. Не упустила шанса полюбоваться собой и Валентина, сделав небольшую остановку. Ничего не изменилось по сравнению с тем отражением, которое она привыкла видеть. Темно-каштановая копна густых волос, правильные черты лица – все, как прежде, если не считать аккуратного животика, спрятанного под сшитым на заказ платьем. Доктор Уппер, нахваливая свою пациентку, в самом деле не лукавила: Глушенковой удалось удержать фигуру от расползания. Но чего это стоило…

Придирчиво оглядев зеркальное отражение и придя в хорошее настроение от увиденного, Валентина продолжила путь. Пройдя «червяк» и еще несколько зданий, она оказалась возле громоздкого двенадцатиэтажного дома.

Выяснив от старушек, сбившихся в стайку около подъезда, на каком этаже расположена квартира 136, Валентина вошла в подъезд. Кабина лифта была открыта. Глушенкова нажала на подсказанную ей кнопку с номером «11», и лифт за секунды вознес ее на нужный этаж.

– Не лифт, а самолет реактивный, честное слово! – услышала она голос капитана Панфилова, едва только автоматические двери открылись. – Привет, Валюша!

– Здравствуй, Толя.

– Квартиры здесь так хитро расположены, что немудрено заблудиться. Решил встретить.

– Вот спасибо, – усмехнулась Валентина.

Путь по витиеватым коридорам занял несколько минут.

– А вот, наконец, и наша квартирка… – Панфилов толкнул резную деревянную дверь.

От внимательного взгляда Глушенковой не укрылось, что дверь красивая, но какая-то уж больно хлипкая, не в пример дверям соседних квартир. А допотопный навесной замок-щелкунчик на роскошной двери смотрелся нелепой металлической заплаткой.

– Наш помертвевший-потерпевший не очень-то заботился о своей безопасности, – заметив удивленный взгляд коллеги, пояснил Панфилов. – Пребывал, так сказать, в полной уверенности, что ему некого бояться. Зато к украшению жилища он имел прямо-таки болезненную страсть.

Валентина огляделась. Высокие стены просторного зала увешаны десятками полочек, на которых выстроилось бесчисленное множество вазочек, статуэток, словом, безделушек. Все это явно не относилось к предметам антиквариата, да и вообще едва ли стоило больших денег и представляло ценность разве что для владельца. На первый взгляд – заурядные сувениры, которые рядовой турист считает своим долгом привезти домой, не зная затем, куда их пристроить. Вот и покупает дополнительные полочки, выстраивая на них весь этот хлам.

«Хозяин квартиры много путешествовал», – подумала Валентина. Панфилов подтвердил ее мысль.

– При жизни труп носил имя Алексей Моргулин. Возраст – двадцать лет, безработный. Но, судя по отметкам в загранпаспорте, наш безработный исколесил всю Европу. Всем странам он предпочитал Бельгию и Нидерланды…

– …и закончил свой путь на полу собственной квартиры, – меланхолично заметила Валентина, рассматривая на полу возле окна очерченный мелом человеческий силуэт. – Кто его обнаружил?

– Соседи. Милейшая супружеская чета средних лет. Они возвращались с работы домой и увидели, что соседская дверь распахнута настежь. Расположение комнат таково, что с лестничной площадки видно большую часть зала. Заметив, что сосед лежит на полу, помчались вызвать «скорую» и милицию.

– Причина смерти установлена?

– Нет. На теле не обнаружено видимых признаков насилия. Если не считать жуткой гримасы на лице. Такое ощущение, что перед смертью Моргулин или очень сильно перепугался, или испытал страшные муки.

Анатолий взял коллегу под локоток и осторожно подвел поближе к нарисованному на полу силуэту.

– Тут есть еще одна странность, – сказал он, указывая пальцем туда, где остался меловой обвод руки покойного. – Обрати внимание на эти зазубрины в паркете.

Даже человек с плохим зрением заметил бы на полу глубокие царапины, по пять на каждую руку. Возле царапин виднелись капли запекшейся крови.

