Глава 2
Пытаясь отдышаться, Либерти дождалась, пока Маркус добежит до фонтанчика, и перевела взгляд на озеро. Нехорошо получится, если кто-нибудь поймает ее за созерцанием пятой точки начальника. Даже если эта точка у него чертовски хороша. И даже если хозяин этой точки только что повел себя как последняя скотина.
Либерти задумчиво впитывала в себя свежесть утренних красок. Она не была в церкви уже лет пятнадцать, но каждое утро прибегала сюда и любовалась озером Мичиган, тихо благодаря Бога и любую высшую силу, готовую ее выслушать.
Она жива и здорова. У нее есть хорошая работа и зарплата, которой хватает на еду и квартиру, да еще остается на приятные мелочи вроде беговых кроссовок и стрижки.
– Либерти?! – крикнул от фонтанчика Маркус. – Либерти!
Она удивленно взглянула на начальника. Да что с ним сегодня такое? Она работала на него потому, что он всегда обращался с ней как с равной. И пусть она отлично понимала, что это всего лишь иллюзия и она не ровня такому человеку, как Маркус Уоррен, но, черт возьми, это ее иллюзия!
И работала эта иллюзия лишь потому, что бегали они всегда вдвоем и в спортивных костюмах. Но стоило ему надеть костюм за четыре тысячи долларов, а ей – лучшее из того, что продавалось в торговом центре с восьмидесятипроцентной скидкой, как иллюзия разом рассеивалась. И уж точно иллюзия не выдержит трехдневных свадебных гуляний, на которые наверняка ушло больше, чем она за всю жизнь сумеет заработать.
– Либерти! – заорал он еще громче.
Неужели он настолько не привык, чтобы женщины ему отказывали? Или кого она пытается обмануть? Таким мужчинам не отказывают. Да и зачем? Он великолепен, богат и одинок.
– Что?
– Ты нужна мне! Быстрее!
Она вдруг поняла, что он уже не стоит у фонтанчика, а склонился над урной. Черт, это же не сердечный приступ?
Неплохо натренировавшись за три года ежедневных пробежек, она со всех ног бросилась к нему.
– Ты в порядке? – выдохнула она. – В чем дело?
Обернувшись, он посмотрел на нее испуганными глазами и прижал палец к губам. И тогда она услышала тихий писк.
Опустив взгляд, она увидела нечто невероятное. Коробка, а в ней что-то маленькое, темное и подвижное.
– Ребенок? – в ужасе прошептал Маркус.
– Ребенок! – удивленно воскликнула Либерти. В детях она совсем не разбиралась, но этому явно еще и недели не было. Грязные тряпки, пятна, что вполне могли оказаться грязью, но на темной коже больше всего походили на высохшую кровь, клочки темных волос на крошечной головке… Пораженная Либерти разглядывала малыша, все еще не в силах ничего понять. Новорожденный афроамериканец в обувной коробке у мусорки.
– Она была… коробка… закрыта, – промямлил Маркус. – Услышал звук и… ребенок. Ребенок!
Малыш открыл ротик и снова запищал. На этот раз громче, и звук разом вывел Либерти из оцепенения. Иисусе! Кто-то выкинул ребенка на помойку!
– Двигайся, – приказала она Маркусу, реши тельно отодвигая начальника.
Дрожащими руками она вытащила малыша из коробки. Тряпка упала, и она увидела, что на покрытом засохшей грязью неимоверно худом мальчике даже подгузника нет.
– Бог ты мой, – прошептала Либерти, когда малыш завозился у нее в руках. Какой же он горячий!
– И что нам теперь делать? – прошептал явно запаниковавший Маркус.
– Воды. Он слишком горячий.
Он протянул ей ее же собственную бутылку, а она вручила ему свалившуюся с малыша грязную тряпку.
– Намочи ее.
Ребенок снова заерзал у нее в руках, и Либерти вдруг померещилось, что это не мальчик, которого она только что вытащила из обувной коробки, а Уильям, ее братик, которого она не только никогда не держала на руках, но даже так ни разу и не увидела. Неужели он был таким же, когда мама родила в тюрьме и его отдали в систему опеки, где он и умер?
Нет, кем бы ни был этот малыш, она ни за что не позволит ему умереть.
– Это омерзительно, – выдохнул Маркус, но она не обратила на него внимания и, скрестив ноги, уселась на гравий.
