Глава 2. Влияние макроэкономических факторов и системных рисков на финансовую стабильность российского банковского сектора
В системе макроэкономических факторов, негативно влияющих на финансовую стабильность российского банковского сектора, особое место принадлежит периодически наблюдаемым существенным изменениям в динамике и направлениях трансграничных потоков капитала.
В эпоху расцвета глобализации и нарастающих рисков в центре теории глобальных финансов оказались две базовые категории – глобальный финансовый капитал (ГФК) и системные финансовые риски. Глобальный финансовый капитал как базисный элемент всех без исключения процессов в финансовой сфере не нашел должного отражения в экономической литературе. Между тем наблюдающийся за несколько последних десятилетий беспрецедентный рост финансовых рынков, финансовых активов, капитализации компаний обусловливает всеобъемлющую, неограниченную и слабо регулируемую власть глобального финансового капитала. Эта власть в состоянии сокрушить не только национальные рынки и экономики суверенных государств, но и разрушить глобальную финансовую систему в случае реализации системных финансовых рисков.
Некоторые авторы определяют глобальный финансовый капитал как высшую форму финансового капитала, представляющую собой свободно перемещающийся по мирохозяйственному пространству субъектно выраженный и фондовый (размещенный в ценных бумагах) денежный капитал, способный эффективно использовать организационный и воспроизводственный потенциал больших экономических структур, специфические для них процедуры, технологии и системы управления, средства технического и программного обеспечения, что позволяет ему систематически получать характерный для него доход[6].
Особое значение и очевидную сложность, с точки зрения мониторинга системных финансовых рисков, представляет рисковая структура ГФК (капитал-риск), включающей два крупных сегмента – регулируемый и нерегулируемый (рис. 2.1).
Сектор регулируемого финансового капитала представлен активами банков, страховых компаний, пенсионных фондов, центральных (национальных) банков.
Второй сегмент рисковой структуры ГФК подразделяют на две части – нерегулируемый легальный капитал и нерегулируемый нелегальный капитал. Первую часть Совет по финансовой стабильности называет теневой банковской системой (shadow banking)[7]. Речь идет о небанковских финансовых посредниках, которые не подпадают под жесткое банковское регулирование, активно занимаясь структурированными продуктами, другими высокорискованными операциями в области кредитования и фондовых сделок, в частности, перезакладными операциями брокеров и управляющих компаний.
Рис. 2.1. Элементы глобального финансового капитала, ранжированные по критерию «риск»[8]
Принимая разрастание масштабов деятельности теневых банков, Совет по финансовой стабильности относит их к потенциальным источникам системных финансовых рисков. Более детально такое внимание обусловлено следующими моментами:
• теневые небанковские посредники во многих странах управляют огромными активами;
• многие компании обладают неопределенным статусом;
• отсутствие строгого регулирования создает риски для клиентов;
• эта группа финансовых посредников тесно связана с традиционной банковской системой, что обусловливает риски коммерческих банков и дестабилизацию банковской системы.
Типология теневых небанковских институтов представлена: финансовыми компаниями (fnance companies), структурными инвестиционными компаниями (structured investment vehicles), кредитными хедж-фондами (credit hedge funds), биржевыми фондами (exchange-traded funds), кредитными инвестиционными фондами (credit investment funds), взаимными фондами денежного рынка (money market mutual funds), фондовыми брокерами-дилерами (securities brokers-dealers) и др.
О масштабе теневой небанковской системы свидетельствуют следующие данные: объем их активов составляет 1/2 объема активов мировой банковской системы[9]. При этом США имеют самую большую теневую небанковскую систему с активами в 26 трлн дол. (2012). На втором месте находятся страны еврозоны – 22 трлн дол., третье у Великобритании – 9 трлн дол. Такие высокие показатели также объясняются наличием в этих странах международных финансовых центров, в которых сосредоточена деятельность иностранных институтов.
Сектор теневого нелегального финансового капитала, являясь частью теневого сектора экономики, характеризуется как самодостаточной и не регулируемый государственными органами производственной и финансовой деятельности[10]. В этом секторе также очевидны две части.
Первая – капитал, опосредующий так называемые «оптимизационные» схемы (уход от налогообложения, «серые» зарплаты, офшорные зоны, налоговые гавани, двойная бухгалтерия и др.).
