Некогда жить. Каким он был и как все было. Глазами родных и друзей (М. С. Евдокимов, 2010)

Память Галины Евдокимовой не сохранила последние 15 минут перед тем, как случилась страшная автокатастрофа, в которой погиб ее муж… В разговоре с корреспондентом «Известий» на Алтае Сергеем Тепляковым Галина Николаевна вспоминала не только эти минуты, но и все годы их совместной жизни.

В 1977 году в Нижнем Тагиле 16-летняя Галина Зубарева перешла в десятый класс. Жила она возле воинской части, где художником-оформителем в солдатском клубе служил рядовой Евдокимов.

– Галина Николаевна, а с какого момента Михаил Евдокимов вам понравился?

– Ну, не с первого взгляда! Больше того, как раз в тот момент я дружила с другим молодым человеком. Но Миша меня отбил. Даже не знаю, как это было, но тот поклонник пропал.

Его воинская часть была от нашего дома через забор. Был вечер, я стояла на балконе, а он подошел к забору. Так и пообщались в первый раз. А ради первой встречи он ушел в самоволку. Переоделся в гражданское, и я его не сразу и узнала. Ждала-то солдата… Посидели в парке на скамеечке. Он был тогда худенький, светловолосый.

– Как ухаживал?

– «Серенады» пел. Подходил к забору с гитарой и пел песни разные.

– Михаил Сергеевич бойкий был в ухаживании? Целоваться когда начали?

– Ну, эту тему не хочу освещать (смеется). Он был нормальный, не скромный, мягко говоря. Он сам делал первые шаги.

– А цветы-то дарил?

– Он портрет мой нарисовал. Правда, я выглядела так, будто мне уже лет сорок. Но портрет храню – он сейчас в Москве. Подарки делал, правда, не самые романтичные – чеканку, доску разделочную. Он мастеровитый был, уже когда стал артистом, он все делал запросто и основательно. Это у него в крови.

– Вы учились в Нижнем Тагиле в медучилище, он – в Новосибирске в Институте советской торговли. Это правда, что на свидания вы летали самолетами, а на билеты подрабатывали: вы – техничкой, а он – грузчиком?

– Так и было. Кроме денег надо было ведь еще отгулы заработать. Я подрабатывала на «скорой», кровь сдавала, чтобы отгулы были.

– Вы четыре года «дружили» – даже по советским меркам это долго…

– Так получилось. В начале июня 1981 года умер мой папа. Я Мишу вызвала телеграммой. Во время поминок он встал и моим родственникам сказал, что мы решили пожениться. А 22 августа 1981 года сыграли свадьбу. Мы этот день почти всегда отмечали. Чаще всего на Алтае – покупали шарики в виде сердечек, развешивали на доме, девчонки нам писали плакаты с поздравлениями…

– Покорять Москву он отправился с девятью рублями в кармане…

– Да, накоплений у нас не было. Он всегда хотел быть артистом, еще до свадьбы говорил мне, что пробьется на эстраду. На первом месте у него тогда были пародии. Поступал в 1979 году в эстрадно-цирковое училище – не поступил. А в Институт советской торговли его взяли, хотя в те годы еще неизвестно, куда было проще попасть.

Он учился и работал. Сначала – администратор кафе «Спутник» в Новосибирске, потом – замдиректора столовой. А по вечерам в выходные играл на танцах. Я понимала, что торговля – не его призвание.

– Работая в торговле во времена дефицита, он проявлял себя как добытчик?

– Знаете, он ничего не тащил. Как-то однажды принес кочан капусты, который ему положила завпроизводством, чтобы мужик хоть что-то принес с работы домой. А для него этот кочан уже был воровством.

– Юный Евдокимов был щуплым блондином, а стал бородатым кряжистым здоровяком. Как вам это превращение?

– А ведь в 20 лет он был худее, чем я! Я в его брюки не влезала. Когда начал полнеть, пытался бегать по утрам, но в целом относился к этому спокойно. У него конституция такая, он должен был с возрастом раздаться, и это его не портило. А вот с бородой я пыталась бороться. В 1992 году мы уехали летом в Горный Алтай, и он там долго не брился. Я потом говорила, что не хочу видеть его бородатым. Но ему с бородой понравилось. А потом и я привыкла.