– Все хорошо, – прошептала она, капая водой в ротик ребенка. – Ты же хороший мальчик, верно? Ну конечно, хороший, умничка просто. – Мальчик замотал головой и жалобно завыл. Либерти мгновенно запаниковала. А что, если ничего не получится? И она не сможет его спасти? – Мы тебя очень любим, – заверила она малыша со слезами на глазах. – И ты очень сильный и обязательно со всем справишься, верно ведь?
– Держи. – Маркус протянул ей мокрую тряпку, только это оказалась не грязная рвань, а его собственная футболка.
Подняв глаза, она уставилась на обнаженную грудь Маркуса Уоррена, которой в любой другой ситуации не преминула бы полюбоваться, да и как не восхищаться такой красотой? Мускулистое и подтянутое, но при этом худощавое тело прирожденного бегуна…
Но тут малыш снова запищал, и она мгновенно вспомнила, что сейчас у нее есть дела поважнее, чем внезапный стриптиз начальника.
Она подняла малыша на вытянутых руках.
– Заверни его в футболку.
Маркус послушно выполнил указание, и бедный малыш запищал еще громче от внезапной смены температуры.
– Все хорошо, – прошептала она, снова пытаясь его напоить. – Тебе сейчас станет лучше.
– Может, сбегать за помощью? Что нам вообще делать?
Помощь. Точно. Именно это им сейчас и нужно.
– Телефон у меня в рюкзаке. – Маркус никогда не брал свой на пробежку. – Звони 911. – Она сама удивилась, как спокойно звучит ее голос. Словно по вторникам всегда находила малышей на грани теплового удара в помойке.
Присев на корточки, Маркус вытащил у нее из рюкзака телефон.
– Нашел. – Не задумываясь, она назвала пароль, и он набрал номер. – Мы у Букингемского фонтана нашли в мусоре ребенка!
Зачем так громко?
– Ш-ш-ш, – протянула она, успокаивая малыша, пока Маркус разговаривал с диспетчером. – А так будешь? – Окунув палец в бутылку, она прижала его к крошечному ротику.
Малыш жадно засосал, а когда она убрала палец, чтобы снова его намочить, возмущенно захныкал.
Вернув ему палец, она облегченно вздохнула и постаралась подумать. Во второй приемной семье был младенец, как его успокаивали?
Вспомнив, она начала раскачиваться вперед-назад, не обращая внимания на впившийся в ноги гравий.
– Хороший мальчик, – прошептала она, отчаянно надеясь услышать звуки сирен. – Мы тебя любим, ты со всем справишься.
Минуты мучительно шли, а у нее никак не получалось заставить малыша выпить еще воды, но он яростно присосался к кончику ее пальца. Она продолжала покачиваться и ворковать, и наконец малыш немного расслабился и свернулся калачиком у нее на руках. Либерти прижала его к себе чуть крепче.
– С ним все в порядке? – спросил Маркус.
Подняв глаза, Либерти постаралась не пялиться на его обнаженную грудь. За все три года, что у него проработала, она еще ни разу не видела, чтобы он был так близок к панике.
– Кажется, он заснул. Бедняжка. Ему же всего несколько дней от роду.
– Как его могли бросить? – Вот это уже куда больше походило на знакомого ей Маркуса. Разочарован, что мир не дотягивает до его стандартов.
– Как-то смогли.
Она снова посмотрела на ребенка, даже во сне не отпускавшего ее пальца. Если не считать грязи и жара, он казался совершенно здоровым. Правда, Уильяма она так и не увидела и не представляла, как выглядят наркозависимые младенцы. Круглая голова, припухшие глаза… Она видела фотографии здоровых малышей, что как две капли воды походили на этого… Но она же все равно в них совсем не разбирается!
– Ты само совершенство, знаешь об этом? – прошептала она мальчику, и снова посмотрела на Маркуса. – Держи футболку, намочи еще раз, кажется, он немного остыл.
Маркус безропотно ей повиновался.
– Ты отлично справляешься, – заметил он, когда Либерти снова заворачивала малыша в футболку. Младенец вздрогнул, но пальца так и не отпустил. – Не знал, что ты так хорошо разбираешься в детях. – В его голосе ясно читалось восхищение.
«Ты вообще обо мне многого не знаешь». Но вслух она этого говорить не стала, потому что еще не прошло и двадцати минут, как Маркус Уоррен сказал, что доверяет ей, потому что она всегда с ним честна.
Но пусть и не до конца честна, она никогда целенаправленно ему не врала. Она вообще ненавидела врать, но порой иного пути просто не было.
– Наверное, материнский инстинкт сработал. – Да и как иначе? Малыш отчаянно в ней нуждался, и она просто не могла его бросить.
