Вы здесь

Необыкновенная жизнь Гесара, царя Линга. Глава 1 (Лама Йонгден, 1931)

Глава 1

Падмасамбхава направляется в подводный мир нагов, чтобы найти там будущую мать Гесара – Её прибытие на землю – Она становится служанкой у царя Линга – Тот влюбляется в неё – Ревность царицы – Её попытки извести нагини – Боги снисходят к нагини и дают ей выпить волшебное зелье – Магическое рождение многих божеств и Гесара – Тротунг и царица пытаются убить Героя с самого его рождения – Магия великого колдуна – Гесар, будучи ещё ребёнком, защищается и побеждает его – Колдун замурован в своей ретритной пещере – Гесар с матерью изгнаны в пустыню




После рождения Тротунга, Гьяцы и Дема Самдонга, которые должны были сыграть важную роль в жизни Гесара, Падмасамбхава решил доставить на землю нагини, будущую мать Гесара. Эта задача оказалась связана с множеством трудностей, но Драгоценный Учитель [Гуру Ринпоче], сведущий во всех делах, в изобретательности не имел себе равных.

Он превратил некоторое количество веществ, используемых в ритуалах, в яды и бросил их в реку, которая, сливаясь с течениями, впадающими в океан, далее проходила через мир змееподобных божеств, нагов. Странная эпидемия вскоре разразилась в их стране. Кожа заболевших становилась сухой и покрывалась язвами, а поднимавшийся в теле жар постепенно ослаблял их. По всей стране росло беспокойство.

В связи с этим царь нагов собрал своих министров, и они выполнили ритуал для получения предсказаний мо, для того чтобы найти того, кто из лам или божеств мог бы им помочь в избавлении от этой напасти. Ответ был таков, что ни ламы, ни боги не смогут покончить с болезнью, от которой они страдали, но лишь Падмасамбхава обладает такой силой. Ещё одно мо указывало на то, что наг Цугна Ринчен должен быть представителем, которого направят к Падмасамбхаве просить о помощи.

Без промедлений избранный наг оседлал серебристо-серую лошадь и ускакал. Он вышел на поверхность земли из озера Лунгсер Гоконгмар, что возле озера Ямдрок [находится к югу от Лхасы, довольно далеко от Линга].

Прибыв туда, посланник чувствовал себя несколько озадаченным, ведь он не знал, где находится Гуру Пема и в каком направлении ему двигаться, чтобы встретиться с ним. Поэтому, достигнув берега, он несколько раз совершил почтительные поклоны, молясь Падмасамбхаве, чтобы тот привёл его к своей обители для передачи послания.

Падмасамбхава, от которого ничто не было скрыто, увидел его и приказал двум дакини, Белой Гечонг и Коричневой Чидаг, направиться к нагу и привести его в Зангдок Палри по тропе из белого луча света.

Они, повинуясь, прибыли к озеру и встретили нага. Они уточнили, кем он является, задав вопросы о его происхождении, стране и цели визита. [Тибетцы всегда прибегают к подобному расследованию, которое проводят настолько тщательно, что утомляют путника прежде, чем оказать ему какую-либо услугу.]

Довольные его ответами, дакини сказали, что посланы в качестве проводников, и взяли его с собой, увлекая по тропе из света. В одно мгновение он очутился у трона Драгоценного Гуру.

Поклонившись и поднеся богатые дары, принесённые с собой, он известил мастера о несчастном положении нагов, в котором они оказались по причине неизвестной болезни, и в конце концов взмолился о помощи, которую Падмасамбхава мог бы оказать, спустившись в их мир.

Гуру Пема лучше кого бы то ни было знал все подробности этого дела, так как сам вызвал болезнь, поразившую бедных нагов, но, чтобы осуществить свой замысел, притворился, будто с интересом и удивлением слушает эти печальные новости.

– Я искренне сочувствую твоим братьям и их несчастью, – отвечал он нагу. – Однако мне сложно согласиться на столь длинное путешествие. Я слишком стар и занят. Я дам вам немного лекарств, которые вы раздадите больным, и результат этого будет не меньше, чем если бы я лично нанёс вам визит.

– Но есть разница, – отвечал посланник, – в том, когда больной получает лекарство от доктора или когда принимает то, что получил как посылку издалека. Ваше священное присутствие само по себе возымеет целительную силу. Так, настойчиво и с выражением искренней веры он убеждал мастера, чтобы тот соблаговолил выполнить его просьбу.

План самого Гуру Ринпоче требовал его поездки в страну нагов, но он хотел, чтобы всё выглядело так, будто приглашение исходит от них самих, и он лишь уступает их мольбам. Именно для этого он заразил реку и вызвал эпидемию, чтобы они упрашивали его прийти к ним и избавить от страданий. Поэтому он ещё некоторое время притворялся, будто противится поездке, но в конце концов сдался под натиском уговоров посланника нагов.

– Если вы так этого хотите, я приду к вам, чтобы лично исцелить вас, – сказал он. – Мне не нужны ваши дары, мне только нужна одна вещь, не имеющая особой ценности.

Прежде чем он закончил свою речь, посланник пообещал ему именем своего правителя и всего народа полубожеств нагов, что любая вещь, которой тот пожелает обладать, будет дарована ему, если наги будут в силах это сделать.

Падмасамбхава был доволен ответом и отпустил гостя, сказав ему вернуться в свою страну и объявить нагам, что в течение семи дней он сам придёт к ним.

Дакини проводили Цугну к берегу озера, где встретили его ранее, а он, уйдя в воду, поспешил достичь мира нагов по подземным путям, неведомым людям.

Наги преисполнились радости, услышав новость, которую принёс им посланник. Цугну горячо поздравляли с тем, что он успешно справился с поручением, и тут же начали приготовления к приезду Падмасамбхавы. Великолепной красоты ковры, богато расшитые гобелены, украшенные лазуритом сиденья и столы из золота, серебра, а также сандала, вазы с узорами из драгоценностей и тысячи других изящных предметов извлекли из главного хранилища. Когда украшение дворца для Гуру Ринпоче было завершено, он сиял, как союз солнца и луны.

Падмасамбхава появился на седьмой день после возвращения Цугны. Его сопровождали сотни лам, дакини и богини, которые играли на различных инструментах и несли зонты, гирлянды цветов и вазы с курящимися в них благовониями. Эта пышная процессия медленно продвигалась к великолепным покоям, приготовленным для Гуру. Само появление гостей давало надежду больным и облегчало их страдания.

Гуру Пема три месяца жил в мире нагов, готовя различные лекарства, которые он давал своим пациентам. В конце концов все, кто были больны, исцелились, и печаль уступила место радости.

Затем Падмасамбхава выразил пожелание возвратиться в Зангдок Палри, а царь и прочие знатные наги приказали разложить сокровища из царской казны перед великим мастером. Драгоценности, жемчуга, кораллы, бирюза, кристаллы, янтарь, рубины, слоновая кость, белые раковины, подобные пасти Макары[30], шкуры ядовитых змей, тигриные шкуры, яйца синих драконов и огромное количество других редких и драгоценных предметов были насыпаны в огромные горы. Все эти вещи были предложены Гуру в качестве благодарности, пока царь и его министры вопрошали:

– Почтенный Учитель, достойны ли наши дары того, чтобы быть принятыми тобой?

– Ваши дары бесподобны, – любезно отвечал Гуру. Я очень доволен ими, но мне они не нужны. Однако у вас есть кое-что не слишком ценное, чего я здесь не вижу. Именно это я желаю. Отдадите ли вы это мне?

Весьма удивлённый, царь спросил его:

– Прославленный мастер, чего же ты желаешь? Я не могу догадаться, но, что бы это ни было, ты можешь это взять.

– Очень хорошо, – сказал Гуру. – Я принимаю этот дар. Наг Менкен – отец молодой девушки, а её дядя Дурва, и она – именно то, что мне нужно.

