Пролог
Осень, мимо пролетают листья, падающие с деревьев, моросит мелкий дождь. Вот и новый рейс межу Москвой и Ярославлем. За этот год я уже раза три катался по почти, что родному мне маршруту. Припарковавшись на одной из стоянок, я вышел из машины и побрёл к небольшому ларьку, возле остановки. Купив бутылку воды и пару пирожков, я осмотрелся и направился к остановке. Да, мокнуть под дождем, даже мелким приятного было мало, но и идти в душную кабину ГАЗа тоже не хотелось. Остановка как всегда мелькала разноцветными объявлениями о продаже, об отдыхе, об услугах. Тут же красовались и яркие плакаты предвыборной кампании того или иного кандидата и партии. Через неделю должен был состояться день выборов. Подойдя ближе, я заинтересовался, читая про обещания и достижения лиц, смотревших на меня с удивительной честностью и непредвзятостью. Я никогда особо не верил в то, что от выборов есть какой-то толк, но как законопослушный гражданин, конечно же, учувствовал в них. Плакатов было немного, всего три, точнее четыре. Четвёртый я заметил не сразу. Он висел в самом конце, потрёпанный ветром, разрисованный маркерами видимо старания местной молодёжи. Впрочем, стоит отметить, что и остальным тоже досталось ничуть не меньше, но в этом было что-то такое, что приковывало взгляд.
– Алексей Павлович Вавилов, – не спеша прочитал я, глядя на стройного подтянутого мужчину.
По его серьёзному взгляду карих глаз можно было предположить, что он скорее относится к военным, нежели к бизнесу. Впрочем, и элегантный чёрный костюм ему шёл ничуть не меньше чем военная форма.
Даже не зная его, можно было почувствовать, что этот человек добивается своих целей и не бросает слов на ветер.
– Да… Хороший он, много людям простым добра делает, – послышалась
где-то справа от меня, от чего я даже подпрыгнул и обернулся. Рядом стоял пожилой старичок с белыми, как снег волосами, опираясь на деревянную клюку. За его плечами висел небольшой, но судя по всему полный походный рюкзачок, серого цвета.
«Ещё один купленный» – подумал я недовольно. Вспоминая недавний скандал с директором нескольких компаний Игорем Зарневым1, который тоже баллотировался на пост губернатора, но был снят, из-за своих афер с подкупом избирателей.
Видимо это так явно отразилось на моём лице, что старичок только усмехнулся и покачал головой.
– Да нет, не расхваливаю я его, а говорю то, что знаю. Знаю я и его, и отца его знал, и даже прадеда. Древний этот род. Со своей историей. Много его предкам пережить пришлось. Его ведь прабабка знатного рода была, а вот прадед из наш их, из деревенских. Думаешь как такое возможно? А вот возможно оказывается… Судьбе то оно виднее у кого сердце чище, тому она и помогает. Ты внучок не торопишься?
Я помотал головой. Время у меня пока ещё было, обратно мне всё равно раньше, чем послезавтра не надо, так что могу и задержаться немного. Да и дождь как назло усилился, ехать в такую погоду было совсем не охота.
– Ну… Раз не торопишься, то расскажу я тебе пожалуй всё что знаю, что бы ты не думал что Лёшка наш людей честных за пакет гречки али манки подкупает да заставляет небылицы рассказывать. Коль посмотреть потом захочешь, так и дорогу до тех мест опишу. Тут недалеко, часа три всего будет, а на твоей машинке и того быстрее.
Дед помолчал, явно собираясь с духом и думая как начать, а я замер, приготовившись услышать удивительную историю из прошлого.
– Значится было это дааавно… ещё в мирном 1910 году, про революцию тогда и подумать не могли, по крайней мере, простой народ. Что ему? Урожай бы собрать, да скотину вырастить, зиму перезимуем, да и на том спасибо.
Дед говорил тихо, а я всё пытался представить себе далёкое время, которое никогда не знал, а лишь видел на экранах телевизора или на страницах книг….
***
Вечер… Тихое время, солнце близится к закату, а на берегу реки сидят трое мальчишек. У одного из них в руках самодельная толстая удочка из хорошей ивы. Впрочем, сидит он здесь даже не столько ради рыбы, сколько ради хорошей компании.