Другая часть включает капитал криминальной направленности (производство и распространение наркотиков, продажа оружия, подпольный игорный бизнес, шантаж, рэкет, рейдерство и т. п.), страховое мошенничество и др. Ключевой проблемой для мирового сообщества сегодня является не как таковой рост финансовой составляющей мировой экономики, а обеспечение контроля над этим процессом.
Во время и после глобального кризиса проблемы функционирования нерегулируемого глобального финансового капитала обсуждаются все чаще, а сам этот капитал называют истинной причиной финансовой катастрофы, разразившейся в США в 2007 г. и охватившей глобальную финансовую сферу.
Перелив капитала из регулируемого в нерегулируемый сектор как реакция на усиление режима регулирования является вполне прогнозируемыми, но тем не менее неблагоприятными последствиями для состояния финансового сектора, экономики, населения, государства и глобальной устойчивости. И здесь вопрос баланса регулирующих воздействий столь же важен[11].
За десять лет общий объем входящего потока капитала в развитые и развивающие страны составил соответственно 48,3 и 6,7 трлн дол. (рис. 2.2).
Рис. 2.2. Структура притока капитала в развитые и развивающиеся страны за период 2000–2010 гг.[12]
Во время и после кризиса европейские банки сократили объемы трансграничного кредитования и иные активные операции. Одновременно столкнувшись с новыми требованиями к достаточности капитала и ликвидности, а также требованием акционеров и регуляторов снижать риски, многие банки развитых государств урезают зарубежные операции, закрывают иностранные подразделения. С начала 2007 г. банки распродали активы на сумму более 722 млрд дол., почти половина из которых являлась зарубежными. В отличие от развитых государств потоки капитала с участием развивающихся стран росли высокими темпами после серьезного спада в 2008–2009 гг.
Значимость рассмотрения существенных изменений в международном движении капитала продиктована тем, что они могут рассматриваться как ключевой внешний детерминант уязвимости национальной банковской системы России, способный запускать в движение совокупность взаимосвязанных и взаимообусловленных причинно-следственных связей, нарушающих равновесное состояние. В результате обостряются противоречия в банковской деятельности, усиливается негативное воздействие прочих факторов уязвимости национальной банковской системы. В контексте синергетической методологии речь идет о внешних флуктуациях, оказывающих воздействие на функционирование той или иной открытой системы. Уточним при этом, что флуктуации для открытой системы постоянны, поскольку таким образом она обменивается энергией с внешней средой. Однако, накапливаясь, флуктуации способны привести к существенным изменениям и неустойчивому состоянию.
Представляется, что применительно к национальной банковской системе России, функционирующей в условиях глобализации, такими флуктуациями выступают изменения, связанные с притоком и оттоком капитала. Более конкретно следует говорить о направлениях и каналах движения капитала, его объемах и интенсивности, а также факторах, влияющих на данные процессы (параметры развития мировой и национальных экономик, динамика мировых цен на сырье и товары, изменения валютных курсов и процентных ставок и пр.).
Неоднородный характер потоков капитала, в свою очередь, требует уточнения и конкретизации основных каналов проникновения зарубежного капитала на развивающиеся рынки.
Первый канал связан с движением ссудного капитала, поскольку предусматривает экономические отношения займа, предполагающие возврат ссуженной стоимости с уплатой процента. Капитал, поступающий в рамках данного канала, играет заметную воспроизводственную роль в экономике развивающихся стран, поскольку носит средне- и долгосрочный характер, а следовательно, может направляться на реализацию инвестиционных проектов и обновление объектов основных средств.
Второй канал обусловлен экономическими отношениями совместного владения, не предусматривающими возврат ссуженной стоимости. В данном случае речь идет об участии зарубежных инвесторов в капитале национальных предприятий, что может осуществляться в виде прямых и портфельных инвестиций. Прямые инвестиции выступают источником реализации инвестиционных проектов, участвуют в насыщении внутреннего рынка качественными и доступными для населения товарами, позволяют внедрять современные технологии производства и управления, способствуют решению проблемы безработицы за счет создания новых рабочих мест, а значит, участвуют в мультипликативном процессе поддержания совокупного платежеспособного спроса[13]. Напротив, воспроизводственная роль портфельных инвестиций представляется противоречивой. С одной стороны, они способствуют притоку капитала, развитию национального фондового рынка, увеличению объемов торговли, привлечению российскими эмитентами финансовых ресурсов. С другой стороны, приобретение иностранными инвесторами ценных бумаг непосредственно не влечет за собой реального капиталообразования – зачастую происходит лишь переход права собственности на уже выпущенные в обращение финансовые активы, осуществляемый с целью их дальнейшей перепродажи по более высоким ценам. Иначе говоря, спекулятивные мотивы преобладают над прочими – в большинстве случаев доминирующим экономическим интересом иностранных инвесторов выступает извлечение прибыли благодаря ценовым колебаниям.