Тишина последовала за его объявлением, во время которой наги с удивлением переглядывались.

– Что он сказал? – пробормотал Менкен, решив, что не расслышал.

– Он сказал, что он хочет забрать нашу Дзеден, – ответил его брат Дурва, стоявший с ним рядом. – Но он её не получит!

Дурва отличался горячим нравом, который не умел сдерживать. Он чувствовал отцовскую любовь к той, кого по традиции называл «племянница», но которая была дочерью общей жены, разделяемой им со старшим братом[31], и могла на самом деле быть его собственным ребёнком.

Он разгневался, решив, что старый Гуру, законный муж двух благородных дам и герой многих любовных союзов, теперь положил свой глаз на Дзеден.

– Основатели глубоких учений, – сказал он, – уверяют нас, что всё в этом мире лишь игра и иллюзия. Они также утверждают, что действия знающего Гуру Пемы имеют под собой мотивы, непостижимые заурядному уму. Но столь глубокие знания – не для моей племянницы. Будь это объяснено как игра, сон или реальность, всё это не имеет значения. То, что она окажется в компании седовласого мужчины, только сделает её несчастной. Болезнь пощадила её, так не должен унести её и доктор!

Те, кто стояли возле Дурвы, задрожали, услышав эти слова. И хотя несколько неверующих одобряли их, они боялись гнева грозного Гуру, что последовал бы, услышь он сказанное.

Предводители нагов, которые собрались вокруг Падмасамбхавы, не обсуждали его желания и с должным уважением, единогласно решили отдать девушку своему спасителю.

Негодование Дурвы достигло пика, когда он услышал их решение. Он выхватил из рук предводителя шёлковый белый шарф[32], который тот уже начал разворачивать, собираясь надеть его на шею избранной нагини, и, держа его на вытянутых руках, большими шагами направился к великому мастеру.

– Всё, что у нас есть, – гневно заявил он, – мы поднесли тебе. Мы опустошили свою сокровищницу для того, чтобы разложить её содержимое у твоих ног. Если ты не доволен этими дарами, знай, что других мы тебе предложить не можем. А что касается молодой девушки, не льсти себе, думая, что ты её получишь. Ибо всей твоей силы и изощрённости не хватит, чтобы этого добиться.


Сияющие в небесах, солнце и луна озаряют весь мир – это доставляет радость!

Но иногда планета заслоняет их, и тьма окутывает вселенную – это весьма печально!

Когда семя посажено в землю, из него вырастет зерно – это то, что всеми желанно!

Если идёт град и уничтожает посевы – это очень печально!

Когда лама, что носит одеяния святого, проповедует глубокое Учение и практикует его – это то, что всеми приветствуется!

Но когда он вожделеет женщину – это прискорбно!

– Я закончил. Мне нечего больше добавить. Я не отдам тебе свою племянницу.

Опасно выводить из себя такого мастера, как Падмасамбхава. С пылающим ликом и сверкающим взором он приподнялся над своим троном. Все наги в испуге отступили.

– Подойдите те, кто образован и понимает язык метафор, – властно приказал он. – Я произнесу несколько слов в ответ:

– На деревенском рынке судили одного беднягу. Прохожий, исполнившись жалости к нему, вмешался и добился оправдания. Однако виновник, снова обретя свободу, тут же забыл о доброте заступника.

Человек был вынужден во искупление своих преступлений терпеть страдания в одном из адов. Сострадательный бодхисаттва извлёк его оттуда и перенёс в чистую землю. Как только тот достиг блаженной обители, то забыл о своём спасителе.

Когда многих из вас поразила болезнь, вы стали взывать к моему знанию. Вы, как и многие другие наги, пожелали даровать мне то, что я попрошу взамен за свою помощь. И теперь вы, ранее павшие жертвой эпидемии, просто забыли, что в долгу передо мной за ваше исцеление, и отказываетесь от своего обещания. Презренный лжец, ты не заслуживаешь сожаления. Я не нуждаюсь в твоей племяннице. Мне она более не нужна. Я удаляюсь. Но болезнь, от которой я вас излечил, вернётся вновь, и вы снова будете взывать к моей помощи, однако на этот раз ваши мольбы останутся без ответа.

С устрашающим выражением лица Гуру Пема сделал несколько шагов, ламы, дакини и богини выстроились за ним в линию, вновь появился белый луч, эфемерная тропа, по которой он прибыл в мир нагов, своим концом коснувшись крыши. Наги, дрожа от ужаса, не могли найти слов, чтобы утихомирить гнев почтенного Гуру.

Тогда Менкен, держа в руках шарф из белого шёлка, вышел вперёд, положил его к ногам Гуру, и, совершив троекратный поклон, сказал сдавленным от страха голосом:

– О, драгоценный Учитель, прошу, не держи обиду. Мой брат безрассудно обратился к тебе, но в его намерения не входило столь неуважительное отношение. Прости его, можешь взять Дзеден. Я её отец. Её судьба зависит только от моих решений. Я отдаю её тебе. Пожалуйста, будь благосклонным, прими её.

– Как ты можешь утверждать своё отцовство лишь на основании старшинства? – начал было непримиримый Дурва, но около двадцати нагов набросились на него, и, запихнув ему в рот шарф, который он сжимал до этого в своих руках, выволокли прочь из дворца.

Смилостивившись, но сохраняя суровое выражение лица, Падмасамбхава отвечал кратко:

– Очень хорошо, я принимаю её. Через семь дней приведите Дзеден к берегу озера Лунгсен-Гоконгма. Она встретит там того, кто будет ей опорой [дословно: «Она найдёт там дакпо (тиб. „хозяин")»]. Сказав это, он поднялся над толпой нагов. Окружённый своей великолепной свитой, он направился по сияющей тропе, которая протянулась через всё небо, и вскоре исчез в облаках.

* * *

По прошествии семи дней несколько сотен нагов проводили свою младшую сестру к озеру, указанному Гуру Пема.

– Дочь моя, – сказал ей Менкен, – я должен оставить тебя здесь. Отправляйся в мир людей, как наказал тебе великий Гуру, полагаясь на него с верой. Он знает, что нужно живым существам, и не покинет тебя. Я дам тебе лошадь, корову, овцу, козу и собаку. Эти животные понадобятся тебе там, куда ты направляешься.

Бедная нагини горько плакала. Мысль о том, что она будет оставлена посреди пустыни, далеко от родного дома, наполняла её ужасом.

– Отец, – всхлипывала она, – ты приказал мне идти, но куда? Я не знаю дорог этой чужой земли. Когда я поднимаю глаза, то вижу огромное открытое небо, когда я опускаю их, то вижу бескрайнюю голую землю[33]. В какую сторону мне идти? Вон там лежит красная дорога, далее – белая, с этой стороны я вижу жёлтую тропу, а в отдалении проходят ещё несколько. Какую мне выбрать? Я не знаю. Пожалей меня, позволь вернуться на родину, не покидай меня, я не смогу без тебя…

Менкен, зная, что её просьбу выполнить невозможно, попытался уменьшить горечь разлуки, дав полезный совет.

– Дитя моё, – сказал он, – посмотри на синюю дорогу, которая внизу, в долине, кажется огромным змеем, чья чешуя будто сделана из бирюзы. Она ведёт в страну бесчисленных озёр, день за днём отражающих синеву безоблачного неба. Не иди по ней. Там – земля голода и жажды. Вода в этих озёрах солёная, а на берегах нет ни одного жилого шатра[34].

Смотри, далее белеет тропа, которая повисла на горных скалах, словно чётки из ракушек, сделанные для повторения тысяч мани[35]. Не ходи по ней. Эта белая тропа ведёт по засушливым, продуваемым ветрами плато к вечным снегам, где обитают демоны.