– Да не будет она клевать. Ветер дует, да тучи вон в стороне Сорловки собираются.
Так глядишь, через пару часов и до нас дойдут, – флегматично зевая, замечает один, поглядывая на дальний берег, где и правда виднеется небольшое, но чёрное облако.
– Ну, нет, так нет, а если и поймаю, то лишним не будет. Хоть ухи на утро сварим, а может и мелочь, какая попадётся, Буську покормлю.
– Буська твой уже и так закормленный. У нас ни одна скотина так не выглядит, как твой кошак и как только в него только влазит столько.
И ведь двигается до сих пор.
– И двигается, И мышей ловит. И даже крыс! Так вот. Так что кормил и буду кормить. Я ж тебя сюда не заставлял с нами идти.
Собеседник лишь хмыкнул, ложась на теплую, нагретую солнечными лучами землю.
– Заморыш, ты то чего притих? – удивился Тимка, глядя на своего второго спутника.
– Думаю я. Отец говорит, что учиться мне надо. В город ехать, только куда? У нас и крыша прохудилась, и забор новый ставить надо. На хозяйство денег нет, а он всё с учёбой своей заладил. Писать, читать обучен, и ладно. Всё равно я никуда из нашей деревни уезжать не собираюсь. Здесь родился. Здесь и жить буду.
– Ну не скажи. Учится, оно всегда полезнее будет. И почёт, и уважение, да и денег куда больше будет.
Вон старики рассказывали, что поместье раньше тоже захудалым было, пока Павел Иванович не выучился, да на родину не вернулся. И вернулся то с наградами, с уважением в обществе
– Ну… То он, а то мы с вами. Им по жизни обученными быть надобно, а у меня другая забота, – лениво отмахнулся мальчишка, сорвав длинную травинку. И покручивая в руках.
– Ат-ты ж! Сорвалась зараза, – в сердцах сплюнул Тимофей глядя на оборванную леску – До чего рыба наглая пошла, и сильная. Ладно уж, пошлите по домам, нечего здесь делать больше.
Смотав удочки и забрав банку с оставшимися червями, подросток направился прочь от реки, а его товарищи последовали за ним.
Гроза ударила ночью, все жители мирно спали в своих домах, и вроде бы ничего особенного не предвещало, если бы не дикий крик, пронзивший ночную, предрассветную тишину.
– ПОЖААААР!!!
Люди выскакивали на улицу, оглядываясь по сторонам. Дом, стоящий на окраине деревни, охватило яркое пламя, которое было видно далеко.
Огонь удалось потушить быстро, всё же пусть и не часто, но и не впервой вспыхивали.
Когда над уставшими людьми взошло солнце, кто-то из мужиков приметил слабый стон, которых исходил от обломков. Люди раскидали завал и обнаружили три тела. Мужчина и женщина были обуглены, не оставалось никаких сомнений в их смерти, но рядом с ними лежал парнишка, лет 11 отроду, которого женщина закрыла собой.
– Спаси и сохрани, Господь души, ушедших безвременно, – со вздохом проговорил мужчина, который обнаружил находку. – Мало пожили, да и сын всего один был, видать грешили много, и на этом род их прерваться должен.
Мужики, стоявшие рядом, сняли шапки, опустив головы. Все молчали, никто не решался произнести хоть слово. Семью эту в деревне хорошо знали. Умница и красавица Ольга была доброй и чуткой женщиной, никогда в помощи не отказывала, а муж её Степан был мастером на все руки. И пилил, и строгал. Грамоте был обучен, по молодости путешествовал много, а потом осел в деревне, женился. Сын родился, да только на этом и кончилось счастье. Ольга молода была, первые роды оказались тяжёлыми, как потом ни старались, но потом детей уже породить не смогли. Да и этот ребёнок был слабым, если бы не бабка Пелагея, которая считалась лучшей травницей в округе, мог бы и не выжить. Но он выжил, рос любознательным, но добрым и трудолюбивым парнем. Помогал родителям, соседям. Очень любил лошадей, знал о них почти все, что можно только знать. Степан, видя способности сына не раз говорил, что ему нужно учиться. Старался поощрять хорошую учебу, да только Пашке это было не нужно. У него было уже дело, которому он хотел посвятить себя. И это дело было – лошади. Уже сейчас в неполные двенадцать лет он знал о них все. Он мог часами проводить время рядом с этими гордыми и красивыми животными.