Ребенок вздохнул, как она надеялась, довольно, и в груди у нее что-то дрогнуло.
– Замечательный мальчик. – Подавшись вперед, она поцеловала его в лоб.
Наконец-то зазвучала сирена. Рядом с ними остановилась машина скорой помощи, и санитары отобрали у нее отчаянно заоравшего младенца. И от этого крика у нее едва не разорвалось сердце.
Вслед за медиками к ним подошел офицер полиции и принялся их расспрашивать прямо у «скорой», пока Либерти пристально следила, как малышу выдают соску и заворачивают его в чистое одеяло.
– С ним все будет в порядке? – спросила она, когда один из санитаров вылез наружу и начал закрывать двери.
– Сложно сказать.
– Куда вы его отвезете?
– Ближе всего северо-западная.
Маркус мгновенно отвернулся от полицейского.
– Везите в детскую. – Он уже успел снова надеть мокрую грязную футболку.
Пожав плечами, санитар захлопнул двери, отрезав их от младенца, и «скорая» уехала.
Когда полицейский записал их последние показания, она спросила:
– Вы сумеете отыскать его мать?
В ответ он лишь пожал плечами, и Либерти вздохнула. Да и чему тут удивляться? Она сама едва пережила собственное детство, потому что у всех, за исключением бабушки Девлин, не было времени проверять, что там происходит с малышкой Либерти Риз.
– Если бы мать оставила ребенка в полицейском участке, одно дело, но это… – Он снова пожал плечами. – Не уверен, что мы сможем ее отыскать. Обычно детей бросают рядом с местом их рождения, и кто-нибудь из соседей всегда что-нибудь знает, но посреди парка?
Он повернулся, словно считал разговор оконченным.
– А что будет с ребенком? – остановил его Маркус, хотя Либерти и сама могла ему на это ответить.
Если не удастся отыскать родителей, малыш окажется в системе опеки и рано или поздно попадет в приемную семью, но, скорее всего, только после того, как закроют его дело. А на это потребуется определенное время и тогда он уже не будет таким малышом. Он будет значительно больше. Да к тому же он еще и темнокожий. А это значительно усложняет дело.
Либерти невольно посмотрела вслед уехавшей «скорой».
Полицейский улыбнулся Маркусу:
– Отдел опеки о нем позаботится.
Она непроизвольно поморщилась. У нее не было ни одного приятного воспоминания об этой структуре равнодушных людей. Повзрослев, она поняла, что они просто не справляются с огромным потоком попавших к ним детей, но все равно не могла забыть, как когда-то спрашивала, почему за ней не приходят ни мама, ни бабушка Девлин, а в ответ ей без конца твердили, чтобы она успокоилась и не думала о ерунде. Как будто она могла не думать о внезапно исчезнувшей матери.
Что же все-таки ждет этого малыша? Посмотрев на руки, она вдруг поняла, что успела привыкнуть к весу крошечного тельца.
– Маркус, – прошептала она, пока полицейский садился в машину. – Мы не можем его потерять.
– Что?
Она схватила его за руку, словно шла ко дну и лишь эта рука могла ее спаси.
– Малыш. Он окажется в системе опеки, но когда полиция закроет дело, может быть уже слишком поздно.
Маркус смотрел на нее так, словно она вдруг заговорила по-китайски.
– Поздно? Для чего?
Открыв рот, она чуть не призналась, что прошла через эту систему и знает ее изнутри, но в последнюю секунду все же прикусила язык. Она сама создала ту Либерти Риз, что стояла сейчас перед Маркусом.
Белая выпускница колледжа, мастерски управлявшая временем и деньгами, всегда ко всему готовая и разбирающаяся в любой теме. Эта Либерти Риз была бесценной помощницей, но лишь потому, что знала себе цену.
И эта женщина не имела ничего общего с другой Либерти Риз. Неряшливой дочерью темнокожей наркоманки, торговавшей собственным телом на Углу смерти в Кабрини-Грин, чтобы позволить себе очередную дозу. Каждый раз, когда мать попадала в тюрьму, Либерти отправляли в очередную приемную семью, и она не то что имени отца не знала, даже понятия не имела, был он черным или белым, а ее пристрастившийся еще в утробе матери к героину и кокаину братик умер, и она так ни разу его и не увидела.
Но все это уже не имело к ней никакого отношения. Она больше никогда не будет потерянной и слабой.
Она снова смотрела в сторону уехавшей «скорой». Но этот малыш… Он так мал и беззащитен. И одинок. Как был одинок ее брат те недели, что ему все-таки удалось прожить.
Но она не позволит этому повториться.