А там, за бирюзовой тропой, усеянной цветами, скрывается западня. Под её красотами, ближе к горизонту, начинаются бескрайние топи. Путник, блуждающий во мраке этой болотистой местности, не зная, куда ему пойти, поскользнётся и утонет в жиже из грязи, которая сомкнётся над ним навеки. Не ходи туда.

У подножия тех холмов, золотистых в лучах солнца, лежит жёлтая тропа – тонкая янтарная нить, напоминающая ожерелье, которое будто в спешке уронила богиня, – она пролегает вдоль пещер, в которых живут бурые и белые медведи, опасные для одинокого путника. Держись подальше от этого пути.

Но в конце долины ты не сможешь пропустить тропу, схожую с лентой кораллового цвета, которая поднимается к перевалу и прячется в облаках[36]. Следуй по ней. Она приведёт тебя в мирную и счастливую страну под названием Линг, и там ты встретишь своего защитника, которого обещал тебе Гуру Пема.

Юная нагини поняла, что её отец, движимый чувством благодарности и страха перед Падмасамбхавой, не изменит своего решения и не пойдёт на уступки. Она не отвечала. Сквозь слёзы глядела она на красную дорожку, уходившую в горы к перевалам, где облака, словно пышная занавесь, скрывали волнующую тайну. Пока она оставалась в созерцании, её отец и другие наги тихо удалились. Когда она обернулась, то обнаружила, что осталась в одиночестве, и, лишившись надежды вернуться на родину, медленно побрела к коралловой тропе, следуя за своими животными.

В сумерках она пришла к дому, где попросилась на ночлег. Люди, которые там жили, приняли её с теплом, и она провела у них три месяца. Потом она спросила, как ей попасть в Линг, и отправилась в путь, следуя указанному направлению.

* * *

Тротунг – тулку Тамдина – был одним из предводителей в стране Линг. Однажды ночью ему приснился странный сон, который произвёл на него такое сильное впечатление, что на рассвете он послал слуг к царю, своему брату, и воинам, жившим в ближайших шатрах, с просьбой прийти к нему и выслушать – на тот случай, если сон окажется вещим и важным для их племён.

Когда они собрались, Тротунг предложил им чай, а также блюда из цампы и масла. Затем, когда каждый гость съел паг[37], он описал им свой сон.

– Я видел, как ветер сорвал траву с перевала Тоянг Шамчема, – сказал он, – и она прилетела и приземлилась в Линге. Она укоренилась здесь, и каждый стебелёк стал драгоценностью. Среди самоцветов один был неизвестный, золотистого цвета, я взял его и положил на трон. Возможно, какой-то могущественный предводитель или святой лама прибудет к нам во благо нашей страны. Мы должны знать об этом. Шинглен, брат мой, сделай прорицание мо.

Царь Шинглен послал одного из слуг в свой шатёр за книгой предсказаний. Посыльный вскоре вернулся и принёс с собой требуемый текст и маленький мешочек с двумя игральными костями.

Сперва Шинглен призвал Три Драгоценности [Будда, Дхарма и Сангха], затем бросил кости, а после сверил выпавшие значения с текстом в книге. Окружавшие его воины с интересом, сохраняя молчание, следили за его движениями. Наконец царь объявил:

– Это не лама и не предводитель, а всего-навсего молодая девушка спустится сегодня с перевала, и за ней будут следовать лошадь, корова, овца, коза и бесполезная собака. Она придёт сегодня.

Мужчины принялись смеяться, а Тротунг не мог скрыть своего разочарования. Пророческий сон, которым он так гордился, на поверку не обещал никаких чудес. Ему не хотелось признавать это.

– Я не верю, что драгоценности, которые я видел, относятся к девушке и нескольким животным, – сказал он своему брату. – Возможно, ты неверно истолковал результаты мо. Тем не менее мы скоро всё узнаем. Лучше быть наготове. В любом случае, если кто-то из великих явится к нам, мы должны будем принять его со всеми почестями, если же это будет нищий, мы сделаем ему подношения.

Затем, выпив ещё одну чашку чая, он вернулся в свой шатёр. Дома Шинглен рассказал своей жене Гьясе о происшедшем, высмеивая самодовольного Тротунга за его разочарование и плохое чувство юмора.

Немного позже Гьяса, направляясь к реке, чтобы принести воды, увидела Дзеден, которая пришла со своими животными.

Извещённая мужем о предсказании, полученном по результатам мо, она была не слишком удивлена, встретив эту необычную странницу. Подойдя к ней, она просто спросила, откуда та пришла.

– Я пришла из Гонг Юл [«Страна ночи»], – ответила нагини.

– Ты уроженка этой страны? – снова спросила Гьяса.

– Да, – ответила Дзеден.

Так ей было даровано имя Гонгмо [«женщина из Страны ночи»], и так как она не раскрыла своего настоящего имени, с тех пор её так и стали звать во всём Линге.

Гьяса пригласила её погостить несколько дней в их шатре, чтобы она могла отдохнуть, и девушка охотно согласилась.

Наги обладают способностью принимать любой облик, и особенно легко для них выглядеть как человек. Ничто во внешности Дзеден не выдавало её происхождения, и дрогпы[38], что было вполне естественно, приняли её за свою.

Когда Дзеден провела неделю в её доме, Гьяса, которой понравилась девушка, попросила у мужа разрешения оставить её в качестве служанки. Он согласился, и нагини со своими питомцами осталась жить у них.

* * *

Прошло три года с того дня, как Дзеден появилась в Линге. Всё это время она добросовестно выполняла свои обязанности: выпасала скот в горах, взбивала масло, сушила ячий навоз [который в Тибете используется для растопки очага] и помогала всем, чем могла.

Вначале Шинглен не обращал на неё внимания, но затем понемногу он начал замечать её грациозность, привлекательность и очаровательную улыбку. От этих открытий до желания обладать девушкой, воспламенившей любовь в его сердце, его отделял лишь шаг. Шинглен, несмотря на свой пятидесятилетний возраст, почувствовал себя молодым и признался в своих чувствах симпатичной служанке.

Нагини, теперь известная как кроткая Гонгмо, также чувствовала к своему хозяину нечто более нежное, чем просто уважение и признательность. Она весьма охотно согласилась бы стать второй женой Шинглена, так как он был очень хорошим и добрым человеком, но Гьяса не соглашалась на соперницу в своём доме. И хотя обычаи этой страны разрешали как многожёнство, так и многомужество, она обосновала своё несогласие тем, что раз она родила своему мужу сына, нет никаких причин для того, чтобы он брал себе вторую жену.

С этого времени благоденствие, царившее ранее в шатре предводителя, нарушилось постоянными ссорами между хозяйкой и служанкой. Шинглен, увидев, что дела не ладятся, решил, что, так как он уже немолод, будет неразумным нарушать покой в семье, и воздержался от выражения своей страсти.

Ревнивая жена не ощутила благодарности за эту жертву. Не доверяя ему и начав ненавидеть нагини, она решила, что единственный способ не быть вытесненной – это убить соперницу. Так как невозможно было убить её вблизи поселения, Гьяса придумала уловку, с помощью которой она отдала бы девушку на растерзание демонам.

Непредвиденные обстоятельства способствовали осуществлению её замысла. Подталкиваемый то ли глубокой верой, то ли желанием облегчить страдания любви, от которой ему пришлось отказаться, Шинглен отправился в паломничество к дальним священным местам.

Для того, чтобы не вызвать подозрений у девушки, Гьяса решила выждать несколько месяцев. Казалось, будто она сменила гнев на милость. Однажды она сказала:

– Гонгмо, взнуздай лошадь моего сына Гьяцы и отведи её пастись на склон горы, что возле перевала Тоянг Шамчема. Я прочла в книге предсказаний, что если накормить лошадь бирюзово-зелёной травой из этой местности, она обнаружит сокровище Южного Чидага. Ни одному человеку не по силам отыскать это сокровище, и только лошадиное копыто может разбить землю в этом месте. А уже затем, когда место обнаружено, хозяин лошади может унести его. Как было бы замечательно, если бы смогли получить это сокровище.