Даже самая старая кляча, которая едва волочила ноги казалось ему просто необыкновенной.
– Мужики гляньте, так ведь парнишка то живой! – крикнул вдруг кто-то, внимательно осматривая тело. Все тут же повернулись к нему, и действительно спустя несколько секунд послышался тихий кашель. Не оставалось никаких сомнений, что он действительно жив.
– Давайте вытаскивайте его. Воды принесите срочно! Пелагею позовите кто-нибудь!
Никто даже не успел оглянуться, как возле толпы замелькал довольно шустрый мужчина лет эдак сорока-сорока пяти. Не смотря на низенький рост и полноту тела, он успевал быстро-быстро бегать, отдавая различные указания, возвращаться, говорить что-то ещё и снова исчезать.
Именно таким был староста деревни «Верхние Иволги» – Дорофей Игнатьевич. Помелькав ещё немного туда-сюда, он вновь выглянул вокруг разрушенного дома и наконец, заметил двух мальчишек.
– Тимка, Васька присмотрите тут за ним, как в себя придет, что бы глупостей ни наделал, а я до усадьбы и обратно.
Конечно, кому-то такая просьба могла бы показаться странной. Зачем просить мальчишек, ведь есть взрослые люди, но у всех у них свои дела, они рано или поздно разойдутся, а мальчишки, которые летом целыми днями слоняются на улице, обязательно присмотрят за товарищем. Тем более что с Тимкой их действительно можно было назвать друзьями. Жили мальчишки близко, целыми днями бродили то на речке, то по лесу, а то и просто в поле, где паслись лошади.
Тимофей внимательно слушал о том, что говорит Пашка, хоть и был его старше на целый год.
Отдав последние указания, он ещё раз посмотрел на происходящее и, оседлав старую кобылку, кинулся к поместью Павла Ивановича Вавилова.
До поместья конечно было не очень далеко, можно и пешком дойти, но только подниматься в гору, при его фигуре было не так просто, да и барин должен был сегодня уехать в город, а уезжал он, как правило, рано.
Стоит отметить, что в этих землях никогда особо не измывались над крестьянами. По крайней мере, Вавиловы были теми, кто ценил и уважал труд простого народа. И народ отвечал взаимностью. Павел Иванович Вавилов, был отставным военным. Человеком строгим, но справедливым. Любил порядок во всем и никогда не отказывал в помощи, если конечно он мог чем-то помочь. Тридцать пять назад он вернулся в родные места, после ранения, но о семье не думал. Нужно было поднять то, что было развалено со смертью его родителей. Издавна за Вавиловыми числилось три крупных деревни. «Верхние Иволги» «Сартиха» и «Костени», только без должного ухода все даже самое хорошее пойдет прахом. Лишь через десять лет, когда все пришло в норму, отставной прапорщик мог подумать и о своей семье. Женился он не сразу, хотя в округе и было много молодых, да привлекательных девушек, но он присматривался. Искал ту, что полюбится ему сердцем, благо, что сейчас он мог сам уже выбирать себе жену, не обращая внимания на указы. Так и случилось, ещё лет через пять он встретил ту, которую полюбил всем сердцем.
Елизавета Михайловна была молодой, скромной девушкой, из такого же почти разорившегося рода. Конечно, вряд ли кто-то посчитал бы это удачной партией, но сердцу приказать сложно. Не смотря на разницу в десять лет, они прекрасно понимали друг друга, оба любили музыку, книги. Тем более она обладала очень хорошей смекалкой, которой обладали не все мужчины.
Павел любил и уважал жену. Несколько лет они прожили счастливо в браке.
Было ясно, что вдвоем они действительно могут достичь ещё больших успехов. Но то ли род Вавиловых действительно был проклят, как шептались в деревнях, то ли что-то другое, но родив свою первую и единственную дочь под конец теплой осени, Елизавета не выдержала этого и умерла при родах. Спасти её не смогли. Если бы не дочь, Павел бы наверняка сошел с ума, но этот маленький, крохотный кулечек с яркими голубыми глазами заставил его жить, как только он взял её на руки. Изначально он хотел назвать дочь в честь той, кого любил всю жизнь, но понимал, что она была бы против этого, ведь она сама не раз говорила, что дети не должны повторять судьбу родителей. Немного подумав, он окрестил малышку в честь своей матери – Мария и почти тут же отдал на воспитание Евдокии Степановне. Евдокия была одной из крестьянок, которая еще с младых лет прислуживала в доме. Даже когда вышел указ об отмене крепостного права, семья девушки предпочла остаться здесь. Им не хотелось другой доли, им хотелось приносить пользу тем, кого они знали всю свою жизнь.
