Глава 5
Адам проснулся ровно в семь утра. У двери спальни его поджидал Райан.
– Папа?..
– Да.
– Проверь, пожалуйста, почту, посмотри, прислал ли тренер Байме результаты?
– Уже посмотрел. Ты в команде «А».
Райан не разразился восторгами. Это был не его стиль. Он кивнул и постарался скрыть улыбку.
– Можно мне пойти к Максу после школы?
– Что вы собираетесь делать в такой прекрасный день?
– Сидеть в темноте и играть в видеоигры.
Адам нахмурился, хотя знал, что Райан подтрунивает над ним.
– Джек и Колин тоже придут. Мы будем играть в лакросс.
– Хорошо. – Адам свесил ноги с кровати. – Ты позавтракал?
– Еще нет.
– Приготовить «папины яйца»?
– Только если ты не будешь их так называть.
Адам усмехнулся:
– Договорились.
На миг Адам забыл и о прошлом вечере, и о незнакомце, и о «Новых игрульках», и о сайте по подделке беременности. Все это, как часто бывает с такими вещами, стало похоже на сон, и вот уже задаешься вопросом – не почудилось ли тебе? Конечно не почудилось. Адам знал это. Просто выставил блок. В результате ему удалось выспаться. Если Адам и видел сны, то не запомнил их. Он вообще обычно спал крепко. Это Коринн могла не ложиться и проводить ночи в тревожных метаниях. С течением времени Адам научился не беспокоиться из-за того, чего не мог контролировать, расслаблялся и отпускал ситуацию. Это умение отделять важное от неважного оказалось очень полезным. Сейчас Адам уже не мог сказать точно, было ли это способностью спускать все на тормозах или ставить блок.
Он сошел вниз и приготовил завтрак: «папины яйца» – омлет на молоке с горчицей и пармезаном. Когда Райану было шесть, он любил «папины яйца», но перерос это свое пристрастие – обычная история с маленькими детьми, – в один прекрасный день назвал их дрянью и поклялся больше не притрагиваться к этому блюду. Не так давно новый тренер сказал Райану, что нужно всегда начинать день с богатого белками завтрака, а посему «папины яйца» были вновь введены в обиход, как забытая музыка.
Наблюдая за Райаном, атакующим тарелку, будто она его обидела, Адам пытался увидеть шестилетнего сына, который уплетает то же блюдо в той же самой комнате. Образ никак не приходил.
Томаса кто-то подвозил, поэтому Райан и Адам добирались до школы в комфортной тишине, отец и сын. Они проехали магазин детских товаров, миновали школу карате Тайгера Шульмана. На углу в «мертвом» месте, какое есть в каждом городе и где, кажется, ни одно заведение никогда не работает, открылся новый «Сабвэй». В этом здании уже находились пекарня, где делали бублики, ювелирный магазин, центр по продаже матрасов и забегаловка «Блимпи», которую Адам с трудом отличал от «Сабвэя».
– Пока, пап. Спасибо.
Райан выпрыгнул из машины без дежурного поцелуя в щеку. Когда Райан перестал его целовать? Не припомнить.
Адам проехал по Дубовой улице мимо супермаркета «Севен-илевен» и увидел аптеку «Волгринс». Он вздохнул, припарковал машину и несколько минут просидел в ней неподвижно. Мимо проковылял какой-то дед, мертвой хваткой зажав между узловатой рукой и опорной планкой ходунков аптечный пакет. Старик взглянул на Адама сердито – а может быть, он теперь всегда так смотрел на мир.
Адам зашел внутрь, взял маленькую корзинку для покупок. Дома нужны зубная паста и антибактериальное мыло, но это только ширма. В голове промелькнуло воспоминание, как в юности он скидывал в похожую емкость какие-то туалетные принадлежности, чтобы скрыть тот факт, что на самом деле ему были нужны только презервативы, которые пролежали в бумажнике неиспользованными, пока не потрескались от старости.
Генетические тесты – на стойке рядом с аптекарем. Адам приблизился к нему, стараясь, насколько это было возможно, сохранять непринужденный вид. Он посмотрел налево, посмотрел направо. Потом взял коробочку и прочел сзади:
ТРИДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ ОТЦОВ, КОТОРЫЕ ПРОХОДЯТ ЭТОТ ТЕСТ, ОБНАРУЖИВАЮТ, ЧТО РАСТЯТ НЕ СВОИХ ДЕТЕЙ.