Открыв рот, чтобы заговорить, она вдруг поняла, что не может выдавить из себя ни слова, а в глазах стоят слезы.
Черт, неужели она сейчас расплачется? Ну уж нет. Либерти Риз не плачет. Ее чувства над ней не властны. Больше не властны.
Маркус с тревогой на нее посмотрел и снова прикоснулся к ее щеке.
– Либерти…
– Пожалуйста. – Она все же нашла в себе силы заговорить. – Маркус, ребенок…
А потом она все-таки заплакала, и уже в следующую секунду Маркус крепко ее обнял и притянул к себе.
– Все хорошо, – прошептал он, гладя ее по спине. – С ним все будет хорошо.
– Ты не можешь этого знать, – возразила она, стараясь не слишком на нем виснуть. Что вообще происходит? Маркус Уоррен ее обнимает? Успокаивает?
Впитывая в себя его запах и прикосновения, она невольно замерла на месте, необычайно остро ощущая его мужественность. Сильнейший порыв желания так внезапно наложился на панику из-за ребенка, что Либерти разом оцепенела, не в силах ни отстраниться, ни ответить на объятия. Замерев на месте, она отчаянно мечтала о большем, но при этом отлично понимала, что мечты навсегда так и останутся мечтами.
Слегка подавшись вперед, Маркус наклонил ей голову, заставляя посмотреть себе прямо в глаза. Так нечестно! Не в силах пошевелиться, она смотрела в голубые глаза того же цвета, что и озеро Мичиган в ясный день. Мало того что он идеален, богат и чертовски привлекателен, так теперь еще и эта нежданная нежность? Почему ее так сильно к нему тянет, когда она ни капельки его не заслуживает?
Осторожно проведя пальцем по ее щеке, он смахнул с нее слезинку.
– Он так тебе важен? Этот ребенок?
– Да. – А что тут еще можно сказать?
– Тогда я прослежу, чтобы с ним точно все было в порядке. – Он все еще продолжал поглаживать ее по щеке, пока его вторая рука крепко прижимала ее за талию, а уголки губ слегка дрогнули, сложившись в улыбку. И как же она хорошо знала эту улыбку! Улыбку человека, который непременно добьется желаемого.
Не в силах устоять, она подалась вперед, наслаждаясь его прикосновениями.
– Проследишь? Но зачем тебе делать это ради меня?
В его глазах что-то мелькнуло, а голова стала наклоняться к ее собственной, и Либерти вдруг поняла, что он собирается ее поцеловать. Ее начальник собирается ее поцеловать, и она не просто ему позволит, но и ответит. И куда только делись все те годы, когда она отчаянно об этом мечтала, но гнала от себя эти мысли?
Но Маркус так ее и не поцеловал.
Вместо этого он выдохнул:
– Затем, что ты очень много для меня значишь.
Она разом забыла, как дышать. Она много для него значит? Не просто ценный работник, а она сама, Либерти Риз, много для него значит?
Но тут зазвонивший будильник разом привел их в чувства, и Маркус быстро отстранился, вернув ей телефон. А она уже и забыла, что все это время мобильник был у него…
Уже восемь сорок пять? Пробежку они начали в семь.
– Через пятнадцать минут у тебя видеоконференция с Домбровски и обсуждение его проекта биоинженерной фабрики. – Несмотря на жару, после объятий Маркуса она едва ли не дрожала от холода.
– Похоже, мы немного выбились из графика, – рассмеялся Маркус. – Даже душ еще не приняли.
Она невольно представила, как они вместе моются в душе. Обычно они бежали до его квартиры, он быстро приводил себя в порядок, а она на метро ехала в офис, где принимала душ, переодевалась и приводила в порядок сделанные на пробежке записи, а в полдесятого появлялся Маркус с таким видом, словно только что сошел с красной дорожки.
Какой уж там совместный душ? Они же даже в одном здании никогда не мылись!
Правда, раньше не было ни слез, ни объятий. До этого дня физический контакт сводился исключительно к рукопожатиям да редким дружеским похлопываниям по плечу. И все.
– Позвонить и перенести встречу?
– Да, пожалуйста. Сразу после этого возвращаемся, и я сделаю пару звонков.
Вот и хорошо. Они оба сделают вид, что не было никаких прикосновений, объятий и даже приглашения на свадьбу тоже не было.
Но Маркус вдруг подался вперед и, пристально посмотрев на ее губы так, что она снова размечталась о так и не случившемся поцелуе, произнес:
– Либерти, я тебе обещаю, что мы ни за что не потеряем этого малыша.