У самой же Евдокии было двое братьев и пять сестёр, а поскольку она была старшей, то и опыта в обращении с детьми у неё было достаточно. Взяв на руки хныкающий кулек с новорождённой, она начала напевать тихую колыбельную, укачивая её на руках, и действительно через пару минут девочка уже мирно спала, убаюканная мелодией. Конечно, Павел не полностью бросил дочь, он старался делать для нее все что мог, но все же дел было много и приходилось уходить полностью в работу, чтобы не слишком тосковать по жене, ведь каждый раз глядя на дочь он видел в ней её. Не смотря на приличный для мужчины возраст, он не мог сидеть на месте, находясь в постоянных разъездах. Не редко он уезжал и в Первопрестольную, откуда его не было несколько дней. Вот и сейчас выйдя на крыльцо дома, он осматривал своё подворье, вспоминая, все ли он взял в дорогу. Поездка предстояла быть долгой. Не меньше недели, а то и двух, благо, что особых проблем не было и можно было оставить владения без усиленного присмотра. Впрочем, с тем, что проблем не было он, пожалуй, поторопился. Это стало ясно, когда к поместью запыхавшись, подбежал староста Иволог, спешиваясь с коня. Видимо Дорофей всё же сильно нервничал, а потому и дыхание было тяжёлым.
Конечно, он был здесь не таким редким гостем, да и появлялся не всегда с плохими новостями, но если на лице Дорофея была бледность, что вряд ли новость могла быть хорошей. Однако торопить он его не собирался, давая возможность отдышаться. А за одним вспоминая, что могло случиться.
Ведь вполне возможно, что в заботах, он мог и упустить что-то важное.
Память иногда подводила.
– Павел Иванович, проблема у нас… – кое-как отдышавшись, проговорил староста – Дом Степана Савельевича сгорел. Молния попала. Вместе они с Ольгой погибли, только Пашка один выжил, хоть и состояние тяжелое. С ним сейчас Пелагея быть должна.
Дом мы отстроим, конечно, но ведь надо как-то помочь парнишке, – закончив свою речь, староста посмотрел на помещика, ожидая ответа, однако Павел молчал. Он очень хорошо знал эту семью. Со Степаном они были погодки, общались ещё с давних пор. И хотя родители Павла относились не слишком лояльно к подобной «дружбе», но все же юному барину было куда интереснее бегать с обычными мальчишками, чем со сверстниками, которых впрочем, в этих местах было и не так много.
Он знал, что когда-нибудь все это перейдет к нему и считал, что хороший барин должен знать, чем живет его народ. Он не боялся трудностей или неодобрений, считая, что будет поступать так, как велит ему честь и совесть. Однако прошло время и детские игры стали постепенно забываться. Павел поступил в Николаевскую военно-техническую академию и уехал из родных мест. Появлялся он не часто, да и ненадолго. В основном запираясь у себя в комнате и проводя время с научными книгами. Впрочем, однажды судьба распорядилась иначе. Возвращаясь летом в родные края, юный кадет проезжал с другого берега реки Иловки и заметил тонущего паренька, примерно его возраста, который, не смотря на отчаянное сопротивление, не мог справиться с быстрой рекой, и выплыть на берег. Было видно, что с каждой попыткой, силы покидают его все быстрее.
Раздумывать было некогда. Павел соскочил с коня и бросился в воду. Молодой, натренированный организм юноши оказался лучше, чем у его ровесника. Быстро доплыв до места, он подцепил теряющего сознания паренька и, поплыв в противоположную сторону, выбрался на соседний берег. Уже там убедившись, что ему ничего не угрожает, он, подождав немного, переплыл обратно и, вскочив на коня, отправился к себе, не дожидаясь пока спасенный очнется. Ему не нужна была слава, не нужна была благодарность или сплетни, которые резво разносились по округе. Неизвестно даже как отреагировали бы его родители на такую новость. Поэтому и рисковать лишний раз не стоило. Он даже не был уверен, что его спасенный запомнит, кому он обязан жизнью, ведь когда его подхватили, он уже был без сознания. Но Степан запомнил, очень хорошо запомнил.