Нередко эти процессы приводят к возникновению ценовых «пузырей» – превышение спроса над предложением формирует устойчивый ценовой тренд. Рост котировок, в свою очередь, привлекает на данный сегмент рынка новых игроков, что еще более раскручивает ценовую спираль. В институциональном плане такие тренды можно называть самовоспроизводящимися, поскольку вложения в данный вид активов становятся распространенной неформальной нормой экономического поведения. Проблема осложняется тем, что в условиях современной информационно-технологической инфраструктуры биржевой торговли возрастают риски, связанные с возможностью практически мгновенного вывода капитала с национальных рынков, что всегда сопровождается резким снижением котировок и оборачивается убытками для отечественных участников в краткосрочном плане и возникновением кризисных процессов на рынках межбанковского кредитования.
В рамках данных рассуждений представляется целесообразным обратить внимание на еще один немаловажный аспект, связанный с воздействием притока иностранного капитала на темпы инфляции в странах-реципиентах, которая, в свою очередь, выступает стимулом для дальнейшего увеличения притока капитала. Дело в том, что на национальные рынки капитал приходит в валютах развитых стран или свободно-конвертируемых валютах (СКВ), нередко именуемых резервными. Однако конечное использование капитала (в форме реализации инвестиционных проектов, кредитов фирмам и домохозяйствам со стороны банковского сектора, покупки финансовых инструментов на национальном рынке и т. д.) осуществляется в национальной валюте. Тем самым возникает необходимость конверсионных операций, в результате которых предложение СКВ возрастает, и курс национальной валюты укрепляется. Чрезмерное укрепление валютного курса, в свою очередь, не способствует росту конкурентоспособности отечественных производителей. В этой ситуации национальные центральные банки вынуждены проводить валютные интервенции, поддерживая спрос на СКВ и параллельно преследуя цель накопления валютных резервов. В действительности такие интервенции выступают каналом безналичной денежной эмиссии, в результате чего темпы инфляции возрастают (либо продолжают оставаться высокими). Как следствие, в национальной экономике растут процентные ставки и котировки на рынке ценных бумаг, что продолжает стимулировать приток иностранного капитала. В целом же можно говорить о формировании своеобразной самоподдерживающейся спирали (рис. 2.3).
Таким образом, в условиях глобализации национальные банковские системы и финансовые рынки развивающихся стран функционируют в условиях регулярного притока капитала извне – как в виде займов, так и в форме вложений инвестиционного и спекулятивного характера. Регулярность и величина данных притоков воздействуют на развитие институциональной среды и структуры национальных рынков, формируют специфику дальнейших каналов внутреннего перераспределения импортированного капитала, а также в значительной степени влияют на всю систему экономических отношений.
Рис. 2.3. Самоподдерживающаяся спираль притока иностранного капитала на национальные рынки
Существенное сокращение объемов и снижение интенсивности движения иностранного капитала выступает значимым фактором уязвимости национальной банковской системы. Более того, специфичность движения капитала определяется тем, что зачастую прекращение притока автоматически приводит к его оттоку. И спираль, обозначенная на рис. 2.3, деформируется и начинает работать в ином режиме. Отток сопровождается ростом спроса на иностранную валюту, в результате чего национальная валюта обесценивается, что еще более усиливает спрос на мировые резервные валюты. При этом негативные процессы в банковской деятельности способны приводить к серьезным проблемам во всей системе общественного воспроизводства – к сокращению инвестиций, банкротству фирм, росту безработицы и падению уровня жизни домашних хозяйств, уменьшению налоговых платежей и увеличению дефицитности бюджетов и т. д.