– У вас были «домашние» имена?

– Он звал меня «маменька», но мне это не очень нравилось, я говорила: «Я тебе жена!» и в ответ звала его «папенька». А вообще это от дочери пошло: Анечка маленькая называла нас «маменька Галенька», «папенька Мишенька».

– Я знаю, что Михаил Евдокимов дал денег на покупку дома школьному товарищу, заплатил 186 тысяч за операцию на сердце девочке Виктории Оськиной. Он вообще не жалел денег?

– Он не копил. Заработал – потратил. Нужно кому-то – помог. По большим суммам советовался со мной. Он легко расставался с большими деньгами. Когда учился в Новосибирске и жил только на то, что сам зарабатывал, отдал земляку свое теплое зимнее пальто. Сам остался без зимней одежды, мерз! Вот за это я его пилила. Говорю: «О себе-то надо думать! Если бы что еще было в гардеробе, а то единственное пальто».

– Каким он был в семье?

– Дома он часто был задумчивый, серьезный. Если я видела, что на работе у него проблемы, что-то его гнетет, я просто в этот момент старалась его не утомлять своим вниманием. Пусть сам с собой пообщается. И он потом рассказывал, о чем переживал.

– У него были домашние обязанности?

– Иногда у него появлялось желание готовить. Он хорошо готовил пельмени, плов, драники.

– Для драников в семье кто-то должен быть белорусом.

– Про белорусов не знаю, но у Миши по материнской линии польские корни.

– В его репертуаре были герои, любившие выпить. А сам Михаил Сергеевич это дело любил?

– Как все нормальные люди. Бутылку я от него не прятала. Если какое-то событие, почему бы не выпить?

– А вас он пародировал?

– Так, интонации некоторые, которые ему не совсем нравились.

– Вы можете предположить, откуда у него страсть к быстрой езде? (Машина Евдокимова в тот трагический день неслась со скоростью более 200 км/час. – «Известия»)

– Он ездил нормально. Он быстро ездил там, где нет машин. Всегда контролировал ситуацию.

– Вы тоже водите машину…

– Я с девяностых годов за рулем. Сейчас в Москве у меня «субару». А начинала на «Оке». Мише заплатили машиной за концерты в Набережных Челнах. Год я не решалась сесть за руль, а потом начала ездить и освоилась – для меня рулить было как пешком ходить.

– Аня Евдокимова снялась в одном из отцовских фильмов. А вы?

– Да, ей было 15 лет, он уговорил ее сняться в роли невесты в фильме «Не послать ли нам гонца». Там у нее одно слово. И у меня есть кинематографический опыт: Миша попросил меня в «Не валяй дурака» в массовке сыграть, когда Золотухин играет на гармошке и в сарае стоит народный хор, я там есть. И потом, когда лодку провожают, я стою на горочке и машу рукой. Сначала отказывалась, но потом вошла в азарт. Там было много прекрасных артистов – Ольга Остроумова, Валерий Золотухин, Лев Дуров.

Миша хотел заниматься кино, он хотел снимать кино по своим сценариям. Он хотел писать сценарии, книги, даже кабинет для этого оборудовал. Его друг, оператор Шукшина Анатолий Дмитриевич Заболоцкий настаивал, чтобы Миша начал писать, и работал именно в Верх-Обском.

– От Михаила Сергеевича остались какие-то дневники, записки?

– Дневников он не писал. А незадолго до губернаторства начал разбирать свои бумаги и много чего выкинул. Почему-то решил, что все это ему уже не пригодится.

– А чем вы собираетесь заняться в ближайшее время? Может быть, напишете о нем книгу?

– Я еще не в том состоянии. У меня совсем недавно появилась свобода передвижения. Сейчас я просто отдыхаю, хочу урвать еще немного теплых денечков.

– Писали, что особое расположение Владимира Путина к Михаилу Евдокимову возникло после поездки в Чечню. Там они якобы летели на одном вертолете и попали под обстрел. Это правда или легенда?