Да он был без сознания, но когда очнулся, то увидел лишь спину, переплывающего, который среди деревенских жителей выделялся хорошей офицерской выправкой и необычным способом плаванья. До этого он никогда не видел такой.
Повертев головой, мальчишка услышал и призывное конское ржание, раздающееся на соседнем берегу. Это был статный, черный конь, явно из барских конюшен. Такой холености не было у обычных крестьянских коней. Доплыв до берега, спаситель вскочил на коня и помчался в сторону Иволог, за которыми как раз и находилось поместье Вавиловых. Полежав ещё немного, и уняв головокружение, Степан встал и не спеша направился к дому. Он решил никому не рассказывать о случившемся, испугался, что могут быть неприятности и не только для него, однако твердо решил не забывать этот поступок. Прошло время, Степан вырос, женился, долгое время у него не было детей, но вот однажды судьба все же сжалилась над ним, подарив единственного сына, которого он назвал Павлом. В деревне не редко шептались о причине такого имени, и она была совсем не далека от истины, но все же истинную правду знали лишь двое.
Павел прикрыл глаза, вспоминая тот период своей молодости. Они и потом не раз виделись со Степаном, который стал хорошим мастером своего дела, но все же пропасть, которая разделяла их, была куда глубже, чем чувства благодарности или какой-то детской дружбы.
– Так… Что с Пашкой то делать? – вывел его из задумчивости вопрос Дорофея Игнатьевича, который так и не дождался ответа и решил все же уточнить
– Пусть ко мне идет, как в состоянии будет. Он вроде с лошадьми умеет обращаться. Вот и будет подмога Федору. Все одно лучше Яшки. Пока дом заново не отстроим, будет жить здесь. Ну а там… А там посмотрим.
– Как прикажете, барин, – облегченно вздохнул Дорофей, вскакивая на свою старую пегую кобылку и отправляясь в деревню. По его разумению за это время Пашка уже должен был прийти в себя. Может быть, сейчас он и не в состоянии будет, но ведь передать слова Павла Ивановича ему было просто необходимо.
Добравшись до разрушенного дома, он огляделся Пашки, и мальчишек рядом уже не было, а завал потихоньку разбирали. Немного подумав, он отравился на другой конец деревни, где стоял дом Федора Красина, который был ещё и зятем Пелагеи Никифоровны.
Остановившись у старого, но добротного дома, он открыл калитку и, подойдя, толкнул дверь в дом. Знал, что дом запирается лишь на ночь, брать у Красиных было нечего, а дома если кто и был, то сама Пелагея. Федор с утра до ночи пропадал на барском подворье, неся службу конюха, а его младший сын Яшка почти всегда был при нем. Старшие то давно уже своими семьями жили. Кто здесь, кто в соседних деревнях, а кто пошустрее и в город подался. Скрипнув дверью, он прошел в чистую, уютную комнату, но и там не было никого. Постояв, он уже собирался уходить, как услышал за спиной шаги. Обернувшись, он увидел Пелагею.
Это была небольшого роста женщина, с морщинами на лице и седыми короткими волосами. От неё всегда пахло разными травами, настойками, но одежда была чистой и опрятной.
– Доброго дня Вам, Пелагея Никифоровна, – с вежливой улыбкой проговорил староста – А где пациент ваш? Я его признаться тут чаял застать.
– Да напоила я его отваром, раны какие были, обработала, да и отпустила. Все одно на свежем воздухе ему сейчас лучше чем в доме. Природа она лечит лучше, чем узкие стены. Вы Дорофей Игнатьевич его на реке поищите, вроде как туда они с Тимкой отправились, хотя и на поле могли заглянуть. Любимое дело оно тоже полезным считается.