Помимо движения капитала по долговому, долевому и спекулятивному каналам, на национальную банковскую систему не могут не влиять потоки денежных средств, обслуживающие международную торговлю. Собственно каналом движения капитала такие потоки назвать нельзя, поскольку фактически речь идет об экономических отношениях обмена. Однако в условиях мультивалютности мировой экономики, соотношение между экспортом и импортом является одним из основных фундаментальных факторов, определяющих величину валютного курса. Иначе говоря, параметры торгового баланса оказывают непосредственное воздействие на валютный рынок и опосредованное влияние на банковскую систему и финансовые рынки.
Регулярное превышение экспорта над импортом создает условия для укрепления курса национальной валюты, что требует проведения центральным банков валютных интервенций и в последующем способствует росту процентных ставок, т. е. усиливает обозначенную ранее спираль (см. рис. 2.3). Таким образом, сокращение валютных поступлений, вследствие сокращения экспорта, приводит к нарушению равновесия на валютном рынке, девальвации национальной валюты, обострению валютных рисков коммерческих банков. Если же экспорт в целом занимает существенное место в структуре народного хозяйства, то его сокращение (как через падение цен на экспортируемые товары, так и через уменьшение физических объемов) оказывает крайне отрицательное влияние на всю экономическую систему, с одновременным негативным воздействием на бюджетную сферу и рынки долгового и акционерного капитала.
Обратим внимание на тот факт, что кризисные процессы в национальной банковской системе как в 2008 г., так и 2014 г. были в первую очередь связаны с ограничением доступа российских банков к зарубежному фондированию. Хотя причины отличаются – в 2008 г. сокращение притока кредитов из-за рубежа, в том числе в порядке рефинансирования уже имеющейся задолженности, было связано с ипотечным кризисом в США, вследствие которого потребность в капитале у иностранных банков и инвесторов резко возросла. В 2014 году такой причиной стали санкции западных стран против России в связи с событиями вокруг Украины. В результате ограничение доступа к иностранному капиталу стало причиной резкого сокращения внешнего долга России (табл. 2.1).
Таблица 2.1. Внешний долг Российской Федерации в 2013–2015 гг., млн дол. США[14]
Как видно из представленных данных, стремительный рост внешнего долга наблюдался вплоть до середины 2014 г., с начала 2013 г. прирост составил 15 % – внешний долг вырос с 636 до 732 млрд дол. США. При этом рост внешнего долга корпоративного сектора составил 23 % – с 365 до 450 млрд дол. США. Обратим внимание, что сокращение внешнего долга во второй половине 2014 г. осуществлялось более высокими темпами. В целом внешний долг Российской Федерации сократился на 22 %, снижение долга корпоративного сектора составило 19 %. При этом долг банковского сектора начал сокращаться раньше – за 2014 г. снижение составило 25 %. Данная тенденция продолжилась и в дальнейшем – на 1 января 2016 г. задолженность банковского сектора составляла 131,7 млрд дол. Фактически речь идет о том, что российские корпорации и банки, вследствие санкций, не только лишились доступа к новым кредитам, но и не смогли рефинансировать и реструктурировать уже имеющуюся задолженность. Такая ситуация, в свою очередь, выступает дополнительным дестабилизирующим фактором национальной банковской системы, так как приводит к росту спроса на иностранную валюту в условиях необходимости своевременного возвращения иностранных кредитов, обостряет проблематику адекватного управления валютными рисками.
Наряду с прекращением притока, значимым фактором, спровоцировавшим кризисные процессы в 2008 и 2014 г., является стремительный отток капитала. По итогам 2008 г., чистый отток частного капитала из России составил 129,9 млрд дол., по итогам 2014 г. – 151,5 млрд дол. При этом как в 2008, так и в 2014 г. наибольший отток наблюдался осенью, в период «запуска» кризисного сценария функционирования национальной банковской системы.
На поверхности отток капитала наиболее существенно проявляется в снижении котировок на рынке акций, что, в свою очередь, запускает каскад негативных последствий и в банковской системе. Так, снижение стоимости российских ценных бумаг вызывает рост напряженности на рынке межбанковского кредитования, поскольку ценные бумаги являются наиболее популярным залоговым инструментом. Сокращение межбанковских кредитов провоцирует проблемы с ликвидностью у отдельных участников банковского рынка и одновременно приводит к росту процентных ставок. Кроме того, возникает обратный эффект: остро нуждающиеся в ликвидности банки вынуждены продавать имеющиеся в портфелях ценные бумаги, что приводит к дальнейшему снижению их котировок. При этом на фоне падения стоимости акций сокращается и возможность Банка России по кредитованию кредитных организаций в рамках кредитов, представляемых под залог рыночных активов, а также сделок прямого РЕПО.