– Правда. Миша летал в Чечню поздравлять солдат вместе с другими артистами – Боярским, Розенбаумом. И Путин был с ними, но он еще не был президентом, это был как раз тот декабрь, когда 31-го числа Ельцин сказал: «Я устал, я ухожу». Мы тогда встречали Новый год без Миши, хотя и не знали, что он летит в Чечню, думали – просто поездка по регионам. В память об этой поездке Путин Мише часы подарил. Миша их иногда надевал.

– Когда Михаил Сергеевич пошел на выборы, он говорил, что на это его благословил Путин во время приезда в Верх-Обское 25 августа 2003 года. Был между ними такой разговор?

– При мне этого не было. Сначала мы находились в доме, а потом они ушли в баню, и о чем они там говорили – кто же знает? Парились долго, по-русски. Могли и о выборах поговорить. Миша хотел, чтобы люди на Алтае жили хорошо. У него эта мысль была всегда.

Когда объявили выборы губернатора Алтайского края и Миша заговорил о своем участии, я думала: поговорит и забудет. Но потом стало понятно, что он занят этим всерьез. Я приняла это как данность. Когда близился финал, уже и мне хотелось победы. Но когда сказали, что мы победили, у меня было чувство: а может, и не нужно? В ту ночь мы были в напряжении, ждали результатов, а Миша уснул. Ночью мы узнали итог, но будить его не стали.

– Многие говорили, что для него это оказалось слишком тяжелой ношей. Было ли губернаторство ему в тягость?

– Думаю, для любого такая работа будет сложной.

– Правда, что Михаилу Сергеевичу предлагали пост замминистра культуры, чтобы только он ушел в отставку?

– От него я об этом не слышала. Хотя слухи были, и не только про замминистра. Ему было тяжело. Иногда мне хотелось, чтобы он все бросил.

– Когда 7 августа 2005 года вы поехали из Верх-Обского в Полковниково, какие слова Михаила Сергеевича оказались последними?

– Он спросил Сашу (телохранитель Александр Устинов. – «Известия»), где машина сопровождения. Саша позвонил, сказали, что сопровождения не будет, и после этого в машине была тишина.

– И музыка не играла?

– Нет. Мы ехали в тишине.

– В газетах тогда писали, что вы не помните момент аварии…

– Да, дорога от Бийска и до момента аварии у меня не восстановилась в памяти. До сих пор. Эти минуты, наверное, четверть часа жизни, просто выпали куда-то. Помню только, что начала переобуваться. Я была в домашних тапках, а ехали мы в Полковниково на торжества в честь Германа Титова. Я наклонилась и начала менять обувь.

– Кто вам сказал о несчастье?

– Вечером 7 августа после операций я пришла в себя. Никого ко мне пускали. Меня спросили, помню ли я аварию. Я сразу вспомнила, что мы ехали в Полковниково. И спросила: «Где Михаил Сергеевич? Где Иван Иванович (Иван Зуев, водитель. – «Известия»)? Где Саша?» Мне говорят: «Не здесь». – «А где?» – «Потом, потом». И я, видно, опять провалилась в сон. Анечка первой сказала мне об этом 8 августа. Видимо, ей сказали, что она должна это сделать.

– В уголовном деле перечисление ваших травм занимает несколько страниц. Как вам удалось подняться и при этом прекрасно выглядеть?

– Сначала нужно было просто научиться сидеть под прямым углом – чтобы сосуды головы привыкли к вертикальному положению. Меня поднимало большое количество людей. При этом разбитую левую ногу надо было держать определенным образом. Потом я начала стоять, опираясь на врачей. Потом стояла на костылях. Начала ходить с костылем. Сначала достижением было походить по палате, потом – выйти в коридор. Училась ходить по лестнице. Только в ноябре я первый раз оказалась на больничном дворе.

Все – врачи, медсестры, руководители больницы – очень по-доброму относились ко мне. И не потому, что я Евдокимова, просто они так ко всем относятся. Мы дружны и с медсестрами, и с начальником отделения. Мы теперь как родственники. Я благодарна всем сотрудникам краевой больницы, всем, кто мне помог.

