ЛАМА. ИЗГНАНИЕ ЗЛЫХ ДУХОВ
У нашей коновязи я увидел чужого коня. Удивленный, забежал в юрту и замер, онемев: к нам приехал лама. На нем толстый красный халат, широкая полоса красной же материи перекинута через плечо. Тучный и комолый, он восседает на мягком крашенном тюфяке, поджав под себя калачиком ноги. В холодных карих, навыкате, глазах – строгость и отрешенность. Перед ним поставлены блюда, справа от него – низенький столик из-под божницы.
Оробевшая мама молча пьет чай. Заметив меня, она прошептала суровым голосом:
– Поклонись и прими благословение!
Онемевший и испуганный, зажав шапчонку под мышкой, я низко кланяюсь и подхожу к ламе. Что-то дробно и глухо простучало по голове. Это лама благословил меня зажатыми в кулаке четками. Притихший, незаметно присаживаюсь на свою кровать. Все молчим. В юрте напряженная тишина. На улице ветер, глухо шумит и постанывает лес.
К дымоходу потянулся пар, на жарком очаге вскипел котел с водой. Мама заварила благоухающий чай в медном чайнике и, низко поклонившись ламе, протянула обе руки.
– Вашу чашку, – попросила она тихим голосом.
Лама вытащил из-за пазухи что-то завернутое в синий шелк, развернул и извлек оттуда деревянную чашку. Пошевелив губами, он сильно обдул чашку и подал маме. Он налила чай, добавила в блюда хлеб, калачи, топленое желтое масло. Лама пьет, чавкает и жует, потеет, шевелит губами и бровями.
На улице раздались шаги. В юрту вошел папа. Оробевший и ссутулившийся, подрагивающими руками он заправил шапку за кушак и, вдруг упав на четвереньки, стал класть поклоны. Потом он встал и, продолжая кланяться, подошел к ламе в ожидании благословения. Лама небрежно и плашмя ударил его по голове священной книгой. Не разгибаясь, папа попятился за очаг и, смотря на ламу преданными глазами, умоляюще проговорил:
– Уважаемый ламбагай, мы безмерно благодарны вам за то, что вы осчастливили нашу юрту своим присутствием. Просим вас совершить у нас молебен и изгнать злых духов.
Откинувшись назад, лама набивает рот хлебом и беспрерывно жует.
– Постараюсь исполнить вашу просьбу, – наконец говорит он, прожевав и отдышавшись.
Я освоился и привык к ламе. Мне не терпится посмотреть как он будет выполнять просьбу папы… В суете миновал день, закрыли скот и овец. Наступил теплый безлунный вечер. Ни ветерка. В юрте ровно мерцает бледно— желтое пламя лампы. Лама листает страницы священной книги и что-то бормочет про себя. Готовится к изгнанию злых духов. Папа, мама, прибежавшая от дедушки Жалма-абгай и я – сидим в темноте и смотрим на него.
Ночь окутала землю. Лама пошарил в своей большой суме, вытащил оттуда черную, как ночь, материю и накрыл перед собой столик. Потом достал ящичек из красного дерева, а оттуда извлек бубен, расшитый зеленым шелком с кистями, который он положил, направив в сторону очага. Шея моя вытягивается к ящику все больше и больше. Появились какие-то медные и латунные чаши, тарелки, колокольчики, костяная труба— гандан. Дедушка говорил, что такую трубу делают из берцовой кости молодой девушки. Страшно и любопытно!.. Лама взял из нашей божницы медную чашу— тахил с зерном и поставил перед собой. Мы, взволнованные и робкие, наблюдаем за приготовлениями нашего избавителя от бед и злых духов.
Но вот он начинает громко читать, позванивает колокольчиком.. На столике, накрытом черной материей, кадят ароматом благовония. Рокочущим и монотонным голосом лама прочитал много страниц. Неожиданно остановившись, он поставил свою чашку на столик. Мама налила чай, добавила в блюда еды. Мы тоже чаевничаем.
Потом лама одевает на голову диковинную желтую шапку с мохнатыми кистями, которые закрывают его лицо, пододвигает к себе бубен и колокольчик. Труба— гандан из берцовой кости молодой девушки зияет двумя черными дырами. Жутко! Нахохлившись, как маленькие птенчики перед стервятником, мы сидим молитвенно сложив ладони.
Папа тушит лампу. Сидим в грозной темноте. Гремит бубен, звенит колокольчик: «Бум— бум! Дзинь— дзинь!» Лама утробно читает, восклицая: «Лаа малаа сулваан доо, гэндэн малая сулваан доо!» Нас пробирает дрожь, пот разъедает глаза, по спине бегут мурашки. В звон и гром вплетаются рокочущие звуки гандана, будто ревет бык. Страшно! Сестра мне рассказывала, что когда дуют в гандан, то собираются черти. Может быть, сейчас они все собрались в юрте? «По— ой! По— ой! По— ой!», – отчетливо кричит в экстазе лама, но до меня эти слова доносятся как: «Прочь! Прочь! Прочь!».
Ночью чертей изгнали. Утром, довольные и осмелевшие, мы провожаем ламу…