Проанализированные факторы тесно взаимосвязаны и обладают кумулятивным эффектом, усиливая друг друга.
Мировое сообщество на протяжении последних лет очень активно ищет подходы к оценке уровня системного риска финансового сектора. Международный валютный фонд предложил методику расчета индекса финансового стресса еще в 2008 г.[15] Этот индекс предлагалось рассчитывать отдельно для развитых и развивающихся стран. Так, при расчете субиндексов для оценки рисков развитых экономик предлагалось учитывать волатильность котировок банковских акций, спрэды между межбанковскими ставками и ставками по казначейским бумагам, спрэды по корпоративным облигациям, доходность и волатильность доходности акций, волатильность валютных курсов. Построение индекса финансового стресса для развивающихся рынков связано с особенностями, вызванными сжатием валютного рынка и исключением спрэдов по корпоративным облигациям, обусловленных недостаточным развитием долгового рынка.
В работе R. Ranciere, A. Tornell и A Vamvakidis (2010)[16] предлагалось оценивать показатель валютных диспропорций, отражающий риски глобальной финансовой системы. Так, A. Jorge, Chan-Lau (2010)[17] ключевое внимание уделяли оценке взаимосвязанности финансовых институтов через такое понятие, как «издержки регулятивного капитала», при этом авторы предлагали конкретные инструменты оценки: модель оценки риска кредитного портфеля, сетевой анализ и CoRisk-анализ[18]. В исследовании N. Gianni, L. Marcella (2010)[19] системные риски подразделялись на реальный системный риск (GDP-at-Risk) и финансовый системный риск (FSaR). Инструментом оценки рисков служила VaR-модель.
К настоящему времени исследователями предложены классификации способов измерения системного риска. В частности, Giglio et al. (2012)[20] предложена классификация, в которой определены пять способов измерения рисков.
1) Специфические способы. В этих моделях рассчитываются индивидуальные оценки системного риска для каждого из банков, с последующей их агрегацией. Примерами таких моделей служат CoVaR (Adrian, Brunnermeier (2011)), SRISK (Brownlees, Engle (2012)) и некоторые другие.
2) Меры сонаправленности (comovements). Эти модели позволяют оценить степень сонаправленности между доходностью акций выбранных банков.
3) Оценка нестабильности финансовых систем. В соответствии с этим подходом предлагается проводить оценку агрегированной нестабильности и волатильности финансовой системы.
4) Оценка ликвидности. Эти модели направлены на то, чтобы связать системное событие и уровень ликвидности на финансовых рынках.
5) Оценки, базирующиеся на использовании спредов CDS.
В работе L. Laeven, L. Ratnovski, H. Tong (2016) предложено в качестве меры системного риска банковского сектора использовать уже известные показатели: CoVaR[21] (оценка условной стоимости под риском) и SRISK[22] (уровень дефицита капитала в случае кризиса). В качестве фундаментальных источников риска в этой модели взяты банковский капитал, фондирование, активы и их взаимосвязь с масштабом деятельности банка.
В практике МВФ в качестве индикаторов системных рисков финансового сектора используются такие показатели, как оценка макроэкономических рисков, кредитного риска, рыночных рисков и риска ликвидности, риска взаимосвязи, спрэды CDS крупнейших банков, спрэды долгового рынка, оценка банковского управления, оценка волатильности индекса VDaX.
Среди отечественных моделей оценки системных рисков необходимо выделить методику Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, в соответствии с которой предлагается определять вероятность реализации системных рисков с учетом оценки ряда сводных индикаторов, которые положены в основу прогнозирования. К ним отнесены продолжение системного банковского кризиса, рецессии в российской экономике, системных кредитных, валютных рисков и рисков ликвидности. Данная система раннего оповещения о макрофинансовых рисках отличается комплексностью, но, на наш взгляд, имеет существенные недостатки. Например, оценка системных кредитных рисков осуществляется без учета таких значимых, на наш взгляд, факторов как рентабельность и обеспеченность собственными средствами предприятий – заемщиков банков, имея в виду, что доля кредитного портфеля нефинансовому сектору экономики составляет свыше 40 % активов банковского сектора. Можно выделить и иные спорные моменты предлагаемой системы оценки.