– Писали, что вашему лицу понадобится пластическая операция…

– Не всегда то, что пишут, соответствует действительности. Может, организм у меня такой, что у меня все разгладилось. И с врачом повезло: мне лицо поправил врач Евгений Сафонов в селе Зональное сразу после аварии. Я тогда была без сознания, и познакомили нас недавно на мероприятиях в честь Михаила Сергеевича.

– Михаила Сергеевича несли на кладбище под его песню «Я еще вернусь» с его последнего диска…

– Это удивительная песня. Музыку написал Евгений Мартынов, певец, который умер еще в 90-х годах. Стихи на музыку положил Роберт Рождественский, который тоже умер в середине девяностых. Миша ее спел давно, а незадолго перед смертью включил в диск. Это Аня решила, что отца должны нести под эту песню. Аня молодец, она держалась стойко даже по сравнению с мужчинами. Анечка решила положить ему в гроб футбольный мяч. Чтобы что-то там с ним было рядом.

– Михаил Сергеевич вам снится?

– Я его редко вижу. Когда снится, ничего не говорит, ничего не делает. Просто я вижу его живым. И во сне удивляюсь: «Вот ведь жив, а говорили, что умер». Вот Анечка часто видит его во сне.

– Вещи Михаила Сергеевича вы раздали?

– Не сразу начала, но сейчас раздаю.

– А что не отдадите?

– Косоворотку. Концертную одежду Будет же музей в Верх-Обском, что-то надо будет туда передать. А спортивный костюм, на котором написано «Евдокимов», оставлю себе…

Сестра Михаила Сергеевича Евдокимова, Татьяна Сергеевна Мальцева, живет в селе Верх-Обском в родительском доме. С первых минут общения с ней ловишь себя на мысли: как же похожа она на своего знаменитого брата.

И руками так же размахивает, и вздыхает, как он… Первой на эту схожесть обратила внимание Аня, дочь Михаила Сергеевича Евдокимова, когда ей было 9 лет. Татьяна Сергеевна приехала тогда к ним в гости, произнесла несколько слов, и Аня замерла, а потом выдохнула:

– Тетя Таня, как вы похожи на папу.

– Это он на меня похож, – засмеялась она. – Я все-таки старше его.

Татьяна Сергеевна старше брата на 6 лет. Поэтому прошу ее вспомнить, каким Михаил Сергеевич был в детстве.

– Когда он родился, мама руку сломала, и я нянчила его. Он был очень спокойный, спал и спал. Мама даже тревожилась по этому поводу. Еще в раннем детстве он часто болел, в основном ангиной. Кстати, болели мы с ним по переменке: то он, то я. Потом Миша окреп. Как и все мальчишки, хулиганил. Бывало, напроказничает, мама хочет наказать его, а он кричит: «Ой, Таня, спаси меня!», и прячется за мою спину. Не помню, чтобы кто-то в нашей семье дрался. Нас, ребятишек, было много, но все жили дружно. Я, бывало, попрошу Мишу о чем-нибудь, он скажет: «Да ну тебя, вот пристала». А потом возьмет и втихую сделает. Такой у него был характер.

Миша меня любил. Я это всегда чувствовала. Когда жила в Новосибирске, часто ко мне приходил. Он учился там же, в институте торговли. Помню, лежала в роддоме, он пришел со своей гитарой и прямо перед окнами песню исполнял. Девчонки тогда восхищались: «Какой у тебя брат молодец».

В Верх-Обское вернулась, когда мама заболела. Я за ней два года ухаживала. Мама у нас была очень хорошей. Все время говорила:

– Доченька, сядь, посиди.

– Мам, – отвечаю, – мне еще столько пеленок постирать надо.

– Да нехай ты эти пеленки, давай лучше песню споем.

И вот мы с ней сядем и какую-нибудь затянем. Самой любимой у нее была «Расцвела под окошком белоснежная вишня».