Он положил упаковку на полку и заторопился уйти, как будто эта коробочка могла заманить его обратно. Нет. До такого он не дойдет. По крайней мере, не сегодня.
Адам принес на кассу собранное в корзинку, прихватил упаковку жвачки, расплатился. Он вырулил на шоссе номер 17, проехал мимо еще нескольких матрасных центров (откуда на севере Нью-Джерси взялось столько точек, где продают матрасы?) и оказался около спортзала. Изменив обычной практике, он покачал вес – штанги, гантели и гири. За взрослую жизнь Адам испробовал целое попурри из разных тренировочных программ – йога (не на гибкость), пилатес (смешанный уровень), военные сборы в учебном лагере (почему бы просто не пойти в армию?), зумба (не спрашивайте), акватика (едва не утоп), спин (отбил задницу), – но в конце концов неизменно возвращался к обычной тяжелой атлетике. Иногда он получал от напряжения мышц такое удовольствие, что просто не мог себе представить, как без этого жить. В другие дни его ужасала сама мысль о поднятии тяжестей и единственной вещью, которую он соглашался поднять, бывал стакан арахисово-белкового коктейля после тренировки.
Он производил знакомые движения, стараясь не забывать о необходимости финальной паузы и сжатия мышц. Это было, как он усвоил, ключом к успеху. Не нужно просто сгибать руки. Согни, задержись на секунду, напрягая бицепс, потом разогни. Адам принял душ, сменил костюм на рабочий и отправился в свой офис на Мидланд-авеню в Парамусе. Здание было четырехэтажное, гладкое стекло и прочие архитектурные достоинства выдавали в нем типичный бизнес-центр, неотличимый от своих собратьев. Не ошибешься ни за что и за другое не примешь.
– Эй, Адам, есть минутка?
Это был Энди Гриббель, лучший помощник Адама, паралегал.[2] Когда он только начал здесь работать, все звали его Чуваком, потому что своим неряшливым видом он напоминал героя Джеффа Бриджеса. Он был старше большинства паралегалов – на самом деле и Адама, – легко мог поступить в школу права и преодолеть все барьеры, но однажды сформулировал свое отношение к проблеме так: «Это не моя ноша, приятель».
Да, он так и сказал.
– Что случилось? – спросил Адам.
– Старик Рински.
Адам, как юрист, специализировался в области принудительного отчуждения собственности – в частности, когда правительство пытается забрать землю, чтобы построить шоссе, школу или что-нибудь еще. В данном случае городская управа Кассельтона пыталась отнять дом у Рински под строительство элитного жилья. Коротко говоря, эту территорию обозначили как «нежелательную», или, в терминологии простонародья, «свалкой назвали». Некие влиятельные силы нашли застройщика, который захотел сровнять с землей все дома и построить на их месте новые – коттеджи, магазины, рестораны.
– Что с ним?
– Мы встречаемся у него.
– Хорошо.
– Может, захватить большие пушки?
Часть ядерного щита Адама.
– Пока не нужно. Что-нибудь еще?
Гриббель отклонился назад. Закинул на стол свои рабочие ботинки.
– У меня вечером выступление. Придешь?
Адам покачал головой. Энди Гриббель играл в группе, которая перепевала хиты 70-х и выступала в самых престижных притонах северной части Нью-Джерси.
– Не могу.
– Песен «Иглз» не будет. Обещаю.
– Вы никогда не играли «Иглз».
– Я не фанат, – сказал Гриббель. – Но мы впервые сыграем «Please Come to Boston». Помнишь?
– Конечно.
– Что скажешь?
– Я не фанат, – ответил Адам.
– Правда? Это душещипательная песенка. Ты ведь любишь такие.
– Она не душещипательная, – возразил Адам.
Гиббель запел: «Эй, бродяга, почему ты не осядешь где-нибудь?»
– Может быть, его девчонка достала, – предположил Адам. – Парень просит ее поехать с ним в другой город. А она заладила «нет» да «нет», а потом начинает ныть, что он сидит в Теннесси.
– Это потому, что она главная фанатка парня из Теннесси.
– Может, ему не нужны фанаты. Может, он предпочел бы иметь спутницу жизни или любовницу.