В качестве значимых источников системных рисков, на основе которых возможно формирование индикаторов раннего предупреждения, по нашему мнению, следует выделить:
• рентабельность нефинансового сектора экономики;
• уровень долговой нагрузки заемщиков;
• соотношение денежных доходов населения и долговой нагрузки;
• динамику валютного курса, цен на основное экспортное сырье;
• концентрацию активов и уровень взаимосвязанности банков;
• зависимость от шоков глобального финансового рынка;
• зависимость от ресурсов международного рынка капитала;
• регуляторную нагрузку на банковский сектор.
Основные риски, которые целесообразно рассматривать в рамках модели, – это кредитный риск, рыночные риски, процентный риск банковского баланса, риск потери ликвидности и операционный риск.
Определение показателей финансовой стабильности банковского сектора является еще одной важной составляющей комплексной модели. В числе показателей стабильности банковского сектора могут быть названы: показатели достаточности капитала, рентабельность капитала, количество банков с отозванной лицензией за период и т. д.
Рассмотрим кратко динамику отдельных показателей, отражающих влияние системных рисков банковского сектора и их источники без моделирования взаимосвязей между ними.
В последние годы российский банковский сектор развивался в условиях негативных показателей деятельности реального сектора экономики. Так, средняя рентабельность хозяйства снизилась с 2009 г. почти в восемь раз: с 8,6 до 1,1 % по итогу 2015 г. (рис. 2.4)[23]. Доля прибыльных организаций в первом полугодии 2016 г. составила только 69,2 %, остальные соответственно показали убытки[24]. Уровень самофинансирования предприятий и организаций за два года (с начала 2014 по начало 2016 г.) упал с 59,5 до 50,8 %[25].
Рис. 2.4. Отдельные факторы системных рисков банковского сектора РФ[26]
Негативная тенденция наблюдается и при анализе факторов, связанных с кредитоспособностью частных лиц. Так, если рост кредитного портфеля физических лиц с 2009 г. составил 2,9 раза, то денежные доходы населения выросли в 1,9 раз, при том, что за тот же период времени индекс потребительских цен составил 1,76[27].
Если рассматривать влияние на системные риски банковского сектора такого фактора как концентрация рисков, то здесь надо говорить о многоплановом влиянии: речь идет и о концентрации активов банковского сектора, и о территориальной концентрации кредитных институтов, и о концентрации рисков на заемщиков и кредиторов. Так, почти 76 % активов банковского сектора сосредоточено в 20 крупнейших банков, при этом на пять крупнейших кредитных организаций приходится 54 % активов[28], значима концентрация и по форме собственности банков. Следует отметить и высокий уровень крупных кредитных рисков в активах банковского сектора – средний показатель по банкам составляет 27,6 %, при этом достигнуто максимальное значение с 2012 г.
Банковский сектор сегодня развивается в условиях достаточно серьезного ужесточения регулирования и надзорной практики, что не может не сказываться на уровне системных рисков в период сложного состояния банковского сектора.
Преимущественно негативное воздействие названных факторов на системные риски банковского сектора не могло не привести к тому, что итоговые показатели финансовой стабильности банковского сектора на протяжении последних лет демонстрируют негативную динамику (рис. 2.5). Например, итоговый показатель финансовой устойчивости – отношение регуляторного капитала к активам, взвешенным по риску, достиг минимального значения с посткризисного 2009 г., его уровень составил 12,7 %. При этом данный уровень был обеспечен в условиях докапитализации банковского сектора через АСВ.
Актуальным методом оценки воздействия системных рисков на финансовую стабильность банковского сектора сегодня выступает макроэкономическое стресс-тестирование. Несмотря на то что программы стресс-тестирования в отдельных регионах, макроэкономические модели, риск-факторы, вводимые в стресс-тесты, и методы оценки рисков различаются в отдельных странах, можно выявить общие направления развития практики стресс-тестирования.
Современные стресс-тесты строятся на сочетании сложного макроэкономического сценарного анализа, в который включены параметры различных рисков, с анализом чувствительности, позволяющим оценить влияние риск-факторов на итоговый показатель. Стресс-тесты обычно включают разработку неблагоприятного макроэкономического сценария и оценку его влияния на кредитоспособность финансовых институтов и устойчивость финансового сектора в целом. Конструирование макросценария, в том числе идентификация риск-факторов, которые подлежат «шоку», оценивается как значимый и сложный этап стресс-тестирования. Следует отметить, что текущие стресс-тесты включают заданный макроэкономический сценарий разного характера и сложности.