Нагини ничего не ответила, поняв, что хозяйка так и не приняла её. «Нет никакого сокровища, которое можно было бы отыскать, и нет писаний, в которых сказано о бирюзовом цвете травы, – подумала она. – Эта женщина нигде не читала о таких вещах, но, движимая ревностью, решила воспользоваться отсутствием Шинглена, чтобы избавиться от меня. Всем известно, что вблизи перевала, куда она меня посылает, обитают демоны, и она надеется, что они съедят меня».

Несмотря на своё отчаяние, она не могла ослушаться Гьясы. И медленно побрела прочь, уводя за собой лошадь на длинных поводьях.

Подойдя к подножью склона, ведущего к перевалу, Гонгмо увидела в отдалении ужасающие формы нескольких злобных духов. Бедная девушка, слишком напуганная, чтобы идти дальше, привязала лошадь к небольшому деревцу и укрылась под навесом из камней. Она стала горько плакать и плакала до тех пор, пока её усталость не возобладала над чувством страха и она не заснула.

Ньендже Кердзо, которому было предназначено стать отцом Гесара, увидел её с небес, где он пребывал, и решил, что сейчас – наиболее подходящее время для выполнения его миссии. Восседая на серебристо-сером скакуне, он спустился к ней по дорожке из золотой радуги. Его сопровождали шестьсот богов, несущих флаги и зонты. Вся эта величественная процессия двигалась в лучах ослепительного света.

Пробудившись от этого необычного свечения, ошеломлённая девушка увидела окруживших её богов и задрожала от страха.

Ньендже Кердзо сошёл с коня и приблизился к ней. Он нёс в руках вазу, наполненную дуци [амрита, священный нектар], в которой находились несколько павлиньих перьев. Друбтхоб[39] Тхубпа Гава [тот, кто должен был переродиться как Гесар] перед этим посмотрел в вазу с нектаром и запечатлел свой образ, оставив в нём своё отражение.

– Сестра-нагини, – обратился к ней Ньендже Кердзо. – Знай, что я – Ньендже Кердзо, и меня послал Гуру Пема. Эта ваза наполнена священными субстанциями, среди которых Владыка ста десяти друбтхобов. Пей! Силой этого деяния вскоре будет основано царство, демоны будут побеждены, ты обретёшь плод высшего Учения, и сбудутся все твои желания.

Затем Ньендже Кердзо налил священный нектар в чашу из жёлтого нефрита, украшенную восемью благоприятными символами, и протянул её девушке. Она выпила содержимое. Бог, не произнеся больше ни слова, поднялся на небо по золотой радуге. Его продолжали сопровождать шестьсот богов. Несколько мгновений звуки их инструментов были слышны в воздухе, и свет наполнял всё вокруг. Затем окружающие горы скрыл полумрак, и воцарилась тишина. Нагини подумала, а не приснилось ли ей всё происшедшее.

На рассвете она пошла домой отводить лошадь своей хозяйке. Когда Гьяса увидела свою служанку, возвращающуюся целой и невредимой, она сильно обеспокоилась, но всеми силами старалась скрыть своё волнение. Она спросила, как вела себя лошадь. Ела ли она траву. И, не настаивая дальше на расспросах, отправила Гонгмо пить чай. Ночью, сразу же после возвращения домой, у нагини началась сильная головная боль, и на протяжении трёх дней она не вставала. На четвёртый день её хозяйка решила, что будет разумней оказать ей какую-то помощь, иначе соседи решат, что Гьяса бессердечная женщина, и будут сплетничать об этом.

Она послала за ламой и за доктором. Лама выполнил несколько ритуалов, а доктор дал пилюли. Девушке не стало от этого ни лучше, ни хуже.

Жена Шинглена, как только узнала о болезни служанки, очень надеялась, что та вскоре умрёт. Но так как исход болезни по-прежнему был неясен, это раздражало её всё больше и больше.

Однажды, не в силах более сдерживать свой гнев, она пошла в шатёр, где лежала Гонгмо.

– Ты, полумёртвая тварь, – рявкнула она лежавшей неподвижно девушке, – что это за страстная привязанность, которая не даёт тебе покинуть этот мир[40], или какой-то демон внутри тебя не даёт тебе поправиться?

– Госпожа, – отвечала несчастная нагини, – нет, ничего подобного. Мне не становится лучше оттого, что болезнь моя сильна, а не умираю я только потому, что крепко сложена. – И она заплакала.

Гьясе стало стыдно от того, что она так грубо разговаривает с больной девушкой, и, не пророни в более ни слова, она ушла к себе.

Вскоре после её ухода нагини увидела белый луч радуги, который коснулся её лба. В тот же миг из её тела вышел сноп белого света, соединившись с лучом радуги. Дитя цвета белой раковины появилось из её макушки. Это был мальчик. Он облетел три раза вокруг неё по часовой стрелке и сказал:

– Мама, вскоре появится тот, кто воздаст тебе должное за доброту, которую ты проявила, позволи в мне родиться.

Затем он вознёсся на небеса, где пребывает Ченрезиг.

На следующий день красный луч света коснулся правого плеча девушки. Из этого плеча появился мальчик пылающего красного цвета. Он три раза облетел вокруг неё и затем повторил слова своего брата, а далее в окружении красного сияния поднялся в Чистую Землю Будды Марме Дзе.

На следующий день синий свет коснулся её левого плеча. Из него появился ребёнок бирюзового цвета. Он облетел вокруг неё и повторил слова, которые до него сказали другие дети, а затем по пути из синего света он поднялся в чистую землю Совершенная Радость.

На рассвете четвёртого дня после того, как началась эта странная череда чудес, луч солнечного света коснулся сердца нагини, и мгновенно из него появилась маленькая девочка небывалой красоты. На ней была диадема, символизирующая пять дхьяни-будд, ожерелье и различные другие украшения из человеческой кости. Она совершила три поклона перед своей матерью, сказала те же слова, что и её братья, и, поднявшись по солнечному лучу, направилась в чистую землю Тары.

На пятый день блеклый свет коснулся пупка нагини, и из него появился мешочек. Гонгмо всё больше и больше приходила в ужас по мере того, как происходили эти необъяснимые события, и неподвижный мешочек ещё усилил её страх. «Что это? – спрашивала она себя. Человек не может быть рождён таким способом. – Могла ли я родить кого-то себе подобного?»

Совсем обезумевшая, не в силах больше терпеть одиночество, в котором она осталась после того, как хозяйка покинула её в ту ночь, когда набросилась на неё с угрозами, нагини отодвинула полу шатра и позвала Гьясу. Когда та пришла, она показала ей мешочек, лежавший в углу.

– Что это? – воскликнула Гьяса в ужасе. – Я никогда не видела ничего подобного. Боги или демоны послали тебе это? Кто знает. Нужно показать мешочек Аку[41]Тротунгу и спросить у него совета.

– Я бы никогда не осмелилась, – отвечала Гонгмо дрожа.

– Если ты не поговоришь с ним, я сама поговорю, – возразила жена Шинглена.

Она поспешила в дом своего деверя Тротунга и рассказала ему об увиденном.

Тротунг молчал, словно, прежде чем дать ответ, гадал о возможных последствиях этого странного происшествия. Он связывал его с древним предсказанием, которое он прочёл, находясь в своей резиденции в Шалогцанг Тханге, где была библиотека, принадлежавшая его семье.

В старинных текстах упоминалось, что прибудет девушка с пятью питомцами, и она станет матерью нескольких богов, а также человека, который, возглави в Линг, завоюет много стран.

Тротунг не знал, как и его невестка, что три бога и одна богиня уже появились из тела нагини, но он хорошо помнил, что она пришла к ним с пятью животными. Возможно, в необычном мешочке содержалось то, о чём говорилось в предсказании.