Гриббель огладил рукой бороду.
– Я вижу, к чему ты клонишь.
– Он ведь всего-то и сказал ей: «Проведем весну в Бостоне». Весну. Он не просит ее уехать из Теннесси навсегда. А она что отвечает? Она говорит: «Нет, приятель». И что это за отношение? Никаких объяснений, ни попытки понять его – просто «нет». Тогда он мягко предлагает ей Денвер или даже Лос-Анджелес. Тот же ответ. Нет, нет, нет. То есть расправь крылья, сестренка. Поживи немного.
Гриббель усмехнулся:
– Ты чокнутый, приятель.
– И потом, – продолжил Адам, чувствуя, что его понесло, – она заявляет, что, мол, в этих больших городах – Бостоне, Денвере, Лос-Анджелесе – нет никого похожего на нее. Какое самомнение, а?
– Адам?
– Что?
– Ты, кажется, наворотил лишнего, брат мой.
Адам кивнул:
– Верно.
– Ты любишь перемудрить, Адам.
– Так и есть.
– И потому ты – лучший адвокат, какого я знаю.
– Спасибо, – сказал Адам. – И нет, ты не уйдешь с работы раньше из-за своего выступления.
– Да ладно. Не будь таким.
– Прости.
– Адам?
– Что?
– Парень в той песне. Бродяга, который просит ее отправиться с ним в Бостон.
– Ну?
– Ты должен отдать справедливость девушке.
– Это как?
– Парень говорит, что она сможет продавать свои картины на тротуаре у кафе, где он надеется получить работу. – Гриббель развел руками. – И что это за финансовое планирование?
– Туше́, – признал Адам с легкой улыбкой. – Может, им вообще лучше расстаться.
– Не-е. Между ними есть что-то хорошее. Это слышно по его голосу.
Адам пожал плечами и направился в свой кабинет. Приступ красноречия приятно отвлек от забот. Теперь он снова заперся в собственной голове. Скверное место. Адам сделал несколько звонков, встретился с парой клиентов, проконсультировал паралегалов, удостоверился, что инструкции выполняются. Мир движется дальше. Возмутительно. Адам осознал это, когда ему было четырнадцать и его отец внезапно умер от сердечного приступа. Мальчик сидел рядом с матерью в большой черной машине, смотрел в окно и видел, что все остальные люди продолжают жить своей жизнью. Дети ходят в школу. Родители – на работу. Машины сигналят. Солнце все так же светит. Его отец умер. И ничего не изменилось.
Сегодня ему снова пришлось вспомнить об очевидном: миру нет никакого дела до нас и наших мелких и крупных проблем. Мы этого так и не понимаем. В нашей жизни происходят потрясения – разве остальные люди не должны хоть что-то заметить? Но нет. Для окружающих Адам выглядел таким же, как прежде: вел себя так же, чувствовал то же самое. Мы злимся, если кто-то подрезает нас на дороге, слишком долго делает заказ в «Старбаксе» или не отвечает так, как мы ожидаем, и мы не представляем, что в душе эти люди, возможно, имеют дело с проблемами промышленного масштаба. Возможно, их жизнь рассыпается на кусочки. Может статься, они переживают какую-нибудь неизмеримую трагедию, а их существование в границах разума висит на волоске.
Но нас это не заботит. Мы не видим. Просто продолжаем переть напролом.
По пути домой Адам переключал радиостанции, пока наконец не остановился на каком-то канале, где шли бестолковые дебаты о спорте. Мир – арена распрей и борьбы; слушать людей, которые бьются за нечто настолько бессмысленное, как профессиональный баскетбол, было приятно.
Адам доехал до дома и был немного удивлен, заметив на подъездной дорожке принадлежавшую Коринн «хонду-одиссей». Продавец без тени эмоций на лице называл цвет машины «темно-вишневая жемчужина». К задней багажной дверце была прикреплена овальная наклейка с названием их города, написанным черными буквами, – по-видимому, престижная татуировка для автомобильного племени, принятая в современной провинции. Там же красовался круглый стикер с перекрещенными палками для игры в лакросс и надписью «Пантера лакросса», талисман города, и еще один с огромной буквой W, обозначавшей среднюю школу «Уиллард», где учился Райан.