– Фредди Крюгер позавидует такой паркетной росписи! – произнесла Валентина, переборов позыв рвоты. – Чем он это сделал? Неужели ногтями?

– Похоже на то. Ума не приложу, что его заставило бороздить паркет…

– Предсмертные конвульсии? – предположила Валентина, стараясь не смотреть на кровавые пятна.

– Возможно… Впрочем, ответ на этот вопрос сейчас не так важен. Главное – разыскать всех возможных свидетелей.

– Ты считаешь, что в момент смерти он был не один?

– Да я просто уверен в этом!

Панфилов указал на стоявший неподалеку журнальный столик с весьма необычным набором посуды. Изящная кофеварка и стильный стеклянный кофейник, наполовину наполненный черным кофе, соседствовали с двумя недопитыми бутылками пива.

– Я предполагаю, что в момент смерти Моргулина здесь присутствовали еще как минимум двое, – прокомментировал натюрморт Панфилов. – Моргулин пил кофе, а пиво потребляли двое его гостей. Впрочем, допить чашку до конца ему не удалось.

Вместе с Анатолием Глушенкова смотрела на подоконник, где одиноко белела кофейная чашечка. В ней оставалось еще изрядное количество густой черной жидкости.

– Его отравили? – предположила Валентина.

– Пробы кофе и пива уже взяты на анализ, – отозвался Анатолий. – Эксперты обещали сделать заключение к завтрашнему вечеру.

– А не могут ли этими двумя неизвестными оказаться те самые соседи, что сообщили в милицию?

– Не исключено. По заключению экспертов, смерть наступила около двух часов дня, то есть примерно три часа назад. Позвонившие в милицию супруги утверждают, что в это время находились на работе, в банке «Гарантия». Рабочий день в банке, как ты догадываешься, уже закончен, так что проверять их слова будем завтра. А сейчас займемся тем, для чего, собственно, я и попросил тебя прийти сюда. Попытаемся опознать тех, кто в списке свидетелей стоит под первыми номерами.

– Каким образом?

Вместо ответа Анатолий указал на одну из дверей:

– Прошу.

Комната, где оказались Валентина и Панфилов, на первый взгляд представляла собой спальню с большущей кроватью в центре. Однако все то, что находилось вокруг нее, едва ли входило в комплект стандартного спального гарнитура. На потолке располагались замысловатые металлические конструкции с укрепленными на них мощными софитами. Там же изгибалось нечто, похожее на лапу робота-сварщика или манипулятор для работ в агрессивной среде. Только вместо пальцев на манипуляторе имелась видеокамера. На полу вокруг кровати проложено подобие одноколейного железнодорожного пути. Роль поезда выполняла тележка с конструкциями, аналогичными тем, что висели на потолке. В стороне одиноко стоял стульчик, на спинке которого красовалась надпись «Режиссер».

– Да здесь целая киностудия! – В голосе Валентины прозвучало неподдельное изумление. – А снимают что? Порно…

– В точку, – подтвердил Панфилов.

Он подошел к стенному шкафу и распахнул створки, продемонстрировав гостье вместительные стеллажи, забитые видеомагнитофонами, телевизорами и огромным количеством видеокассет.

– Ты об этих кассетах говорил?

– Да.

– А при чем здесь я?

– А при том, – ответил Панфилов, по-свойски извлекая из недр стенного шкафа одну из черных пластмассовых коробочек.

– «Тинейджеры без тормозов, часть третья», – Валентина прочла вслух.

Затем поближе подошла к хранилищу кассет.

Компанию «Тинейджерам без тормозов» составляли «Тинейджеры в маминой спальне», «Стеснительные тинейджеры» и, отдельно от остальных, «Тинейджеры в бегах».

– На всех этих кассетах действительно тинейджеры? – спросила Валентина.

– За все ручаться не могу, но на тех, что я выборочно просмотрел, в главных ролях исключительно подростки, – подтвердил Панфилов. – Хочу надеяться, что хоть кого-то из них ты сможешь опознать!