Миша обрадовался, что я домой вернулась. Приехал, обнял меня, закружил и говорит: «Танька, я тебя люблю». Он всегда мне комплименты отпускал. Пока мама болела, приезжал очень часто, дорогие лекарства привозил. На этих таблетках она еще пожила.

Рассказывая о брате, Татьяна Сергеевна часто перескакивает с одного на другое. Плачет. Помолчав немного, продолжает:

– Он когда приходил, я его крепко обнимала, и такое хорошее ощущение возникало. Казалось, все мои заботы сразу сваливались. Как будто энергией какой меня подпитывал.

Последний раз видела его 1 мая 2005 года. Были здесь все, но очень спешили и даже в дом не зашли. Миша мне показался каким-то измученным. Он тогда ничего не сказал, но я почувствовала, что у него плохо на душе.

Когда Миши не стало, я плакала и днем, и ночью. И вот приснился мне сон. Приходит он ко мне и говорит: «Таня, не плачь. Я живой». Утром встала, и мне легче стало. Иногда мне действительно кажется, что он не умер, а уехал в далекую творческую командировку…

Сейчас читаю и слушаю все, что о нем пишут и говорят. Пишут в основном хорошее. Приятно, что люди помнят его. Какой-то Мишин друг на кладбище поставил памятник маме. Хочу всех поблагодарить за то, что помнят и любят Мишу, ухаживают за его могилой. Спасибо Валентине Федоровне Поповой, главе сельской администрации, всем местным жителям.

О том, что 7 августа 2005 года заслуженный артист России и губернатор Алтая Михаил Евдокимов, водитель Иван Зуев и охранник Александр Устинов погибли в страшной автокатастрофе, знает вся страна. Но только самые близкие знают, что младший брат Михаила Сергеевича, тоже артист и певец, попадал в не менее страшную автокатастрофу. Второе рождение на белый свет ему подарил брат Михаил Евдокимов.

И теперь Константин, рассказывая об этом, едва сдерживает волнение:

– Я на Мишу готов молиться. Он как старший не просто заменял мне отца. Самое главное, что он сделал для меня, – он спас меня от смерти. Ему я обязан тем, что теперь у меня два дня рождения – 14 марта и 26 августа.

Пять лет назад, 26 августа 2002 года Константин Евдокимов недалеко от Белокурихи на своей «семерке» попал в аварию и очень сильно пострадал. За две недели до случившегося ему приснился необычный сон.

– Я видел, будто лежу прикованным к кровати в белой-белой комнате, вокруг все белое – и пол, и потолок, и стены. И когда в Белокурихе я очнулся в палате реанимации, я лежал в точно такой же, как во сне, белой комнате, и так же не мог пошевелиться. Только был я не прикованным, а привязанным: доктора привязали меня специальными ремнями, чтобы я, придя в себя, не мог повернуться и что-нибудь себе повредить. Переломов было очень много, – вспоминает Константин Сергеевич.

Врачи потом рассказали Константину, что, не окажись в это время Михаила Сергеевича на Алтае, не задержись он на пару дней и не похлопочи, никакое чудо не смогло бы спасти пострадавшего от неминуемой смерти. В городскую белокурихинскую больницу Евдокимова-младшего доставили оперативно, но выяснилось, что для лечения тяжелых травм, полученных в аварии, там и оборудования не хватает, и необходимых медикаментов. Константин Сергеевич рассказывает:

– Врачи быстро определили, какой нужен препарат, и наудачу позвонили Михаилу: не были уверены, что он на Алтае. К великому счастью для меня, он еще был на родине. Тут же бросился обзванивать знакомых докторов по всему краю. Мне необходимы были четыре инъекции очень дорогостоящего препарата: один укол стоил около 20 000 рублей. В Бийске нашлась только одна инъекция, остальные Михаил отыскал в Барнауле, и оттуда их доставили вертолетом. Благодаря его хлопотам врачам удалось вернуть меня с того света. Я получил сотрясение мозга, у меня были переломаны обе ноги, сломаны ребра, позвоночник. Самым опасным для жизни было то, что костный мозг начал забивать легкие…

Конец ознакомительного фрагмента.