«Рождение того, кто в будущем станет победоносным царём, могло бы стать счастливым событием для Линга, – подумал он, – но это также может навредить мне. Пока мой брат Шинглен остаётся царём народов Линга, я наверняка буду оставаться одним из предводителей, и мой авторитет будет столь же высоким, как и его. Находясь в подчинении у другого царя, я уже не смогу обладать прежней властью, а может, и вовсе лишусь её. Потерять власть для меня означает потерять тот доход, который с ней связан. Дары скота, шерсти, масла и многих других вещей, необходимых для хорошей жизни, перейдут к кому-то другому. О, всё это очень плохо. Я должен предпринять что-то, прежде чем станет слишком поздно».

Тротунг, выйдя из задумчивого состояния, принял грозный и серьёзный вид.

– Я пойду к Гонгмо и посмотрю на этот мешок, но мне кажется, этот предмет – нехорошее предзнаменование, – заявил он.

Как только Гьяса ушла, Тротунг оседлал лошадь, надел шлем, пристегнул несколько мечей к своему поясу и в гневном расположении духа направился к шатру нагини.

Прибыв туда, он попросил её показать мешок. Как только его положили перед ним, он выразил глубокое отвращение и великую печаль, затем, ударив себя в грудь, он вскричал:

– О, горе, горе! Никогда во всём Китае и Тибете ещё не родилось от женщины ничего подобного. Ты – нехорошая женщина, поэтому такие ужасные вещи появляются из тебя. Если этот мешок останется здесь ещё на некоторое время, он принесёт несчастья всему Лингу. Его нужно выбросить в реку.

По приказу Тротунга три ламы, три главы семейств и три замужние женщины отнесли мешок на берег реки и на закате бросили его в воду.

Той же ночью царь Хора увидел сон, в котором он нашёл сияющую драгоценность в реке.

Когда он проснулся, то послал за своим слугой по имени Ригпа Тарбум, который умел ловить рыбу, и приказал ему принести всё, что он найдёт в своей сети.

Целый день Ригпа Тарбум пытался выудить мешок, который всё время сносило течением. Когда его показали царю, ни он, ни те, кто был с ним, не знали, что и думать об этом странном предмете. Царь послал за ламой Тиронгом, который пришёл исследовать неожиданную находку. Лама был сведущ во многих науках, и как только он увидел мешок, то заявил следующее:

– Это было рождено человеком. Давайте посмотрим, что внутри. – Он взял нож одного из слуг и разрезал мешок.

Сперва он извлёк из него ребёнка огненно-красного цвета. Царь Кукар сказал:

– Я заберу его, отдай его мне, – и, обернув ребёнка в красный шёлк, унёс его с собой.

Затем лама достал ребёнка синего цвета, подобного цвету бирюзы. Брат царя, принц Кусер, выразив желание забрать его, обернул ребёнка в синий шёлк. Последним из мешка извлекли ребёнка чёрного цвета. Принц Кунаг, ещё один из братьев, пожелал заполучить его и унёс с собой, завернув в одеяния из чёрного шёлка.

Эти три предводителя были воплощениями женщины[42], которая много веков назад[43] прокляла Будду и пожелала переродиться могущественным правителем на земле, чтобы уничтожить его Учение. Не зная о происхождении трёх детей, которых уносили с собой, цари не подозревали, что воспитают своих врагов, так как эти три мальчика были воплощениями божеств, которые дали клятву помочь Гесару в его борьбе против правителей Хора.

Красного ребёнка назвали Дигчен Шенпа, синего – Шечен Юндруб, а чёрного – Тхуго Мебар.

На следующий день, после того как выбросили мешок, нагини услышала голос, звучавший из её сердца, как если бы там кто-то находился.

– Мама, – сказал он, – пришло ли мне время родиться? Могу ли я выйти из твоей макушки?

Бедная Гонгмо снова пришла в ужас.

– Если ты демон – выходи из моей головы, как тебе угодно, ведь я не могу тебя остановить. Но, если ты – бог, то прошу, родись обычным способом. Тротунг и Гьяса гневаются на меня. Когда они увидели странный мешок, появившийся из меня, они решили, что я принадлежу к роду демонов, и, испугавшись, что моё присутствие может навлечь беды на страну, могут вообще убить меня.

Голос отвечал:

– Не бойся, они не причинят тебе вреда. Лучше будет, если я смогу выйти из твоей головы. Но сначала обрати внимание на знаки. Посмотри, родилось ли у приведённых тобой питомцев по малышу? Падает ли с неба белый рис? Зацвели ли золотые цветы? Покрылась ли земля жёлтым, красным, синим и чёрным снегом? Пойди посмотри.

Выйдя из шатра, Гонгмо с удивлением обнаружила всё то, что описал ей исходивший из неё голос. Возле каждого из животных, которых даровал ей отец Менкен, лежали только что рождённые детёныши. Землю укрывал снег разных цветов: жёлтого, красного, синего и чёрного, из которого пробивались золотые цветы – всё это создавало впечатление пёстрого ковра, а с неба падал белый рис, сияя серебристыми искрами.

Несколько мгновений нагини смотрела на все эти чудеса, но, вспомнив, что она должна родить ещё одного ребёнка таким же чудесным образом, как и предыдущих, она вернулась в свой шатёр.

Затем из белого канала, открывшегося у неё на макушке, появилось белое яйцо, отмеченное тремя пятнышками, похожими на три глаза.

«Какая странная штука, – подумала Гонгмо. – Несколько мгновений тому назад я слышала внутри себя голос маленького мальчика, а теперь появилось это яйцо». Она обернула его тканью и спрятала за пазухой своего платья[44]. Немного позже оно само по себе раскрылось, и из него появился маленький мальчик с кожей золотистого цвета. У него было три глаза.

На этот раз новорождённый, казалось, не собирался улетать, как это сделали его братья. Мать грустно смотрела на его лицо, понимая, что третий глаз может вызвать гнев у Тротунга и Гьясы, и это повлечёт за собой новые мучения. Чтобы этого не случилось, она извлекла третий глаз из межбровья мальчика своим пальцем. А затем, держа малыша на руках, она спросила:

– Откуда ты пришёл? Почему ты родился у меня? Почему все мои питомцы сегодня принесли потомство?

Ребёнок отвечал:

– Многие годы я был индийским отшельником, предаваясь аскетическим практикам в глухом лесу. Силой добродетели от этих практик я переродился в чистой земле Кхорло Демчога и Дордже Пхагмо, а имя моё было Тхубпа Гава. Многие демоны на этой земле желают уничтожить Учение. Я пришёл, чтобы начать войну против них и помешать осуществлению их злобных намерений. Мне нужно было воплотиться в человеческом теле, чтобы выполнить эту задачу. Я взял в качестве опоры твоё тело, чтобы сформировалось моё.

Что касается потомства твоих животных, родившийся жеребёнок – это тулку Нангва Тхайе, он будет моим скакуном и поможет мне во множестве битв, в которых я буду сражаться. Другие животные – вестники доброй удачи. У телёнка, которого родила дри [самка яка], – золотые рога, ягнёнок и козлёнок – с божественных пастбищ. Их появление свидетельствует о том, что с моей победой стада животных будут преумножаться в этой стране. Рождение щенка – благоприятный знак, который предсказывает мою победу, ибо враг не сможет подкрасться незамеченным и будет повержен.

То, что распустились золотые цветы, означает рождение многих святых мудрецов в Линге. Чёрный снег – это Луцен, чёрный демон с севера, я пущу стрелу промеж его глаз. Жёлтый снег предсказывает мою победу над Кукаром, царём Хора. Я оседлаю его шею и, поднявшись над ним, поражу его насмерть. Таким же образом синий и красный снег, соответственно, указывают на захват царств Сатама и Шингти.