Коринн вернулась домой из Атлантик-Сити раньше, чем ожидалось.
Это нарушило планы Адама. Весь день он прокручивал в голове варианты грядущего непростого разговора, часами ходил по кругу, опробовал несколько разных подходов, но ни один не показался ему единственно верным. Адам понимал, строить планы бессмысленно. Заговорить о том, что рассказал ему незнакомец, – поставить Коринн перед фактами, которые он теперь считал неопровержимыми, – это все равно что вырвать чеку из гранаты (расхожее сравнение). Невозможно предугадать реакцию.
Будет ли она отпираться?
Может быть. Пока еще сохранялась вероятность невинного объяснения всей истории. Адам старался оставаться человеком широких взглядов, хотя его чувства больше походили на призрачную надежду, чем на соображения из разряда «не суди сгоряча». Он припарковался рядом с «хондой» жены. У них был гараж на две машины, однако в нем поселились старая мебель, спортивный инвентарь и прочие атрибуты эпохи избыточного потребления. Поэтому они с Коринн оставляли своих «коней» на подъездной дорожке.
Адам вышел из машины и двинулся к дому. На газоне было чуть больше коричневатых проплешин, чем хотелось. Коринн обязательно заметит и начнет причитать по этому поводу. Ей трудно просто наслаждаться жизнью и относиться к таким мелочам спокойно. Нет, она будет все исправлять и делать как нужно. Адам считал себя человеком, который живет сам и дает жить другим, но окружающие могли принять такое отношение за банальную лень. У их соседей – семейства Бауэр – газон выглядел так, будто на нем вот-вот начнутся соревнования профессионалов по игре в гольф. Коринн не могла удержаться от сравнений. Адаму было плевать.
Открылась входная дверь. Вышел Томас со спортивной сумкой на плече, одетый в «выездную» форму. Он улыбнулся отцу; во рту свободно гуляла капа. По груди Адама разлилось знакомое тепло.
– Привет, пап.
– Привет, что случилось?
– У меня игра, помнишь?
Вполне понятно, что Адам действительно забыл, хотя это объясняло, отчего Коринн постаралась вернуться домой раньше.
– Правильно. С кем играете?
– «Глен рок». Мама меня отвезет. Ты придешь попозже?
– Конечно.
Когда в дверях появилась Коринн, у Адама душа ушла в пятки. Жена все еще оставалась красавицей. Если Адам испытывал трудности с тем, чтобы представить себе, как выглядели его дети, когда были младше, то в случае с Коринн творилось нечто почти обратное. Он продолжал видеть ее двадцатитрехлетней сногсшибательной красоткой, в которую влюбился. Конечно, если вглядеться с пристрастием, угадывались и морщинки вокруг глаз, и некоторое возрастное округление форм, но Адам не замечал, что жена стареет, – не то это была любовь, не то он видел ее каждый день, и потому изменения происходили постепенно и незаметно.
Волосы Коринн были влажными после душа.
– Привет, дорогой.
Он стоял столбом.
– Привет.
Она поцеловала его в щеку. Ее волосы восхитительно пахли сиренью.
– Ты сможешь забрать Райана?
– А где он?
– Играет у Макса.
Томас поморщился:
– Не говори так, мам.
– Как?
– Играет. Он в средней школе. Это шестилетки играют.
Коринн вздохнула, но с улыбкой:
– Хорошо, пусть будет так: он на собрании у Макса. – Она перевела взгляд на Адама. – Ты заберешь его перед тем, как придешь на игру?
Адам поймал себя на том, что кивает, хотя не испытывал желания выполнить просьбу Коринн.
– Конечно. Мы присоединимся к тебе на игре. Как было в Атлантик-Сити?
– Прекрасно.
– Эй! – вмешался Томас. – Может, потом поболтаете? Тренер бесится, если мы не приезжаем хотя бы за час до начала игры.
– Точно, – подтвердил Адам. Потом, обернувшись к Коринн, он попытался сделать вид, что все в порядке. – Мы… поболтаем потом.
Однако Коринн задержалась с ответом на полсекунды, а это немало.
– Хорошо, нет проблем.
Адам стоял на ступеньке и следил за тем, как жена и сын идут по дорожке. Коринн нажала кнопку на пульте, и задняя дверца минивэна открылась зевком гигантской пасти. Томас кинул внутрь сумку и забрался на переднее пассажирское сиденье. Пасть закрылась, проглотив все снаряжение. Коринн махнула мужу. Он поднял руку в ответ.