– Ты что же, предлагаешь мне, женщине в интересном положении, просмотреть все это?! У тебя совесть есть?

– Есть. Совесть есть. А вот времени нет, – отрезал Анатолий. – Ты, безусловно, можешь отказаться, но никто, кроме тебя, не знает в лицо столько городских малолеток. Есть вероятность, что ты узнаешь на пленке кого-нибудь из своих подопечных.

В словах друга заключалось слишком много здравого смысла, чтобы Валентина активно могла противиться просьбе. Работа есть работа.

– Не блуда ради, а пользы для! – Валентина улыбнулась. – Небось и фильмы уже подобрал?

Анатолий с деланным ужасом на лице замахал рукой, тогда как другая его рука уже снимала с полки приготовленные кассеты.

– Начнем, пожалуй, с той кассеты, что находилась в видеокамере. Судя по всему, это – самая последняя съемка, и проводилась она сегодня. Допускаю, что великий режиссер Алексей Моргулин скончался во время творческого перерыва.

Взяв кассету, Анатолий подошел к стенному шкафу и вставил ее в видеомагнитофон. На экране немедленно появилась картинка. Два обнаженных худощавых силуэта старательно проделывали все положенное для подобных фильмов. Надо заметить, особой страсти при этом они не проявляли, что, видимо, не устраивало режиссера.

– Гоша, Гошенька, родной мой! Ну как ты ее держишь? – Из-за кадра доносился слезный призыв режиссера. – Это же не бревно! Это же твоя любовь! Разве так любовь держат! Обхвати ее за бедра! Вот так! А теперь – за грудь! Теперь снова за бедра! Молодец! Так держать! Держать, я сказал, а не падать! И ритм, Гошенька, четче ритм! А ты, любовь, запрокинь голову! Тебя страсть одолевает, тебе хорошо!

– А ты сам попробуй! – В голосе юной актриски слышалось возмущение. – Что я тебе, циркачка? Скажи еще спасибо, что держусь из последних сил. Другая на моем месте давно навернулась бы с этой дурацкой койки!

– Реплики сохранены как режиссерская находка? – поинтересовалась Валентина.

– Возможно. – Анатолий внимательно смотрел на экран. – Но мне кажется, что все это затем вырезают и заменяют чем-нибудь вроде «Дас ист фантастишь!».

Валентина уже успела убедиться, что ей незнаком старательно изображавший страсть парнишка лет пятнадцати. С девушкой оказалось посложнее. Камера снимала преимущественно девичий профиль, а полностью лицо никак не удавалось рассмотреть. Зато татуировка в виде какого-то чудища на левом предплечье «актрисы» видна очень даже четко. В голове Валентины промелькнула на первый взгляд нелепая мысль. Чем больше она всматривалась в девичью фигурку с короткими огненно-рыжими волосами, тем больше находила знакомых черт.

– Стоп!! – Режиссер за кадром, видимо, потерял терпение. – Это даже не страсть! Это черт знает что! Такое я снимать отказываюсь! Пошли вон с кровати! Идите, выпейте пива, слопайте таблетку или еще чего. Может, хоть тогда немного расшевелитесь… А я себе заварю кофейку покрепче.

После этих слов изображение с экрана пропало. Однако тех нескольких мгновений, пока камера еще работала, Валентине хватило, чтобы как следует рассмотреть обернувшуюся на возглас режиссера девушку. Ее лицо покрывал толстый слой грима, но все же оно было узнаваемо.

– Ты кого-то узнала! – догадался Анатолий, бросив взгляд на Валентину.

– Это какая-то мистика! – полушепотом, словно самой себе, сказала Валентина. – В такое совпадение трудно поверить. Хотя…

– Кого узнала? Парня или девушку? – настаивал Панфилов.

– Надеюсь, в этом доме есть телефон, – вместо ответа пробормотала Валентина. – Мне нужно позвонить и сказать одному очень хорошему человеку, что милая беседа и чай с тортом сегодня отменяются. Вот только как объяснить причину?..