Белый луч радуги, что коснулся тебя, свидетельствует о моей связи с божествами: они будут моими советчиками и помощниками.


В полдень был сильный снегопад. Чудеса, явленные вместе с рождением её сына, поглотили всё внимание нагини, и она совсем забыла свои обязанности служанки. Ближе к вечеру Гьяса, заметив, что Гонгмо не очистила от снега вход в шатёр и не наносила воды из родника, взяла палку и направилась к шатру девушки, намереваясь побить нерадивую помощницу.

Нагини заметила её ещё издалека через прорезь в занавеси. Она испугалась.

– Гьяса идёт сюда, – сказала она сыну, – у неё в руках палка, и лицо пылает гневом. Она изобьёт меня до полусмерти. Лучше всего будет, если мы сможем убежать.

– Не бойся, – ответил маленький мальчик. – Я поговорю с ней. Я спустился сюда из божественного мира для того, чтобы сразиться и уничтожить нескольких могущественных демонов. Будет удивительно, если я не смогу справиться с простой женщиной.

– О, сын мой, – взмолилась нагини, дрожа от страха, – не будь столь поспешен в решениях. Ты ещё не видел женщин этой земли, до чего их может довести любовь и ревность.

– Не бойся, – отвечал малыш, – просто поставь меня на землю.

Гонгмо повиновалась, и первое, что увидела Гьяса, войдя в шатёр, был ребёнок. Маленький, очень красивый мальчик с большими глазами и длинными чёрными волосами стоял прямо перед ней. Он пристально и серьёзно смотрел на неё.

Поражённая, она стояла неподвижно, уронив свою палку, не в силах произнести ни слова.

– Послушай меня, – сказал ей малыш. – Так как ты не знаешь меня, я представлюсь тебе. Со стороны отца я родственник Кукара, царя Хора, из рода Хачен Хор. Моя мать из рода чёрных демонов, племянница Луцена, правителя Севера. Я же, по существу, демон о девяти головах, который пришёл, чтобы разрушить Китай и Индию. Не сопротивляйся, ибо я просто хочу тебя съесть.

Говоря это, он пританцовывал, переступая с ноги на ногу взад-вперёд.

Гьяса, бледная от страха, собрав остаток сил, выскочила из шатра и, не заходя в свой, поспешила к Тротунгу. Она ворвалась к нему, словно умалишённая. Потребовалось некоторое время и несколько чашек чая, прежде чем она снова обрела дар речи. Затем она поведала своему деверю всё, что видела и слышала, умоляя его уничтожить демона.

Тротунг некоторое время размышлял. Предсказание, написанное в семейной книге, сбывалось с невероятной точностью. Он больше не сомневался в том, кем был этот малыш, и неприязнь, испытываемая им, вспыхнула с новой силой.

Появление будущего завоевателя, хоть и было благословением для Линга, повлекло бы за собой потерю столь обеспеченного положения, занимаемого Тротунгом. В предсказании говорилось о том, что Герой будет непреклонен и справедлив. Тротунгу нравились святые, вернее то, как их изображали в сказках, которые рассказывали вечерами, сидя у камина и попивая горячительные напитки. Вблизи же эти совершенные существа могли причинить массу беспокойства. Ведь чаще всего они совали нос не в своё дело и мешали тем, кто пытался извлечь в этом мире наибольшую выгоду для себя, прежде чем отправиться в мир иной.

Снова и снова прокручивая эти мысли в голове, он решил убить младенца, понимая, что если не сделает этого сейчас, то позже осуществить это будет намного сложнее.

– Я пойду и сам посмотрю на это чудище, – сказал он Гьясе.

Он вышел, оседлал лошадь, надел шлем и заправил свои мечи за пояс. Аку Тротунг, предводитель Линга, всегда представал перед своими поданными в облике, который должен был вызывать у них уважение.

Он направился к шатру нагини. Не слезая с коня, он грозно прокричал, обращаясь к бедной девушке:

– Дочь демонов, почему ты родила это дитя в нашей стране? Злобное создание, почему мы не уничтожили тебя в тот день, когда ты появилась среди нас!

Затем, схватив за голову ребёнка, которого мать старалась спрятать у себя за пазухой, он попытался унести его. Но Гонгмо, держа ребёнка за ногу, боролась за то, чтобы оставить его, и так они тащили его в разные стороны.

– Отпусти меня, мама, – сказал малыш. – Твоя нежность и забота заставляют меня страдать. Тротунг не сможет причинить мне вреда.

Гонгмо отпустила ребёнка, и Тротунг, взяв его за ногу, со всей силы трижды ударил головой об камень. Затем он опустил ребёнка на землю, решив, что убил его, но мальчик поднялся, озорно насмехаясь над ним, и уставился на него своими большими сияющими глазами, в которых не было и тени страха.

Удивлённый и встревоженный, Тротунг сделал вид, что не видит всего этого. Позвав на помощь Гьясу, они связали его руки и ноги и замотали в кусок ткани. Вырыв яму рядом с шатром, они закопали его, сначала укрыв тело колючками, затем землёй, и в довершение поставили на могилу тяжёлый плоский камень.

Нагини не могла вмешаться, но её страдания были ужасны, ведь она думала, что ребёнок умер. Как только Тротунг с Гьясой ушли, она подошла к месту, где он был похоронен, и заговорила с ним:

– Не бойся, бедное дитя моё, – сказала она. – Всё, что случилось, – это результат твоих предыдущих деяний. Направляйся на небеса. Я пошлю за ламами, чтобы они могли выполнить для тебя ритуалы. Я отправлюсь в паломничество, чтобы дух твой мог обрести покой и счастье в блаженной обители.

Её тело сотрясалось от рыданий всё время, пока она говорила.

– Не плачь, мама, – сказал чудо-ребёнок. – Я не умер. Смерти нет для меня, поскольку я посланник божеств. В том, что содеял сейчас Тротунг, для меня есть лишь благое знамение. Он похоронил меня, что означает, что я буду владеть той землёй, в которой лежу. Огромный камень, который он поместил сверху, символизирует мою силу, несокрушимую, как скала. Тряпки, в которые я завёрнут, означают то, что я буду облачён в царские одеяния. Возвращайся домой, ни о чём не тревожься. Я отправлюсь пока к моим божественным братьям, и через три дня снова вернусь к тебе.

Исполненная радости, нагини вернулась обратно, размышляя о том, кто же мог воплотиться через неё в этом ребёнке.

Когда пришла ночь, дакини спустились по дорожке из белого света к могиле ребёнка. Они подняли камень, убрали землю и унесли тулку Тхубпа Гавы к божествам его семейства.

После своего безжалостного поступка Тротунг пошёл в шатёр Шинглена, где Гьяса приготовила чай, который они вместе распивали, радуясь и смеясь.

– Теперь этот демон действительно мёртв, – сказал Тротунг. Он был уверен в сказанном, думая, что действительно разрушил предсказание, которое так его беспокоило. Что же касается его невестки, в которой до сих пор не угасала ревность – она таила надежду на то, что горе подорвёт здоровье Гонгмо, и когда Шинглен вернется из паломничества, он не застанет её живой.

Проведя некоторое время в доме Гьясы, Тротунг вернулся к себе. Там страх вновь одолел его.

Он был убеждён, что предсказание в книге относилось к сыну Гонгмо. Он живо вспомнил, как ударил мальчика головой об камень с такой силой, с какой можно было бы размозжить череп яка. А малыш поднялся как ни в чём не бывало. Однако теперь, когда этот бесёнок лежит укрытый слоем земли и большим камнем, он точно мёртв. Любой другой человеческий детёныш умер бы, но этот, рождённый несколькими часами ранее и уже способный ходить, говорить и даже угрожать, – наверняка воплощение бога или демона. А вдруг, несмотря ни на что, он всё ещё жив?