Они познакомились в Атланте во время пятинедельного тренинга перед вступлением в «Литворлд» – благотворительную организацию, которая посылает учителей в далекие края обучать людей грамоте. Это было до наступления тех времен, когда каждый ребенок ездил в Замбию, чтобы построить там хижину и описать это деяние в анкете при поступлении в колледж. Надо сказать, что все волонтеры уже имели законченное образование. Они были искренни, иногда даже чересчур, но душевно настроены правильно.
Их встреча произошла не в кампусе Университета Эмори, где они занимались, а в соседнем баре. Студенты старше двадцати одного могли там мирно выпить и пофлиртовать под скверное кантри. Она была в компании своих подружек, он – с ребятами. Адам искал себе подругу на ночь. Коринн рассчитывала на большее. Группы сходились медленно, юноши подходили к девушкам, как в хорошо отрепетированном танце из дешевого фильма. Адам предложил Коринн угостить ее каким-нибудь напитком. Она согласилась и добавила, что это ничего ему не даст. Он все равно купил ей выпивку, сопроводив это на удивление мудрым замечанием: мол, вечер только начинается.
Принесли напитки. Завязался разговор. Все шло хорошо. Где-то ближе к ночи, незадолго до закрытия заведения, Коринн сообщила, что рано потеряла отца, и тогда Адам, который никогда ни с кем об этом не говорил, изложил ей историю смерти своего родителя и завершил рассказ упоминанием о том, как миру не было дела до его горя.
Их объединили семейные трагедии. С этого все и началось.
Когда они только поженились, то жили в тихой квартирке рядом с 78-м шоссе, соединявшим соседние штаты. Адам пытался помогать людям, работая в качестве государственного защитника. Коринн преподавала в самых неприветливых окрестностях Ньюарка, Нью-Джерси. Потом родился Томас, и настала пора перебираться в более приличный дом. Это казалось само собой разумеющимся. Адама не слишком волновало, где они будут жить. Какая разница, будет ли их дом временным пристанищем или более классическим вариантом, как нынешний. Он хотел видеть Коринн счастливой, причем не столько потому, что был таким уж молодцом, сколько потому, что место жительства не имело для него большого значения. И тогда Коринн по очевидным причинам выбрала этот город.
Может быть, ему уже тогда следовало притормозить ее, но, будучи человеком молодым, он как-то не видел в этом смысла. Он позволил ей выбрать дом, потому что она хотела жить именно в таком. Город. Дом. Гараж. Машины. Сыновья.
А чего хотел Адам?
Он не знал, но этот дом – в таком районе – вызвал напряжение в сфере семейных финансов. Кончилось тем, что Адам перестал работать государственным адвокатом и занял должность с более высоким окладом в юридической фирме «Бечманн, Симпсон и Фиглс». Это не было пределом его мечтаний – ровный, хорошо вымощенный путь, на который рано или поздно вступает мужчина вроде него: спокойное место, где вырастут дети, милый домик с четырьмя спальнями, гараж на две машины, газовый гриль на дощатой террасе с видом на задний двор.
Премило, не так ли?
Трипп Эванс с затаенной тоской назвал это «проживать мечту». Американскую мечту. Коринн ему бы поддакнула.
«Не нужно было вам с ней оставаться…»
Конечно, это неправда. Мечты сотканы из тончайшей, бесценной материи. Нельзя разрушать их походя. Какая неблагодарность, какой эгоизм, какая глупость не понимать, что ты – счастливчик, баловень судьбы.
Адам открыл дверь и прошел на кухню. Стол завален чем ни попадя: домашнее задание по ранней американской истории явно довело кого-то до изнеможения; Томасов учебник алгебры открыт на задаче выделить полный квадрат в квадратичной функции f, заданной выражением f(x) = 2×2 – 6x = 4; под корешок книги засунут карандаш второй твердости; повсюду обрывки миллиметровой бумаги – несколько упало на пол.
Адам нагнулся, поднял их и вернул на стол. Мгновение он смотрел на эту домашнюю работу.
«Действуй осторожно», – напомнил себе Адам. На кону стояли не только его и Коринн мечты.