Рис. 2.5. Динамика основных индикаторов финансовой стабильности банковского сектора России[29]
В качестве итоговых объектов оценки стресс-тестов обычно выступают финансовая устойчивость банков и их ликвидность. Устойчивость банка оценивается в рамках сценарного анализа, при этом производится оценка влияния рисков на финансовый результат банка и достаточность капитала, при этом влияние риск-факторов на достаточность собственного капитала. Последний, в свою очередь, оценивается через моделирование взвешенных по риску активов. Оценка ликвидности обязательно вводится в современные программы стресс-тестирования, предполагая соответствующую комбинацию риск-факторов. Обязательной составляющей стресс-теста является оценка «эффекта домино».
На основе проведенного анализа можно сделать вывод, что на макроуровне применяются как однофакторные стресс-тесты (анализ чувствительности), так и комплексные многофакторные стресс-тесты (сценарный анализ) в зависимости от целей их проведения.
Комплексный стресс-тест предполагает наличие следующих блоков: сценарий, модель, результирующий эффект, каждый из которых включает комбинацию определенных элементов. Схематично структура макроэкономического стресс-теста приведена на рис. 2.6.
Банк России, следуя развитию международной практики, активно развивает программы стресс-тестирования банковского сектора. В 2015 году были проведены стресс-тесты с использованием двух подходов, применяемых в международной банковской практике: сценарного анализа и анализа чувствительности. В отчете о развитии банковского сектора и банковского надзора в 2015[30] г. Банк России раскрывает основные принципы проведения сценарного анализа. Так, применяемая макроэкономическая модель представляет собой систему регрессионных уравнений, с помощью которых оценивается влияние макроэкономической среды на основные показатели по каждой кредитной организации.
Рис. 2.6. Структура макроэкономического стресс-теста[31]
Параметры стресс-теста определялись на основе оценок возможного негативного влияния на экономику России мировой экономики. Сценарий 2015 г. предполагал снижение цен на нефть до 25 дол. за баррель, падение ВВП на 2,4 %, соответствующее снижение процентных ставок и фондовых индексов. Основные характеристики стресс-теста 2015 г. в сравнении со сценарными условиями 2012–2014 гг. приведены в табл. 2.2. В рамках проводимого стресс-теста учитывалась проведенная докапитализация банков через Агентство по страхованию вкладов (АСВ).
Таблица 2.2. Сценарные условия стресс-теста 2012–2015 гг.[32]
По результатам стресс-теста основные потери (71 %) связаны с доформированием резервов в связи с возможной реализацией кредитного риска. Около 15 % потерь приходится на рыночный риск, где по-прежнему процентный риск является наиболее значимым (около 60 % от совокупного объема рыночного риска). Новацией текущего стресс-теста стал учет реализации «процентного риска по балансу» – около 12 % потерь. Итоговым результатом стресс-тестирования является падение достаточности капитала в целом по банковскому сектору с 8,2 до 6,3 % (базовый капитал), основного капитала – с 8,5 до 6,8 %, совокупного капитала – с 12,7 до 10,7 %. Дополнительно в сценарии 2015 г., как и ранее, учитывался риск заражения на межбанковском рынке («эффект домино»), при этом Банк России раскрыл применяемый алгоритм проводимого анализа.
Анализ чувствительности российских банков проводился Банком России дополнительно, так же как и ранее, применительно к риску ликвидности. По результатам анализа у 36 банков мог бы образоваться дефицит ликвидности в размере 55 млрд руб. (по итогам предыдущего года 58 банков и 61 млрд руб. соответственно).
Проведенный анализ показывает в целом нацеленность Банка России на развитие подходов к проведению стресс-тестирования банковского сектора. Однако нельзя не отметить, что существующая система требует совершенствования. Прежде всего представляется необходимым раскрыть содержание и обосновать макроэкономическую модель, применяемую Банком России при стресс-тестировании банковского сектора, поскольку в настоящее время содержание модели раскрывается очень сжато. Требуют раскрытия гипотезы, положенные в основу модели, параметры модели, основные зависимости между макроэкономическими характеристиками и основными показателями банковского сектора, полученные на основе эконометрического анализа, а также обоснование применимости модели.