Тротунг, так и не сумев переубедить себя, сидел в шатре не сомкнув глаз, потеря в аппетит, преследуемый мыслью, что новый царь, заняв престол покладистого Шинглена, лишит его правящего положения или, начав расследовать источники его бесчисленных богатств, возможно, отберёт их у него, или по меньшей мере не позволит присваивать новые.

Спустя три дня после того, как дакини извлекли малыша из могилы и доставили в небесные чертоги, они вновь вернули его матери. Она обернула его в белый шёлковый шарф и спрятала в складках своего платья. Тем временем Тротунг, мучимый беспокойством, и не в силах сопротивляться желанию узнать, действительно ли получилось у него избавиться от грозного противника, направился к невестке и поделился с ней своими опасениями, что ребёнок всё ещё жив.

Не осмеливаясь первым приблизиться к могиле и посмотреть, сдвинут ли с места камень, который он установил, он нашёл повод послать туда Гьясу. Она же, прекрасно понимая причину охватившего его беспокойства и будучи не слишком смелой женщиной, пришла в ещё больший ужас.

Тем не менее Гьяса, не смея противоречить брату своего мужа, вышла на улицу. Однако она не пошла прямиком к могиле, а попыталась рассмотреть её издалека.

Когда она остановилась, то услышала голос ребёнка, говорившего со своей матерью в их шатре. Дальнейшее расследование потеряло смысл, так как она поняла, что маленький демон всё ещё жив. Не теряя ни минуты, она побежала обратно, рассказать Тротунгу, что сын Гонгмо вернулся к матери и сейчас общается с ней.

Тротунг не слишком удивился этой новости. Он уже был готов к худшему.

– Мы никогда не сможем уничтожить это чудовище, – заявил он своей невестке. – Но, возможно, нам поможет кто-то более могущественный, чем мы. Боги и демоны могут быть подчинены только магией. Я пойду и посоветуюсь с гомченом [отшельником] Ратной из монастыря мутегп[45].

На рассвете следующего дня верхом на коне Тротунг направился к горе, где жил отшельник. Весной каждого года тот покидал возглавляемый им монастырь и на протяжении всего лета находился в пещере, где ранее он проводил целые годы в уединении и темноте, обретая сверхъестественные силы, власть над живым и неживым миром.

Прибыв к жилищу отшельника, Тротунг с выражением почтения приблизился к гомчену. Он поднёс Ратне длинный белый шёлковый шарф, на который положил два больших куска бирюзы, а также совершил перед ним три поклона.

Ратна пригласил Тротунга сесть на ковёр, и они обменялись подобающими встрече приветствиями. Затем отшельник спросил у Тротунга о причине его визита.

– Это касается одного серьёзного дела, – отвечал тот, – очень важного для меня. Кое-кто меня беспокоит. Если бы ты мог меня от него избавить, я отдал бы тебе половину всего, чем владею.

Заклинатель снисходительно улыбнулся. Он обрёл способность подчинять и связывать клятвами демонов, но так и не смог победить свою жадность, которая была неутолима. Он знал, что Тротунг был богат, и перспектива наживы подогрела его алчность.

– Чем я могу быть полезен? – спросил он.

Не пропуская ни единой мелочи, вновь и вновь повторяя то, что он уже говорил, Тротунг поведал Ратне всё, о чём тому необходимо было знать: о прибытии

Гонгмо, о мешке, который появился из неё, о ребёнке, рождённом ею, о тщетных попытках убить его.

Когда он закончил свою речь, отшельник самодовольно произнёс:

– Хотя тебе это кажется невыполнимым делом, для меня это пустяк. Какого роста ребёнок?

– Он по-прежнему ещё маленький мальчик, – ответил Тротунг.

– Очень хорошо. Положись на меня и не беспокойся. Завтра я пошлю три чёрных птицы, которые избавят тебя от него.

Сказав это, он вежливо выпроводил своего посетителя, поскольку пришло время для выполнения подношений злобным духам, которых он умилостивлял своими призываниями и ритуалами.

Вернувшись вечером домой, Тротунг немедленно рассказал невестке о результатах своей беседы с Ратной и заключённой ими сделке.

На этот раз они оба были убеждены в успехе предстоящего предприятия и с нетерпением ждали следующего дня.

Но мальчик прекрасно знал о визите Тротунга к отшельнику и о том, что тот для него готовил. Он сказал своей матери:

– Не пугайся того, что ты увидишь. Завтра здесь появятся враги, которые придут из долины, что простёрлась за твоим шатром. Принеси мне несколько птичьих перье в и несколько веток кипариса, длиной равных расстоянию между кончиками пальцев твоих разведённых в стороны рук[46].

Нагини, помня о том, что её сын был воплощением бога, поспешила ему повиноваться.

Из веток мальчик смастерил лук и стрелы. Три волоса, взятые из правой части головы его матери, послужили тетивой для лука, а перья – для оперенья стрел.

Следующим утром появились птицы. Вместо перьев они были покрыты тонкими лезвиями из железа и меди, которые, как и стальные клювы, сияли на солнце. Тротунг и Гьяса, спрятавшись за занавесками в своих шатрах, наблюдали их приближение, готовые воочию увидеть драму, которая вот-вот должна была развернуться перед их взором.

Мальчик же, краем глаза заметив этих чудовищ, наложил стрелу на тетиву и направился к выходу из шатра.

Невидимые другим людям, на защиту позади мальчика встал Падмасамбхава с небесным войском. Мальчик выпустил из лука три стрелы подряд, и три птицы замертво упали на землю. С улыбкой на лице он вернулся домой.

Тротунг и Гьяса стояли как вкопанные, поражённые увиденным. Их охватил страх.

На следующий день, немного придя в себя после пережитого, Тротунг снова пришёл к Ратне.

Отшельник сидел у входа в свою пещеру. Увидев приближавшегося к нему предводителя Линга, он с уверенностью подумал, что тот несёт ему какой-то ценный подарок, как и обещал, и уже предвкушал обладание сокровищем.

Когда Тротунг предстал перед ним, отшельник, не тратя время на любезности, заявил:

– Мальчишка мёртв.

Лишь теперь он заметил удручённый вид своего гостя, и не видно было, чтобы он радовался полученным известиям.

– Нет, он не умер, – резко отвечал Тротунг. – Он убил твоих птиц тотчас же, как они прилетели. Он намного сильнее нас. Лучшее, что мы могли бы сделать – это бежать от него.

Несмотря на то, что отшельника встревожил этот неожиданный исход его колдовства, заклинатель, боясь потерять свою значимость в глазах предводителя, напустил на себя невозмутимый вид.

– Это неважно, – сказал он, – ничего страшного. Просто попытка. Такой результат был ожидаем. Ты обычный человек, мирянин, и не способен понять глубокий смысл наших действий и слов.

Когда я сказал «мальчишка мёртв», я имел в виду, что он ещё жив. Живой, но уже мёртвый. Для того чтобы понимать мои слова, нужно быть посвящённым. Даже не пытайся вникнуть. Тебе как мирянину от этого нет никакой пользы. Не беспокойся. Пошли ко мне завтра мальчишку. Я знаю, как избавить нас всех от него.

Затем он продолжил изменившимся голосом:

– Ты можешь положить свои подношения на ковёр.

Тротунгу пришлось признать, что, напуганный пережитым, он в спешке забыл принести дары.

Заклинатель нахмурился.

– Это не столь важно, – бросил он холодно. И затем с пафосом добавил: —Тот, чей взор ясно проникает во все три мира, безразличен к сокровищам этого мира.

Страшась последствий того, что он оскорбил отшельника, Тротунг почувствовал себя неуютно, и поэтому продолжил извиняться и давать обещания, но, не отвечая ему, Ратна выпроводил его, подав знак рукой, и чинно шагнул к себе в пещеру.

Как только Тротунг вернулся к шатрам, он позвал Гонгмо и приказал ей послать своего сына на следующий день к отшельнику Ратне, который пожелал его увидеть.