Староста кивал, слушая её и соглашаясь почти с каждым словом, лишь, когда она закончила и присела в уголке, взяв в руки клубок и спицы, то пожелал ей доброго здравия и вышел за дверь, отправляясь к реке. На этот раз ему повезло, трое мальчишек были действительно там, хотя Пашка в отличие от товарищей лежал на берегу, молча глядя в небо, на проплывающие белоснежные облака. Казалось, что он не видел ничего кроме них. Он не реагировал не веселые крики друзей, на пение птиц, даже когда Дорофей подошел и легонько потряс его за плечо, подросток не отреагировал. Лишь после более сильного толчка он все же повернул голову и посмотрел на старосту.
– Ты как? Ходить можешь? – с некой заботой и теплотой в голосе поинтересовался Дорофей и, получив утвердительный кивок продолжил.
– Пошли тогда, Павел Иванович велел тебя привезти, сказал, что ты пока у него поживешь, пока дом ваш заново не отстроим. Будешь Федору Кузьмичу помогать, лошадей ведь ты любишь, и они к тебе тянуться, не то, что к Яшке, который, наверное, давно бы все забросил, будь на это его воля.
Пашка никак не отреагировал, он лишь молча встал и поплелся в сторону дороги.
– Стой ты! Куда собрался? – окликнул его мужчина – Давай-ка садись на Маруську.
Она хоть и старушка, но все же ещё крепкая, уж довезет как-нибудь. Все лучше, чем пешком по жаре топать.
Дорофей подошел к кобыле, взяв её под уздцы и дожидаясь пока Пашка примостится позади, погнал к поместью. Ему хотелось успеть до того момента, как Павел Иванович все же покинет эти места. Приехав, он прошел в дом, и, проведя за собой мальчика, постучался в крепкую дубовую дверь, которая вела в кабинет барина. Получив разрешения войти, он подтолкнул туда юнца и вошел следом. Убедившись в том, что все сделано как надо, он распрощался и вышел. Дел было еще много, и до полудня нужно было успеть сделать хотя бы половину. О чем говорили в кабинете, он не знал, да и не слишком хотел, своих забот всегда хватало. Когда через полчаса Пашка вышел оттуда, старосты уже не было. Находясь все ещё в таком же безразличном состоянии, он отправился вниз к конюшням, где должен был ждать Федор. Спустившись вниз, он открыл дверь и неожиданно столкнулся с кем-то.
– Ой… Извините..-пробормотал Павел – Я нечаянно.
Необходимость посмотреть с кем же он все-таки столкнулся, заставила его оторвать глаза от пола. Подняв взгляд, он почувствовал ещё большее неловкое смущение. Перед ним стояла девочка, примерно его возраста, может чуть младше в красивом голубом платье и букетом обычных полевых цветов, который от неожиданного столкновения разлетелся по полу, а так же какой-то книжкой в руке.
– Я….Вы… Вы не ушиблись? – уточнил он, не зная как можно загладить вину за свою неловкость и мысленно ругая себя и свою неудачную жизнь.
Однако девочка явно не собиралась ругаться.
Для нее встреча тоже была шоком, ведь впервые за долгое время она так близко видела кого-то из своих сверстников. Она почти никуда не выходила одна из дома, а Яшка, который часто проводил дни на конюшне рядом с отцом, был старше её года на два и посматривал на окружающих с таким взглядом, что желание общаться пропадало. Девочка была и напугана и заинтересована одновременно. Конечно, внешний вид собеседника оставлял желать лучшего, но все же вежливость как её учили, должна была быть на первом месте.
– Нет. Все хорошо. Не волнуйтесь, – мило улыбаясь, проговорила она, видимо от смущения называя незнакомого человека на Вы, хоть он и был явно не равного с ней статуса, а затем нагнулась, что бы собрать цветы.
Пашка тоже наклонился, помогая ей в этом деле, и когда последний цветок был собран в букет, он протянул ей собранную часть.
– Спасибо, – так же вежливо проговорила она, принимая букет – Вы извините, мне идти надо, а то папенька ругаться будет, – проговорила она, смущаясь и отходя немного в сторону, быстро убежала на второй этаж, словно её и не было совсем. На какое-то мгновение Павлу даже показалось это сном, но уставившись в пол, он обнаружил там несколько опавших лепестков, что говорило о реальности происходящего. Подобрав их и крепко сжав в руке, он поспешил на конюшню. Наступала новая жизнь, которая сейчас уже не казалось ему такой ужасной, и расставаться с ней он хотел все меньше и меньше.