– Ты знаешь, кто он такой, – добавил он. – Он могущественный заклинатель. Будет хуже, если ты не исполнишь его просьбу.

Несчастная нагини передала своему сыну приказ Тротунга.

– Этот ужасный мутегпа убьёт тебя, – сказала она. – Это наверняка. Нам следует немедленно бежать и скрыться в Китае или Индии.

Мальчик улыбнулся.

– Ты не понимаешь, мама, – отвечал он нежно. – Почему мы должны бежать? Нам не нужно никого бояться. Наше место, как было предначертано, находится здесь, именно на этой земле к нам придёт счастье. Оставайся дома. Завтра я схожу к гомчену.

На следующий день он в одиночку и голышом отправился к уединённому жилищу заклинателя.

Он встретил отшельника, наряженного в длинную развевающуюся робу, поверх которой был надет фартук из сплетённых человеческих костей, на голове у него была большая чёрная шляпа, украшенная маленькими черепами из слоновой кости, а пальцами рук он перебирал чётки, выточенные из человеческих черепов.

Три больших торма[47] он поместил перед входом в пещеру. Гомчен, завидев ребёнка, встал, как бы прячась за ними, и обратился к нему без приветствия.

– Сын демонов, откуда ты пришёл?

– Как ваше здоровье, лама? – вежливо спросил его мальчик.

– В полном порядке, – ответил Ратна. – Кем ты был в прошлой жизни?

– Я не помню, – спокойно сказал мальчик. – А кем был ты сам, о махасиддха, ты ведь должен знать? Скажи мне, прошу тебя, кем ты был в своём предыдущем рождении?

Ратна не ожидал услышать этот вопрос. Его застали врасплох, и, не будучи готовым к ответу, он признался как на духу:

– Я не знаю.

– Правда, ты ничего об этом не знаешь? Это очень странно, – резко заметил ребёнок. – Ты известный всем отшельник, который провёл половину жизни в медитации. Более трёх лет ты находился в этой пещере, в которой были замурованы все отверстия, в полной темноте, не произнося и не слыша ни звука, не встречаясь ни с кем, даже со служителем, который приносил тебе пищу, и всё же у тебя нет ответа на этот вопрос. Как же ты можешь ожидать ответа от того, кто родился лишь несколько дней назад, когда сам, несмотря на столько усилий, приложенных к созерцанию, ответа не знаешь?

– Ты очень смелый, – гневно возражал ему Ратна. – Знаешь ли ты, сколько пользы я принёс живым существам за долгие годы, проведённые в уединении?

– Да, это я знаю, – тихо ответил маленький нагой мальчик, смотря заклинателю прямо в глаза. – Ты не сделал ничего хорошего ни для кого, но зато ты стал весьма искусным в том, как обманывать доверчивых людей и выбивать из них подарки. Всё это время, находясь взаперти, ты потратил на придумывание таких трюков.

Ярость, охватившая гомчена, не позволила ему увидеть, насколько смешным было для такого мужчины, как он, обсуждать эти вещи с ребёнком, который выглядел так, будто его можно убить шлепком ладони. Но те удивительные ответы, которые он услышал от мальчика, а также то, что он узнал от Тротунга, убедили его, что под детским обликом, который он видел перед собой, скрывается нечто большее, чем просто человеческое существо.

– Что?! – вскричал он, потеряв самообладание. – Я ничего хорошего не сделал для живых существ?!

– Хоть я и молод, – отвечал необычный ребёнок, улыбаясь, – и мой возраст измеряется не в годах или даже месяцах, но лишь в днях, однако мне известно, откуда я пришёл, пусть я и не сказал тебе об этом. А ещё мне известно, что архаты [святые, ученики Будды] учили людей Пути к высшему освобождению [нирване], но ты и тебе подобные не сделали ничего, кроме накопления богатства для своих монастырей.

– Этими словами ты, демон, бросаешь мне вызов, – проревел Ратна. – Я слишком хорошо знаком с твоими собратьями. Мы посмотрим, кто из нас сильнее. Призывай своих защитников. Я же обращусь к своим. Один из нас должен быть уничтожен в этой битве.

Затем со свирепыми интонациями в голосе заклинатель призвал своих покровительствующих божеств.

– О вы, в чьих руках молниеносное оружие, поспешите же ко мне!

И он произнёс заклинания, даже малой толики которых хватило бы, чтобы уничтожить кого угодно, кроме Тхубпа Гавы.

Затем он встал на стол, на котором стояли торма. Одно из них, посвящённое владыке планет, было наполнено кровью и увенчано человеческими внутренностями. Другое было наполнено различными тайными субстанциями. Третье же находилось в пещере на протяжении трёх лет, во время которых отшельник совершал практику в строгом уединении, и было заряжено особой магической силой.

Ратна швырял их, одно за другим, в маленького мальчика, что не привело ни к чему, кроме того, что мальчишка перехватывал их на лету и возвращал ему обратно, будто игрушечный мяч.

На лбу мутегпы от ужаса выступил пот. Инстинктивно он подался назад ко входу в пещеру, будто ища там укрытия.

Затем ребёнок поднял с земли кусочек торма, которое тот бросал в него и, держа его в руке, сказал, обратившись к поверженному отшельнику:

– Ты притворялся, что достиг мастерства в магии, но это не так. Ты сейчас показал всё, что можешь. А теперь смотри, на что способен ребёнок пяти дней от роду.

Он метнул кусочек торма, который на лету превратился в огромный валун, что тотчас же замуровал вход в пещеру, скрыв в её глубине заклинателя.

Так, одержав победу, мальчик вернулся к матери.

Тротунг, увидев, что ребёнок вернулся целым и невредимым, впал в отчаяние, потеряв всякую надежду на своё избавление от этой напасти. Заклинатель уже дважды потерпел неудачу в попытках выполнить его просьбу, и старый предводитель даже не думал о том, чтобы просить снова, но ему хотелось узнать, как всё-таки мальчишка выкрутился на этот раз. Он пришёл к месту уединения заклинателя. Когда он приблизился, несколько воронов, встрепенувшись, улетели прочь, громко хлопая крыльями, в то время как остальные, более смелые, поглощали остатки торма, разбросанных в округе. Сиденье, которое обычно занимал Ратна, лежало опрокинутое возле пещеры, вход в которую теперь полностью запечатал огромный валун. Он понял, что дальнейшее расследование излишне, участь заклинателя стала ему ясна.

Тротунг вернулся домой удручённым. Он потерял всякую надежду на то, чтобы избавиться с помощью волшебства от того, кого он насмешливо называл Чори[48]. Поэтому он принял решение выслать его самого и его мать далеко в пустынное место. Недостаток пищи, решил он, послужит желанной цели лучше, чем искусность Ратны.

По его приказу на следующий день девять лам, девять глав семейств и девять женщин отправились в путь, чтобы отвести нагини и её сына к Маме Юллунг Сумдог, а затем, когда после нескольких дней пути они достигли назначенного места, то просто оставили их там. Это был пустынный район, где бродили лишь кьянги [дикие ослы] и несколько медведей. Бедная мать, оказавшись одна с сыном посреди бескрайних просторов, разразилась рыданиями.

– Мы не сможем здесь остаться, – сказала она ребёнку. – Давай направимся в Китай или в Индию прежде, чем запасы еды, которую они нам оставили, закончатся. Если мы дойдём до какой-нибудь деревни, мы сможем достать немного пищи.

Мальчик отвечал:

– Это страна предназначена нам богами. Мы будем жить здесь счастливо. Ты будешь выкапывать трому[49], а я буду охотиться на сусликов[50]. И мы не будем голодать.

Так они прожили в Маме Юллунг Сумдог целых три года. Вместе с ними оставались и пять самок животных, принадлежавших нагини, и пять рождённых от них детёнышей.